* * *
В последние дни сентября дождь сменился колючим снегом. Сначала, падая на землю, он тут же таял, потом белых островков стало появляться все больше и больше. Вечером замело, с севера налетел холодный ветер, а утром ударил крепкий мороз. Под ногами упруго зазвенел ледок, земля стала гудучей, твердой.
Прощаясь с нами, бригадир Сенька Парфенов по очереди тыкал каждому узкую замасленную ладонь и, стесняясь, повторял:
- Спасибочки за помощь, выручили.
- Чего там, не стоит,- солидно ответил за всех Вовка-Костыль. А Надя Филатова запрятала за спину руки, тряхнула головой, раскосо повела глазами и невпопад сказала:
- Да, да - спасибо.
Когда мы по лесной дороге возвращались домой на станцию, Захлебыш злорадно шепнул:
- Артамонов мосол проглотил, а Кунюша не меньше барана. Вон его как раздуло!
- Да иди ты, иди, чего пристал, - попытался увернуться Кунюша.- У меня живот распух, много воды выпил.
Но кривоногий Захлебыш клещом вцепился в его рукав, зло дернул за полу телогрейки. Из-под рубашки посыпалась отборная семенная пшеница.
- Вот... вот... живоглот, вот ты кто!- задохнулся от гнева Генка, не замечая, что говорит в рифму.
Кунюша попытался вырваться из цепких рук Захлебыша и невзначай ударил головой в живот Вовку Рогузина. Костыль взвыл, петухом наскочил на Кунюшу, а Федька стал выворачивать ему руки.
Кунюша скривился, из глаз брызнули слезы. Ноги его подломились, он упал на колени, а сверху вдруг на него навалился Мишка-Который час.
- Отпустите его сейчас нее, как вам не стыдно, что вы делаете,- запричитала вдруг невесть откуда взявшаяся Надя.- Сейчас же отпустите, а то я кричать начну!
Не обращая на нее внимания, Федька пригнул Кунюшу до самой земли и яростно зашептал:
- Жри, жри, не стесняйся: колхозное же, не свое!
- Ну чего вы, я же для всех старался,- хныкал Кунюша. Но Костыль стукнул его по шее и заорал:
- Жри, кому говорят!
Но тут подскочила Надя, рывком подняла Кунюшу, залепила пощечину Федьке и больно завернула руку Вовке Рогузину. Ее раскосые глаза горели синим огнем, развязавшаяся коса разметалась по воротнику пальто. На Надиных щеках яблоками пылали красные пятна.
- Урки вы, а не мальчишки,- гневно задыхаясь, выпалила она. Федька остолбенело смотрел на нее, а Вовка-Костыль растерянно хлопал ресницами.- Коля,- успокаиваясь, сказала Надя,- собери это зерно и отнеси в колхоз. А вы не смейте изгиляться над человеком!
Кунюша заелозил по земле, собирая пшеницу, а Надя повернулась и быстро зашагала вперед.
- Мальчики, ну чего вы там мешкаете?- окликнула издалека Глафира.- Догоняйте живее.
- Они переобувались,- как ни в чем не бывало, крикнула за всех Надя.- А Николай Голощапов вещи в колхозе забыл, обратно пошел в деревню. Да вы не беспокойтесь, он догонит - это же рядом!
ИСЧЕЗНУВШИЕ ЛЕКАРСТВА
Всю обратную дорогу мы рассуждали о том, что нам делать с нашей плантацией. Травы, наверняка, замерзли или засохли, но мы все же решили их убрать и отправить для пробы в город. Но когда я заглянул в огород, увидел, что грядки голые: на них не было ни одной травинки. Только открыл дверь в избу, как навстречу бросилась мать. Она суетливо помогла мне раздеться, потом так же быстро ушла в комнату, и я услышал, что она всхлипывает. В прихожей на табурете сидел насупленным Шурка и ковырял пальцем в стене.
- Чего натворил, говори сейчас же,- подступил я к нему.- Чем маму обидел?
- Я не обидел, я греться ходил,- собираясь заплакать, зашмыгал братишка носом.- А оно взяло и сгорело.
- Что сгорело, где сгорело?- не понял я.
- Да сено я тут купила, оно и сгорело,- заступаясь за Шурку, через стенку сказала мать.- Глупый он еще, ничего-то не понимает. Зажег костер в огороде около стога, а сено и вспыхни. Но теперь оно нам больше и ни к чему...- Голос матери дрогнул и она заплакала.
Еще никогда я не видел ее такой растерянной, жалкой. Даже когда отец сидел в тюрьме, она никогда не падала духом. Возвращаясь после тюремного свидания домой, она как ни в чем не бывало радостно хлопотала около печки:
- Потерпите, сынки, сейчас подою корову, напою вас парным молочком. А это что - снова чашку разбили? Ну, ничего, силенки в вас прибывает - вон на какие мелкие куски расхлестали. Будем пить из консервных банок: опять же посуды мыть меньше.
Горестное предчувствие сдавило мне сердце.
- Корову украли? - чуть не закричал я.- Или под поезд попала?
- Беги, сынок, к кому-нибудь, зови на помощь людей,- быстро запричитала мать.- Надо ее дорезать, пока она еще теплая. Подохла наша корова, за стайкой лежит Буре-енка!
Не помня себя, я стремглав бросился к Кузнецову. Дверь оказалась на замке. Тогда я перемахнул через забор к Савченко.
- Савелич, у нас корова подохла, дорезать надо, помогите скорей!
- Чего же ее дохлую резать,- флегматично заметил Савелич, отесывая бревно.- Собаки ее и так съедят.
- Да нет, она еще теплая, надо кровь выпустить. Пойдемте скорей!
- Мясниковская работа законных денежек требует,- назидательно протянул Савелич, втыкая топор в бревно.- Потом за неделю в бане не отмоешься.
- Да мама заплатит, вы не бойтесь. И вашей собаке потроха будут.
Савелич засунул за голенище нож, взял оселок, фартук, ведро.
- Ну, показывай, где дохлятина.
Я повел его за стайку прямо по огороду. На наших грядках были отчетливо видны следы коровьих копыт. Возле лежала наша Буренка. Савелич стал точить нож.
- Когда сгорело сено, корова открыла рогами воротца и сама зашла в огород,- вышла на крыльцо мать,- Надо было ее выгнать, а я подумала, пусть пощиплет напоследок вашей травы, пока она не совсем засохла. Прихожу на обед, а она уже мертвая!
У меня комок подкатился к горлу. Я сел рядом с Буренкой, обнял ее за шею и горько заплакал. Прижимаясь к ней, я вдруг почувствовал, что под рукой что-то стукнуло: тук-тук. Я наклонился и услышал, что Буренка храпит.
- Савелич, да она живая,- что было мочи, закричал я. - Сердце у нее бьется!
- Сейчас перестанет,- вытер Савелич нож о пиджак. - За работу отдадите заднюю ногу.
- Не дам, не дам! - как клещ вцепился я в шею Буренки.- Корову резать не дам!
Буренка сонно открыла глаза, жалобно замычала и опять захрапела, жалобно, еле слышно.
- Воды, скорее ей дайте воды! - закричал Кузнецов, с трудом перелезая через, забор. - Да она что, белены объелась?
- Не белены, а травы, ну, той, которую мы сеяли. Резать не дам, она спит, валерьянки наелась!
- Ах, оголье, вот тебе и лекарство! "От желудка лечат, успокаивают". Вот тебе и успокоили! Ишобы вы тут стрихнину насеяли.
Савелич недовольно забрал ведро, фартук и, что-то бурча под нос, поплелся задами домой. Петр Михайлович принес теплой воды, стал растирать Буренке спину и шею.
К вечеру корова окончательно очухалась и, как ни в чем не бывало, замычала, требуя, чтобы ее подоили...
ЗАБАВНАЯ ШКОЛА
К нашему возвращению заведующей школой назначили Славкину мать. Она долго отнекивалась, но потом ее все-таки уговорили. В Киеве она преподавала английский язык, а здесь пришлось учить первоклассников и третьеклассников. Во время уроков она часто задумывалась, и ребятишки вовсю списывали друг у друга диктанты и задачки. Злой Захлебыш сразу же прилепил ей кличку Печальная Лиза.
Славка уехал учиться на соседнюю станцию, и теперь видеться с ним мы могли только по воскресеньям. Там была семилетка, а при ней интернат.
Школа у нас была забавной: в одном классе учились сразу два класса. Два ряда парт назывались вторым классом, два - четвертым. После обеда наши места занимали первый и третий классы. Так мне учиться еще не приходилось.
Пока меланхоличная Мария Петровна объясняла нам материал, второклассники решали задачки. Когда классную работу выполняли мы, она занималась с ними.
Мы с Генкой сели на последнюю парту во втором ряду, Артамонов с Костылем пристроились поближе к печке, Кунюша и Захлебыш - возле окна. Первые парты облюбовали девчонки. Место рядом с Надей Филатовой пустовало: на нем в прошлом году сидела Кузнецова Галка.
На первой же перемене Кунюша чуть не подрался с Вовкой Рогузиным. Это было невероятно: Кунюша всегда заискивал перед Костылем, стараясь ему во всем угодить. Костылю это нравилось, и он простил ему летом даже историю с украденным пулеметом.
Сегодня во время уроков, когда Мария Петровна что-то объясняла второклассникам, Кунюша настраивал музыкальный инструмент. Засунув лезвие безопасной бритвы в щель парты, он оттягивал ее пальцем и блаженно закрывал глаза. Лезвие пело, как надоедливый комар, ребятишки оглядывались. Кунюша довольно ухмылялся. Захлебыш открыл беглый огонь по второклашкам из малокалиберной рогатки, сворачивая пульки из газетной бумаги. Перед, звонком раскачался и Вовка Костыль. Он незаметно подкрался к Наде Филатовой и привязал ее косу к спинке парты.
После звонка Надя резко вскочила и, вскрикнув, опустилась на парту. Из ее раскосых глаз брызнули крупные слезы, Костыль довольно загоготал. Кунюшу словно стукнули поленом по голове: сначала он побледнел, потом покраснел, схватил Вовку за воротник и тихо, но твердо шепнул:
- Выйдем, хмырь, потолковать треба.
Вовка иронически смерил его с головы до ног и снисходительно разрешил:
- Пойдем, потолкуем.
Когда мы выскочили во двор, Костыль уже держал Кунюшу за грудки и старался угодить кулаком в подбородок. Кунюша изворачивался и пытался оторвать ему ухо.
Мы бросились к драчунам, силой растащили их в стороны. У Кунюши вздулась отвислая губа, Вовкино ухо пылало июньским маком.
- Погоди, я тебе кишков отмотаю,- пригрозил Костыль, отплевываясь и ощупывая покрасневшее ухо.- Совсем ошалел, что ли?
-- Не будешь на девчонок рыпаться,- огрызнулся Кунюша, вытирая губу.- Нашел кого задевать.
- А ты что - девичий пастух, да?- успокаиваясь съязвил Вовка.- В щенятника превратился?..
Занятия проходили шумно, с гомоном и шепотками. Мария Петровна разрывалась между двумя классами.
Когда второклассники, отдуваясь, писали диктовку, краснощекий мальчишка с соседнего ряда бесцеремонно подтолкнул меня локтем.
- Слышь, ты хорошо пишешь диктовки? Проверь, десятушку дам. Только чтобы ошибок не было.
- Это кто же установил у вас такие расценки?
- Кунюша, кто. Да ты читай, читай, а то другому отдам.
- Читай сам,- рассердился я.- А еще октябренок!
Мальчишка надулся, попытался передать тетрадь Захлебышу, но получил от него щелчок.
После уроков мы остались всем классом. Я рассказал о случившемся, Кунюша уставился в парту, а Костыль с готовностью поддержал меня:
- Во-во, у него руки медовые, все к ним прилипает, а еще туда же - драться полез.
- Ладно, чтобы этого больше не было,- примирительно сказал Генка.- А теперь давайте займемся делом: будем всем классом изучать противогаз. Кто сдаст зачет - получит значок. Идет?
Генка был единственным, кто отдыхал в пионерском лагере. Там он в прошлом году занимался в кружке "ПВХО", и теперь Глафира поручила ему вести такой кружок в школе.
- Идет,- под нос буркнул Костыль, хотел сплюнуть, по раздумал и вытащил носовой платок. Потом пересел к Захлебышу и стал с ним о чем-то переговариваться.
- Рогузин,- одернул его Генка.- Повтори, как называется эта часть.
- А ты что учитель, что ли?- угрюмо огрызнулся Костыль. - У нас тут кружок, а не классные занятия.
- Ну вот, а мы еще хотели поручить ему вести стрелковый кружок,- развел руками Генка и нарочито вздохнул.
- Какая, какая часть?- сразу встрепенулся Костыль.- Она... она называется...- и беспомощно посмотрел на ребят.
- Вот эта,- показал Генка на гофрированную трубку.- Ты ведь внимательно слушал.
- Дыхательная кишка,- подсказала вдруг Надя, делая серьезные глаза.
- Дыхательная кишка,- как эхо, повторил Вовка, не поняв подвоха.
Ребята захохотали, а Костыль незаметно лягнул Захлебыша.
- А эта? - еле сдерживая смех, опросил Генка.- В ней еще находятся клапаны.
Захлебыш пожал плечами, а Надя сузила раскосые глаза и услужливо подсказала:
- Закупорка.
- Закупорка,- машинально повторил Вовка и погрозил кулаком Наде.
Ребята хохотали, упав на парты.
- Значок сейчас получать будешь или принести на дом?- закатилась Надя, вытирая глаза.
Костыль сердито засопел и снова лягнул под партой ни в чем не повинного Захлебыша.
НА ЗАРАБОТКИ
В воскресенье, чуть свет, к нам постучал Савелич.
- Я вот к Василью, помощи просить. Сам только с дежурства, всю ночь законно звезды считал. Приходится до утра дежурить, время теперь такое.
- Да ведь вы и во двор не выходите, собаку к магазину привязываете,- удивленно подняла брови мать.- Сколько раз проверяла, никак вас на месте не обнаружу.
- Собака у меня злющая, что твой Гитлер,- ушел от ответа Савелич.- Я ее теперь так и зову. Как тявкнет...
- А если ее отравят?- усмехнулась мать.- Если она и тявкнуть не сможет?
- Ну, это вы, Яколевна, зря. Она из чужих рук ничего не берет, хоть мармелад ей давай. Исключительная зверюга! Так вот, за помощью я,- продолжал Савелич, обращаясь ко мне.- Картошки немного невыкопанной осталось, промотался в лесу с этими бревнами, законно. Хоть и малость осталось, да жалко ее бросать. Помог бы со своими дружками, а? Везде она нынче выгорела, а у нас внизу как брюква вымахала, исключительной крупноты! Жалко, вы не успели посадить, а то бы все подполье заполнили.
- Как же ее теперь копать, земля уже сверху замерзла,- недовольно сказала мать.-Ломами ковырять, что ли?
Савелич засмеялся:
- А я природу перехитрил. Я на то место ботвы натаскал, соломки натрусил сверху. Как в печке лежит!
Мать хлопотала возле плиты и не отвечала. Видно было, что ей не хочется отправлять меня к этому не особенно приятному человеку.
- Значит, договорились,- по-своему истолковал ее молчание Савелич.- Оно ведь не только нам жить надо, людям тоже картошка нужна. Кому надо - с законным удовольствием завсегда помогу. Ну, так я жду,- напомнил Савелич, суетливо надевая треух.- Спасибочки, Яколевна.
Мать растерянно поставила чайник на стол.
- Помочь-то ему, может, и впрямь надо,- вслух рассуждала она,- да человек он какой-то скользкий, есть в нем второе дно. А с другой стороны, тоже ведь человек. Так уж и быть, помогите ему, если делать вам нечего, только не очень-то там надсаживайтесь.
Ребята приняли мое предложение в штыки.
- Такой лоб, сам бы мог выкопать. Уж если помочь, так кому-нибудь попутевее. Бабке Терещихе, например: одна живет, да и старая вон какая.
- А давайте мы этим ей и поможем,- нашелся Генка.- Заработаем на копке картошку и отнесем ее Терещихе. У нее картошка не уродилась, вот и будет ей от нас вроде подарка.
Такой поворот ребятам понравился. Бабку Терещиху любили: еще год назад она была самой бойкой старухой в поселке, и никто не знал столько ягодных мест, как она. Согнувшись в три погибели, постукивая кривой палкой, она ходко шла впереди, и когда приходила на место, все ее спутники оказывались далеко позади. Возвращаясь с полным горбовиком, она собирала их по лесу и сердито отчитывала за лень и медлительность.
В прошлом году у Терещихи умерла двадцатилетняя дочь Оля. Бабка сразу сдала, ноги у нее отнялись, и теперь она еле-еле передвигалась по комнате.
Идти на "заработки" вызвались Генка, Мишка Артамонов и Вовка Костыль. Уже у ворот нас догнали Славка - он приехал на выходной - и Кунюша.
Кунюша на всякий случай держал руку в кармане. То ли у него бил там камень, то ли свинчатка. Костыль исподлобья посмотрел на него и пригрозил:
- Если еще будешь задираться, ноги выдерну и спички вставлю.
Кунюша ничего не ответил. Он покрутил носом, втянул в него воздух и мечтательно протянул:
- Свининкой попахивает, сало едят. Может, отвалят нам по граммульке?
Савелич и Фекла Михайловна встретили нас приветливо.
- Проходите, проходите,- поднялся хозяин из-за стола, заворачивая скатерть и набрасывая ее на стол.- Мы тут законным чайком пробавляемся, исключительно полезный напиток.
Фекла Михайловна что-то торопливо убрала со стола и разлила по кружкам чай.
- Ох ты, господи, и угостить-то нечем, в магазине один хлебушко да селедка. Ну, да ничего, накопаем картошечки, свеженины изжарим.
После чая все отправились в огород.
На том месте, где была выкопана картошка, огромными штабелями лежали неошкуренные бревна. Славка присвистнул :
- Крепость можно соорудить! Новый магазин будут строить?- спросил он.
- На пристройку к магазину привез, да обмишурился малость,- отмахнулся Савелич.- Перестарался, лишку привез. Ну ничего, не пропадет, смотришь, из остатков себе какую-нибудь сараюшку слеплю. Пойдемте, картошка вон в том углу.
Оценив, сколько нам предстоит копать, Генка без обиняков заявил:
- Куля полтора будет с вас причитаться, не меньше.
- Расчет не в счет, была бы работа,- отшутился Савелич.- Что накопаем, то и съедим, а что не съедим - людям продадим.
Земля под соломой оказалась холодной и мокрой.
- Ничего, ничего,- утешал Савелич,- холод не голод - живот не сосет,- так к сыпал он прибаутками.
Мы ковырялись в мокрой земле, дыханием отогревая стынущие руки, а Савелич приговаривал:
- Не дай бог, морозом прибьет. Соломкой прикрывайте ведра, соломкой.
А выковыривая большие, краснобокие клубни, вслух радовался:
- И как сподобило припахать целик! Будто кто в бок толкнул. Припахал так, на всякий случай, а вишь ты, что получилось. У Кузнецова овес и табак с теленка вымахали, а у меня, поди ты, картошка.
Петр Михайлович, заглянув через изгородь, подтвердил:
- Табачок у меня, сусед, и вправду отменный. Только ты зря припахал лишку, супротив нормы это. На одну семью - и два огорода.
- Почему же у нас одна семья?- вспыхнул Савелич.- Она Прянова, а я Савченко, временно проживаю в ее квартире. Теперь вот сараюшку буду себе лепить. Овощ законно пойдет пополам.
- Н-нда-а,- неопределенно протянул бывший единоличник.- И ты хошь, штобы тебе поверили? Хитри, хитри, да хвост береги: как бы не пришшимило.
Савелич будто не слышал:
- Давайте, давайте, ребята, ишь как морозит. Зимой каждая балаболка в дело пойдет. "Картошка - хлебу присошка",- исключительно сильно сказано!
Когда мы, замерзшие, грязные, высыпали в подполье последнее ведро картошки, Савелич довольно потер руки:
- Ну вот, и мне пособили, и мышцы свои размяли. А теперь ешьте законно, не стесняйтесь - заробили ведь.
Фекла Михайловна поставила на стол большой чугун, притрусив вареную картошку сушеным укропом. С голодухи нам показалось, что мы никогда ничего вкуснее не едали.
Но когда дело дошло до оплаты, хозяин сухо сказал: