- Черт ее знает какая. Ел я их, что ли? Может, ягода такая, а может, пирожки с какой-нибудь особой начинкой. Ты отстань, Колька, со своими марципанами, а то и тебе попадет… заодно с Бакланом. - Обернувшись к Егору, Мазай снова прикрикнул - Ты чего стоишь?! Убирай со стола ящик, а не то на пол загремит! Слышишь? Или не тебе сказано?
Егор стоял на прежнем месте, упорно глядя на узелок шнурка на правом ботинке. Хорошее от получения посылки настроение бесследно исчезло, и пришла тревога. По тону и поведению Мазая он знал, что впереди предстоит много неприятностей. Конечно, скрыв от товарищей посылку, он, может быть, поступил нехорошо, но исправить это уже нельзя.
- Сколько раз тебе будут говорить?! Ну! Убирай со стола или…
Бакланов нехотя подошел к столу, но раздался новый окрик:
- А ты, небось, и рад поскорее унести? Вишь, прикинулся казанской сиротой! Поставь на стол и выкладывай все, что там есть.
Лицо Егора посветлело, и он даже облегченно вздохнул. Этот окрик Мазая означал, что скандала, который мог разыграться, не будет.
- Вот сдобнушки… а это мед… Вот колбаса, - приговаривал Егор, выкладывая на стол содержимое ящика.
А Мазай молча стоял поодаль. Он по-матросски широко расставил ноги, засунул руки в карманы и наблюдал.
- Вот и все. - Егор перевернул ящик вверх дном.
- Посылка небольшая, а стоящая. Правда, Васька? - спросил Коля.
Мазай даже и не взглянул на Колю. Он подошел к столу, внимательно осмотрел продукты и задумался, что-то соображая.
- Вы знаете, что я придумал? - заговорил он наконец. - Давайте устроим сегодня банкет. Еды нам хватит нот так! - Он провел ладонью под подбородком. - Я думаю, что можно кое-кого даже в гости позвать. Ольгу Писаренко и других девчонок не нужно - вечер ведь, просто неловко. А ребят можно - трех-четырех, не больше. Как, братва, вы думаете?
Коля захлопал в ладоши и закричал:
- Здорово, Васька! Вот это здорово! Давайте и вправду банкет устроим. Как прошлый раз. А чего нам?
- Надо проголосовать. А ну, давайте: кто за банкет? - скомандовал Мазай и первый поднял руку.
Сергей и Коля тоже были "за". Бакланов не принял участия в голосовании.
- А ты разве против? - спросил Мазай Бакланова.
- Нет, не против. - Егор нехотя поднял руку.
- Значит, единогласно. Ты, Сережа, забирай Колючи бегите наверх гостей приглашать: нужно позвать… Ваньку Чмыхова из слесарного, Шурку Тумасова и, пожалуй, Бориса Соболя. Больше никого! А мы с Бакланчиком оборудованием стола займемся - одному ему нельзя поручать это: еще расплачется над домашним харчем, а мы ведь людей в гости зовем. Придут - а здесь слезы рекой текут! Вот и веселись тогда в свое удовольствие. Ну, ступайте, да ненадолго.
- Все понятно, товарищ староста. Пошли, Колька!
Сережа обнял за шею длинного Колю и потащил его к двери.
- Эй, вы! Погодите! - вдруг окликнул их Мазай. - Про банкет чтоб ни один лишний человек не знал. Как и в прошлый раз, чтобы никаких разговоров!
Сережа шаркнул ногой и низко поклонился:
- Ах, спасибо вам, дорогой товарищ Мазай, за ваше предупреждение, а то мы с Колей такие дураки твердолобые, что сами ни до чего не додумаемся!
Когда Сергей и Коля ушли, Мазай достал складной нож и начал резать сало. Бакланов стоял рядом и молча наблюдал.
- Стоп! - воскликнул Мазай. - Хлеба-то у нас нет. Ты с чем ел сегодня колбасу?
- С кокуркой.
- Они разве не сладкие?
- Почему не сладкие? Сладкие. На меду.
- И ты с медовыми пряниками колбасу ел? Чудак! Чесноковая колбаса - и медовые кокурки! Тут же тебе никакого удовольствия нет. Весь вкус теряется. Нет, есть колбасу с кокурками я не согласен. Как хочешь, а без хлеба нам невозможно обойтись.
- А где его взять? У меня нет, я свою норму в столовой съедаю, и еще не хватает.
- Это мы знаем - вон какое брюхо нарастил! У меня остался кусок от ужина. И у Сережки с Колькой тоже по куску. Но этого, конечно, мало - просто чепуха. Да и какой же это будет банкет без хлеба? Одна смехота. И затевать не стоит. Знаешь, что мы сделаем? Выменяем хлеб в других комнатах на кокурки. Верно? Каждый согласится. Бери с десяток сдобнушек и ступай. Только смотри не продешеви.
- Никуда я не пойду! Иди меняй, если тебе хлеб нужен, а мне и с кокуркой неплохо будет.
Мазай был в хорошем настроении и не настаивал. Он набил сдобнушками карманы и торопливо пошел к двери.
- Егор, предупреждаю: продуктов не трогай, не воруй у товарищей. Понятно?
- А я ни у кого никогда не воровал и воровать не буду. Мне чужое совсем без надобности.
Бакланов хотел намекнуть на то, что вот Мазай польстился на чужое - на посылку. Но тот или не понял намека, или не хотел показать, что понял, и молча вышел.
Когда стихли его шаги, Егор выглянул из-за двери и. убедившись, что никто за ним не следит, поспешно вернулся к столу, взял несколько ломтиков сала и колбасы, завернул в бумагу и хотел положить под матрац. Но ему вдруг стало противно, обидно на себя: "И вправду как вор: сам отдал, а потом тяну по кусочку. Берите, все берите, мне ничего не надо". Он развернул бумагу и положил ломтики обратно, стараясь уложить их так, как это было при Мазае.
Вскоре вернулся довольный своим походом Мазай, он принес несколько кусков хлеба. Вслед за ним пришли с гостями Сергей и Коля. "Банкет" начался.
Это был веселый банкет: веселились и гости и хозяева. Много пели под аккомпанемент гитары Мазая, плясали. Правда, чтобы не привлекать внимания, пели вполголоса, а плясали без топота каблуков, но это нисколько не мешало общему хорошему настроению.
В разгар веселья в комнату вошел комендант Гущин:
- Ребята, что у вас за праздник сегодня? Во всех комнатах тихо, а вы шумите… Да у вас тут целое сборище!
В комнате наступило минутное замешательство.
- А мы вроде и не шумим, товарищ комендант, - первым нашелся Сережка.
- У нас, товарищ комендант, банкет! - невпопад выкрикнул Коля.
- Болтай больше! - остановил его Мазай. - Вот вам стульчик, товарищ комендант, садитесь.
- Спасибо, Мазай, мне сидеть некогда, дела еще есть. Так что же у вас за банкет?
- Никакого банкета, товарищ комендант. Вы не слушайте Кольку, он наговорит. Просто Бакланов получил посылку из дому и угощает нас. Вот и все, - пояснил Мазай.
- А вы небось и рады на чужой счет поживиться!
- Так он же у нас крошки не съест один. Знаете, какой он человек! Все для товарищей! Мы ему говорим: оставь посылку себе. И, представьте, товарищ комендант, даже разговаривать не хочет… Правда, Егор?
Егор, опустив глаза, кивнул головой:
- Правда.
- Ну, смотрите, дело хозяйское. Только не шумите.
- Никакого шума больше не будет, товарищ комендант, - заверил Мазай.
Комендант ушел, и веселье продолжалось.
С виду весел был и Бакланов, но чем дальше, тем тоскливее становилось у него на душе, тем труднее ему было скрыть это чувство от товарищей и казаться веселым. Он с нетерпением ждал звонка - сигнала ложиться спать.
Наконец и звонок. Гости с шумом и смехом опрометью бросились вон, а хозяева занялись своими постелями.
- Живо, живо! - поторапливал Мазай. - Колька, ты сегодня дежурный? Гаси свет.
Бакланов долго не спал. Забравшись с головой под одеяло, он то и дело вздыхал, вздыхал тихо, чтобы не услышали товарищи. Им овладела такая тоска, что хотелось кричать во весь голос. Хотелось соскочить с постели и куда-то бежать, лишь бы остаться одному. Ему не жаль было продуктов, но как ему обидно за мать! Он знал, что мать много работает и почти не имеет свободного времени, что посылку эту она, наверно, собирала ночью; может быть, до самого утра так и не прилегла. Она старалась обрадовать его. А эти "друзья" всё съели, и никто даже не заикнулся, что, мол, эта посылка принадлежит Егору Бакланову, что ее прислала мать. Тосковал он и потому, что соскучился по дому, что ему было жаль себя, обидно на товарищей, а особенно на Мазая, который то и дело покрикивал, вышучивал, а при случае пускал в ход и кулаки. Задремал он перед самым рассветом.
Утром Егор проснулся с головной болью и сказал Мазаю, что ни в класс, ни в цех не пойдет.
- Выдумывай больше! - прикрикнул Мазай.
- Голова болит.
- А не симулируешь? - спросил Мазай, с подозрением глядя на Егора.
- Была нужда, - нехотя и как-то безразлично ответил Бакланов. - И вчера еще болела.
- Завтрак тебе принести? - пожалел товарища Коля.
- Еще чего выдумали! - напустился на него Мазай. - Так он совсем барином станет. Вы ему обеды да завтраки подтаскивайте, а он будет валяться да толстеть!
- А может, и вправду заболел человек! - вступился Сергей.
- Наше дело формовать, а не больных лечить! - грубо оборвал Мазай. - Ему на пользу поголодать денек…
Бакланов молча повернулся лицом к стенке.
В ЧКАЛОВ!
На станцию Сергеевка поезд должен был. прибыть по расписанию в четыре утра, но его задержали снежные заносы, и он опоздал почти на шесть часов. Борис Жутаев ждал поезда с нетерпением, и не потому, что скорее хотелось уехать из маленького городка в областной центр - об этом он сейчас не думал: ему было мучительно холодно и хотелось скорее покинуть нетопленный вокзал. Все места на скамейках были заняты, а пол был каменный и очень холодный. Чтобы не закоченели ноги, нужно было непрерывно приплясывать; приплясывать же несколько часов подряд утомительно.
Но вот станционное радио сообщило о прибытии поезда. Формовщики Сергеевского ремесленного училища, уезжавшие в Чкалов, бросились на перрон. Борис торопливо надел за спину вещевой мешок, схватил небольшой чемодан и выбежал из зала. Он окинул взглядом поезд и сразу же определил, где его вагон. Но сесть в поезд оказалось не так-то легко: вагон был битком набит, даже тамбур был переполнен.
Проводница вагона не стала смотреть билеты и наотрез отказалась пустить в вагон хотя бы одного человека.
- Не имею права! Понимаете, не имею права! - доказывала она обступившим ее пассажирам. - Не только сидеть - стоять в вагоне негде. В тамбуре полно. Кто выдавал билеты, тот пускай и сажает куда знает, пускай сам и везет, а я не могу посадить в вагон ни одного человека.
Она говорила горячо, напористо, и Жутаев понял: не посадит. Он кинулся к другому вагону; там такой же разговор. У третьего вагона группу учащихся в пять-шесть человек пытался посадить директор училища. Он протягивал проводнице какую-то бумажку со штампом и печатью и требовал:
- Вы прочитайте, прочитайте, я вам говорю! Поэтому документу вы обязаны посадить. Дело государственной важности, и вы не отмахивайтесь…
Проводница бумажку не брала и твердила свое:
- У меня нет места. Понимаете русский язык? Идите в другие вагоны. И не пугайте меня бумажками, я знаю, что делаю. Вы па своем месте хозяин, а я на споем.
Жутаеву стало ясно, что уж если сам директор училища ничего не может добиться, то ребятам и думать нечего попасть на этот поезд. А может, и на другой также. Он обернулся к вокзалу, чтобы взглянуть на часы - сколько осталось до отправления поезда, - и вдруг увидел совсем рядом дверь с табличкой: "Военный комендант станции Сергеевка". Не теряя времени, Жутаев ринулся туда.
- Я вас слушаю, - сказал сидевший за столом лейтенант.
- Я… Мы учащиеся здешнего ремесленного училища. Нас направляют в Чкалов, чтобы там закончили обучение. А проводница посажает - говорит: некуда. Помогите, пожалуйста. Мы же не путешествуем, мы же находимся на государственной службе. И каждый день дорого стоит. Ведь мы не только учимся, мы и для фронта работаем. А они этого не хотят понять.
- Билет есть?
- Вот, пожалуйста.
Комендант взял билет.
- Пойдем со мной, - коротко бросил он.
На перроне подошли к нужному вагону.
- Посадите этого товарища, - сказал лейтенант проводнице и протянул ей билет.
- Не посажу. Некуда.
- Нет, посадите! Я военный комендант этой станции и прошу посадить. Понятно?
- Понятно, товарищ комендант, - смущенно пробормотала проводница и пропустила Жутаева на подножку.
- Товарищ комендант, может, и других наших устроите?
Комендант улыбнулся:
- Молодец! Хорошо, что не только о себе беспокоишься. Небось комсомолец?
- Да. Комсомолец.
- Всегда так действуй, а поддержка найдется. Пробирайся дальше, в вагон. Я ваших всех посажу. Трудовые резервы - младший брат Советской Армии. Понятно, товарищ проводница?
- Понятно, товарищ комендант.
- Этого никогда забывать не надо, товарищ проводница.
Лейтенант козырнул и заспешил к соседнему вагону..
- Ты не стой здесь, в вагон проталкивайся, - уже подобревшим голосом посоветовала Жутаеву проводница.
Но протолкнуться в вагон Борису не удалось, и всю дорогу он ехал в тамбуре. Здесь было еще холоднее и теснее, чем в вокзале. Вначале Жутаев, разгоряченный посадочной сутолокой и неожиданной удачей, словно избавился от усталости, но вскоре она снова дала себя почувствовать.
Когда поезд двигался и дверь была закрыта, в тамбуре, до отказа набитом пассажирами, становилось заметно теплее. Вагон мерно покачивался, монотонный стук колес убаюкивал, клонило ко сну. Хотелось одного: заполучить крохотное местечко, чтобы можно было хоть как-то сидеть и дремать. Но на остановках проводница открывала дверь, и в тамбуре снова становилось невыносимо холодно. Врывался такой холодный ветер, что обжигал щеки, пронизывал одежду и леденил тело. И Жутаеву стало казаться, что поезд больше стоит, чем идет, что этот тяжелый путь никогда не кончится.
А в Чкалове, наверно, их ждут… В общежитии, конечно, тепло, светло, есть койка и можно будет нырнуть под одеяло, согреться и заснуть…
Но Жутаев думал не только о теплом одеяле. Разные мысли толпились в его голове, сменяли одна другую. Каково-то это новое училище, где придется закончить учебу? Как примет его незнакомый большой город? Ведь после окончания ремесленного, быть может, придется остаться там жить и работать.
Уезжать из Сергеевки Жутаеву не хотелось. За два года он привык к училищу, успел крепко подружиться с ребятами, привязаться к учителям. Там его принимали в комсомол, а когда он перешел во второй класс, избрали комсоргом группы.
Последние несколько дней, когда переезд в Чкалов был решен окончательно, Жутаева не покидала грусть. Вообще не очень разговорчивый, теперь он говорил еще меньше и до последнего часа надеялся, что, может быть, все как-нибудь изменится, наладится и уезжать из Сергеевки не придется. Но ничего не изменилось, все прошло так, как было намечено.
Жутаев знал, что его переводят в третье ремесленное училище, и это отчасти рассеивало его грусть. Он слышал много хорошего об этом училище: что оно почти самое крупное не только в Чкалове, по и в области, что там хорошее оборудование, есть свои мастерские для производственной практики, даже для формовочно-лишенного отделения…
Думал он и о незнакомых людях, с которыми должен был сегодня встретиться. Какие они, эти люди? За время войны Борису пришлось немало исходить и исколесить дорог, побывать в разных краях, во многих городах и селах, повидать разных люден. Встречались хорошие люди, такие, что о них никогда не забудешь… Но немало встречалось и плохих, злых, грубых, готовых ни за что обидеть другого, особенно если тот послабее… Как было бы хорошо, если бы и в третьем училище нашлось побольше таких простых и душевных, какие остались в Сергеевке!
…Стекла в тамбуре были покрыты толстым слоем имея, и, конечно, сквозь них ничего не было видно. Жутаев "продышал" на стекле небольшое пятнышко и то и дело поглядывал в него. Мимо проплывала однообразная забураненная степь. Редко встречалось село, и издали казалось, что избы там утонули в смежных сугробах. Но вот степь кончилась. Замелькали одноэтажные домики, а потом потянулись высокие каменные здания и заводские корпуса. Какой-то крупный город… И вдруг проводница объявила, что поезд подходит к Чкалову. Жутаев даже вздрогнул от неожиданности.
Путь окончен. Борис вышел из вагона и, продираясь сквозь толпу, начал оглядываться по сторонам, отыскивая своих товарищей.
- Жутаев! Борис!
У входа в вокзал Борис увидел возле сергеевских ребят нескольких мужчин в форме трудовых резервов.
"Наверно, нас вышли встречать", - подумал Жутаев и пошел к ним.
Один из встречавших, рослый молодой человек в военной форме, но без погон, с черной повязкой на правом глазу, приложил ко рту обе ладони и зычно, словно в рупор, покрывая привокзальный шум, прокричал:
- Ребята, кто в третье ремесленное училище, ко мне!
Когда вокруг него собрались все девять человек, он сказал:
- Я секретарь комитета комсомола третьего училища. Фамилия моя Батурин. Директор поручил мне встретить вас и доставить на место. Там вы сходите в душевую, пообедаете, получите место в общежитии, и, как говорится, на сегодня хватит. "Будьте здоровы, живите богато", - шутливо добавил он. - Отдохните с дороги. А оформляться в училище будем завтра. Вопросы ко мне есть?
Ребята промолчали.
- Значит, на сегодня все ясно?
- Конечно, ясно, - сказал кто-то.
- Ну хорошо. Можно двигаться. Вот здесь, за углом вокзала, стоит наша подвода. Директор специально для вас прислал. Складывайте вещи, чтоб на себе не тащить, и пойдем.
Дорогой Батурин спросил:
- А кто из вас Борис Жутаев?
- Я.
Батурин внимательно взглянул на него:
- Ты вот что, Жутаев. После обеда, прямо из столовой, зайди в комитет комсомола. Нужно поговорить.
- Хорошо. Зайду.
- Значит, сначала ко мне, а потом - в общежитие. Спать не собираешься с дороги?
- Нет. Если днем спать, ночью нечего будет делать.