Вдалеке голосил пьяный матрос. Он пел грустную песню о бессердечной русалке, которая свела сума молодого морехода и утащила его на дно.
- Что ты имеешь в виду?
- О, ты сейчас упадёшь!.. Так вот, план Братства суеверных предполагает три этапа. Первый закончится с уничтожением на острове последней чёрной кошки.
- То есть меня.
- Но это не конец. Есть ещё два этапа.
Пискле удалось полностью завладеть моим вниманием.
- На втором этапе они расправятся со всеми серыми кошками и вообще с теми, у кого есть хоть малюсенькое тёмное пятнышко.
- Ты выдумываешь!
- Да чтоб мне никогда больше не попробовать сыра!
- А на третьем?
- Они уничтожат всех кошек.
- Всех?
- Всех без исключения. Независимо от цвета.
- И даже белых?
- Да.
- Но как они убедят людей пойти на такое?
- Они объявят, что белые кошки - это на самом деле чёрные, которые изменили свой цвет, чтобы спастись.
- Я тебе не верю. Ты это всё сочиняешь на ходу.
- Пусть у меня усы отвалятся, если я вру! Бом подслушал разговор капитана корабля с высокопоставленным членом братства.
- Но зачем? Зачем им всё это? Ну, расправятся они со всеми кошками острова - какая им польза от этого?
- У всех свои причины. Прежде всего, это нужно властям. Сваливая вину на кошек, они отвлекают народ от своей провальной политики и невыполненных обещаний, от растрат и взяток. Но когда всех чёрных кошек уничтожат, а проблемы останутся, люди снова станут искать виноватых. Вот тогда-то вспомнят о серых, а затем и обо всех остальных кошках.
- Ну хорошо, а что дальше?
- К тому времени господа политики успеют обогатиться. И потом, они надеются что-то придумать. Начнут ещё кого-нибудь преследовать... Но должен тебе сказать, что за действиями Братства суеверных скрываются и другие тайные интересы. Кое-кто использует и братство, и политиков для своих корыстных целей.
- Каких таких целей?
- Ты можешь мне не поверить...
- Послушай, хватит меня мучить!
- Тогда иди за мной, - подумав, сказал Пискля.
- Куда?
- Тут недалеко. Я кое-что тебе покажу.
Ну что ж, я пошёл за ним. Мы спустились с груды персидских ковров, и Пискля повел меня к причалу, где на небольшом расстоянии друг от друга стояли четыре корабля - один жёлтый и три серых. Они были огромные, я таких не встречал.
- Видишь эти корабли? - спросил Пискля.
- Вижу. И что?
- Угадай, какой груз перевозит жёлтый корабль.
- Специи?
- Нет.
- Накомарники?
- Нет.
- Кукурузную муку?
- Нет.
- Чай?
- Нет. Ни за что не догадаешься. Сам погляди. Идём, только осторожно, чтобы нас не заметили эти трое.
Только сейчас я обратил внимание на трёх коренастых моряков в чёрных рубашках, охранявших этот причал.
Мы с Писклей бесшумно спрыгнули на баржу и, перескакивая с лодки на лодку, добрались до жёлтого корабля. Быстро перелезли по толстым канатам, свисавшим с борта, и сквозь приоткрытый иллюминатор заглянули в трюм. Там я разглядел штабеля деревянных ящиков, на каждом большими чёрными буквами значилось: "Канкан".
- Ну, теперь ты видишь? - спросил Пискля. - Видишь, что они перевозят?
- Танцевальные костюмы, и что?
- Костюмы?
- Ну да. Там же написано "Канкан".
- Балда, какой канкан!
- А что же?
- Капкан! Ну, мышеловка!
- Для мышей, что ли?
- Нет, для носорогов! - фыркнул Пискля. - Ясно, для мышей!.. А знаешь, чем наполнены трюмы серых кораблей?
- Чем? - я всё ещё не мог понять, к чему он клонит.
- Хочешь, покажу?
- Нет, лучше скажи. Я тебе верю...
- Мышами! Тысячами, десятками тысяч мышей! Отборными, откормленными, с наследственной невосприимчивостью к ядам.
- Ты шутишь?
- Вовсе нет. Члены Братства суеверных заключили сделку с компанией "МыКаЛо", которая торгует мышеловками, капканами и ловушками - отсюда и название. Так вот, они и ввозят на остров те мышеловки, что ты видел. Согласно договорённости.
Я вспомнил директоров компании - близнецов Эрнеста и Эдмонда Сурмадуров с маленькими хитрыми глазками и грушевидными животами, которых я встречал на вилле Гульельмо Делагопы, а потом около Общества защиты животных. Кажется, я начинаю понимать... И ещё я знаю теперь, что означают загадочные буквы "МыКаЛо".
- А потом что?
- Когда истребят всех кошек на острове, тогда люди из "МыКаЛо" выпустят этих мышей. Чтобы они заполонили остров.
- Но зачем?
- Чтобы потом задорого продавать мышеловки.
- Что за бред!
- А ещё они подгадают это к периоду тайфунов, когда ни один корабль не может причалить к острову, и у них не будет конкурентов. Цены взлетят до небес. Все ведь будут охвачены паникой из-за нашествия мышей и бросятся покупать мышеловки. Люди из "МыКаЛо" сказочно обогатятся!
- Погоди... ты хочешь сказать, что они готовы уничтожить всех кошек на острове только для того, чтобы потом выгодно продавать мышеловки?!
- Ну да. Именно поэтому все члены Братства суеверных вложили солидные суммы в акции компании "МыКаЛо".
Я потерял дар речи. Непросто было переварить услышанное.
- Но почему ты мне об этом рассказываешь? - спросил я. - Ты ведь мышь.
- Ну и что?
Значит, ты должен быть доволен тем, что кошек уничтожают. Разве нет?
А ты посмотри с другой стороны, - сказал Пискля. - Уж если мне суждено погибнуть, я предпочитаю попасться в лапы кошке, а не в мышеловку. У кошек, по крайней мере, есть душа. А может, и не одна, - у них ведь девять жизней. Если кошка не голодна, она может тебя не съесть, может пожалеть и отпустить. Иногда с кошкой можно даже подружиться - вот у нас ведь с тобой это получилось? А с мышеловками такой номер не пройдёт. Ты когда-нибудь видел сытую или жалостливую мышеловку? Ты видел, чтобы мышеловка что-то чувствовала? Видел мышеловку с душой?
Я его понял и поблагодарил. И с тяжёлым сердцем вернулся в своё укрытие, на груду персидских ковров.
ХУЖЕ НЕ БЫВАЕТ
Глава тридцатая,
в которой гонения на кошек усиливаются и их уничтожают самыми отвратительными способами
События развивались точно так, как описал Пискля. Уже на следующее утро я услышал, как газетчики кричат:
- Экстренный вы-ы-ыпуск! Объявлены в розыск все серые кошки и кошки с тёмными пятнами! Экстренный вы-ы-ыпуск! Уничтожению подлежат все серые кошки! Экстренный вы-ы-ыпуск!..
И вот после гонений на чёрных кошек с той же силой разгорелось преследование серых. А немного позже - и кошек всех остальных цветов, включая белый.
Снова устраивались массовые демонстрации. Да и лозунги были знакомыми. Я заметил, что демонстранты использовали старые транспаранты, но замазывали слово "чёрные". Теперь призывы звучали так:
Работу на время останови,
вредную кошку пойди задуши!
Пелену с глаз долой -
это кошки всему виной!
Цепь несчастий прекрати,
кошку тотчас утопи!
То же и с плакатами. От прежних они отличались лишь отсутствием слова "чёрные". Например, плакаты перед школами гласили:
Долг каждого ученика -
выдать одного кота!
Что ж, теперь уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что нужно ловить кошек, выдавать их и расправляться с ними. Любыми средствами. Рогатками, карабинами, капканами, камнями, сачками, ловушками, отравленной едой...
Я видел, как немощные старики гнались за кошками со своими палками. Как малыши целились в кошек из рогатки. Как милые девушки били котов по голове изящными зонтиками. Как элегантные дамы спускали на кошек своих собачек. Как бабушки в платочках торговали смертельными ядами для кошек.
На крышах домов с самого рассвета устраивали засады охотники с ружьями, а ночные патрульные со специально обученными овчарками обходили дозором улицы и переулки. На народных гуляньях силачи развлекали толпу отвратительными номерами. Они раскручивали кошек над головой, держа их за хвост, и соревновались, кто дальше забросит.
В тирах можно было стрелять по живым кошкам, подвешенным за усы. Попадёшь - получишь букетик искусственных маргариток или лак для ногтей. В парке аттракционов предлагали измерить свою силу, ударяя молотком по железной коробке, в которой заперта кошка. А дети, игравшие в футбол на пустырях, использовали вместо мяча завязанных в узел кошек.
Очень немногие из людей не участвовали в этой вакханалии и осмеливались осудить её вслух или высказать своё неверие в кошачью вину. Но таких защитников котов арестовывали, их имущество конфисковывали, а детей отправляли в приют. Одного священника, который осмелился с амвона обличить кошачьих убийц, лишили сана.
Зато котоубийцы сделались национальными героями. Все охотились на кошек. Все рвались их обнаружить, помучить, уничтожить. Одни делали это из чувства долга, другие по необходимости, третьи от скуки, четвёртые от страха, пятые из любви к истязаниям.
В одном магазине, например, хозяин рекламировал стиральные машины, затолкав в них котят. Люди толпились перед витриной и, ухмыляясь, смотрели, как несчастные котята крутятся в барабане стиральной машины. Были изверги, которые стегали кошек на площади кожаным ремнём, а потом бросали их в котлы с кипятком. Кое-где намазывали клеем асфальт. Случайно попадавшие на такую улицу кошки прилипали намертво и вскоре с ужасом видели, как на них неумолимо надвигается асфальтовый каток.
Неудивительно, что через несколько недель на острове нельзя было встретить ни единой кошки.
ПОЖАР НА ГОЛУБЯТНЕ
Глава тридцать первая,
в которой я узнаю, кто рассказал людям из Братства суеверных о собрании на угольном складе
Однажды, гоняясь за жуком на заброшенной железнодорожной станции, я наткнулся в траве на белого кота. Вид у него был больной и жалкий: опухшая морда, мутные глаза, засохшая кровь на ушах.
- Спаси меня! За мной гонятся! - прошептал он еле слышно.
И хотя этот облезлый кот с гноящимися глазами сильно отличался от того красавчика, которого я помнил, я сразу же его узнал.
- Расмин! Это ты?
- Ты меня знаешь? - удивился он. - Мы где-то встречались?
- Какая разница... Пойдём со мной.
И я привёл его в своё убежище - на голубятню. Расмин дрожал от страха и смотрел на меня так, словно я его последняя надежда. Куда делся величественный кот, питавшийся омарами и золотыми рыбками? Когда-то блестящая и гладкая шерсть свалялась комками и прилипла к иссохшему туловищу, хвост был вывернут, одна лапа раздроблена и волочилась по земле. На шее у него болталась грязная ленточка.
Я вспомнил франта с шейным платком в жилете персикового цвета.
- А что поделывает кошачий парикмахер?
- Он теперь собачий парикмахер. Стрижёт пекинесов. Женился на нашей горничной.
- А Глория? Что стало с Глорией?
- Её выдал садовник, - ответил Расмин не сразу.
Я вспомнил садовника, который опрыскивал розы и ударил меня сапогом.
- И что было дальше?
- Её забрали какие-то парни. Замучили её до смерти.
- Что они с ней сделали?
- Утопили в бочке с кипящей смолой. Сначала развлекались, делали из неё зебру - рисовали смолой полоски на её белоснежной шерстке. А потом бросили её в бочку со смолой. Они смеялись, когда она тонула.
- Всё, хватит!.. - я больше не мог слушать. - Ты-то как смог улизнуть?
- Я потерял сознание. Они решили, что я сдох, и бросили меня в мусорную кучу. С тех пор я так и болтаюсь где придётся. За мной постоянно кто-то гонится. Сейчас я еле вырвался из рук домохозяйки, которая пыталась повесить меня за хвост на бельевой верёвке. - Внезапно он замер. - Ты слышишь? Сюда идут! Мы пропали!
- Успокойся, это тебе кажется. Я надёжно тебя спрячу, - заверил я его.
- Правда?
- Правда, Расмин, правда.
- Но откуда ты меня знаешь? Откуда знаешь, как меня зовут?
Пришлось объяснить ему, кто я такой.
Он молчал с таким видом, словно его что-то мучает. Наконец решился.
- Я должен тебе кое-что сказать.
- Что?
- Помнишь расправу на угольном складе?
- Как я могу это забыть!
- Это я.
- Что?
- Я вас выдал.
- Ты?!
- Да. Я их туда привёл. От Глории я узнал о вашем собрании.
- Но почему? Как ты мог?!
- Я думал, Глория не сможет так легко тебя забыть...
Что я мог сказать? Он смотрел на меня со страхом, с раскаянием, с мольбой. Совсем не тот кот, что нас выдал, но его жалкая тень. Бессмысленно было держать на него зло.
- Я хочу есть! - мяукнул Расмин. - Может, у тебя завалялась тут рыбка?
Я вспомнил фарфоровое блюдо с монограммой и чуть не рассмеялся.
- Золотых рыбок нет, но что-нибудь найдём. Жди меня здесь.
Я спустился к реке, устроил засаду и вскоре сумел ухватить две рыбёшки. Одну я съел, а другую, побольше, понёс в зубах Расмину.
Подходя к голубятне, я услышал голоса. Осторожно выглянул из-за кустов. Круглолицый светловолосый мальчик разговаривал, размахивая руками, с дюжим охотником на котов.
- Ты уверен, что видел их здесь? - спросил охотник. В руках у него была дубинка.
- Уверен.
- Где именно?
- Вон там. Рядом с голубятней.
Всё ясно: нас обнаружили. Лучше исчезнуть, пока они меня не заметили.
Я бесшумно скрылся в лесу и выждал пару часов. А когда вернулся на голубятню, в ноздри мне ударил запах горелой древесины. Потом я увидел дым и головешки.
Э-эх... Они сожгли голубятню. Моё убежище превратилось в пепел.
Расмина нигде не было видно. Может, он сбежал. Может, его схватили. Но скорее всего, он сгорел с голубятней.
У меня не было желания есть вторую рыбку. Я положил её на пепел, оставшийся от голубятни, и ушёл оттуда, повесив голову.
На следующий день я услышал экстренный выпуск новостей - из радиоприёмника, который слушали трое охотников с перьями на шляпах, устроившие пикник в тени дуба.
- Две последние кошки получили наконец по заслугам, - торжественно объявил диктор. - Они стали добычей огня в своём укрытии, на старой заброшенной голубятне...
Значит, они думают, что я сгорел. Это хорошо. Меня больше не будут преследовать.
Потом выступил премьер-министр.
- Дорогие сограждане! - заговорил он дрожащим от воодушевления голосом. - Для нашего острова наступила новая эпоха. Благословенная пора счастья, благоденствия, радости и процветания. Правительство объявляет этот день праздником. Сегодня вечером состоятся праздничные гулянья, включающие в себя фейерверк, концерт под открытым небом, танцы и разнообразные представления.
Участники пикника стали аплодировать, подбрасывать в воздух шляпы и с чувством обниматься. Один из охотников отбросил фляжку, схватил ружьё и начал в восторге палить в воздух.
Я прятался весь день, и лишь когда солнце стало клониться к западу, осмелился с оглядкой отправиться на прогулку по крышам города.
На улицах веселился и ликовал народ. Смех, музыка, радостные возгласы, песни... Юноши и девушки водили хороводы, дети пускали с балконов воздушные шары и бумажные самолётики, весёлые клоуны кувыркались и жонглировали на площадях. Люди, которые резали, душили и убивали кошек, гордо вышагивали по улицам, а на груди у них сверкали медали с четырёхлистным клевером в подкове...