Счастливая карусель детства - Гайдышев Александр Григорьевич 4 стр.


Отголосок этого визита в Эрмитаж не заставил себя долго ждать и проявился самым неожиданным и трагикомичным образом. Вернувшись домой к семье по окончании каникул и начав снова посещать школу, я внезапно и всерьез заразился от школьных друзей тягой к собирательству марок. Короче говоря, мне пришло в голову твердое решение стать филателистом. У большинства ребят коллекции были довольно значительны, поскольку были унаследованы ими от родителей или собирались не первый год. У нас же в семье никто не увлекался марками, и мне предстояло наверстывать отставание опережающими темпами. Я не хотел и не любил быть позади всех.

На карманные деньги я скупал в газетных ларьках "Союзпечати" практически все имеющиеся в их скудном ассортименте марки без разбора, лишь бы они были новыми для моей начинающейся коллекции. Чем-то удавалось обмениваться с ребятами, и я постепенно и медленно качественно улучшал свои марки. Но практически не-меняющийся ассортимент в ларьках "Союзпечати" начинал вызывать у меня уныние из-за того, что дальнейшее развитие коллекции стало под вопросом.

Как подарок судьбы я расценил полученную от одного мальчика на переменке "засекреченную" информацию о наличии в нашем районе специализированного магазина для филателистов. Я запомнил его точный адрес, номер троллейбуса, на котором можно было доехать до Филателии прямо от школы, и твердо решил в тот же день посетить ее. Радостно мне было еще и оттого, что за последнее время удалось скопить один рубль, который лежал у меня в кармане и грел душу. В силу новых обстоятельств мог этот рубль сослужить большую пользу его хозяину.

Очень ждал я в тот день окончания уроков, и вот, наконец, долгожданный звонок прозвенел. Сел я в троллейбус, проехал нужное количество остановок и оказался возле заветного места. В состоянии сильного эмоционального возбуждения, свойственного бывалым грибникам, напавшим после долгих безуспешных поисков на грибную поляну благородных грибов, я прочитал на магазине сладостное слово "ФИЛАТЕЛИЯ" и решительно бросился к деревянной двери, ведущей в заветный мир марок.

Но внутри меня ждало разочарование. Начавшееся с первой секунды тщательное обследование стоявших по периметру большого зала прилавков привело меня к неутешительным выводам, - заполнены они были канцелярской белибердой и прочей всякой всячиной, схожей с ассортиментом ларьков "Союзпечати". В зале этом не было ни малейшего намека на марки, и все во мне опустилось.

- Скажите, пожалуйста, а что - марки здесь не продаются? Не хотел я сдаваться и решил получить объяснение из первых рук от продавщицы магазина.

- Ты невнимателен, то, что тебе нужно, находится во втором зале нашего магазина.

В самом деле, в центре первого зала был какой-то проход с низким проемом, ошибочно принятый мной за подсобное помещение для работников магазина. Я ныряю в этот проход и понимаю, что достиг своей цели. Все стены и прилавки небольшого помещения изобилуют многочисленными предметами моего обожания - марками. О таком можно было лишь мечтать: различные по тематике, размерам, формам, цветам, странам происхождения и в таком огромном количестве! Чувствую и понимаю, что счастлив, и дорога к этому счастью отныне навсегда для меня открыта. Даже воздух здесь необыкновенен и очень притягателен - особый и ни на что не похожий аромат марочного мира. Немногим отличаясь от запахов в обыкновенных канцелярских магазинах, он все же уникален и содержит какие-то свои особые и едва уловимые оттенки, связанные со свежей полиграфией, марочным клеем, альбомами и запахом гашеных марок.

Очень мне нравятся эти ароматы, и я жадно принюхиваюсь и всматриваюсь во все, что меня окружает. Пользуясь своим небольшим ростом, я располагаюсь прямо возле прилавков и напряженно и внимательно изучаю ассортимент Филателии.

Сколько же денег пришлось выбросить на откровенную ерунду из "Союзпечати" и как бы они пригодились мне сейчас, когда открылись такие потрясающие возможности. К сожалению, моего рубля категорически недостает даже на то, чтобы купить два набора вьетнамских беззубцовых марок с динозаврами, и мне предстоит сделать нелегкий выбор между хищными и травоядными ящерами.

Решив начать с хищников, я вернулся в первый зал, где была касса, и занял в нее очередь. Случайно кинув взгляд на одну из стен зала, я вздрогнул от неожиданности, словно меня ударило электрическим разрядом. Чего-чего, но этого я здесь никак не ожидал увидеть! Передо мной на стене скромного магазина в новостройках Ленинграда висел непревзойденный шедевр великого художника эпохи возрождения Леонардо Да Винчи - "Мадонна с младенцем". Картина была в натуральную величину, обрамлялась красивой золотой рамкой, и в правом нижнем углу было написано 10 руб. 50 коп.

Конечно, указанная сумма была для меня астрономически велика, поскольку более чем полутора рублями мне в своей жизни владеть никогда не приходилось, а на десятку можно было бы сделать мою марочную коллекцию чуть ли не лучшей в классе. Но с другой стороны, от дедушки я прочно усвоил истину, что картины из Эрмитажа бесценны. Бесценны в том смысле, что не имеют цены и не существует таких денег, за которые их можно купить. А в данном случае передо мной был самый что ни на есть шедевр, и я, "как каждый образованный человек", это твердо знал. И представилось мне, что напал я на золотую жилу, и только в силу того, что люди из новостроек редко бывают в Эрмитаже, не могут они догадаться, какое бесценное сокровище висит у них под боком и стоит десять пятьдесят.

На всякий случай я все же решил подстраховаться и поинтересовался у продавщицы магазина, в действительности ли картина у них на стене является мадонной Леонардо, и получил утвердительный ответ, сопровождаемый, как мне показалось, слегка удивленным и изучающим взглядом с оттенком плохо скрытого восхищения. Как же трудно принимать решение, когда появляются такие фантастические варианты и возможности! Но запрашиваемой за картину суммы у меня все равно в наличии не было, а внезапно нахлынувшая любовь к искусству вносила сомнения в возможность исполнения моих изначальных помыслов и грозила их сорвать. После некоторых колебаний я все же принял рациональное решение действовать по первоначальному плану и приобрел-таки марки с изображением плотоядных динозавров.

Ощущение времени стерлось настолько, что с удивлением я заметил, как на улице заметно потемнело. Оказалось, что в Филателии провел я почти три часа, которые уплотнились в моем сознании в одно яркое и насыщенное мгновенье детского счастья.

Дома, перекусив и быстро сделав уроки, я стал с нетерпением дожидаться возвращения родителей с работы. Мне хотелось непременно похвастаться перед ними результатами сегодняшней вылазки, и в случае удачных переговоров я рассчитывал, что в моей комнатке скоро будет висеть Мадонна с младенцем.

Сидя за ужином, я эмоционально и артистично делился с родителями своими впечатлениями.

- Вы представляете, в Филателии продается много картин из коллекций Эрмитажа и Русского музея, и там даже я обнаружил настоящий шедевр Леонардо Да Винчи.

- Да, все это здорово, чувствуется, что каникулы с дедом не прошли для тебя даром, ты даже еще не смог остыть после ваших музеев и театров, - папа засмеялся и многозначительно переглянулся с мамой, которая тоже начала улыбаться.

- Да, но я не сказал вам самого главного! Мадонна с младенцем в богатой золотой рамке там стоит всего десять с половиной рублей, а даже дедушка признает, что эта картина бесценна. Вот посмотрите, - и тут для большей убедительности я выложил на стол специально приготовленный для этого разговора буклетик по Эрмитажу, купленный мне дедушкой во время нашего похода в музей. Фотография картины с мадонной была на одном из первых мест, - так что я считаю, что нам обязательно нужно купить эту картину.

- Прочно же дед вбил в тебя свои искусствоведческие штучки, но я думаю, что даже и он не стал бы покупать такой картины, - папа по-прежнему продолжал улыбаться, но в последней его фразе прозвучали железные нотки, которые были не очень хорошим знаком.

- Послушайте, у меня осталось около пятидесяти копеек, так что для ровного счета остается заплатить только десять рублей, и мы - хозяева бесценного шедевра, а если не верите, то можете уточнить у дедушки!

Родители дружно закончили улыбаться и в задумчивости смотрели на меня.

- Сашенька, сыночек, но ведь картина в этом магазине не настоящая, это просто репродукция, копия, печать с эрмитажной картины. Неужели ты этого не понимаешь и не видишь разницы? - мама подошла и погладила меня по голове.

- Так в том-то все и дело, что разницы никакой нет и невозможно понять, где картина из Филателии, а где из Эрмитажа, - я не хотел отступать, хотя слова репродукция и копия слегка поколебали мою внутреннюю твердость. Тем не менее, моя позиция базировалась на таком крепком фундаменте, как дедов авторитет, и новые факты для спора появлялись исходя из этого обстоятельства.

- Ну, допустим, но ты же, надеюсь, понимаешь, что наша квартира не музей, и высота потолков здесь всего два сорок пять? Где ты определяешь ей место?

- Конечно, в моей комнате, посередине стены, над моим диваном! Ведь это я нашел картину, и, значит, будет справедливо, если она будет висеть именно у меня.

Мы все переместились в детскую комнату и начали критически оценивать возможность реализации моего предложения.

- Пожалуй, большую глупость и представить трудно, - папа заразительно засмеялся, мама заулыбалась, - скажи, пожалуйста, как достойный приверженец своего деда, насколько гармонично будет выглядеть твой шедевр на фоне туповатых морячков в бескозырках и с флажками?

И здесь я впервые за сегодняшний вечер ощутил невозможность исполнения моей мечты. Пожалуй, даже "Девятый вал" Айвазовского выглядел бы на моих обоях не многим более уместным, чем Мадонна с младенцем. Глуповато-смешливые мордочки многочисленных морячков, активно размахивающих флажками, выражали абсолютный триумф здоровеньких и веселеньких человечков над всем, что не вписывается в их незамысловатый и примитивный мирок, в котором, вероятно, произведениям больших художников действительно трудно найти место. Как мне нравилось их рассматривать раньше и как они меня забавляли. Теперь же я их просто возненавидел. Глупые, тупые рожи!

Неожиданно мне вспомнилась та самая кошка возле памятника Пушкину, которая в свое время так оскорбила своим независимым видом дедушку. А ведь между ней и морячками было нечто объединяющее. Они были представителями первозданного материального мира, не обремененные всякими нагромождениями культуры, знаний, морали и комплексов, их жизнь представлялась мне вполне ясной и счастливой. Плевали все они на нас с Мадонной и младенцем, и мы были лишними в их мире. Мне было обидно, грустно, но как это не удивительно - немного смешно.

- Ну вот, видимо, ты и сам понял, почему мы с папой были против твоего предложения. Но в любом случае, я очень рада, что ваше с дедушкой общение не проходит для тебя без результатов, - мама, поняв, что я нахожусь в трансе и готов отказаться от своего предложения, явно старалась вернуть мне душевное равновесие: она подошла и ласково потрепала меня по голове.

- Кстати, когда мне было чуть больше, чем тебе, я тоже не без влияния твоего деда начал собирать картины. Правда, не в натуральную величину, а в формате открыток, и если хочешь, на выходных я отыщу их, и мы с тобой их разберем по темам и художникам, - папа улыбнулся и вышел из комнаты.

В ближайшие дни я снова поехал в Филателию и как старый клиент магазина, твердо знающий, что ему нужно, без предварительных заходов сразу приобрел вторую серию вьетнамских марок с динозаврами. Я становился серьезным коллекционером в масштабе моего класса, и многие ребята с завистью и восторгом рассматривали моих динозавров, предлагая обменять их на марки, о которых несколькими днями ранее можно было только лишь мечтать. Я был непреклонен, и все предложения отвергал, поскольку, как оказалось, динозавры в Филателии скоро закончились, а новых больше не завозили.

Все же мне очень хотелось что-нибудь приобрести из коллекции Эрмитажа. Дискуссии о картинах с родителями были закрыты, и в голову мне пришла довольно оригинальная мысль обратить свое внимание на сувенирную коллекцию скифского золота из собраний музея, которой в свое время так восхищался дедушка. Жемчужиной коллекции, конечно же, был золотой олень, который, как и Мадонна, занимал почетное место в буклете иллюстраций из собраний Эрмитажа. Сам олень мне был не по карману, поскольку стоил полтора рубля, мне же с моими девяноста копейками не оставалось ничего другого, как купить уменьшенного формата сувенир с тремя золотыми скифскими украшениями. Украшения эти, как мне казалось, очень были похожи на настоящее музейное золото и на клее прикреплялись к красной пластмассовой коробочке с прозрачной крышкой.

Родители, по-моему, даже не придали значения моей покупке, посчитав ее пустой тратой денег. Но на их комплименты я не очень и рассчитывал! Знал я, кто оценит и похвалит меня!

В один из ближайших выходных дней, приехав к дедушке и бабушке на обед с родителями и моей младшей сестренкой Машенькой, я не преминул захватить с собой скифское золото в надежде услышать слова поддержки и одобрения от деда. С глазу на глаз, в сдержанной и интеллигентной манере попытался я поделиться с дедушкой историей про картину, объяснив ему, что все мои устремления и любовь к настоящему искусству были разбиты о стену родительского непонимания. И результатом этого непонимания стал отказ от первоначальных замыслов и покупка сувениров из коллекции скифского золота.

Обои с веселыми морячками сознательно не фигурировали при моем повествовании. Важно мне было общее дедово отношение к произошедшему, и не хотелось, чтобы мелкие и малозначимые детали изначально участвовали в формировании его мнения. Взял дедушка на короткое время протянутую коробочку с золотом скифов, поглядел и потряс ее в состоянии легкой задумчивости, а затем с легкой иронией отдал мне ее обратно.

- Ну и что же ты собираешься делать с этой, прости за выражение, безделушкой?

Как же мне было неприятно в эту минуту! Рассчитывал я, что он - мой единомышленник и, окажет мне свою авторитетную экспертную поддержку, а он не только не хвалит меня, но и называет "наше" с ним золото "безделушкой". Да это же почти предательство! Хоть я и сдерживаю себя, но эмоции меня уже начинают захватывать:

- Я собираюсь начать коллекционировать предметы из собраний Эрмитажа. Кстати, как ты, наверное, понял, я-то хотел как раз начать с картины, которой мы с тобой так восхищались в музее, но родители не хотят этого допускать! И поэтому, уж извини, приходится коллекционировать "безделушки", которые, по-моему, тебе тоже раньше очень нравились, - был я очень доволен произнесенной речью и видел ту легкую озадаченность деда, которая сменила неприятную для меня покровительственную иронию в тех вопросах, в которых я рассчитывал на его полную поддержку и солидарность.

- Но, милый ребенок, как это тебе не покажется неприятным, твои родители абсолютно правы, и по возникшему вопросу других мнений быть не может! Что же касается твоего восторженного отношения к собранию коллекций из Эрмитажа, то я этому рад, и это очень похвально, но ни в коей мере не означает, что нужно слепо стремиться наполнить свой дом и свою жизнь ширпотребовскими безделушками, отдающими откровенным мещанством.

Опять зазвучали эти высокопарные дедовы слоги и предложения, которыми изъясняться мог только он, и опять, в очередной раз, пусть и без категоричности, меня упрекают в мещанстве, которого я как раз пытался избежать, стараясь максимально следовать логике и вкусам этого сложного и труднопонимаемого человека. Но в том, как были сказаны эти слова, звучали интонации человека, глубоко мне сопереживающего, чувствующего полную ответственность за творящийся в моей душе хаос и пытающегося всеми доступными ему средствами дать мне необходимую долю душевной поддержки и тепла, которая так была мне необходима.

Мы молча стояли с дедушкой у окна в его комнате и с затаенной грустью смотрели на поздненоябрьскую Невку, несущую свои печальные темные и полные воды по направлению к заливу. Елагин остров под стать реке производил ощущение покинутости, унылости и покоя, разбавляемого лишь изредка доносившимся раскатистым карканьем ворон. Дедушка мягко положил свою руку мне на плечо и продолжал хранить молчание: слова были ни к чему. Мне стало спокойно и хорошо на душе, и я был благодарен ему за то, что он так быстро, искренне и мирно помог мне разобраться с моими чувствами и переживаниями.

Нужно сказать, что дедушка всегда меня удивлял тем, что практически никогда не проявлял излишней чувствительности и теплоты во взаимоотношениях со своими домочадцами, вне зависимости от их возраста, и это обстоятельство очень его отличало от других взрослых. Более того, он даже с оттенком легкого высокомерия и непонимания сознательно избегал моментов, когда мама, папа или бабушка, усадив меня на колени, обнимали, целовали и тискали - подобные сцены он иронично именовал "сюсюканьем" над теленком в стаде.

Именно поэтому так необычно и здорово было ощущать руку деда на плече, и этот его жест, конечно же, выражал отношение совсем иного порядка, чем просто отношения между ближайшими родственниками, - в нем было ощущение зарождающейся духовной близости и единения. Такие мгновения были для меня очень редки, и тем сильнее проникался я глубокой признательностью к нему за это.

Товарищ Иванов и мой первый заработок

1

Когда я был совсем маленьким и ходил в детский сад, то впервые всерьез задумался о значении в нашей жизни денег. Не то чтобы я о них раньше не знал и не думал, просто существовали они где-то рядом и не касались меня. А произошло это при трагикомичных обстоятельствах: наши молодые воспитательницы проводили опрос на тему "Где работает твоя мама?" Помню, как товарищи мои перечисляли вполне понятные профессии: учитель, продавец, доктор, инженер на заводе и т. д. Когда же наступила моя очередь говорить, то я честно признался, что мама работает в банке. Сообщение было встречено довольно весело, и ребята отчаянно загалдели.

- В банке! Ничего себе баночка! И как только твоя мама в нее залезает? Ха-ха-ха!

Очень мне стало обидно за нас с мамой, и разозлился я на обидчиков своих не на шутку. Но ответить на их дурацкие вопросы не мог, и что может делать мама в банке, тоже не понимал. Воспитатели же, вместо того, чтобы помочь мне выпутаться из затруднительного положения, принялись окончательно запутывать ситуацию на радость моим обидчикам.

- В самом деле, Саша, объясни нам, пожалуйста, в какой именно банке работает твоя мама: в стеклянной или металлической? Вынесла воспитательница под дружный смех трехлитровую банку из-под сока и вопросительно на меня посмотрела. Но хоть и улыбалась она по-доброму, расценил я это ее действие как предательство. Ведь видела же, что мне нужна ее помощь, а не насмешки. Видела и окончательно меня высмеяла и добила. А этим дурачкам только дай повод позубоскалить!

- Я же говорю вам, что мама моя работает просто в банке, а не в такой банке, как у вас. Как же вы этого не понимаете? - мне удавалось едва сдерживать слезы от сильной обиды, и чувствовал я себя зверьком, затравленным охотничьими собаками. Воспитательницы продолжали улыбаться, а ребята откровенно ржали и показывали пальцем то на меня, то на различные банки.

Назад Дальше