Эти вопросы беспокоили правительство, и для их разрешения оно создало особую комиссию. В нее вошли известные люди Англии, политические деятели, ученые и многие практические дельцы. Был приглашен и Роберт Оуэн. Это приглашение в комиссию не застало его врасплох. На первом же заседании он представил на рассмотрение свой удивительный план. Он предложил все суммы, собранные в церковных приходах в виде налога в помощь бедным, не тратить на организацию рабочих домов и приютов, а употребить на покупку пустующих земельных участков; на этих участках приходы должны организовать для своих бедных общины, или колонии, рассчитанные каждая на 1200–1500 человек.
Оуэн представил членам комиссии чертеж с планом построек колоний. Здесь был большой жилой дом, общественная кухня и столовая, детские сады, школы, библиотека и зал для чтения, - одним словом, все, что было и на его фабрике в Нью-Лэнарке. Деньги понадобятся приходу только на покупку земли, на первое обзаведение, а затем уже доходы ферм и мастерских колонии окупят остальные расходы. Эти фермы и мастерские дадут также средства для членов колонии к безбедному существованию. "Хозяина в этой общине, или колонии, не будет! - говорил Оуэн. - Все члены колонии сообща будут владеть и фермами и мастерскими. Не будет в общине ни наемных рабочих, ни наемного труда, ибо на фермах и в мастерских изготовлять продукты будут все члены общины и затем распределять их между собой. С работой будет связано их собственное благополучие: чем усерднее члены общины будут работать, тем обильнее будет их стол, тем лучше одежда, тем богаче библиотека… В общине не будет ни господ, ни слуг, ни хозяев, ни рабочих, ни богатых, ни бедных… Здесь будут только равноправные работники, трудящиеся не ради барышей какого-нибудь отдельного лица, а ради выгод, в которых они, как участники, сами заинтересованы!"
Так говорил Роберт Оуэн, а члены комиссии, слушая его восторженную речь, с тревогой думали: "Уж не хочет ли Оуэн перевернуть весь мир?" И ими начинали овладевать смутные опасения.
Они с удивлением глядели на этого странного человека, который был крупным собственником, владел одной из богатейших фабрик Англии и в то же время говорил о каких-то общинах без хозяина и без наемных рабочих. Членам комиссии казалось, что эти новые, неслыханные речи угрожали их собственному существованию, их спокойной и сытой жизни. Им чудилось, что здесь дело уже идет о переустройстве всего государственного строя, к которому они привыкли и который давал им столько выгод… И действительно, дальнейшая деятельность Роберта Оуэна показала, что они не ошиблись.
Оуэн не переставая стал горячо рекламировать пользу организации промышленно-земледельческих колоний, писал статьи, составлял проекты, разъезжал по всем городам Англии и выступал на митингах, чтобы распространять свои взгляды. Потом ему стало мало одной Англии, и он предпринял путешествие по Европе, посетил выдающихся людей Франции, Германии, Швейцарии, заводил знакомства с учеными, педагогами, писателями… И всех горячо призывал бороться с бедностью при помощи промышленно-земледельческих колоний. Он убеждал, что введение машин, увеличившее в 12 раз промышленную производительность Англии, настолько обесценило труд, что скоро рабочее население лишится и самого жалкого заработка, и ему предстоит голодная смерть.
Если нельзя рассчитывать на то, что фабриканты добровольно введут на своих фабриках улучшения, подобные тем, какие имеются в Нью-Лэнарке, если нет надежды, что парламент путем фабричного законодательства облегчит участь рабочих, - то пусть исчезнут эти громадные фабрики с их жестокой эксплуатацией, тяжелым подневольным трудом, пусть их заменят промышленно-земледельческие колонии, в которых не будет наемного труда, не будет утопающих в роскоши хозяев и умирающих с голоду рабочих, а все будут равноправными работниками, трудящимися для процветания своей общины! Он, как наивный мечтатель, надеялся, что монархи и правительства, к которым он обращался, помогут ему нанести удар тому промышленному строю, от которого они получали столько выгод… Но все фабриканты, землевладельцы, духовенство, все богатые и влиятельные люди с нескрываемым страхом стали внимать, речам Роберта Оуэна. Если все устремятся в колонии, то и собственникам, которые привыкли жить чужим трудом, ничего больше не останется, как тоже идти в колонии и работать наравне с бедняками. Но богатые люди решительно не хотели работать, им было выгоднее оставаться при старых порядках, и все они дружно восстали против взглядов Оуэна. Особенно ополчилось против него духовенство, которое не могло простить, что Оуэн проповедовал полную религиозную независимость и все религии и поповские бредни открыто называл источником самого глубокого и ребяческого невежества. Кроме того, Оуэн обличал служителей церкви и "святых отцов" в том, что они всегда прислуживали сильным мира и, проповедуя христианскую любовь, ничего не делали, чтобы освободить массы трудящихся из-под гнета их притеснителей.
Новая гармония
Ни у кого не встречая сочувствия, Оуэн все же решил организовать колонию, все члены которой будут равноправными работниками, будут сообща владеть землей и машинами. В 1824 году он совершенно неожиданно получил деловое письмо из Америки, где его имя было хорошо известно. Ему предлагали купить земли, принадлежащие сектантам, захотевшим переселиться в другое место.
Оуэн тотчас же отправился в Америку и купил у сектантов десять тысяч десятин земли, чрезвычайно плодородной и находящейся на берегу судоходной реки в штате Индиана. Здесь были обжитые дома со всеми удобствами, распаханные и засеянные поля, прекрасные фруктовые сады и виноградники. На призыв Оуэна откликнулись тысяча человек, желавших стать членами новой колонии. Это были люди самых разнообразных взглядов, вкусов, привычек, стремлений. Были тут и выдающиеся ученые, и педагоги, и богатые филантропы, проникнувшиеся искренней любовью к страдающему человечеству. Пришли сюда и любопытные, которых прельщала новизна дела; приплелись бедняки, не знавшие, куда преклонить голову; явились и лентяи, хотевшие прожить счастливо без труда; и пройдохи, которые рассчитывали извлечь для себя выгоды из этой новой и необычной затеи.
Свою колонию Оуэн назвал "Новая Гармония". Все члены этой общины имели право на одинаковую пищу, одежду, на одинаковое жилище и воспитание детей и все получали право на одни и те же выгоды. Но дружелюбных отношений между членами общины не образовалось. Было много обид, жалоб и ссор. Члены колонии разбились на отдельные кружки. Более воспитанные и утонченные держались в стороне, не желая сближаться с более грубыми людьми. К труду многие относились с явным презрением, работая как бы поневоле. Добровольный труд не казался для всех членов общины привлекательным.
Оуэн говорил, что нужно с крайней терпимостью относиться к людям, одержимым болезненной ленью, что те, кто уклоняются от труда, заслуживают сожаления. Однако людей, страдающих болезненной ленью, в общине было очень много. Недаром же многие шли в колонию только затем, чтобы пожить сытой, довольной жизнью без труда и без забот. Люди, искренне проникнутые взглядами Оуэна, работали, но их стал тяготить труд: не затем они шли сюда, чтобы работать на бездельников. В этой общине "совершенного равенства" жизнь ничем не отличалась от жизни окружающего их мира; здесь, как и там, были люди трудолюбивые и лентяи, и одни работали на других. Здесь царили те же недружелюбие, вражда и зависть, как в окружающем мире. Настоящего равенства не было, и, видимо, все члены колонии тяготились этой жизнью, основанной, казалось бы, на новых, разумных началах.
Наконец несогласия и ссоры между членами колонии привели к тому, что она окончательно распалась. "Новая Гармония" погибла. И погибла потому, что для жизни, основанной на новых началах, нужны и новые люди, не зараженные привычками и предрассудками старого мира, буржуазного общества. Таких людей неоткуда было взять. Колония погибла, потому что ее члены принесли с собой из окружающего мира все дурные наклонности, соперничество и дух вражды, нетерпимость и любовь к праздности.
Привычки и характеры людей создаются годами. Их нельзя, подобно старому изношенному платью, сбросить у преддверия новой жизни, как предполагал Роберт Оуэн. И он наконец должен был признать, что опыт ему не удался.
Оуэн вернулся в Англию. Здесь его ждал холодный прием со стороны крупных фабрикантов, лордов и других богатых и влиятельных людей. Они стали бояться этого неисправимого мечтателя, который истратил почти все состояние на свои безумные затеи. Но рабочие, получившие, наконец, в Англии право объединяться в союзы, встретили его с восторгом. Они могли теперь заявлять о своих требованиях, но еще смутно понимали, в чем должны заключаться эти требования. Забитые и голодные рабочие еще не знали, каким путем идти, чтобы добиться улучшения своей тяжелой жизни. Кто мог научить их? Кто, как не Роберт Оуэн, близко знакомый с положением трудящихся, мог. указать им выход из нищеты и горя? И везде, на всех митингах и собраниях, рабочие со страстной надеждой ждали его появления и жадно ловили каждое его слово.
Оуэн выступал с большим воодушевлением перед этой тысячной толпой трудящегося народа. Он горячо и страстно убеждал воздерживаться от каких бы то ни было насилий. Он говорил, что рай на земле наступит скорее, если все рабочие направят силы на организацию колоний на началах всеобщего равенства. Главной задачей было уничтожение частной собственности. Оуэн верил, что это время скоро наступит, что будет, наконец, понято преимущество системы с общественной собственностью, которая уничтожит все несправедливости в мире. Так проповедовал Оуэн идеи социализма, не зная настоящего пути к коренному преобразованию старого мира и отвергая всякую борьбу и насилие в надежде на мирные реформы. Он не понимал значения классовой борьбы и был далек от понимания роли политической борьбы пролетариата и организации рабочего класса.
Оуэн внушал рабочим, что они не хотят никому зла и не должны насильно отнимать что-либо у богатых, потому что богатые добровольно и с радостью сами придут к ним на помощь. Так мирно, без борьбы совершится великий переворот, замена старого мира новым и прекрасным. Так незаметно наступит царство социализма, где все будут счастливы.
Но царство социализма не наступало. Наоборот, положение рабочих становилось все тяжелее, и постепенно между Оуэном и его слушателями стала расти невидимая преграда, которую воздвигала сама жизнь, учившая совсем другому, толкая трудящихся на путь борьбы.
Как же относилась католическая церковь к идеям и планам социалистов-утопистов?
Всеми силами стремились церковники ослабить влияние утопистов на умы людей. Они не просто отвергали все планы о лучшем устройстве жизни людей и благополучии человеческого общества, а пытались совместить их с религиозным учением. С этой целью церковь прибегала к хитрым уловкам. Например, в 1886 году, более чем через 400 лет после казни Томаса Мора, этого мыслителя и автора "Утопии" Ватикан причислил к лику святых католической церкви, на том основании, что он был против реформации церкви в Англии, предложенной королем Генрихом VIII. Точно так же Роберта Оуэна, который был убежденным атеистом и мечтал об обществе, свободном от всякой религии, церковники изображали верующим человеком. Он будто бы заботился о людях и боролся с человеческими пороками, опираясь на религиозное учение.
В то же время церковники пытались ослабить значение идей утопического социализма. Они лицемерно утверждали, что во взглядах утопистов нет ничего нового по сравнению с Евангелием и книгами так называемых отцов церкви, которые будто бы также призывали и к общности имущества и к осуждению богатства, заботились о бедняках и трудящихся людях.
Для борьбы с идеями утопического (да и не только утопического) социализма церковники специально подбирали доводы, с помощью которых объявляли невозможным осуществление коммунизма и социализма на земле.
Так, например, ссылаясь на Аристотеля - великого греческого мыслителя, учение которого церковники искажали и приспособляли к своим целям, - служители церкви утверждали, что если не будет частной собственности и все будут равны, то никто не станет работать и все захотят жить за чужой счет.
Опираясь на учение "святого" Августина Блаженного, церковь выдвигала и другой довод против равенства людей: в обществе, в котором все будут равны, где все блага будут доступны каждому человеку, невозможна будет дружба между людьми и никто не будет оказывать помощи другому. Церковники считали, что дружба между людьми построена только на какой-то заинтересованности, на выгоде, и других отношений, например бескорыстной дружбы, они себе не представляли.
Ни перед чем не останавливались "отцы церкви" в своей вражде к великой мечте человечества. Но эта мечта, несмотря ни на что, упорно продолжала жить в сердцах людей.
Пять с половиной миллионов подписей
Начиная с 1837 года среди английских рабочих возникло новое движение. В Лондоне образовался союз рабочих, который составил петицию для подачи ее в парламент. Главным требованием этой петиции было всеобщее избирательное право - чтобы каждый англичанин, достигший двадцати одного года, независимо от своего имущественного положения, имел право выбирать депутатов в парламент.
Петиция была названа Народной Хартией, и люди, которые за нее боролись, стали называться "чартистами" (по-английски хартия называлась "чартер"). Это движение, имевшее целью добиться для всего английского народа политических прав, то есть участия в законодательстве и в управлении страной, быстро росло. Иметь право выбирать депутатов в парламент было лишь средством к достижению справедливого общественного порядка, лишь средством к улучшению жизни рабочих. Для многих из них Хартия была вопросом "ножа и вилки", надеждой на получение очага с топливом, хлеба с маслом и десятичасового рабочего дня.
Во всех городах стали возникать союзы чартистов. Они устраивали собрания и митинги. Их вожди произносили зажигательные речи, которые увлекали слушателей. И рабочим становилось все яснее, что для них первой и главной задачей является получение политических прав.
"Прежде всего избирательные права, права издавать законы! А с этим правом мы добьемся всего, что нам нужно!"- говорили чартисты.
Два раза парламент отклонял петицию под разными предлогами. Движение стало принимать страстный, боевой характер.
Чтобы попасть на митинги чартистов, рабочие нередко бросали работу на фабрике. С женами и детьми приходили они за несколько километров, чтобы послушать их пламенные речи. Число участников митинга иногда достигало двухсот тысяч человек.
Как не похожи были эти митинги на собрания, созываемые Оуэном! По большей части они устраивались ночью при свете факелов. Речи чартистов дышали враждой и ненавистью к угнетателям и призывали всех трудящихся к борьбе. На собраниях же Оуэна царил дух мира и любви, слышались призывы к единению и к мирному разрешению всех назревших вопросов.
Чартистское движение росло. Это была первая в мире рабочая партия, и господствующие классы трепетали перед ее грозной силой и делали все, чтобы заставить замолчать смелых защитников рабочих прав. Правительство объявляло "мятежные собрания" чартистов незаконными, посылало против них вооруженную силу, сажало в тюрьмы их вождей.
Но все было напрасно. Наиболее революционно настроенные чартисты продолжали стоять за раздел земли на мелкие участки и за принудительное изъятие ее у помещиков. Вся земля должна стать собственностью государства. Кое-кто из чартистов призывал к всеобщему восстанию для установления более справедливого общественного порядка. К 4 апреля 1848 года под петицией было собрано пять с половиной миллионов подписей. Листы бумаги, на которых стояли подписи, весили свыше 250 килограммов. Эту петицию погрузили на повозку, в которую запрягли пару лошадей, и повезли к парламенту при участии большого количества народа. Но в комиссии по проверке подписей заявили, что многие подписи фиктивные, и петицию снова отклонили. После этого 500 человек руководителей борьбы за Хартию было арестовано.
Так сама жизнь все настойчивее указывала рабочим, что им меньше всего можно рассчитывать на добрые чувства и благие пожелания господствующих классов. Однако правительство напрасно торжествовало: у рабочих нашлись новые вожди, которые вдохнули в пролетариат свежие силы для борьбы за свои права. В 1847 году вышел в свет "Манифест коммунистической партии", где Карл Маркс и Фридрих Энгельс говорили о борьбе классов и указывали рабочим те пути, которые приведут их к завоеванию политических прав. Рабочие пошли за новыми вождями.
… В 1848 году по странам Западной Европы пронеслась грозная революционная буря.
Призрак бродит по Европе. Маркс и Энгельс
- Читайте экстренное сообщение! Новая Рейнская газета! Революция в опасности! Экстренное сообщение! - выкрикивали газетчики, бегая по улицам старинного германского города Кёльна.
Эти выкрики врывались в открытые окна квартир, в магазины и доносились в редакцию "Новой Рейнской газеты" - первого печатного органа немецких коммунистов.
Это был 1848 год - самый бурный год XIX века в Западной Европе. Революционные выступления рабочих охватили почти все европейские страны. Центр революционного движения был во Франции, в Париже, в этом городе революций, баррикад и "Марсельезы"! На этот раз решающую роль в революционном восстании играли рабочие, и они составляли основную массу бойцов на баррикадах,
Король Луи Филипп, "король банкиров", как его прозвали в народе, не понимал того, что происходит. Он был настолько уверен в себе, что на его приближенных это производило впечатление, будто у короля помрачен рассудок.
Но вот загремели пушки. Два дня сражались королевские войска с рабочими на баррикадах, и наконец король был свергнут.
Королю пришлось бежать за границу, но власть осталась в руках буржуазии, и через четыре месяца рабочие снова стали возводить баррикады. Восставшие расклеивали прокламации: "Дело, которое мы защищаем, - это дело всего мира! Если Париж будет закован в цепи, то будет порабощена вся Европа!" Но трудящиеся Парижа еще не имели своей политической партии, и видные революционные деятели находились в тюрьме. Поэтому после упорных и жарких боев баррикады были снова разрушены, и июньское восстание, как и февральское, было жестоко подавлено.