Еще до прихода Гитлера к власти Штольце был посвящен в самые сокровенные тайны германского государства, знал всю сеть немецкого шпионажа как в стране, так и за рубежом. Уже во времена Веймарской республики он служил начальником первой секции абвера, или немецкой военной разведки, и контролировал всю секретную переписку между центральным аппаратом разведки и штабами военных округов.
В 1937 году адмирал Канарие, сменивший на посту шефа немецкой разведки полковника Николаи, назначил Эрвина Штольце начальником группы "А" при седьмом отделе абвера. Штольце часто бывал с секретными докладами у самого Гитлера. 15 сентября 1944 года он был назначен начальником Абверштелле-Берлин, имеющей кодовое обозначение "Коммандо Мельдегебит".
Я нашел возможность ознакомиться с письменными показаниями начальника абвера. Понимая, что его служебная карьера кончена раз и навсегда, он охотно давал показания, считая бессмысленным утаивать что-либо.
Эрвин Штольце охотно сообщил о поездке Канариса во Львов к митрополиту Шептицкому, о его разговоре с "князем церкви". До приезда Канариса у Шептицкого побывал другой крупный немецкий разведчик - капитан и профессор теологии Ганс Кох. Шептицкий хорошо знал Коха еще со времен первой мировой войны.
Канарису не понравился независимый тон, каким разговаривал с ним митрополит. Его рассердила дерзость митрополита, который, кончая аудиенцию, сказал, улыбаясь: "А я-то думал, что адмирал должен быть на море, а он, оказывается, стоит у руля военной разведки!" Вильгельм Канарис с неудовольствием повторил эту фразу Штольце в Берлине, а тот в свою очередь сообщил ее на допросе офицеру советской контрразведки.
Пока митрополит принимал адмирала Канариса, в соборе святого Юра шла торжественная служба. Вдруг, расталкивая молящихся, перед капитулом появился отец Теодозий Ставничий. Ветер развевал его седые волосы и полы расстегнутого пыльника. Прихожане с удивлением разглядывали полубезумного старика. Навстречу Ставни-чему по лестнице быстро спускался митрат Кадочный. Увидев отца Теодозия, он недовольно сказал:
- Почему вы не были на торжественном молебствии, отец Теодозий? Мы молились сообща, все пастыри и верующие, о даровании победы над врагами, а вы... Митрополит будет недоволен.
- Где митрополит? - закричал Ставничий.
- У его эксцеленции какой-то важный, очень почетный гость. Видите? - И Кадочный показал на прижавшийся к стене капитула длинный синий лимузин "хорх" с нацистским флажком на сияющем радиаторе.
Шофер лениво опирался о кузов машины и с любопытством разглядывал богомольцев, заполонивших подворье. На поясе шофера поблескивала пряжка с надписью: "Готт мит унс!"
Ставничий оттолкнул Кадочного, взбежал выше и, опираясь ладонями о каменные перила балюстрады, закричал:
- Люди!.. Слушайте меня... Я тоже учил вас заповеди "Не убий!"... Я учил вас смирению и добру. А они, мои иерархи, отняли у меня единственную дочь и выдали ее убийцам. Они подло предали ее... Единственную дочь... Вы слышите, как пахнет горелым? Это сжигают за Лычаковом ваших близких... Их тоже убили те, кто пришел к нам е надписями на поясах: "Готт мит унс!" Люди!..
- Боже... Да он сошел д ума! - в ужасе воскликнул Кадочный, закрывая лицо руками. Но тотчас же оглянулся и, увидев подбегающего дьякона, скомандовал: - Звонаря туда! - Он показал пальцем в сторону колокольни.- Глушить безумца!..
- Вам говорят в проповедях о крови Христа, - продолжал отец Теодозий,- а тот, кто пролил кровь ваших братьев и сестер, пирует сейчас с митрополитом. Вон его машина... Смотрите...
Взгляды многих богомольцев повернулись к лимузину, и испуганный шофер, не понимая, что выкрикивает этот безумный старик, на всякий случай заскочил в кабину и расстегнул кобуру пистолета.
Быстрой кошкой вбежал по крученой лестнице на колокольню молодой звонарь. Схватил веревку, идущую К языку древнего колокола "Дмитра". Гулкий, надтреснутый звон древнего колокола заглушил Теодозия. Оттаскивая Ставничего от балюстрады. Кадочный исступленно закричал:
- Не слушайте его... Братья во Христе! Разум его помутился!
- Уйди! - с ненавистью толкая в грудь митрата, сказал Ставничий.- Такой же, как и все, иезуит... Подлые, святоюрские крысы...
На подмогу древнему колоколу пришел своим звоном колокол поменьше, заглушая голос Ставничего. Богомольцы видели только, как беззвучно раскрывается его рот.
Два крепких румяных дьякона вместе с митратом Кадочным схватили Ставничего под руки. Он отбивался изо всех сил. Они оторвали его от каменных перил и поволокли в глубь собора, в захристие, подальше от взглядов верующих.
Недобрую весть о гибели Иванны обитателям подземелья принес садовник Вислоухий.
- Мы все виноваты в том, что не сумели задержать ее здесь,- горевал Журженко.
- Нельзя, ни в коем случае нельзя было оставлять ее без присмотра ни на минуту! - сказал Садаклий.- Такая потеря!
- Эх, Покидан, Покидан! - упрекал Журженко.- Такая девушка из-за тебя погибла!
- Да я что? Товарищ капитан! - чуть не плача оправдывался Покидан.- Кто мог подумать? Вы ее давеча уговорили не ходить к отцу, она утихомирилась. Если бы кто шел снаружи, сигнализация сработала, и я бы проснулся. Чуток задремал, а она, как ящерица, прошмыгнула...
...Несколько дней Садаклия не было, а когда он вернулся, люди узнали, что он был в Ровенских лесах. Новости, которые привез из Ровно Садаклий, были утешительными. Ему удалось связаться с партизанским отрядом особого назначения, которым командовал полковник Дмитрий Медведев, и с действующим на Волыни партизанским соединением "дяди Пети" - полковника Антона Бринского. Оба командира охотно согласились принять к себе беглецов из львовской Цитадели. Среди них было немало обстрелянных парней, бывших пограничников.
Было решено: раненых оставить в подземелье до полного выздоровления под опекой Цимбалнстой и садовника Вислоухого, а остальным готовиться к перебазированию в Цуманские леса и на Волынь.
Садаклий направил Журженко на разведку в город, поручив прикрывать его Щирбе.
"СЮРПРИЗ"
Журженко с каждой минутой чувствовал себя лучше и увереннее. Опираясь на палку, опустив пониже на лоб велюровую шляпу, которую притащил ему вместе с костюмом Голуб, он прошел по аллеям Иезуитского сада до круглой ротонды. Еще в австрийские времена в ней обычно играл гарнизонный оркестр, развлекая гуляющую публику военными маршами и вальсами Иоганна Штрауса.
- Пане капитан, если не ошибаюсь,- вдруг услышал Журженко рядом.
У ротонды, приподняв черный котелок-"мелоник", стоял невысокий пожилой человек в пенсне, с остроконечной бородкой. Журженко не узнал этого человека и, уклоняясь от встречи с ним, сказал:
- Простите, вы ошиблись! - и шагнул дальше. Но бородатый быстро пересек ему дорогу и, размахивая котелком, сказал укоризненно:
- Ай-ай-ай! Как можно не узнавать старых знакомых, товарищ капитан Журженко? Неужели вы не помните, как мы с вами пировали на заручинах в доме Ставничих? Вы еще произнесли такую чудесную речь о ветре, ворвавшемся к нам с Востока. Как же сейчас обстоит дело с этим "ветром", пане капитан?
Журженко уже узнал говорливого адвоката Гудим-Левковича. В язвительном тоне, каким произнес слово "товарищ" Гудим-Левкович, капитан почуял опасность и, ускоряя шаг, бросил:
- Слушайте, я вас вижу впервые! Гудим-Левкович резким движением вырвал у него палку и, отшвырнув ее в кусты, сказал с ненавистью;
- О нет, пане капитан! Так быстро мы с вами не расстанемся! Теперь мы поквитаемся с вами! - Адвокат заметил быстро подходящего к ним украинского полицая. Большой радостью была для Гудим-Левковича эта нежданная подмога.- Пане полицай! Пане полицай! - запричитал адвокат, подзывая Щирбу.- На минуточку!
Щирба быстро подошел к Гудим-Левковичу, и тот с облегчением показал на Журженко:
- Задержите его! Это переодетый большевистский командир, к тому же, наверное, еврей! Берите его! Берите! А те пять литров водки вместе с мармеладом, которые полагаются по приказу бригаденфюрера СС за выдачу еврея Каждому украинскому патриоту, я вам презентую, Возьмите себе на здоровье! - И, довольно потирая маленькие ручки с золотым перстнем, Гудим-Левкович весело хихикнул.
Щирба вытащил из кобуры никелированный "вальтер" и, направив его в спину капитана, сказал адвокату:
- Благодарю вас, пане меценас! Только пойдемте вместе. Надо будет записать ваши показания...
Когда они втроем дошли до каменной ограды монастырского сада и Щирба, вынув ключ, воткнул его в скважину узкой двери, Гудим-Левкович обеспокоился:
- Позвольте, это же сад митрополита, а не комиссариат полиции! Куда вы меня ведете?
- Веду куда надо,- спокойно ответил Щирба, открывая калитку и пропуская в нее первым Журженко с поднятыми руками.- У нас здесь особый пост полиции. Мы охраняем покои его эксцеленции и вылавливаем среди прихожан подозрительных, вроде этого типа.
По его знаку Гудим-Левкович перешагнул порог калитки и, подождав, пока Щирба закрыл ее, мелкими шажками просеменил за капитаном. Как только Щирба откинул первую тачку, обнажая потаенную дверцу, ведущую в подземелье, Гудим-Левкович запричитал:
- Послушайте, я не пойду туда!
- Я вам уже объяснил: у нас здесь свой тайный пост. Для таких доверенных конфидентов, как вы, пане адвокат!
- Откуда вы знаете, что я адвокат? - уже не па шутку встревожился Гудим-Левкович, глядя на Щирбу узенькими глазами.
- Ну кто же из местных людей, от Турки до Сокаля, не знает пана адвоката Гудим-Левковича? - сказал, улыбаясь, полицай и дал знак Журженко, чтобы тот опустил руки.- Ваши блестящие речи в защиту украинских националистов надолго запали в души молодежи.
Тем временем Журженко открыл вход в стене, обнажая черное отверстие, ведущее под землю.
- Куда вы меня ведете? Я буду кричать! - срывающимся голосом пискнул адвокат.
- К добрым людям веду.- Крепко схватив адвоката за руку, Щирба подтолкнул его к дыре.- К настоящим украинским патриотам! Вы доложите им об этом вражеском агенте и получите благодарность!
- Почему сюда? Я не хочу! - упираясь ногами в тачку, взмолился Гудим-Левкович.
- Закрой морду! Ну! - приказал Щирба и перевел ствол пистолета на Гудим-Левковича.- Если еще пискнешь, ляжешь здесь же трупом. Давай вперед! - И он толкнул адвоката в темное отверстие.
Шум карбидных ламп и примусов, темные силуэты раненых, лежащих под стенами на соломе, мрачные своды подземелья - вся эта непривычная обстановка, в которую попал Гудим-Левкович, окончательно парализовала его волю.
На прямой вопрос Садаклия: "Какова ваша кличка в зондердинсте?" - адвокат покорно ответил:
- "Щель".
Ни Садаклий, ни Журженко не рассчитывали на столь быстрое признание. Только страх мог заставить галиц-кого политика, привыкшего всю жизнь хитрить, изворачиваться, обманывать, "расколоться" столь быстро.
- Понятно, значит, вы играли роль той самой щели, сквозь которую немцы пытались шпионить за настоящими патриотами?-уточнил Садаклий, выкладывая содержимое бумажника адвоката.
- Так точно! - ответил Гудим-Левкович.
- У кого вы на связи? - спросил Садаклий, быстро пробегая какое-то письмо на немецком языке.
- У гауптштурмфюрера Энгеля.
- Где с ним встречаетесь? Адрес конспиративной квартиры?
- По средам в пять вечера. На Фюртенштрассе. восемьдесят пять, в квартире лейтенанта украинской полиции Филиппа Вавринюка. Он мне сдал ее до осени.
- Телефон там есть? - спросил Садаклий.
- Так точно! Два семнадцать пятьдесят четыре...
- Одно место встречи? - спросил Садаклий.
- Нет, зачем,- поправился адвокат.- Иногда я прихожу на Майенштрассе, десять.
- На квартиру к гауптштурмфюреру Кнорру? - сказал Садаклий, посмотрев в глаза Гудим-Левковичу. Тот съежился под этим взглядом:
- Да...
- Кнорр курирует теперь в зондердинсте вопросы церкви, не так ли? - спросил Садаклий.
- Да, он хорошо ориентируется в церковных делах! - согласился Гудим-Левкович.
- И вхож к митрополиту?
- Разумеется.
- Кнорр присутствует на встречах с Энгелем на Майенштрассе. десять? - спросил Садаклий.
- Как правило - всегда.
- Он давал вам задания освещать церковные дела?
- Непосредственно от Кнорра я получил два задания,- ответил Гудим-Левкович,
- Какие именно?
- Он просил меня составить список священняков-москвофилов, тех, кто. относится с симпатией к Советской России.
- А второе задание? - спросил Садаклий.
- Я получил его вчера,- сказал Гудим-Левкович.- Гауптштурмфюрер распорядился собрать информацию об отношении униатского духовенства Львова к казни Иванны Ставничей...
- Так... так...- постукивая пальцами по деревянному ящику с наклейками, задумчиво протянул Садаклий.- А с какого же года вы стали сотрудником польской охранки - дефензивы? - быстро спросил Садаклий.
- Нет... Нет... Честное слово, нет! - засуетился Гудим-Левкович.- С поляками я не сотрудничал. Христом-богом клянусь! - И он впопыхах перекрестился.- Чего нет, того нет. Мои патриотические убеждения украинского деятеля не позволяли...
- Но ваши патриотические убеждения "украинского деятеля" позволили вам стать тайным агентом немецкого СД,- вмешался Журженко.
- Погодите, Иван Тихонович! - остановил его Садаклий.- Надо еще кое-что выяснить.- Он аккуратно сложил письмо, запрятал его обратно в конверт с золотым тиснением и спросил: - Значит, вам знакома жизнь капитула, раз Кнорр давал вам подобные поручения.
- Видите ли, я пять лет был внештатным юрисконсультом митрополита,- разъяснил Гудим-Левкович.- Я вел спорные дела по его имению в Прилбичах, судился с лесопромышленниками в Карпатах. Там ведь большие лесные угодья капитула. Митрополит меня хорошо знает. И священников у меня знакомых очень много.
- Почему выбор митрополита пал именно на вас?
- Меня порекомендовал ему мой старый сослуживец по австрийской армии, управляющий имениями митрополита инженер Андрей Мельник.
- Так называемый "вождь" украинских националистов?- улыбнувшись, спросил Садаклий.
Адвокат, не уловив оттенка иронии в голосе своего следователя, поспешно сказал:
- Один из вождей! Один из вождей! Ведь сейчас на этот пост претендует Степан Бандера. После известного путча молодых...
- Ответьте мне прямо, пане меценас,- величая Гудима-Левковича по-местному, как принято в Галиции называть адвокатов, и отчеканивая каждое слово, спросил Садаклий,- отец Теодозий вызвал Иванну в Кравчицы по наущению митрополита?
- Я думаю... его эксцеленция посоветовал это сделать...
- И одновременно сообщил в гестапо, что письмо отправлено? - спросил Садаклий.
- Вот этого я не знаю... Ей-богу, не знаю... С митрополитом я давно не виделся. Вот крест святой! - Адвокат снова осенил себя крестным знамением и взглянул на своды подземелья, как бы побаиваясь, не подслушал ли его слова кто-либо из каноников.
- Где находится отец Теодозий? - спросил Садаклий.
- Его эксцеленция поступил с ним очень милостиво. Вместо того чтобы направить отца Теодозия за его кощунственные выкрики по адресу немецких властей в тюрьму, митрополит объявил его умалишенным. Отца Теодозия отвезли в психиатрическую лечебницу на Кульпарков. Он находится там под присмотром отца Николы Яросевича.
- Кто такой Яросевич?
- Священник в каплице святого Иосифа. Он и живет там, на территории лечебницы,- сказал Гудим-Левкович, видимо желая расположить к себе следователя.
- А что значит это приглашение? - взмахнув письмом, спросил Садаклий.- Откуда вы знаете штурмбан-фюрера Дитца?
- О. я его знаю еще по австро-венгерской армии! - охотно признался Гудим-Ловкович.- Он ведь из-под Львова. Мы вместе с ним служили в "украинской галицкой армии", вместе с ним Киев ходили брать в девятнадцатом, да большевики надавали нам по шее.
- И Ганса Коха знаете? - спросил Садаклий.
- Ну разумеется! Он разведкой в "украинской галицкой армии" ведал. Его даже на переговоры с Деникиным командование посылало! - сказал адвокат.
- Поэтому, прибыв с немецкими войсками во Львов. он поселился в палатах митрополита? Не так ли?
- Совершенно верно! Ведь капитан Ганс Кох является одновременно и профессором теологии. Они старые друзья с митрополитом.
- Куда же и по какому поводу приглашает вас штурмбанфюрер Дитц? - спросил Садаклий.
- Сегодня вечером, в ресторане "Пекелко". он празднует день своего рождения. Мы старые комбатанты...
- Но ведь ресторан "Пекелко" только для немцев - "нур фюр дейче"? - пошутил Журженко.
- Пан Дитц человек без предрассудков. Долгие годы он прожил с нами и понимает, что без дружбы с галичанами ему придется плохо,- сказал Гудим-Левкович,- он будет слеп.
- Кто там будет еще, кроме именинника? - Садаклий опять посмотрел на конверт.
- Коллеги. Друзья...
- Какие коллеги?
- Ну, из гестапо... Из зондердинста... Из криминаль-полиции.
Садаклий встал и потянулся, как бы разминаясь. Потом он позвал в соседний отсек молчавшего во время допроса Голуба, Журженко и Щирбу. показав Зубарю знаком на адвоката. Когда они очутились в стороне от главного подземного зала, Садаклий тихо спросил Голуба:
- Вы хорошо знаете расположение ресторана "Пекелко"?
- Как свои пять пальцев! Сколько раз канализацию там прочищал! Харчили меня за это бесплатно на кухне!