На траве среди цветов что-то блестело. Я подошёл и увидел испачканную розовую ленточку Агаты с серебряным колокольчиком. Потянулся было за ней, чтобы вымыть в ближайшем ручье и отнести своей любимой, - но передумал. Лучше не буду ей напоминать о страшных минутах. И я прикрыл серебряный колокольчик землёй и травой.
Когда я вернулся в цирк и рассказал друзьям про дятлов, они ужасно обрадовались.
В субботу вечером мы с Куцым и Трифоном спрятались на крыше таверны "Весёлый боцман" на набережной и наблюдали, как люди в чёрных шляпах из "МыКаЛо" открывают люки трёх серых кораблей и выпускают на волю мышей. Тысячи и тысячи грызунов выскочили из трюмов и живыми серыми потоками растеклись по спящему острову. Затопили его, как река в половодье.
А тем временем несколько десятков дятлов незаметно рассредоточились по порту, рассевшись на лебёдках, мачтах, швартовах... Они были готовы действовать.
Когда территория опустела, я сказал Трифону:
- Начинаем операцию "Решето"! Как только я разберусь с вахтенным, подавай сигнал своим дятлам - и принимайтесь за работу.
Вахтенного - мрачного типа с кустистыми бровями и бакенбардами - я взял на себя. Сидя на причальной тумбе, он в задумчивости курил трубку. Я осторожно приблизился и с удовольствием помочился на его правую штанину. Почувствовав, как на него что-то льётся, он вскочил на ноги, обернулся и с проклятиями кинулся за мной. Я привёл его в тёмную улочку, где утром случайно обнаружил открытый люк. В этот люк он и свалился - в точности как я рассчитывал.
Когда я вернулся на набережную, Трифон и его команда уже пробрались через открытые иллюминаторы в трюмы жёлтого корабля и принялись за работу. А группа кошек во главе с Агатой методично перегрызала канаты, которыми корабль был пришвартован к причалу.
На следующее утро остров был заполонён десятками тысяч голодных серых мышей. А жёлтый корабль с мышеловками бесследно исчез.
ПАНИКА НА ОСТРОВЕ
Глава тридцать шестая,
в которой остров одолевают мыши, а жители не в состоянии с ними бороться
Ужасно неприятно просыпаться утром и видеть, как полтора десятка мышей играют на твоей кровати в волейбол твоей же изгрызенной тапочкой, или пляшут вокруг ночника на твоей тумбочке, или жуют сыр, вальяжно привалившись к твоему будильнику.
Именно такая участь постигла всех жителей острова. Его наводнили мыши, а ни кошек, ни мышеловок не было в помине.
Это утро было ознаменовано истерическими воплями. На тротуарах, на крышах, на балконах, на террасах, во дворах - всюду бесчинствовали орды мышей. Мыши качались на бельевых верёвках, танцевали на подоконниках, устраивали заплывы в кастрюлях с супом, карабкались на штанины полицейских, воровали пирожки из булочных...
Два или три корабля с грузом мышеловок пытались добраться до острова, но не смогли преодолеть полосу тайфунов. По слухам, они затонули.
На острове воцарилась ужасная паника. Начались массовые демонстрации, шествия и другие акции протеста.
И тогда один дотошный журналист раскопал сведения о заговоре Братства суеверных и компании "МыКаЛо", об их связях с политической верхушкой острова. На следующий день газеты пестрели огромными заголовками:
Позор!
Они уничтожили всех кошек
и наводнили остров мышами,
чтобы обогатиться!
Мышей становится всё больше!
Ситуация вышла из-под контроля!
Нам грозят эпидемии!
Некому бороться с мышами -
на острове не осталось ни одной кошки!
Некоторые министры предстали перед судом. Другие подали в отставку. Один покончил жизнь самоубийством. Правительство было низложено.
Я решил, что для нас это самый подходящий момент.
...Когда мы торжественно вышли на центральную площадь острова - впереди я, а за мною семьдесят пять кошек, - нас встретили аплодисментами и восторженными возгласами. Нас кормили, осыпали ласками, нас всюду звали в дом.
Через несколько часов мы обратили мышей в бегство. Они не смели больше и носа показать.
Так были спасены кошки. Так обанкротилась компания "МыКаЛо". Так я стал героем.
Эпилог
Очень скоро наш остров снова зажил прежней жизнью. Кошек становилось всё больше. Страх пропал, а с ним и подозрительность. Словно все эти ужасные гонения нам просто приснились.
Теперь люди ведут себя как обычно. Кто-то нас любит, а кто-то нет. Одни нас подкармливают, другие не обращают на нас внимания. Иногда можно и пинок получить.
Каждый день я встречаю тех самых людей, которые ещё недавно истребляли с усердием кошек: они направляются по утрам на работу, ходят по магазинам, гуляют с детьми. Я слышал, будто коротышка в кепке убедил кого нужно в том, что полностью раскаялся, - и теперь возглавляет обновлённое Общество защиты животных.
Казалось бы, после всего, что произошло, я должен потерять веру в людей. Но ведь на моём пути встречались не только Гульельмо Делагопа, Армандо Рапашин и им подобные. Были и Марилена, тётушка Рина и бог весть сколько ещё добрых людей...
Время от времени я забегаю в дом поэта Анестиса Анапеста, и мы болтаем с Писклёй. Его в тот памятный день загнали было в угол кошки, но я успел вмешаться - и вот он жив-здоров.
Иногда я вспоминаю своего безвременно погибшего друга - Грязнулю. А что, если и у него оставалась в запасе ещё одна жизнь, как у Куцего? Может, однажды я встречу его на какой-нибудь отдалённой улочке? Кто знает...
Сейчас я сижу на железной крыше сарая - там, где началась эта история, - и любуюсь бескрайним морем. Разглядываю прохожих на улице. Дети играют в мяч, парочки проходят, обнявшись, старушки везут коляски с младенцами... Я бросаю взгляд вниз, во двор, и вижу Агату в зарослях мальвы. Она кормит наших семерых чёрненьких котят.
Всё так спокойно, так безмятежно...
То, что произошло с нами, кошками, никогда не повторится, - пытаюсь убедить я самого себя.
Но в глубине души я знаю, что на нашем острове, как и в любом другом месте, события быстро стираются и из памяти кошек, и из памяти людей. А значит, чей-то бредовый помысел может вновь обернуться всепоглощающим пожаром...
Послесловие автора к русскому изданию
Окна моего лондонского офиса выходят на старое викторианское здание. Иногда, отрываясь от работы, я смотрю на него и вижу скучные ряды одинаковых окон. Но именно они вдохновили меня на создание многих историй, например про занавеску, которая мечтала стать балериной и танцевать в небе. А с этой книжкой вышло так: несколько недель подряд я наблюдал за чёрным котом, свернувшимся на одном из подоконников. Но однажды, вернувшись с конференции в Гамбурге, я увидел на том же подоконнике точно такого же кота, только белого.
Я удивился: "Что такое? Это уже другой кот или тот маскируется?" И если тот, то зачем ему понадобилось менять внешность? Может, это последний чёрный кот на свете, за которым охотится братство суеверных фанатиков? И может, тот человек в длинном пальто, закутанный по самые уши, - один из них?
Эти образы вдохновили меня на написание истории про тайную секту, члены которой уверены, что чёрные коты приносят несчастье, и хотят истребить их.
Вскоре это им практически удаётся. В живых остался только один чёрный кот. И члены секты полны решимости поймать его и убить.
Книга о последнем чёрном коте - это и приключенческий роман с безжалостным преследованием, и любовная история, и детектив. Но в то же время я хотел в ней иносказательно поговорить о проблеме предрассудков, суеверий и расизма.
Издевательства над кошками-жертвами в романе бледнеют по сравнению с настоящими ужасами, которые им пришлось претерпеть на самом деле. Особенно в Средние века: Церковь развернула ужасную кампанию против кошек, считая, что они как ведьмы. В XVI веке кошек подвергали кошмарным издевательствам. Без преувеличения - сотни тысяч кошек подверглись пыткам, были повешены, сожжены на костре, сгорели заживо или были попросту уничтожены. С чёрными кошками поступали особенно жестоко, поскольку считалось, что дьявол иногда принимает обличье чёрного кота. Так что, когда Церковь устраивала ежегодные церемонии сожжения кошек заживо, чёрных кошек охотно отправляли на костёр.
Люди истребляли кошек, но кошки, можно сказать, помогли человечеству. Во время чумы, когда постоянно умирали люди, ни у кого не было ни времени, ни желания преследовать кошек. Тогда кошек резко стало больше, и они начали охотиться на полчища крыс, разносивших чуму. Есть свидетельства, что эпидемия чумы прекратилась отчасти из-за увеличения числа кошек, истреблявших крыс.
Но подобная жестокость была свойственна людям не только в Средние века. Наполеон, Чингисхан, Юлий Цезарь и Муссолини были котоненавистниками, поскольку, как заметил один учёный, кошек нельзя завоевать. Дуайт Эйзенхауэр (34-й президент США) не выносил их настолько, что велел слугам пристреливать всех кошек, появлявшихся рядом с его домом. А чикагский банкир Роквелл Сэйр начал в 1925 году кампанию по избавлению мира от кошек - "отвратительных и бесполезных тварей", как он обычно называл их. Он предложил вознаграждение за убийство кошек, поставив целью уничтожение семи миллионов за первые три месяца кампании. Композитор Брамс тоже ненавидел кошек. Для развлечения он любил, сидя на подоконнике лунной ночью в Вене, стрелять в кошек из лука. Поразив несчастную жертву, он слушал её предсмертные стоны и тщательно их записывал, чтобы использовать это, сочиняя камерную музыку.
Конечно, эта книга порой очень жестокая. Мы даже обсуждали с издательством, не надо ли убрать сцены уничтожения кошек, например, когда человек в белом костюме топит их в турецкой бане. После долгой дискуссии мы решили это сохранить, чтобы наглядно показать ужасы геноцида. Но я старался на протяжении всего романа эти ужасы, жестокость и отчаяние перемежать со смелостью, юмором и надеждой.
И еще я хочу напомнить, что "Последний чёрный кот" - книга не только для детей. Во многих странах - например в Италии и Испании - у книги множество поклонников среди взрослых. Надеюсь, такая судьба ожидает и русское издание.
Евгениос Тривизас
Примечания
1
Мусака - традиционное греческое блюдо из баранины, баклажанов и помидоров.
2
Хамам - турецкая общественная баня.
3
Зейбекико - греческий танец, исполняющийся, как правило, мужчинами.
4
Гювеч - блюдо из овощей и мяса, запекаемое в глиняном горшке.
5
Маасдам - голландский твёрдый сыр с большими дырками.
6
Фламбе - способ приготовления, при котором блюдо поливают алкогольным напитком и поджигают.
7
Флокати - греческие рукодельные ковры с длинным ворсом из овечьей шерсти.