Барабашка это я: Повести - Екатерина Мурашова 15 стр.


Стоит отчим перед училкой как гора и молчит, только цветом кирпичным наливается… Училка - туда-сюда, а он ей: "Чего к мальцу цепляетесь?" Она раскудахталась: это, то, вы не знаете, влияние старшего брата, яблоко от яблони… Отчим воздух ладонью рубанул, аж засвистело. Училка в сторону шарахнулась. Сказал, как камень уронил: "Чепуха!" - и прочь пошел.

Сеньку в покое оставили. А теперь он отчима подвел - сбежал невесть куда, будто и правда блатной либо придурок. Нехорошо. А как ему объяснишь?

"Расскажу потом, когда-нибудь…" - утешил себя Сенька и снова прислушался к закипавшему вокруг спору.

- Ну даже если и так! - обращаясь к Бордовому Галстуку, говорил Артем. - Так что из этого следует? Ровным счетом ничего. Для объяснения сути - ничего!

- Так я не понял, что Сеня может? - ни к кому не обращаясь, спросил лохматый человек в мягком трикотажном костюме, похожем на пижаму.

Не разглядев, Сенька принял бы его за обитателя клиники.

- Ничего, Игорь, я же сказал - ничего! - устало ответил Андрей. - С ним надо работать. Никакого управления - я же сказал…

- Так зачем же тогда?.. - начал Артем, но его перебила пышноволосая блондинка.

- Я знаю - зачем! - низким красивым голосом сказала она. - Андрей приволок еще одно подтверждение своей гипотезы…

- Какой? - спросило сразу несколько голосов.

- А! Дети-мутанты из промзоны… - пренебрежительно пробормотал Бордовый Галстук. - Я читал об этом в одном фантастическом романе годов шестидесятых…

- Я тоже предпочел бы фантастический роман, - спокойно и отчужденно заметил Андрей.

- Андрей, объяснись, - попросила молчавшая до сих пор Зина. - Не все знают, о чем речь.

- Да. Я не понял, - поддержал ее лохматый Игорь.

- Это не гипотеза, - начал Андрей. - Скорее наблюдение… Вы обращали внимание, что во всех "барабашковидных" ситуациях есть два общих момента: первое - уровень образования всех участников не превышает среднеспециальный… - Многие в комнате кивнули. Бордовый Галстук остался неподвижен. - И второе: во всех случаях на одном из планов присутствуют дети. Точнее - подростки…

- Так, так. - Игорь замотал лохматой головой, откидывая падающие на глаза волосы. - И что же ты предполагаешь?

- Я предполагаю самую простую вещь. То есть она самая простая по сравнению со всеми этими гипотезами о душах предков, о рехнувшихся космических пришельцах и т. д. Барабашки - это дети. Подростки. С необычными возможностями, о которых они и сами не всегда знают. Отсюда - кажущаяся бессмысленность и алогичность всех подобных случаев… Сенька - наглядная тому иллюстрация…

- Но почему? - спросила блондинка.

- Если бы я знал! - Андрей пожал плечами.

- Но что-то ты думаешь! - настойчиво возразил Артем.

- Я думаю, - грустно ответил Андрей. - И получается печально и банально, как в наших ежедневных газетах. Это - третье поколение хронических пьяниц и алкоголиков. Без корней. Без среды обитания. Это - отравленная земля, вода, воздух…

- В ООН, в ООН, - замахал рукой Бордовый Галстук. - В крайнем случае - в ЮНЕСКО. Оздоровим экологию, иначе мы все превратимся в барабашек!..

Андрей чуть заметно побледнел и потемнел глазами.

- Сеня, - снова вмешалась блондинка, - а где ты живешь?

- В Сталеварске.

- Что за город, расскажи. Там что, сталь варят, да?

- Не! - усмехнулся Сенька. - Никакую сталь у нас сроду не варили. У нас комбинат химический. Пластмассы какие-то…

- А отчего же - Сталеварск? - удивился Игорь.

- Это смешно, - пообещал Сенька. - Я сейчас расскажу… Вообще-то был - Сталинск. Когда комбинат строили. В честь Сталина. Потом переименовали. Стал Сталеварск, чтобы букв поменьше менять. На комбинате на крыше лозунг: "Труженики Сталеварска! Крепите Родину делами своими!" - так видно: четыре буквы старые, а дальше новые, другие немножко… Теперь митинг у Горсовета был, чтобы отменили все. А еще ветераны подписку собирают, чтобы опять - Сталинск. Отчим расписался…

- У тебя что ж, отчим - сталинист, что ли? - весело спросил молодой парень с тощей козлиной бородкой.

Сенька нахмурился - в голосе парня ему послышалась издевка, однако ответил:

- Он сказал: все отменять - ничего не останется. Что было, то было. Откуда новое возьмем?

- Правильно сказал, - поддержал отчима Бордовый Галстук, а блондинка предложила:

- Может, историческое название вернуть? Как раньше-то город назывался?

- Раньше, до комбината, соседка рассказывала, деревня была, - усмехнулся Сенька. - Называлась Голодай. Можно вернуть, конечно…

Все, кроме Андрея, засмеялись.

- Я думаю, можно отпустить Сеню, - сказал Бордовый Галстук. - А мы тут еще обсудим кое-что…

Сенька, не торопясь уходить, вопросительно взглянул на Андрея. Невелика от Сеньки поддержка, но оставлять Воронцова одного ему не хотелось. Андрей кивнул.

- Ну ладно! До свидания всей честной компании! - Сенька шутовски раскланялся и задом, провожаемый улыбками, вышел в распахнутую кем-то дверь. Закрыл ее за собой, приложил ухо, убедился, что подслушать ничего не удастся, и, вздохнув, пошел к себе.

Когда Сенька вошел в свою комнату, сразу понял - что-то изменилось. Не сразу догадался - что. Завертел головой и сообразил: Зина. Над кроватью висел смешной плетеный медвежонок с палочкой в коротких лапках. А на окне - аккуратный горшочек с толстым упрямым ростком, растопырившим лиловые резные листья.

Сенька улыбнулся, достал из тумбочки стакан, сходил в туалет, набрал воды и полил и без того влажную землю. Наклонился, понюхал. Росток пах тепло и вкусно. "Как у Зины в кабинете", - вспомнил Сенька и улыбнулся еще раз.

К столовой Сенька пришел рано, дверь еще была закрыта. Проходя мимо библиотеки, подумал: "Заглянуть, что ли?" - и сам себе удивился. Потом стал думать про другое: придет ли Глашка? Воронцов сказал: помоги ей. А как помочь? Надо бы спросить при случае.

Глашка пришла. Во вчерашнем зеленом платье, вроде бы побледнела чуть. А может, показалось. "Ты где была?" - хотел было спросить Сенька, но не спросил. Вместо этого кивнул на прыщавого парня (он ел за отдельным столиком в углу) и прошептал:

- Придурочный какой-то. Я на обеде спросил про телевизор, так он сбежал…

- Это Роман, - также шепотом объяснила Глашка. - Его в подвале нашли. Он не помнит ничего. И с космосом разговаривает.

- С каким космосом? - не понял Сенька. - С космонавтами, что ли?

Глашка кивнула.

- С нашими?

- С нашими вроде тоже может. Его тут возили куда-то, вроде получилось.

- Чудеса: - вздохнул Сенька. Собственные злоключения теперь вовсе не казались ему такими уж особенными. И это было приятно.

- Пошли теперь ко мне, - сказала Глашка после ужина.

- Пошли, - согласился Сенька. И застеснялся. Отчего-то идти к девочке в комнату казалось ему неприличным. А Глашка к нему - ничего, нормально.

Зашел и сразу стесняться перестал. У Глашки все было точь-в-точь как у него. Нипочем не скажешь, что здесь девочка живет. Такой же стакан на тумбочке. Койка застелена. Только цветок на окне не лиловый, а желто-зеленый, гнутый, будто под ветром склоненный.

Глашка проследила его взгляд, нахмурилась, а потом вдруг оживилась:

- Слушай, Сенька, а ты можешь все эти веники сгубить?

- Какие веники? - не понял Сенька.

- Ну, эти. - Глашка кивнула на горшок. - И в коридоре… И вообще, все… Не ломать там и не разбить, а чтобы они просто сдохли… Чтобы Зинка не догадалась. А? Барабашка ты или нет?

- Я не знаю, - смутился Сенька. - Только зачем тебе? Чем тебе цветы помешали?

- Терпеть не могу Зинкины цветочки! - знакомо ощерилась Глашка. - И саму Зинку тоже!

- Да почему? - воскликнул Сенька. - Что она тебе такого сделала?

- А ничего! - Глашка вздернула и без того курносый нос. - Чего она мне может сделать!

- Так чего же тогда?.. - недоумевал Сенька.

- А чего она пристает! - Девочка непримиримо сощурила глаза. - Вот как училка в интернате. Все они одинаковые. Мягко стелят, да жестко спать. Та тоже: Глашенька то, Глашенька се. И от девчонок защищала. И занималась со мной. Я, дура, и растаяла. Стала ей рассказывать все. А она осторожненько так: спросит и молчит. Или скажет: ты не хочешь - не говори…

- Чего говорить-то? - не удержался Сенька.

- А то! - Глашка сжала кулаки, глаза ее побурели. - Всем им одно и то же надо!.. Как дошло до дела, так я смекнула уже, чего ради она ко мне подкатывалась, да куда денешься!.. Ты, Глашенька, такая необыкновенная, тебя, Глашенька, никто не понимает! С тобой так интересно беседовать!.. А подумай сам, чего это ей со мной интересно, если я, кроме деревни нашей да Центральной, сроду ничего не видела? А?

- Ну, наверное, это… - замялся Сенька. - Хотела, чтоб предсказала ты ей…

- Во! - обрадовалась Глашка. - Точно! И я так поняла. Только поздно. А сначала-то растаяла, думала, дура набитая, что она просто так с добром ко мне… - Глашка скрипнула зубами и запрокинула назад голову, чтобы не вылились навернувшиеся слезы.

- Ну, а потом чего? - Сенька понимал, что Глашке тяжело говорить, но был не в силах сдержать свое любопытство.

- Потом ясно что, - вздохнула Глашка. - Чего хотела, того и добилась. Сказала я ей…

- Ну и чего вышло?

- Чего у училок выходит?.. Девочка у нее вышла. Танечка. Лицом смазливая, в нее. Нравом капризная.

- А муж?

- Без никакого мужа! - Глашка торжествующе улыбнулась. - Бросит он ее и уедет. У него дома-то - семья…

- Так и сказала ей? - ахнул Сенька.

- Так и сказала… А вот гляди! - снова оживилась девочка. - Как чудно получается! Нюре-то, почитай, то же самое вышло, а только ей - в радость, а училке - как гриб поганый съесть. Почему так?

- Ну, я-то почем знаю!

- Вот и я не знаю. А только она с тех пор на меня как на врага смертельного смотрела. Будто это я ей чего испортила…

- И чего?

- Да ничего! - усмехнулась Глашка. - От судьбы куда денешься? Небось сейчас уже с брюхом ходит…

- А ты?

- Чего я? Я жила - как спала. Потом думаю - чего? Хотела уж сон-ягодой отравиться. Ждала, как поспеет… Тут меня Андрей и увез. Кто ему про меня сболтнул - по сей день не знаю. Но за то ему спасибо…

- Да-а… - Сенька покрутил головой и добавил глубокомысленно: - Вот ведь как бывает… - Сочувственно взглянул на Глашку, помолчав, спросил все же: - А Зина-то тут при чем?

- А притом! Все они одинаковые. И она тоже!

- Тоже предсказать просит? - догадался Сенька.

- Ну-у, не просит впрямую-то, а так… - Глашка прищелкнула пальцами. - Вроде и не за себя…

- Тоже про мужа?

- Какой у нее муж! - презрительно фыркнула Глашка. - От горшка - два вершка… Кому нужна недомерка такая!

- Ну почему-у… - протянул Сенька. Прямо вступиться за Зину он не решался, боясь разозлить Глашку, но и с оценкой ее был не согласен.

- Она, понимаешь, все про Андрея выспрашивает… - Глашку так перекосило от злости, что Сенька даже испугался.

- "Ты можешь ему помочь!.. Ему тяжело!.. Ты не хочешь"! - передразнила она. - Будто я не знаю, чего ей надо… А только не будет этого! - вдруг с силой выкрикнула Глашка. - Нипочем не будет!

- Чего не будет-то? - спросил наконец запутавшийся Сенька.

- А того! Все - одинаковы!.. Ты небось тоже. - Глашка подозрительно взглянула на мальчика. - Думаешь, поломаюсь, поломаюсь - и расскажу, да? Так? Так?! - Глаза у Глашки вспыхнули злым желтым огнем.

- Да ну тебя, Глашка! - с деланным равнодушием сказал Сенька. - Ты, видать, совсем рехнулась. От переживаний-то. Мало ли людей, которые ничего не предсказывают! Так и чего - не разговаривать с ними, что ли?

- Да, наверное, - мигом остыла Глашка и добавила жалобно: - Рехнешься тут…

- Ничего, прорвемся. - Сенька неожиданно почувствовал себя взрослым, протянул руку и погладил Глашкины тонкие пальцы, бессильно лежащие на столе. И тут же испугался: сейчас Глашка окрысится, завизжит. Но девочка вроде бы и не заметила ничего, даже руку не отдернула. Сенька облегченно вздохнул.

- Ну, так чего, с вениками-то? - напомнила Глашка. - Можешь?

- Я не знаю, - осторожно сказал Сенька. - Вообще-то вряд ли… У меня горит чего-то, падает, да и то… Само по себе вроде…

- А-а… - разочарованно протянула Глашка и задумалась. - Вальтер - мог. У него сила была. Только не захотел, наверное. Они еще больше расти стали. Как сумасшедшие.

- А кто такой этот Вальтер?

- Не знаю, - неожиданно ласково улыбнулась Глашка. - Вальтер - это Вальтер. У него сила на живое была. И добро. Повариха крыс отравой морила, а он их оживлял. Они за ним потом как собачки ходили. По коридору. Представляешь? Повариха раз увидела и прямо посередине в обморок грохнулась. Вот умора-то! Очнулась, а перед ней Вальтер стоит и две крысы сидят на задних лапках и смотрят. Она опять - бац! Представляешь?

- Да-а, - протянул Сенька и посочувствовал поварихе. Крыс он терпеть не мог. Прямо в дрожь бросало, как видел. - А куда этот Вальтер теперь делся?

- Не знаю, - погрустнев, сказала Глашка и, помолчав, добавила обреченно: - Все куда-нибудь деваются…

- М-да, - вроде бы согласился Сенька и не стал больше Глашку ни о чем расспрашивать. Но все это ему как-то очень не понравилось.

* * *

Время шло. Сенька совсем освоился, перестал шугаться и даже привык к странным обитателям клиники. Научился разговаривать с прыщавым Романом, который больше не боялся его и красиво рассказывал про Звездный Космос, про чужие планеты, про затерявшихся в просторах Вселенной космонавтов. Сенька никак не мог понять, что это за космонавты, но в общем-то его это не очень интересовало. Слушать Романа ему нравилось. Иной раз не хуже, чем видики смотреть про звездные войны… Сенька никому не говорил, но про себя думал, что Роман когда-то этих самых видиков посмотрел слишком много и рехнулся. Однако предположение свое держал при себе: не его это дело, умные люди сами разберутся…

Еще познакомился с Гаянэ. Если это, конечно, можно назвать знакомством. Гаянэ останавливала на нем лучистые глаза и иногда говорила нараспев: "Се-эн-ня-а…" От Глашки Сенька знал: ослепительно красивая Гаянэ - сванка, грузинка. Всю их семью вместе с домом накрыло лавиной. Все погибли, только Гаянэ откопали живой. Она выжила, поправилась, но на эту землю так и не вернулась. Жила в каком-то другом, очень красивом мире, похожем на рай. Там общалась с матерью, отцом, братьями. И коротать бы Гаянэ свои дни в сумасшедшем доме, если бы ей изредка из этого мира кое-что не перепадало: то диковинно-красивый цветок, то странной формы графин с прозрачной, густой, как мед, жидкостью, то мерцающий зеленым светом граненый камень… У Глашки в тумбочке лежало переливающееся всеми цветами радуги перо - подарок Гаянэ. Иногда Глашка щекотала им Сеньку. Он щекотки безумно боялся, но тут даже сопротивляться не мог, убегал - боялся попортить такую шикарную вещь.

А про Глашку ничего нельзя было сказать наверняка. Иногда она была как все люди - болтала, смеялась, дразнила Сеньку. А потом вдруг пропадала на день, на два, на неделю, не ходила в столовую, не показывалась в коридоре, на стук не отзывалась… Потом появлялась как ни в чем не бывало. Сенька не молчал, спрашивал: "Чего это с тобой?" Она, смотря по настроению, когда отмахивалась, когда крысилась на него: "Не твое собачье дело!"

Сенька обижался, уходил, но долго злиться не мог. Глашка сама приходила, звала - он с ней мирился, а про себя клялся, что уж это - в самый распоследний раз…

По вторникам, четвергам и субботам он занимался с Воронцовым. Андрей был неизменно терпелив, голоса никогда не повышал, но вроде бы со времени их первой встречи похудел, и одежда висела на нем, как на вешалке.

Дела у Сеньки шли не ахти как, и ему даже перед Воронцовым стыдно было: столько с ним возится, и все зазря.

- Это потому, что мне здесь злиться не на что, - потупившись, объяснял он Андрею. - Все хорошо, вот ничего и не выходит…

- Может, мне тебе по шее съездить раз-другой? - улыбался Андрей, а потом утешал: - Ничего, Сенька, не горюй. Все выйдет…

Сначала Сенька боялся, а теперь уж и хотел, чтоб вышло. Да не выходило. "А может, оно и совсем прошло?" - размышлял он по вечерам и не мог понять, нравится ему это предположение или не нравится. А еще несколько месяцев назад он ни о чем другом и думать не мог - только бы вылечиться.

"И чего ж тогда? Тогда, выходит, надо мне домой ехать, - думал он. - Там у матери ребятенок уж народился… Не до меня… А здесь чего же сидеть? Время у людей отнимать…" От таких мыслей Сеньке становилось тревожно и неуютно. И посоветоваться не с кем. У Андрея и так забот полон рот. Это Сенька нутром чувствовал и не лез к нему со своими проблемами. Зина? Она ему по-прежнему нравилась, но Глашкина непримиримая неприязнь словно ставила какую-то стену на пути к ней. Колян? Ему можно было написать, но чтобы получить ответ, придется назвать адрес, раскрыться. А вдруг до матери с отчимом дойдет? Это в Сенькины планы пока не входило…

И еще. Сам себе удивляясь, Сенька начал читать. Сначала - от безделья, когда Глашка в тумане и поговорить не с кем. Потом увлекся и сам уже стал ходить к Зине, брать ключ и с удовольствием рыться в книгах, которые стояли на грубых деревянных полках без всякой видимой системы.

Искал в книгах ответы на свои вопросы. Современные отставил сразу, понял: не найдет, на какое-то время утонул в фантастике, потом устал, все стало казаться одинаковым, повторяющим одно другое.

И надолго застрял на исторических романах. Читал запоем, отрываясь лишь тогда, когда строчки начинали прыгать перед глазами, а над страницами, сходясь-расходясь, зависали радужные круги. Жизнь в романах шла чудная, до того на Сенькину непохожая, что оторопь брала. А подумаешь - в чем-то и сходство есть…

Потом пересказывал Глашке. Она сама читать отказывалась наотрез, но Сеньку слушала внимательно и с удовольствием. Одни герои ей нравились, другие - нет. А Сеньке все нравилось, он просто кайф ловил… И не мог отделаться от ощущения, что книги в библиотеке меняются. Вот здесь на полке этой книги не было, а вдруг появилась. Следил даже, но никто на его глазах в библиотеку не входил. Только Зина с кувшином - цветы полить.

Читал, читал Сенька всякие исторические книги, и интересная мысль у него в голове появилась. Появилась и поселилась плотно, будто всегда жила. А обсудить, поговорить не с кем. Глашка слушать-то слушала, а обсуждать - увольте, только усмехается препротивно - и все. Да и не ее ума это дело. Такое только ученый человек рассудить может. Чего попусту язык-то чесать? К Воронцову это - больше не к кому.

Серьезное дело серьезной подготовки требует. Момент Сенька подбирал тщательно, чтоб не между делом. Время чтоб было, и настроение, и, само собой, чтоб не отвлекал никто. Выбрал все, сошлось копейка в копейку, тут, откуда ни возьмись, - Глашка. Черти ее принесли, не иначе. Ведьма все же. Села в угол, коленки обхватила, глаза зеленые вытаращила и никуда уходить не собирается. А Сенька уж настроился, разговор с Воронцовым завел. Чего ж теперь, бросать все, еще ждать? "А и черт с ней! - подумал. - Пускай сидит, коли приперлась!"

Начал издалека.

- А вот скажите, Андрей, как вам в книгах исторических видится? Кто всех лучше?

- Как - лучше? - не понял Воронцов.

Назад Дальше