Весёлая и остросоциальная повесть о десятилетнем Петтере из рабочей семьи, живущей в фабричном посёлке современной Швеции.
Петтер и поросята-бунтари
1
Не произносите при мне слов "Апельсиновый освежающий", "Брусничный особый", "Малиновый бальзам", "Зверобой". У меня от них сразу начинаются схватки в животе. Даже Последний-из-Могикан, всеядное животное с лужёным желудком, и тот никогда не решался глотать эту разноцветную пакость.
Изготовление прохладительных напитков - это была, конечно, затея Стаффана. "По патенту д-ра Стаффана Ольссона, Дальбу, Швеция", - написал он красными буквами на этикетках.
- Теперь дело пойдёт, - сказал он. - Налепи только словечки вроде "по патенту" и "доктор" - и публика будет покупать любую подкрашенную приторную водицу. Ей сразу же представляется такой важный лысый господин в белом халате, который обязательно подарит пациенту здоровье, белые зубы, гладкую кожу и чуть ли не вечную молодость.
Это он правильно говорил, что доктора могут всучить человеку любую вонючую гадость. Я по себе знал. Тот доктор, который тыкал мне лампочкой в горло, когда я онемел, дал мне большую склянку с лекарством и сказал: "Три раза в день". Жидкость была коричневая и липкая, а на вкус не лучше, наверное, жареной гадюки. В горле от неё начинался пожар. Ева следила, чтобы принимал эту дрянь, как прописал доктор.
- Ну, давай! - сказала она и в тот вечер. - И прекрати кривляться. Знаешь ведь, что всё равно придётся.
- Это несправедливо, - сказал я. - Горло у меня уже ни капельки не болит. Абсолютно здоровое горло. Вот послушай!
И я принялся визжать, как поросёнок, которого режут. Ева заткнула уши.
- Прекрати! - прикрикнула она на меня. - Ей-богу, иногда я начинаю жалеть, что ты не остался немым. Гораздо бы спокойнее жилось.
Каждый раз повторялась та же история. В конце концов, я кое-как проглатывал эту пакость и корчил при этом такую рожу, что даже Лотта позавидовала бы. Ева отворачивалась, чтобы не видеть, как мне противно. В последнее время она стала привередливой в еде и некоторых вещей совсем не выносила. Это потому, что в животе у неё сидел ребёночек. Ребёночек был, видно, большой привереда, он без конца требовал кислых яблок и заставлял её бегать в туалет, потому что его от всего тошнило.
- Ну как, всё? - спросила она. - Можно смотреть?
- Давай смотри, если не боишься, - сказал я.
Ребёночек у Евы в животе - это была не единственная новость у нас в доме. Много было всяких перемен с тех пор, как я вернулся. Оскар привёл в порядок квартиру, наклеил новые обои, уничтожив все следы нашего со Стаффаном "ремонта", поменял линолеум и покрасил кухонный шкаф. Да он и сам переменился. Он, правда, никогда уже не хохотал, как раньше, но настроение у него было бодрое, и он не сидел без дела.
Иногда к Оскару с Евой приходили их товарищи по работе. Они засиживались со своими разговорами до поздней ночи и всё чего-то там обсуждали. Что надо наконец действовать. Что дальше так продолжаться не может. В общем, про забастовку.
- Ну вот, - сказала Ева, - на сегодня с лечением, слава богу, покончено.
Она закрутила пробку на склянке с лекарством. На этикетке я нарисовал череп с костями и написал: "ОСТОРОЖНО! ТОЛЬКО ДЛЯ ГЛОТАТЕЛЕЙ ОГНЯ". Этот жидкий огонь должен был растопить последние остатки ледяной пробки у меня в горле.
- Я сбегаю на минутку к Стаффану, - сказал я. - Надо подышать свежим воздухом, чтобы выветрился этот вкус.
В первый раз после болезни я вышел из дома. До сих пор я ещё не выходил на улицу. Мне не терпелось поболтать со Стаффаном и рассказать ему, что Оскар пообещал взять нас на рыбалку. Я уж намолчался за свою болезнь. Да и вопросов у меня накопилась уйма. Как там дела с дрессировкой поросёнка? И как с нашими планами насчёт того, чтобы показать его на выставке собак? Успеваем ли мы?
- Ты уже встал? - удивился Стаффан, когда я влез к ному в окошко и устроился между каким-то наполовину разобранным допотопным граммофоном с трубой и продранной качалкой. - Уже здоров, что ли?
- Ничего я не здоров, ещё как болен, - простонал я. - Я, наверно, скоро умру. Вот пришёл попрощаться. У меня малярия, воспаление уха, дифтерит и мигрень.
- Ты что, дурак? - ухмыльнулся Стаффан. - Поздравляло вас с благополучным возвращением в компанию живых! Угостить вас, мой хилый друг, лимонадиком?
Он вышел на кухню и принёс бутылки и стаканы. И я стал рассказывать ему про свой побег и все приключения. В некоторых местах Стаффан прямо помирал со смеху. И я тоже хохотал. Надо же: теперь мне было только смешно, а ведь тогда мне было не до смеха. Теперь это позади, подумал я. Теперь уж я такого больше не испугаюсь. Значит, и я тоже переменился.
- Ну, а как дела у нашего Могиканина? - спросил я, когда кончил рассказывать.
- Отлично, - сказал Стаффан. - Умён, как лошадь, хитёр, как лиса, жирен, как свинья. Одно время он потерял немного форму, но сейчас всё нормально. Надо следить, чтоб не было перегрузок.
- Как по-твоему, к выставке он успеет подготовиться?
- Должен успеть, - сказал Стаффан решительно. - Отступать нельзя. Это и Бродяга говорит. Скоро можно будет выводить его на прогулку по Дальбу без поводка. Вот только надо будет приучить его к собакам, а то ещё перепугается, когда увидит на выставке всех этих надутых породистых уродов.
- Да, но как же это сделать? - спросил я.
- Потом обсудим, - сказал Стаффан. - Что-нибудь придумаем. Тут вот, понимаешь, ещё одно дельце надо провернуть. Деньгу надо собрать, чтоб подать заявку. Двадцать пять монет требуется. И мало ли какие могут быть ещё расходы.
Вот так новость! Откуда ж нам взять такие деньги? Я по опыту знал, как трудно наскрести хоть сколько-нибудь. Неужели всё полетит к чёрту из-за каких-то там несчастных двух десятков крон? Выходит, все наши труды кошке под хвост? Вся надежда была на Стаффана.
- Ну, и как же нам их достать? - спросил он.
Стаффан откинулся с важным видом, будто сидел не на кровати, а в удобнейшем кресле. На месте живота у него вдруг выросло брюшко, щёки обуглились, волосы пригладились, пальцы нетерпеливо барабанили по невидимому письменному столу с невидимыми телефонами и невидимой пепельницей для невидимых сигар, а вокруг него так и чувствовался запах туалетной воды, бумаг и табака. Передо мной сидел не то директор, не то управляющий, не то изобретатель, не то прожжённый бизнесмен - вот-вот выдаст ценное предложение, которое принесёт предприятию самое меньшее двадцать пять крон.
- Значит, так, - сказал он задумчиво. - Можно бы, например, устроить сбор пожертвований с какой-нибудь благородной целью - в пользу незаконнорождённых собак, или на строительство дома отдыха для хрюшек-пенсионерок, или ещё что. Взять пустые консервные банки, ходить с ними по домам и бренчать перед дверьми.
- Ну что ж, - сказал я.
- С другой стороны, - продолжал он, поправив невидимые очки, - я лично против таких приёмчиков. На этот крючок попадаются только добряки, бедняки и склеротики. Есть ещё способ - продавать всякие целебные средства: растёртые в порошок ножки кузнечиков против перхоти и угрей, картофельная юшка от потливости ног и одышки, сушёный подорожник для Укрепления волос и удаления бородавок. Люди хватают такие вещи, как сумасшедшие.
- Ну что ж, - сказал я.
- Хотя вообще-то, - сказал он и заложил большой палец за борт невидимого жилета, - один чёрт. Всё на обмане. Трудно заработать деньги честным путём. Можно бы, конечно, разыскивать под телефонами-автоматами потерянную мелочь. Способ честный, но недостаток его в том, что в нашем Дальбу один-единственный телефон-автомат, и я там уже смотрел.
Он замолчал, и я решил, что запас идей исчерпан, что не осталось ни одной, хотя бы самой завалящей, дохленькой идейки.
Стаффан вздохнул.
Я вздохнул.
Я допил остатки лимонада в стакане.
Стаффан допил остатки лимонада в своём стакане.
В комнате совсем стемнело. Стаффан снова стал самим собой. Директорский животик пропал.
- Нашёл! - вдруг крикнул он и снова как бы раздулся. - Вот дурак, сразу не додумался. Будем собирать пустые бутылки. Точно!
- Ну что ж, - сказал я уныло, потому что ожидал чего-нибудь поинтересней: слишком уж просто для Стаффана.
- Значит, решено, - продолжал Стаффан. - Пустых бутылок всюду навалом. Собираем, часть сдаём и получаем за них деньги. На эти деньги покупаем всё необходимое для приготовления прохладительных напитков - и продаём эти напитки в собранных бутылках. Люди выбрасывают эти бутылки, мы их собираем, наливаем их снова и снова продаём. И так до тех пор, пока не станем миллионерами. Ну, что скажешь? Начнем продавать в воскресенье, во время футбольного матча.
Вот как всё было, когда Стаффан набрел на мысль изготовлять разные там соки-воды.
2
В воскресенье денёк выдался на славу. Жарко и тихо. Солнце сияло над Дальбу и сушила глотки. Самая подходящая погодка для сбыта прохладительных напитков. Толпа народу двигалась к стадиону. Если не считать выставок собак и аукционов, футбольные матчи были самым большим событием в нашем Дальбу.
Мы неплохо подготовились. Мы всё излазали, чтобы собрать побольше пустых бутылок. Всего набралось шестьдесят семь штук. Часть мы оставили в залог тёте Лесбор и на эти деньги накупили разных там вещей, необходимых, по-нашему, для приготовления фруктовых прохладительных напитков, ну, там сахар, апельсиновый сок, черносмородинный сок, уксус. Мы вымыли бутылки и наклеили новые этикетки со всякими, как мы считали, соблазнительными для публики названиями. А еще Стаффан приклеил на всякий случай эти свои "по патенту" и "доктор".
Мы не очень-то представляли, какой должен быть состав, решили взять всего понемножку и смешать. У себя в кладовке Стаффан нашёл целый клад. В картонной коробке, под кучей двоякого хлама, оказалось полно бутылок, очень красивых и с яркими этикетками. А названия, например, такие: "Доктор'с Спешиал", "Хайлэнд Квин", "Гранд Дэд", "Бифитер", "Реми Мартен", "Отар". Мы взяли несколько штук, отвинтили пробки и понюхали. Пахло приятно. Стаффан решил, что это как раз то, что нужно. Это придаст нашим напиткам крепость и аромат. Он сказал, что бутылки наверняка отцовские, он их бросил тут, когда бросил семью, так что теперь, конечно, и думать про них забыл. В общем, пора было закругляться, и для полноты картины, мы подлили ещё остатки моей микстуры.
Напитки мы везли в старой детской коляске из клеёной фанеры, меня в ней катали, когда я был ещё грудничком. В коляске мы устроили холодильник, набросав туда льда, чтоб бутылки не нагревались. Жарища была такая, что я бы сам с удовольствием туда залез. Я нёс фанерный плакат на ручке, который мы сами смастерили. "ЦЕЛЕБНЫЕ НАПИТКИ Д-РА ОЛЬССОНА ВДОХНУТ В ВАС НОВУЮ ЖИЗНЬ", - вывели мы на плакате большими синими буквами.
Когда мы явились, первый период уже кончился. Наши ребята проигрывали со счётом 1: 2.
- В самый раз пришли, - сказал Стаффан. - Сейчас им как раз может понадобиться что-нибудь подкрепляющее.
Мы протиснулись со своей коляской в толпу красных и потных от жары и волнения болельщиков. Я стал размахивать своим плакатом, и мы заорали во весь голос, чтобы перекричать болельщиков:
- Прохладительное! Вот прохладительное!
Стаффан был прав. Мы явились в самый раз. Народ столпился вокруг нашей коляски.
- Освежающие напитки! Одна крона! - выкрикивал Стаффан, принимая деньги, в то время как я раздавал бутылки.
- Живая водичка! Освежает и омолаживает! Бодрящие напитки! Действуют живительно! - надрывался Стаффан и швырял со звоном кроны в консервную банку.
Публика хватала все подряд - и "Апельсиновый освежающий", и "Брусничный особый", и "Малиновый бальзам", и черносмородинный лимонад "Зверобой". Торговля шла бойко. Мы делали большой бизнес.
- Свеженькие прохладительные! - подстегивал публику Стаффан. - Торопитесь, торопитесь! Кончается!
Напитки быстро кончились. Последнюю бутылку "Зверобоя" купил школьный учитель Травссон, член местного комитета по работе с беспризорными и трудновоспитуемыми и сотрудник отдела народного образования, заместитель церковного старосты и пассивный член местного отделения Комитета по делам спорта, маленький, обидчивый, пузатенький и лысенький человечек. Физиономия у него была багровая, и он всё время вытирал лоб рукавом рубашки.
- Уф! - пыхтел он. - Ну и жарища! Просто пекло!
- "Зверобой" прохлаждает и увлажняет, - сказал Стаффан. - Он утоляет жажду, как горный ручей, и на любой, самой лысой лысине, волосы от него растут, как трава весной.
- Постыдился бы, сопляк! - рявкнул Травссон. - Грубиян паршивый! - Он не выносил, когда говорили про лысины и волосы.
Ну, всё. С делами было покончено. Теперь мы могли спокойно посмотреть матч. Вдруг стадион взревел: Малыш Густавссон забил головой мяч в ворота противника. Счет сравнялся: 2:2.
Атмосфера накалялась, и болельщики охлаждались нашими напитками. Крики и вопли вроде "Давай, давай!" становились всё громче и всё неразборчивей. Одна азартная дамочка, подкрепившись "Малиновым бальзамом", трахнула своей сумочкой "под крокодилову кожу" солидного пожилого господина прямо по голове. Тот в свою очередь повернулся к мужчине сзади и прошипел: "Ну, берегитесь, болван вы этакий!" Мужчина сделал шаг назад и так отдавил ногу какой-то женщине, что та взвизгнула. "Смотрите, куда ставите свои ножищи, хам неотёсанный, - прошипела она раздражённо. - Вот скажу мужу, он вас проучит". Муж перетрусил и попытался улизнуть, но был остановлен свирепого вида верзилой, который сказал: "Стоп! Куда лезете!" В общем, наши напитки вроде бы и правда оказывали живительное действие.
Всего за десять минут до конца матча судья назначил штрафной. Футболист из местной команды Будка Свенссон так здорово обыграл противника, что противник кувырком влетел прямо в объятия публики. С решением судьи никто не согласился.
- Судью с поля! - возмущённо вопили болельщики.
Началась страшная неразбериха. Компания болельщиков, к которой угодил противник, тщедушный правый крайний Пташка Ларссон, ни за что не хотела его отпускать. В этой сумятице на поле вдруг выскочил школьный учитель Травссон.
Он мчался на удивление большими скачками - этакий пузатый лось в тренировочном костюме - прямо к мячу на штрафной площадке. Добежав, он осторожно пнул мяч своим чёрным остроносым ботинком. Мяч покатился, и Травссон, пригнувшись, потрусил за ним.
- Глядите, как надо играть! - крикнул он удивлённым зрителям.
- Давай, Лысый, давай! - заорал Стаффан.
Судья сначала даже не понял толком, что происходит. Потом встрепенулся и засвистел что есть силы в свой свисток, а судьи на линии бестолково замахали своими флажками - будто замигали ошалевшие семафоры. Но Травссон раз и навсегда решил показать народу, всем этим малограмотным шведским судьям, шведскому союзу футболистов, а также - чем чёрт не шутит! - вербовщикам из знаменитых европейских команд "Шеффилд Юнайтид", "Лидс" или "Кайзерлаутерн", что такое настоящий футбол. Он легко обыгрывал невидимых противников, на хорошей скорости - хотя и не очень устойчиво - продвигался к Центру поля, сильными ударами посылал мяч вперед. Болельщики вопили от восторга и хлопали в ладоши.
- Финт, Лысый, финт! - закричали ему, когда судья его догнал.
Но тут уж было не до финтов. Судья вцепился в него обеими руками.
- Пусти! - крикнул Травссон. - Вцепился как клещ.
- Долой судью! Судью с поля! - орали болельщики.
Но судья и не думал его отпускать. Чтобы как-то освободиться, Травссон схватился за резиновый пояс на чёрных трусах судьи, сильно оттянул и отпустил. Резинка хлопнула судью по животу, судья сморщился, но рук не разжал. Травссон ещё раз оттянул резинку. Как всем известно, резинка на поясе - не очень-то надёжная штука. Вот она и лопнула. Судья отпустил свою жертву, когда почувствовал, что его элегантные чёрные трусы сползают.
Травссон продолжал продвигаться к вратарской площадке противника. Защитник Тыква Нильссон предпринял попытку задержать его, но Травссон сделал обманное движение влево, обошёл защитника справа и оказался один на один с вратарём. Удар! - и мяч влетел прямо в верхний левый угол. Тут уж не помогли бы никакие прыжки, броски и падения. Против такого результативного форварда, как Травссон, никакому вратарю было не устоять. У Травссона удар был смертельный.
Стадион ревел.
- Матч окончен! - закричал судья. - Всё, конец! Гол недействителен! Не засчитывается!
Когда болельщики ринулись на поле качать Травссона, мы сразу же ушли. Мы и не подумали собирать брошенные бутылки. Не к спеху, подождёт. Денег у нас и так было больше, чем надо. Я положил наш плакат в коляску. Меня немножко беспокоило, не начались бы какие разговоры насчёт состава наших прохладительных напитков. Они оказались что-то уж чересчур живительными.
- Чокнутый всё же народ эти болельщики, - сказал Стаффан.
- Да уж, - сказал я.
- Зато каков бизнес, а? Просто блеск! - сказал Стаффан.
- Да уж, - сказал я. - Бизнес ничего себе.
- Теперь, наверно, сможем даже купить новый поводок нашему Могиканину, - сказал Стаффан.
На обратном пути нас обогнал какой-то велосипедист. К спутанным волосам у него прилипла лепёшка грязи. А лицо было такое напряжённое, будто он изо всех сил старался не упасть.
- Не иначе, с футбола, - усмехнулся я.
3
Лампа замигала в окошке. Два коротких и один длинный.
Если б где-нибудь поблизости была какая-нибудь башня с часами, они пробили бы сейчас ровно одиннадцать ударов. И если б в эту ночь светила полная луна, а где-нибудь поблизости была стая волков, они все как один стали бы выть, задрав морды к чёрному небу, усеянному звёздами и летучими мышами.
Но всё было тихо в этот час, когда я увидел сигналы Стаффана. Слышалось только мирное посапывание Лотты. Я на цыпочках подбежал к окну и просигналил в ответ: "Вас понял. Одеваюсь".
Не заснуть до одиннадцати оказалось не трудно. Я лежал в слушал разговоры на кухне. Они, как я понял, планировали какую-то там демонстрацию у себя на фабрике.
Я почувствовал даже смешную ребяческую гордость. Если б я не сбежал, Оскар с Евой, может, и не вели бы сейчас всех этих разговоров со своими товарищами с фабрики, думал я. Потом я представил самого себя в роли неустрашимого народного вождя. Вот я стою перед народом - в пижаме, в кепке и с бородой - и держу речь. "Товарищи! - говорю я. - Час настал! Проснитесь!"
Тут я услышал голос Евы.