Пока галицкие "сичевые стрельцы" тысячами гибли от сыпного тифа на "большой Украине", он помогал пилсудчикам во Львове подавлять революцию на Украине.
А когда во Львов пожаловали почетные гости из командования войск Антанты и президента Вильсона - французский генерал Бартелеми, английский генерал Картон де Виятр, делегат Соединенных Штатов Америки профессор Лорд, английский полковник Смит,- Шептицкий подчинился их воле.
Это по их прямому настоянию галицкие украинцы вынуждены были прекратить вооруженную борьбу за свой исконный исторический город, чтобы спустя некоторое время видеть, как под торжественный перезвон колоколов всех католических костелов и монастырей Львова по мостовым, на которых еще так недавно алела кровь убитых украинцев, будет проезжать встречаемый победителями сам маршал Франции Фош, один из создателей католического "санитарного кордона" против большевизма. Польша должна была стать таким заградительным кордоном против проникновения коммунистических идей в Европу.
Не только военный министр правительства Пилсудско-го генерал Станислав Шептицкий, папский нунций в Польше, монсеньор Ратти - будущий папа Пий XI, но также и он. митрополит греко-католической церкви Шептицкий, деятельно помогали создавать такой кордон.
В конце двадцатых годов граф в мантии митрополита созывает в свою палату на Святоюрской горе самых верных ему представителей галицкой украинской буржуазной интеллигенции и духовенства.
Оставляя в книге посетителей автографы и целуя затем перстень на морщинистой, дряблой руке "князя церкви", возле его трона рассаживаются: судебный советник в отставке Алексей Саляк, один из бывших руководителей "Січових стрільців" доктор Мыкола Галущинский, священник Петр Голинский и Иосиф Раковский, лица светские - Роман Гайдук, Алексей Мельникович и представительница католичек, исступленно обожествляющая Шептицкого, Мария Янович.
Митрополит по-отечески благословляет каждого из них и затем предлагает подписать программное заявление об организации "Украинской народной католической партии". Митрополит выражает надежду, что новая партия сможет довольно быстро занять видное место в общественной жизни Галиции. Она будет тараном в общих мероприятиях по укреплению католицизма, известных в народе под названием "Католического Действия".
"Князь церкви" создает еще одну фалангу воинствующего католицизма и одновременно мышеловку для поимки оппозиционно настроенных галичан. Сам он остается и на сей раз верен своей излюбленной манере - быть в тени и через подставных лиц дирижировать с холмов Святоюрской возвышенности, подобно тому как его святейший патрон папа римский дирижирует подготовкой к новой мировой войне с высоты Ватиканского холма через господина Видалэ и других верных агентов Рима.
Так во Львове, единственном в мире городе трех митрополий Ватикана - римско-католической, греко-католической и армяно-католической (последняя в годы немецкой оккупации занималась вербовкой польских армян в гитлеровский "армянский легион"),-появляется еще один центр вмешательства в общественно-политическую жизнь галичан - "Украинская народная католическая партия".
Для того чтобы придать известность новой, воздаваемой по указанию Ватикана партии и утвердить в народе мысль об ее "оппозиции" к правительству Речи Посполитой, львовская полиция с места в карьер конфискует первое издание программного заявления.
Митрополит Шептицкий предпринимает "интервенцию". Он звонит официальным чинам полиции, воеводства, обращается в Варшаву и, конечно же, добивается снятия цензурного запрета. Цель достигнута вдвойне: широким кругам украинцев становится ясно, что пилсудчики "не довольны" новой затеей Шептицкого. "Святоюрские крысы" немедленно используют этот предлог для новой волны слухов о том, что "Шептицкий защищает украинцев".
Однако события того же октября 1930 года на землях Западной Украины разрушили всякие надежды "хозяйственного равновесия" и "общественной гармонии", к которым стремился митрополит и его новая партия. По всему миру проносятся вести о кровавой "пацификации" на восточных окраинах Польши. Таким нежным словом "умиротворение" называли пилсудчики кровавые экспедиции против украинского населения в Западной Украине. Сжигаются целые села, население бежит в леса. Наиболее активная его часть берется за оружие, поджигает панские экономии, нападает на "осадников"...
Вождю галицких священников было безразлично, что сгорают целые украинские села, подожженные польскими уланами, что тысячи украинцев холодными дождливыми ночами бегут с насиженных мест в леса Тернопольщины и Ровенщины, что подчас за портрет "гайдамака" Тараса Шевченко, найденный в сельской читальне "Просвіта", население подвергается неслыханным преследованиям. Если он, называвший себя "духовным отцом украинского народа", был и взволнован всем этим, то лишь только потому, что боялся ответного роста революционного движения.
Когда "генерал во Христе" понял, что "Украинская католическая партия" не в состоянии утихомирить народ, он начинает действовать языком военного приказа.
О, в уме ему никак нельзя было отказать! Он проводил свою политику тонко. Он понимал, что всякие крутые меры против народа, который не раз и не два подымался против насильственной и быстрой латинизации с оружием в руках, могут вызвать снова народные волнения и ускорить процесс революционного брожения в Галиции. Гибкий же, осторожный метод осуществления планов Ватикана казался кой-кому либерализмом Шептицкого, его "симпатиями к православию" и только лил воду на мельницу митрополита.
Сидя в своем уютном кресле-троне, он перечитывал "Анти-Дюринг", "Диалектику природы" и "Капитал". Читал для того, чтобы, зная основы научного социализма, всеми силами своего разветвленного церковного аппарата бороться против ненавистного ему с детства, "опасного" учения, все больше и больше проникавшего в города и села Западной Украины и поднимавшего народ на единственно правильный путь прямой борьбы с захватчиками.
"Осторога Его Эксцеленции, высокопреосвященного митрополита Кир Андрея Шептицкого перед угрозой коммунизма", опубликованная в 1936 году, начинается словами: "Кто помогает коммунистам в их работе, даже чисто политической, предает церковь!"
Трудящиеся всего мира в тот год объединяются для отпора фашистской коричневой чумы. Призывы Народного фронта звучат во всем мире, а в Западной Украине первый покровитель украинских фашистов Шептицкий в своем "Предостережении" утверждает: "Наступила минута, когда надо беспрестанно напоминать, что народный, или людовый, фронт является противонародным"...
Но обстоятельства времени все же требуют от Шептицкого, чтобы он разъяснил пастве в своей "Остороге", которую читает с амвонов целая армия его черных воронов вдлинных реверендах: а чем же все-таки является фашизм, против которого зовут выступать угнетенных всего мира коммунисты? И вот тогда голос Шептицкого сразу приобретает вкрадчивое, бархатное звучание. Оказывается, словом "фашизм" коммунисты называют "народные партии, всех националистов во всех странах".
Это писал и говорил старый немецкий агент граф Шеп-тицкий в то самое время, когда с безоблачного неба Испании "хейнкели" и "савойи" со свастиками на фюзеляжах обрушивали смертоносный груз бомб на Гернику, на Мадрид, на другие города католической Испании, убивая сотни испанских женщин и детей!
Это вещал Шептицкий, когда папа римский, его повелитель, благословлял берсальеров Муссолини, чтобы те шли убивать и травить газами христиан Абиссинии!
Это писал и говорил, требуя, чтобы его слова, изложенные в брошюрках библиотеки "Свет солнца и любви", распространялись в народе, граф Шептицкий в тот самый год. когда хорошо известный советской разведке гитлеровский шпион Отто Абец организовывал широко разветвленную "пятую колонну" во Франции, покупал оптом и в розницу целые кабинеты будущих коллаборационистов министров-католиков. Немецкий агент Шептицкий обм.а-нывал народ, призывал его к ненависти против Советской власти и "красной Москвы" в то самое время, как у него по соседству ревностные католики в синих мундирах польской полиции и агенты дефензивы забивали насмерть в лагере Береза Картусская борцов с фашизмом, лучших сынов украинского и польского народов...
Это писал и говорил Андрей Шептицкий, тот самый "князь церкви" и "украинский Моисей", который семью годами позже, уже после сталинградского разгрома немцев, в 1943 году, все еще надеялся на победу фашизма и писал: "Ближайшее весеннее наступление немецкой армии нанесет последний и окончательный, смертельный удар Красной Армии"...
Не успели гитлеровцы 30 июня 1941 года ворваться во Львов, как в соборе святого Юра был отслужен торжественный молебен в честь немецкой армии. Целая стая приближенных к Шептицкому греко-униатских священников, надрываясь от усердия, пела "многая лета" палачам украинского народа - немецким фашистам. Сам митрополит Андрей Шептицкий обратился со словами нежнейшего приветствия к гитлеровской армии и Адольфу Гитлеру, оправдывая тем самым свою репутацию давнего немецкого агента...
Все это промелькнуло в моей памяти, пока я вез больного старика.
Но какое отношение имел владыка к трагедии бедняги и за что тот назвал владыку убийцей?
ЗА МОНАСТЫРСКОЙ СТЕНОЙ
Не задавая лишних вопросов о горе, постигшем человека, я счел своим долгом проводить его домой, до постели. Пусть убедится в гуманизме людей, прибывших с Востока. Пусть поймет, что мы отнюдь не "рогатые антихристы", какими долгие годы старалась представить нас буржуазная пропаганда, а затем гитлеровские захватчики. С другой стороны, я был заинтригован профессионально, так как мне, в числе других членов комиссии, приходилось с первых дней появления на этой древней земле расследовать гитлеровские преступления. Тайна, за которой таилось большое человеческое горе, естественно, заинтересовала меня.
К моему удивлению, фиакр остановился не у жилого дома, а у монастырского здания, возвышающегося на бугре и огороженного массивной крепостной стеной. Прикосновением пальца старик остановил возницу перед высокой колокольней странной четырехугольной формы. С двух сторон, с улицы ко входу в колокольню и еще выше, на погост вели выщербленные каменные ступеньки древней лестницы. У подножия, в нише, серела статуя коленопреклоненного святого - патрона церкви и здешнего монастыря святого Онуфрия. В начале прошлого века не раз эту статую утаскивали по ночам на окраину города пьяные львовские босяки, или "батяры". Перенесение святого на природу было их любимой забавой.
- За этой вот оградой упокоился много лет назад ваш земляк, тоже прибывший сюда с Востока, первопечатник Руси Иван Федоров,- сказал старик.- А сейчас я попрошу вас, любезный, коль вы были так сострадательны ко мне, подняться во двор и зайти направо в келью двадцать один. Там должен быть приютивший меня отец Касьян. Скажите ему, что я здесь, и попросите сойти. Если же нет его дома, поедем дальше.
Признаться, слово "отец" несколько меня насторожило. Когда же, найдя нужную келью, я застал в ней высокого священника в сутане и целлулоидном белом воротничке, облегавшем его загорелую шею, моя настороженность усилилась еще больше.
"Вот те и на! - подумал я.- Решил помочь старому человеку, а попал в гнездо церковников. Этого еще не хватало!"
Отец Касьян принял меня очень любезно и, когда я объяснил ему, что привело меня сюда, заторопился, сказав, что он сам приведет сюда "отца Теодозия".
- Позвольте, но я не расплатился с извозчиком! - сказал я.
- Ну, это пустяки,- отмахнулся священник.- Вы нам оказали неоценимую услугу! - И он быстро вышел, оставив меня одного в келье с низкими сводчатыми потолками.
Отец Касьян говорил по-русски без всякого акцента. чисто и даже несколько старомодно. Это было большой редкостью в этих краях, особенно для служителей униатской церкви, к которым, судя по облачению, принадлежал и хозяин кельи. Разглядывая ее неприхотливое убранство и столик с последними номерами львовской газеты "Вільна Україна", я сделал вывод, что обитатели кельи интересуются текущей политической жизнью.
К работе в комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний, совершенных в западных областях Украины, нам приходилось привлекать и служителей церквей. Фраза же: "Хоронят убийцу", услышанная мною от старика, особенно заинтересовала меня.
Старик в панаме еще пошатывался, когда отец Касьян ввел его под руку в келью. Священник сразу уложил старика на узкую коечку под окном и принялся расшнуровывать стоптанные, запыленные башмаки с тупыми носами.
- Вот спасибо, вот спасибо, отец Касьян,- тихо приговаривал старик.- Молодой человек проявил столько христианского милосердия и доставил меня сюда. Случись иное - больница бы меня убила. После всего, что произошло, не выдержал бы я ее!
Тем временем отец Касьян достал из шкафика, прибитого к стене, лафитничек из малинового стекла с гранеными боками, наполненный какой-то жидкостью, и поставил на столе две рюмки.
- Чем хата богата, тем и рада,- сказал он, придвигая ко мне рюмку и доставая из шкафика блюдо с домашним печеньем.- Это наша, монастырская, настоянная на почках черной смородины. Не побрезгуйте! - И он налил в рюмку темно-зеленую жидкость, от которой сразу распространился по келье запах весеннего сада.
- Спасибо, я не пью! - отказался было я.
- Да вы не бойтесь! Одна рюмочка не повредит,- сказал, улыбаясь, священник и, налив свою рюмку, тут же пригубил ее, доказывая тем самым, что мне нечего опасаться его зеленого угощения.
Делать было нечего. Чтобы меня не заподозрили в трусости, я тоже отпил половину рюмки пахучей, слегка горьковатой настойки.
- Весна, пойманная в бутылку,- сказал отец Касьян.- Сделана по отцовскому рецепту. Когда мы жили в Бердянске, на Матросской слободке, в садике у хозяина-рыбака было много кустов черной смородины. Бывало, как весна, отец нащипает молодых листочков и в бутыль их, а потом заливает виноградным самогоном. Самый сильный витамин, если, конечно, не злоупотреблять им.
- А вы давно из Бердянска сюда возвратились? - спросил я.
- Как и все беженцы. После Рижского договора России с Польшей,- сказал священник.
- Вас туда вывезли после Брусиловского прорыва, еще в годы- первой мировой войны?
- Вы угадали. Оказывается, вам знакома история нашего края! - удивился священник.
- Я историк по образованию и сам некогда работал в Бердянске и в Ростове-на-Дону. Тамошние люди рассказывали, что в первую мировую войну у них жило много беженцев из Галиции.
- Я не всегда носил сутану,- продолжал священник.- В Бердянске я учился в светской гимназии, правда не закончил ее. Приехал сюда, и родители определили меня в частную украинскую гимназию, которую основали меценаты Кукурудзы. Кончил ее, а дальше дороги нет.
Украинский университет здешние магнаты открывать не разрешали. В Галиции, под австрийским, а затем польским владычеством, многие молодые люди, чтобы обеспечить себе кусок хлеба и получить образование, вынуждены были идти в духовные семинарии. Ведь это было единственное учебное заведение, куда свободно принимали украинцев. Поступил и я туда. Закончил семинарию, получил сан. Ждал вакантного прихода, а тут ваши войска пересекли реку Збруч осенью 1939 года - Советская власть объявлена. Добрые люди помогли мне стать педагогом. Ну, а когда немцы все школы позакрывали, пришлось пойти в консисторию и опять надеть сутану...
Легкий храп, доносившийся с койки, на которой лежал мой случайный знакомый, заставил меня заторопиться.
- Теперь вы знаете, где мы живем. Милости просим, заходите в свободное время! - сказал отец Касьян и, поглядев в сторону спящего старика, добавил: - Когда же отцу Теодозию станет лучше, он сам расскажет вам историю своей жизни. Это очень поучительная и очень печальная история!..
...В Раве-Русской мы обнаружили на окраине городка окруженный колючей проволокой лагерь для советских военнопленных, созданный здесь фашистами. После нападения гитлеровской Германии на Советский Союз в этом лагере за год было уничтожено больше восемнадцати тысяч советских солдат и командиров!
Пожилой крестьянин Василий Кочак тихим голосом, озираясь, как бы его не подслушали, рассказал:
- Я работал туточки с декабря тысяча девятьсот сорок первого года до весны тысяча девятьсот сорок второго года. За это время немцы уничтожили и заморили голодом больше пятнадцати тысяч русских. Их трупы отвезли на тракторных прицепах в Волковыцкий лес. Я знаю место, где они зарыты.
- Знаешь, старина? - спросил председатель комиссии.- Тогда поехали с нами...
Страшное зрелище открылось перед нами, когда солдаты расположенной неподалеку воинской части, сопровождавшие нас на грузовике, разрыли 'братскую безымянную могилу: набросанные вповалку друг на друга люди в советской военной форме с пулевыми ранениями в затылках. Их расстреливали по испытанному методу гитлеровцев - в затылок. Сотни и тысячи трупов наших людей. Вот он, фашизм!
Мы вынули у многих из карманов предсмертные записки, блокнотики с адресами родных, сняли с истлевших рук медальоны, определили - на выборку - причину смерти людей, сброшенных в эту общую глинистую яму.
Потрясенные увиденным, мы молча возвращались в Рава-Русскую, как вдруг слева, поодаль, под лесочком, я заметил маленькое, очень опрятное кладбище, огороженное стволами берез. У входа в него, как бы впаянный в лесной грунт, стоял каменный алтарь с большим крестом.
Я тронул Кочака за плечо и спросил:
- Что это?
- Здесь французов похоронили. Тех, что полонили гитлеровцы...
Французы? Новое открытие! Свободная Франция, как и мы, находилась еще в состоянии войны с гитлеровской Германией, и у нас была возможность сообщить по радио и через печать, что сделали здесь, на украинской земле, с людьми Франции фашисты. И я предложил завернуть к этому маленькому кладбищу.
На ровных могилках лежали каменные одинаковые подушечки с надписями. Я насчитал двадцать два надгробия и две насыпи без них. "Боне Рожер, родился в 1911 году. Годи Пьер, родился в 1915 году. Дастю Пьер. Леплей Жо-зеф. 30 лет. Самье Арман. Блонди Рожер. 29 лет. Посе Поль. 34 года. Гюйон Андре. 30 лет. Райно Шарль. 29 лет. Витто Эужен. 34 года. Сирг Камиль. Бонуа Альфон. Котье Рожер..." - читал я своим спутникам фамилии, а про сьбя думал: "Какая судьба забросила этих сыновей Франции на украинскую землю? Какую тайну скрывает это чистенькое, уютное кладбище, огороженное березовой изгородью?"
Я предложил разрыть несколько могил, чтобы установить причины смерти французов. Но мои спутники запротестовали. Один из них так прямо и сказал:
- Да вы видели сейчас, как там, в Волоковыцком лесу, зарыты наши люди, убитые выстрелами в затылок? Навалом? А эти похоронены культурно, даже алтарь каменный для богослужений есть...