***
Степка проснулся и обнаружил, что Алешки рядом нет. Поднялся, обошел сторожку, заглянул в окно. Кузьма Петрович лежал на лавке, курил. Увидев за окном Степку, пригласил войти.
- Что это вы чуть свет повскакивали? - спросил он у Степки. - Где Лена?
- Не знаю. Алешки тоже нет, - ответил Степка.
- Экие рань да встань. Рыбачат, наверное. Как спалось?
- Хорошо.
- Домой, значит, поедем? Боишься?
- А чего мне бояться?
- Так ведь влетит тебе от родителей, а?
- Я не маленький, - буркнул Степка, - пусть привыкают.
- К чему? - спросил Кузьма Петрович.
- Ко всему, - ответил Степка.
- Что-то ты, брат, с утра не в духе. Не с той ноги встал?
Степка промолчал. Потом спросил, глядя в окно:
- Алешка останется вместо вас?
- Я так и думал, - засмеялся Кузьма Петрович. - Ты против?
- Нет.
- А я вижу, что против. Ну вот что, Степан, - Кузьма Петрович щелчком выбросил окурок за дверь, - если тебе родители разрешат плавать с Алешкой, - а ты должен добиться разрешения! - плавай. А не разрешат - не сердись: не моя вина. Ясно?
- Ясно, - Степка скис.
- Разговаривать с твоими родителями мне несподручно - ни просить их, ни советовать им ничего не могу. А с Алешкиным отцом мы старые приятели. - Кузьма Петрович вздохнул, поглядел на Степку искоса. - Такие, брат, дела. Но я тебе сочувствую, - он дернул его за рукав. - Веришь?
- Верю, - ответил Степка. - Я добьюсь разрешения...
Их разговор прервался - в дверях неожиданно появился Иван Алексеевич Голованов, Алешкин отец.
- Здорово! - сказал он басом, оглядывая сторожку. - Можно войти?
- За сыном явился? - предупредил его вопросы Кузьма Петрович. - Придет скоро. Входи.
- Ладно, - Иван Алексеевич обжал ладонями на бедрах плавки, и по его ногам, стекая на порог, заструилась вода. Был он огромен и широкоплеч. Входя в сторожку, пригнул голову, чтобы не стукнуться о дверную перекладину. Половицы прогнулись под его босыми ногами, заскрипели, готовые проломиться.
Табуретка под ним взвизгнула и качнулась.
- Здесь, значит, мой сорванец? - он отбросил со лба мокрые волосы, шумно вздохнул, раздувая щеки. - Беспокоились, понимаешь, из-за него... - Иван Алексеевич стукнул себя по голому колену кулаком. - Выпорю!
- Справляешься еще? - засмеялся Кузьма Петрович. - Сил хватает?
- Пока справляюсь. Но, кажись, сынок в меня пошел, скоро сравняемся... Надо было гнать его отсюда, Кузьма. А то жена совсем извелась за ночь, да и я тоже... Выпорю! Вот и ремень прихватил с собой на этот случай, - он похлопал по пряжке широкого солдатского ремня, которым был подпоясан. - Тут же и выпорю. Нельзя же так, никого не предупредив... Петюнчику, правда, сказал, но разве на слова Петюнчика можно положиться? А этот что тут делает? - Иван Алексеевич покосился на Степку.
- Помогает, - ответил Кузьма Петрович.
- Известно, что за помощники: где ложкою, где вилкою, а где и пятернею... А ты почему лежишь - жирок заводишь?
- Да так... - усмехнулся Кузьма Петрович.
- Радикулит?
- Ладно, - Кузьма Петрович поглядел на Степку. - Пойди позови Алешку. Да и Лену тоже. Собираться пора. Давай.
Степка переступил порог и оглянулся, задержавшись на секунду.
- Полюбуйся, - сказал Кузьма Петрович Алешкиному отцу и сбросил с ног одеяло.
Иван Алексеевич свистнул и поскреб в затылке.
***
Степка шел берегом, обходя по воде вышедших на утреннюю кормежку птенцов, не торопился. Если бы Лена была одна... А так - ни к чему. Не хотелось ему видеть их вдвоем, оттого и не искал их. Просто шагал по берегу, зная, что все равно увидит. А не он их, так они его... Степка смотрел себе под ноги и время от времени подбирал цветные камешки, будто затем лишь и пришел сюда.
- Эй! - услышал он вдруг Алешкин голос. - Отгони птенцов от рыбы!
Степка повернулся на голос и увидел Алешку, плавающего метрах в ста от берега. Чуть поодаль белела над водой дыхательная трубка Лены.
- Рыба за тобой! Оглянись! - крикнул Алешка и нырнул.
Степка оглянулся. На песке лежали три крупных камбалы, возле которых топтались птенцы. Степка прогнал птенцов, швырнув в них горсть песка, сел возле рыбин. Брезгливо сморщился, подумав, что охота с гарпуном - не девчоночье занятие. Алешка - дикарь, грубый человек. Ему что ни дай в руки - ружье, нож, гарпун - все пустит в ход. Конечно, Лена не позволит Алешке охотиться, если будет с ним... Но ведь не каждый день она будет с ним! Или каждый?
- Каждый день, - сказал себе Степка и тяжело вздохнул. Опрокинулся на спину, заложив руки за голову. В небе кружились чайки - бело-розовые в голубом, кричали, и утреннее небо отзывалось гулко, потому что было чистым и таким высоким, что чаечьи крики нигде не встречали преград. А вот крупный мартын кружит над Степкой, молча разглядывает его. Может быть, это Чаймор? Вращает головой, косясь то одним, то другим глазом. Впрочем, он, наверное, смотрит на камбалу, а не на Степку. А вернее, на Степку и на камбалу и пытается, видимо, сообразить, как это Степке удалось добыть столько рыбы. Восхищается, должно быть, Степкиным умением, завидует ему. Вот он хлопнул крыльями, делая резкий поворот, крикнул: "гавва! гавва!" - похвалил, наверное, Степку. Зря похвалил...
Степка приподнялся на локтях и увидел выходящую из воды Лену.
- Пришел Алешкин отец, - сказал он. - Меня послали за вами.
- Зачем? - Лена уставилась на Степку.
- Отец пришел с ремнем, - сообщил он. - Грозится выпороть Алешку. Может, посоветовать Алешке, чтоб он драпал отсюда?
- Да, да, - кивнула головой Лена, - конечно...
Степка не помнил, чтоб на него когда-нибудь так смотрели. Ему показалось, что в широко раскрытых глазах Лены заклубился густой черный туман. И еще было такое ощущение, словно он посмотрел себе под ноги в перевернутый бинокль и увидел, что там пропасть.
- Ладно, - сказал Степка. - Да не будет он его бить, ведь Алешка не по своей воле остался.
Лена кивнула головой и побежала.
- А рыбу? - крикнул ей вслед Степка.
Лена в ответ только махнула рукой.
Сдвинув маску на лоб, Алешка шел к берегу, улыбался и потрясал над головой гарпуном.
- Не слышу приветствий! - кричал он. - Где оркестр?
- Отец за тобой пришел, - сказал Степка. - Ждет тебя в сторожке.
Алешка сразу же перестал шуметь и улыбаться.
- А Лена где? - спросил он.
- Побежала уже... - ответил Степка.
Алешка считал бы себя легкомысленным человеком, если бы думал, что отец соскучился по нему или принес от матери узелок с завтраком. Он невольно потрогал правое ухо, которое, казалось, все еще цепко сжимали железные отцовские пальцы. А ведь прошло уже два дня с тех пор, как это случилось. Что будет, если отец заговорит о злосчастном письме при Лене?
"Эх, разнесчастная моя голова, - подумал Алешка, и два уха". Про уши подумал просто так, для пущей важности. Но есть, однако, надежда, что Кузьма Петрович скажет о нем спасительное слово. Только бы не опоздал. А Лене он сейчас же расскажет о письме. Тут уж самому надо поторопиться.
- А почему она не взяла рыбу? - спросил он Степку.
Степка пожал плечами.
- Отец с ремнем пришел, - сказал он. - Может, удерем?
- Чево? - поднял голову Алешка.
- Может, удерем, говорю.
- А тебе-то зачем?
- Так, за компанию.
- А рыбу оставим тут? Выдумал такое...
- Я отнесу, а потом прибегу к тебе, - предложил Степка.
- Не стану же я от бати всю жизнь прятаться. Только хуже будет. Надо идти. Только ты не смотри на меня, если он это...
- Ладно, - пообещал Степка.
Они поделили рыбу - две Алешке, две Степке - нанизали их под жабры на гарпуны и зашагали к сторожке.
- Что он у тебя, драчливый? - спросил Степка.
- А-а! - Алешка махнул рукой и остановился. - Ты вот что - пойдешь к сторожке один и скажешь Лене, чтобы она срочно пришла ко мне. Я буду ждать ее возле тростников... Не думай, я потом приду. Но мне надо до встречи с батей кое-что сказать ей. Понимаешь?
- А что я скажу твоему бате про тебя?
- Соври что-нибудь, - сказал Алешка, - придумай.
- Когда я вру, у меня все по лицу видно...
- Тогда ничего не говори. Скажешь только, что скоро буду...
- Ладно.
- Держи, - Алешка снял с плеча гарпун. - А я побегу... Как придешь, сразу же начинай чистить рыбу, - крикнул он Степке уже издали и, пригибаясь, помчался вдоль берега к тростникам.
***
- Вот так все это и получилось, - сказал Алешка, стоя в тростниках, словно собирался спрятаться от Лены. - До сих пор уши болят. Я пообещал твоему отцу, что сам признаюсь тебе во всем. Вот и признался, значит. Так что прости, - он отломил тростниковую верхушку и принялся покусывать жесткий сладковатый стебель, глядя на Лену из-под бровей. Пока он рассказывал эту историю с ее письмом к Коле Ивановичу, она молчала. Только один раз приоткрыла рот, словно собиралась что-то сказать, но лишь вздохнул и, огорченная, плотно сжала губы, стрельнув в Алешку сердитым взглядом. Это было в тот момент, когда он сказал: "Я, значит, прочел его". Потом глаза ее подобрели и стали грустными.
- Ты так ничего и не скажешь? - нарушил молчание Алешка.
- А что я должна сказать? - спросила Лена.
- Как это - что? Известно. Я же у тебя прощения прошу...
- Ладно, - сказала Лена. - Что теперь сделаешь? Подойди.
Алешка выбрался из тростников, остановился перед Леной.
- За такие вещи, конечно, - сказала она, - надо по шее давать. Гринь бы, наверное, не упустил случая... Да и отец твой... А я, - она сложила руки ладонь к ладони, замахнулась обеими руками сразу и толкнула Алешку в плечо. Он упал как подкошенный. Не оттого, конечно, что Лена очень сильно толкнула его. Сам повалился, простонал, замер, словно лишился жизни.
- Я прощаю тебя, - сказала Лена. - Вставай: надо лодку перегнать к сторожке.
- Хочешь постоять на мне? - спросил Алешка. - На груди?
- Могу, - ответила Лена и, сбросив с ног сандалии, стала обеими ногами Алешке на грудь. - Ну как? Тяжело?
- Ничуть, - улыбнулся Алешка. - У меня стальные ребра... Попрыгай, если хочешь.
- Хватит, - сказала Лена. - Надо Степке помочь... Вставай!
***
Они уже шли к сторожке, когда Лена положила руку Алешке на плечо и сказала:
- Знаешь, я решила, что снова сяду за твою парту. Первого сентября... И будем сидеть за ней до последнего звонка. Ты согласен?
Алешка остановился, снял с плеча руку Лены и крепко пожал ее. Он ничего не мог сказать - только часто заморгал глазами...
***
Костер уже дымился. Степка сидел возле него на корточках и чистил на камне рыбу. Лену и Алешку встретил многозначительной улыбкой, сообщил шепотом:
- Говорят, будто это Гринь стрелял. Твой отец говорит, - посмотрел он на Алешку.
- Да ты что? - растерянно повел глазами Алешка. - Не может быть!
- Почему? - возразил Степка. - Кто-то же стрелял... Очень похоже на Гриня, по-моему.
- Нужны доказательства! - возмущенно заявил Алешка. - И перестань болтать!
- А-а, - отозвался из сторожки Алешкин отец. - Явился мой бандит... Ну-ка, покажись мне на глаза!
Алешка вздохнул и поплелся к двери. В дверях он на секунду-другую задержался. Потом шагнул в сторожку, и Лена со Степкой услышали, как хлопнул ремень.
- Это тебе за самоволку, - пробасил Голованов. - А за помощь Кузьме Петровичу - хвалю...
Алешка вышел из сторожки и прислонился спиной к двери, глядя себе под ноги. Лена подошла к нему, толкнула кулаком в грудь.
- Ерунда, повернись лицом к солнцу, сразу все пройдет... - сказала она и ушла в сторожку.
Алешка шмыгнул носом, принялся помогать Степке. Принес муку и масло. Поставил на огонь сковороду, стал посыпать камбалу мукой. Когда сковорода нагрелась, положил круглую рыбину в шипящее масло, отодвинулся от костра и стал лепить из влажного песка какую-то шишку. Потом воткнул в нее щепку, оглядел свое нелепое сооружение, покачивая головой, - должно быть, пытался сообразить, на что оно похоже, - недовольно фыркнул и разрушил его одним взмахом руки.
- Слушай, Степка, у меня к тебе есть один вопрос.
- Какой? - Степка все еще дулся на Алешку за его категорическое "перестань болтать!". Да и другие причины были. Теперь, когда Алешка получил от отца все, что ему грозило, Степка перестал жалеть его. Вспомнил и про то, как Алешка таскал его вчера на второй остров, как мял под собой - на берегу, и про то, что Кузьма Петрович доверил Алешке охрану островов... Вот и Лена любит Алешку. Конечно любит, пошла охотиться с ним на камбалу, а его, Степку, даже не разбудили! Теперь целых полчаса о чем-то беседовала с ним возле тростников. И как это ему раньше не пришло в голову, что между ними все это время была такая игра, когда Степке казалось, что они ссорятся, а на самом деле Алешка и Лена только испытывали друг друга. А как же Коля Иванович? Наверное, Лене хочется, чтобы Алешка был похож на Колю Ивановича. Но может быть она и Колю Ивановича любит?.. Завтра Алешка и Лена сядут в лодку и поплывут к островам. Может быть, даже сегодня. Вот и останется Степка снова один. Даже цапля и Чаймор - не его друзья... Что он станет делать?
- О чем ты хотел меня спросить? - повернулся он к Алешке.
- Ты не ершись, - сказал Алешка. - Ерш! Хочешь, я извинюсь перед тобой? Могу, например, перевезти тебя на плечах через все протоки и донести до самой Гавани. Хочешь?
- Зачем? - удивился Степка.
- Ну извиняюсь я перед тобой, извиняюсь! - зашептал Алешка. - Понимаешь? Совсем!
- Как хочешь, - ответил Степка.
- Дай руку, - потребовал Алешка.
- На, пожалуйста, - ответил Степка, не глядя на него.
Алешка так сжал его руку, что в пору было закричать, но Степка стерпел и лишь подул на слипшиеся пальцы.
- Есть сила? - ухмыльнулся Алешка.
- Сила есть - ума не надо, - нахмурился Степка.
***
Завтракать решили у костра. Для Кузьмы Петровича на песке постелили камку. Алешкин отец вынес его из сторожки на руках.
- Тяжелый ребеночек, - сказал он, опуская Кузьму Петровича на камку. - Помнится мне, что я тебя однажды уже таскал вот так не руках...
- Когда? Что-то я... - почесал небритую щеку Кузьма Петрович. - Когда это было?
- Забыл, значит. А было это лет пятнадцать назад... Все еще не припоминаешь? Ну как же! На моей свадьбе, Кузьма! Я тебя со свадьбы домой нес, спать укладывал...
Кузьма Петрович засмеялся, попросил:
- Ты при детях про меня такие вещи не рассказывай.
- Так ничего ж страшного - свадьба есть свадьба, - ответил Голованов, дуя на поджаренный кусок рыбы, который зажал между двумя щепками. - А еще был случай, когда Кузьма Петрович меня нес... Потеха! - он понюхал рыбу, зажмурил от удовольствия глаза. - Мы однажды - дело, конечно, прошлое, - крепко, можно сказать, поссорились.
- Стоит ли об этом говорить? - перебил Голованова Кузьма Петрович.
- Отчего же? Стоит, для науки детям... Как петухи, значит, налетели друг на друга. Молодые были, горячие... Тогда-то Кузьма Петрович, значит, и показал себя. Как тебе это удалось, а? - повернулся Голованов к Кузьме Петровичу.
- Сам удивляюсь, - ответил, жуя, Кузьма Петрович. - Да ты ешь, Иван...
- Да-а, - Голованов откусил, замотал головой. - Вкуснятина! Молодцы рыболовы... И вот, так сказать, я оказался в воде. Дело было у моря. Как плюхнулся, так и притих. Кузьма Петрович стал меня, как бегемота из болота тащить. Вытащил-таки. Да еще на своем горбу по обрыву поднял... А я мог бы и сам идти, потому что сразу же пришел в себя. Но схитрил. Пусть, думаю, Кузьма Петрович, раз он такой ловкий, помучается. И так мне эта затея понравилась, что я и дальше притворялся калекой. В результате Кузьма Петрович меня чуть ли не до самой деревни донес. Хрипеть уже стал, весь потом покрылся... Вот, что такое друг, - закончил свой рассказ Голованов и засмеялся. - Оштрафовал все-таки меня тогда Петрович.
- За что? - спросил мрачно Алешка.
- А за что штрафуют? За птицу, как ты понимаешь, за браконьерство. Был грех. Но с тех пор - ни-ни! Верно, Кузьма?
- Вроде так. Да ты ешь, ей-богу...
- Но за ружья не хватались - между людьми это последнее дело, - Голованов нахмурился, покосился на забинтованные ноги Кузьмы Петровича.
Солнце уже поднялось на осьмушку неба, и тень сторожки отползала от дымящихся углей костра - так что все теперь были на солнышке. Кузьма Петрович и Голованов сидели к нему спиной, а Лене и мальчишкам оно било прямо в глаза, отчего им все время приходилось отворачиваться и глядеть то в сторону моря, где у берега покачивалась на прибрежной ленивой зыби лодка, то на сторожку, внутри которой, казалось, еще клубился предрассветный сумрак.
ЭПИЛОГ
Чайки сопровождали лодку до самого острова. Скорее любопытство, чем тревога, было в их криках. И еще нетерпение. Это было нетерпение птиц, увидевших на воде другую птицу, которая беспомощно взмахивала узкими крыльями-веслами, била ими по волнам и никак не могла подняться. Проносясь над лодкой, чайки, казалось поглядывали на людей с укоризной, поторапливали их.
Алешка сидел рядом с Леной, сильно наклонялся в перед, вытянув руки, потом резко откидывался, упираясь пятками в шпангоут, и деревянный лемех весла вспарывал глубокую зеленую борозду. Соленые брызги время от времени летели Степке в лицо, он вытирался рукавом рубашки и грозил Алешке кулаком. В небе весело и раскатисто хохотал мартын. Он стремительно опускался по головокружительному воздушному серпантину, накренялся над самой лодкой, широко расставив крылья.
Розовый отблеск заката коснулся его перьев. Мартын засветился и легко взмыл вверх. Под веером хвоста на черных лапках блеснули кольца.
- Чаймор! - крикнула Лена. - Чаймор!
Он снова захохотал, вернулся, посмотрел из-под крыла и, скользя, словно по крутому скату, понесся к островам.
Проводив птицу долгим взглядом, Лена задумчиво сказала: