Еще долго эти люди вспоминали потом, как они плыли к мельнице Аннушки. Домой они ехали поездом. Уличного с ними не было, так как он решил остаться в своей родной Словакии и ему предстояло много дел в связи с этим. Ему нужно было также прикупить еще крестьянской одежды: уж очень неловко было ему среди своих односельчан щеголять в американских костюмах. Дома всех путешественников ждала работа, а Степана Ужерова - нежданное письмо. Прочел он его лишь вечером, когда остался один. Бывший его хозяин писал ему, что Ида зимой вышла замуж, сделав блестящий выбор, так что не зря она побывала в Словакии. В Тренчин-Теплице Ида познакомилась с одним отдыхающим, который с ними потом уехал обратно в Прагу. Это господин М., сын богатого крестьянина, он имеет юридическое образование и старается получить мандат депутата. "Наш Отто - счас тливчик, - писал господин Найберт, - он цели своей обязательно добьется, и наша Ида со временем еще станет женой сенатора. Я знаю, что мы этим и Вам обязаны, дорогой господин Ужеров, так как Вы нашу дочку вразумили. Она была слишком увлечена Вами и потом очень злилась на Вас за холодный прием в Вашем доме. Теперь она сама рада, что именно так все получилось. Как бы она там с Вами жила, и что бы Вы с ней делали в деревне?! Даже если бы Вы устроились на службу, она была бы для Вас неподходящей парой. Вам нужна жена, понимающая толк в хозяйстве, птице и кухне, женщина с которой Вы могли бы вместе вести хозяйство. Для доказательства своей дружбы я порекомендовал Вас на должность машиниста. У Вас будет хорошее жалованье, бесплатная квартира с садиком, недалеко от Праги, в К. Поступить на службу можете сразу после Пасхи. Даю Вам два дня на раздумье. Жена моя передает Вам сердечный привет. Ида со своим мужем в свадебном путешествии".
Примерно такого содержания было письмо, которое Степан Ужеров читал с опущенной головой. Жалел ли он о неудавшейся блестящей партии? Нет, он не жалел, а радовался, что Ида нашла то, что ей нужно было, и мысленно желал ей счастья. Задумался он над предложением ее отца. Стать самостоятельным машинистом было его юношеской мечтой. Его согревала также мысль о хорошей оплате и о бесплатном жилье. В таком случае он мог бы и жениться. Но на всем белом свете была лишь одна, которую он хотел бы ввести в свой дом, но не из-за кухни или птицы, как писал господин Най-берт, - та, которую он видел во сне в венце невесты входившей в дом Ужеровых. Но она - дочь состоятельного Янковского и наследница Скале, а он? Различие между ними было таким же, как между ним и Идой. Хотя у него и было ремесло в руках и он мог зарабатывать на жизнь, были женихи и побогаче его! Если же согласиться на предложенное ему место и принять во внимание, что и его крестьянское хозяйство будет давать доход, равный его годовому заработку, то он, наверное, мог бы добиваться ее руки! Парень уже не в состоянии был ни помолиться, ни почитать Слово Божье; он словно был оглушен и с нетерпением ждал утра. Сразу же за завтраком Степан прочитал письмо своим родным и пояснил им все выгоды предложения г. Найберта. Они удивлялись письму и радовались за парня; только бабушка похвалила, что ему дали два дня на раздумье, потому что такой шаг нельзя делать опрометчиво. Михаил радовался, что Степан не "омужи-чится" в деревне. Он предложил никому ничего не говорить, пока Степан не придет к определенному решению. Доры уже не было в комнате, когда он это сказал. Она ушла за водой, у колодца встретилась с Аннушкой и тотчас же сообщила ей эту важную новость.
- Степан уедет? Он уже не будет жить дома?
Сердце девушки так странно защемило! К тому же день сегодня выдался такой пасмурный, что Аннушке вспомнилась песня: Где же красно солнце скрылось, Что вчера светило мне?
Задумавшись, она поднялась вверх до самого колодца. Почему-то ей казалось, что она не переживет, если Степан уедет навсегда. Если это дело было от Господа, если Он звал его туда, ей следовало бы только радоваться, что он получил такое хорошее место. Недавно отец ее сказал: "Не всегда мы все будем вместе. Божья земля везде; повсюду ждут нас души, которых нам нужно искать, чтобы принести им свет. Каждому из детей Своих Бог определил место, где мы словом и жизнью своими должны светить, чтобы помочь людям выйти из царства тьмы". Если место Степана там, в городе, если ему там определено спасать души, разве она может ему в этом помешать? Но им вместе больше уже никогда не кататься на плоту? И кто знает, какая там местность? Вряд ли там так хорошо, как здесь. Ему там, среди чужих людей, наверное, будет тоскливо. Как он может оставить свою добрую дружную семью?! Хоть бы кто-нибудь с ним туда пошел! Но у него нет ни матери, ни сест- ры, как и у нее! Однако у нее ведь есть отец, ее родная душа... Девушка опустила сложенные руки на колени. Ах, почему она вместе с Уже-ровыми не может радоваться этому известию? Почему ей даже плакать захотелось? Нет, плакать она не станет; надо скорее идти домой, там у нее сегодня столько работы! Она уже собралась подняться со скалы, как ее окликнули:
- Аннушка! Я все-таки тебя нашел! Как хорошо! - воскликнул Степан, светившийся от радости!
Как бы ей хотелось радоваться вместе с ним! Она уступила ему место на скамье, рядом с собою.
- Как я рад, что мы здесь встретились, - начал он, задержав ее руку в своей. - Я должен принять решение в одном важном деле, но не могу этого сделать, не спросив тебя кое о чем.
Она приветливо улыбалась.
- Когда мой приемный отец спросил меня в прошлом году, люблю ли я Иду, я мог лишь сказать, что она мне нравится. Тогда я еще не знал, что такое любить. Это значит день и ночь тос-ковать по одной-единственной, думать о ней и быть счастливым там, где она. Сегодня я это уже знаю, потому что я, Аннушка, тебя так люблю!
Она по-детски удивленно открыла глаза:
- Ты меня любишь? И ты так счастлив, несмотря на то, что мы должны расстаться и, может быть, никогда больше не увидимся?
- А ты думаешь, Аннушка, что я ушел бы без тебя? Теперь я могу тебе сказать, что мне там, на плоту, приснилось: я видел невесту в венце, входившую в наш двор. И это была ты, Аннушка! Когда я протянул к тебе руки, то, к сожалению, проснулся. Я бы никогда не посмел к тебе посвататься, если бы не знал, что смогу обеспечить нам безбедную жизнь - ведь ты сегодня самая богатая невеста в Зоров-це! А так я могу пойти к твоему отцу и, если ты разрешишь, попросить твоей руки. Скажи, Аннушка, ты любишь меня? Ты пойдешь со мной? Позволишь ли ты, чтобы эти руки понесли тебя по жизни, как там на плоту, когда они держали весла, помогая волнам нести тебя?
В двух молодых сердцах расцвела любовь. Аннушка поняла теперь, почему она не могла радоваться отъезду Степана. И все же, когда Степан с мольбой протянул ей обе руки, она не сразу подала свою руку, ибо... "Отец!" - про-звучало вдруг в ее сердце, и Аннушка вспомнила, как написала ему мать: "Она тебя утешит!" Могла ли она дать Степану руку, уйти с ним далеко и оставить отца одного? Как она потом посмотрит в глаза матери, когда встретит ее там, у Господа? Но как ей удержаться, когда глаза любимого так смотрят на нее? Как его отпустить одного?
- Почему ты молчишь, Аннушка? - воскликнул Степан испуганно.
- Разве ты меня не любишь?
- Я тебя очень люблю, Степа. Я пошла бы с тобой на край света, но не могу.
- Ты не можешь? Почему же? - добивался он, ликуя и одновременно страшась отказа.
- Мой отец так долго был один. Его родная мать причинила ему столько зла! И матушка моя, того не желая, принесла ему много печали. Когда она умирала, то мне завещала утешить его. Хотя не так уж много времени мы с ним вместе, но он сильно привязался ко мне. К тому же он нездоров. Мне постоянно нужно смотреть за ним и отвлекать его от тяжелых мыслей, иначе его измученное сердце не вынесет страданий. Как бы он жил, если бы я ушла и оставила его одного ? Он нас обоих любит - меня и тебя. Я тоже тебя очень люблю и не знаю, как мне жить, если ты уйдешь. Но и уйти с тобой я не могу, потому что я день и ночь буду думать о том, как одинок мой отец. И что об этом скажет моя мать там, на небе? Как ты думаешь, Степа, могу ли я от него уйти? - спросила его Аннушка.
Опустив голову, Степан молчал. Затем он ответил печально:
- Плохим я был бы христианином, если бы увел тебя от твоего отца! Я тебе верю, Аннушка, и, если Господь нас утешит, Он нам и силу даст вынести это испытание. Повтори мне только еще раз: действительно ли ты меня любишь так, как я тебя люблю ? Будешь ли ты думать обо мне и тогда, когда мы друг от друга будем далеко ?
- Да, Степа, я тебя сильно люблю, и день и ночь буду помнить о тебе. Только Иисус Христос должен мне помочь привыкнуть жить в Зо-ровце без тебя!
В домах зоровчан давно погасли огни, у одного лишь Степана Ужерова горела лампа. Молодой человек сидел за начатым письмом и не мог его закончить. Ему казалось, что этим письмом он пишет свой собственный приговор, которым он самого себя выселяет из своей родной деревни. Но вот он вскочил, подбежал к открытому окну и выглянул наружу, чтобы вдохнуть свежего воздуха и охладиться. Вдруг он увидел полоску света из окна бабушки Симоновой.
- Не спит она, слава Богу! Пойду к ней, попрошу у нее совета, и, может быть,она помолится вместе со мною.
Немного погодя он постучался в освещенное окно, и оно открылось.
- Кто там?
- Это я, бабушка. Откройте мне, пожалуйста, если вы еще не легли в постель!
- Это ты, Степа? Входи, сынок, я еще не легла!
Через минуту Степан сидел в комнате У стола, выкладывая старушке все, что У него на сердце. Он прочитал ей полученное письмо, и сообщил, как он и вся его семья радовались этому известию, и с огорчением сказал что теперь не может принять предложенное ему место._ - Не могу я отсюда уехать, бабушка, - закончил он печально, - потому что Аннушка не хочет идти со мной.
- Да и не нужно тебе уходить, сын, ты разве не зарабатываешь себе на жизнь - - Но, бабушка, так я никогда не смогу просить руки Аннушки. Я знаю, что она сегодня не смогла бы оставить своего отца; но и в дальнейшем она всегда будет богаче меня, и это разделяет нас.
- Не говори так, сын мой! Ремесло твое имеет золотое дно. За то, что Аннушка не хочет оставить отца даже ради тебя, Отец Небесный вознаградит ее. Без нее Янковский долго не прожил бы. Еще вчера он мне сказал, что не в силах переносить ни большой радости, ни большой скорби. Он все чаще думает о том, что Господь его однажды вдруг отзовет с этой земли. Аннушку Господь ему дал, чтобы Матьяс еще немного пожил; она для него успокоение и утешение. Однако, Степа, этот человек - бессребреник, ближнего своего он оценивает не по его кошельку, и так же он отнесся бы и к тебе как к зятю. Захочет ли он тебя взять, если станешь машинистом в пивоварне и всю свою жизнь заниматься тем, что только будешь помогать портить зерно - дар Божий, которого бедняку часто на хлеб не хватает, - этого я не знаю. Ты непьющий, сынок, и если пиво и не спирт, то оно все же опасный напиток. От него люди жиреют, но силы оно им не дает!
- Ах, бабушка! - воскликнул парень, вскочив. - Больше можете мне ничего не говорить. Об этом я и не подумал. Всю жизнь варить пиво, чтобы люди толстели, как бочки? Я знаю,, что пиво очень вредно. Кто его хочет пить, пусть сам его и варит! Для меня это дело решенное. Я эту должность принять не могу, значит, мне и из Зоровце уезжать не надо! Помолитесь со мной, бабушка! Я вам так благодарен, но мне хотелось бы еще и Господа поблагодарить за то, что Он мне ясно показал Свою волю в этом деле.
На другое утро уезжал Михаил Ужеров. Рашов должен был отвезти его на станцию и привезти Иштвана Уличного. За завтраком Степан ошеломил своих родных сообщением, что он предложенную г. Найбертом должность не принимает. Никто не возражал ему, не уговаривал принять то или иное решение. Прошлой ночью они над этим раздумывали, и как камень легло на их сердца, что Степан навсегда должен уйти из дома, если переедет туда. Обрадованный любовью родных, он объяснил им, что бабушка Симонова указала ему на греховность его будущего занятия и это дало ему уверенность в том, что предложение господина Найберта не было волей Божьей. Ужеровы были очень благодарны бабушке Симоновой.
- Подожди, Степа, я тебе испеку хорошую булку хлеба из муки, смолотой нам на Аннушкиной мельнице! В награду за то, что ты не будешь варить это зелье! Когда мы в тот раз были в Тренчине на ярмарке, Илья мне тоже заказал кружку пива. Мне хотелось пить, и, поверите или нет, я от него так захмелела, что едва на ногах стояла, - сказала Дора.
Итак, Степан Ужеров написал господину Найберту письмо с отказом, сел на велосипед и сам отвез его на почту, чтобы оно нигде не затерялось. Когда вечером собралась вся его большая семья, он вновь заговорил о письме, добавив, что должность машиниста хотел принять лишь потому, что любит Аннушку. Ему очень хотелось получить хороший заработок, чтобы обеспечить будущую семью. Сама же по себе должность эта его нисколько не привлекает, тем более что Аннушка не захотела с ним ехать. Он готов был скорее дома есть сухой хлеб, лишь бы видеть любимую, чем есть пироги на чужбине, но - без нее. Кроме того, бабушка Симонова права: чем больше он размышлял, тем противнее ему становилось от мысли, что он всю свою жизнь должен работать лишь для того, чтобы люди напивались пива и вредили своему здоровью.
Его сообщение в семье приняли по-разному. Мартын Ужеров, улыбаясь, сказал: "Вы оба еще молоды, куда вам торопиться?" А о чем он еще подумал, лукаво подмигнув, о том вслух не было сказано. Илья добавил, что с самого начала хотел, чтобы Аннушка стала женой Степана. Бабушка благословила Аннушку за то, что не хочет оставить своего отца, считая, что он этого не пережил бы. А Дора была просто счастлива. Ничего, что свадьба будет еще нескоро; она верила, что эти двое все же поженятся. Тетя Сусанна, внимательно выслушав мнение всех, лишь заметила: "Слава Богу, сынок, что ты отказался. Оставайся дома и не выдумывай всякие глупости. Нет ничего лучше сельского хозяйства, его Сам Бог завел". Бабушка уговаривала Илью и Дору помолчать о письме, чтобы люди не прослышали об этом деле прежде, чем узнает о нем Янковский.
Потом Степан пошел налить воды в корыта для скота, и при этом исполнилось тайное желание его сердца. У колодца он встретил Аннушку. Она как раз хотела позвать на помощь дядю Звару. Это не понадобилось, потому что Степан наполнил сначала корыта и емкости Янковских, а потом - Ужеровых. Парень и девушка были оба смущены и не знали, как начать разговор. Она опасалась, что огорчила его, и боялась, что он сейчас скажет ей, когда собирается уезжать. Он же рад был, что остается, что каждый день будет видеть ее и что никакие расстояния их не разлучат. Как он мог бы жить там без нее и зачем?!
- Ты знаешь, Аннушка, где я был до обеда?
- Наверное, ты отнес на почту письмо? - голос ее немного дрожал.
- Да, конечно! - возликовал он. Она же удивленно на него посмотрела. - Я никуда не уеду, Аннушка, я отказался.
- Не поедешь? А что сказали твои родные?
- Они все обрадовались моему решению.
Он рассказал ей, как бабушка Симонова высказала неожиданное суждение о его новой должности и в каком свете он теперь эту должность видит. Она оторопела.
- Бабушка права. Этого ты не мог допустить! Как мы сразу не подумали об этом! Значит, ты останешься дома, и мы не расстанемся?
- Нет, Аннушка! - невыразимое счастье наполнило сердце молодого человека, так как нежные слова девушки говорили о ее любви к нему. Невольно она выдала свою печаль о нем.
- Мы будем видеться каждый день. Я смогу помогать тебе и твоему отцу и буду знать, что ты меня любишь. А ты действительно пришла бы к нам, если бы не твои обязанности дочери и детская любовь к отцу?
- К вам? Конечно; но нам ведь и так хорошо! Мы оба молоды, и мне еще многому надо научиться.
Разговор прервался, так как животные, спешившие с обеих сторон к корытам с водой, потребовали вмешательства людей. Но в сердцах девушки и парня кончилась зима и зазвенела сладостная мелодия счастья.
Между собой Ужеровы часто говорили об этом молодом счастье, оберегая его от чужих глаз. Все они встречали Аннушку Янковскую радушнее прежнего, хотя и так эти два дома связывала крепкая дружба. Аннушка и Степан беспрепятственно могли встречаться каждый день. Лишь Сусанна ходила иногда задумчивой, словно она не совсем была довольна происходящим.
Наступило воскресенье. Община пришла к убеждению, что зерно принесет больше пользы, если его посеять, а не держать в амбаре.
- Все мы, возрожденные Господом и Его Святым Духом через Слово Его, являемся детьми Божьими и призваны сотрудничать с Ним, - сказал пастор. - У всех нас есть дары и таланты, которые мы должны употребить, чтобы вся наша община пробудилась к жизни. Пусть женщины и девушки вдвоем или втроем идут к людям, чтобы пением будить спящие души и проводить с детьми занятия в воскресной школе. Молодые мужчины то же самое могут делать в отдаленных местностях. А мужчины постарше могли бы по воскресеньям после обеда посещать людей, которые из-за усталости или недостатка одежды не приходят в церковь, и читать им Библию. Пожилые женщины пусть навещают больных. Используем послеобеденное время воскресенья таким образом, а вечером потом соберемся у Янковского, чтобы поделиться опытом и в молитве попросить у Господа благословения на наш труд.
Это предложение было принято, задания распределены, и вот уже три воскресенья были проведены с большой пользой для общины. В нынешнее воскресенье Сусанна Ужерова осталась дома одна. Отец и молодые люди пошли по своим делам, бабушка отправилась к своей больной двоюродной сестре. Сусанна, возвратившись из церкви и управившись со своими делами в доме и во дворе, помолилась. Потом она вышла из дома, положила ключ в условленное место и мимо колодца направилась к соседнему двору. Она знала, что застанет Матьяса дома, так как он должен был проводить с верующими занятия в вечерние часы. Она очень хотела поговорить с ним с глазу на глаз. Он как раз заканчивал письмо господину X.
- Это ты, Сусанна? Что тебя привело ко мне? - радушно приветствовал ее Матьяс.
- Ах, просто немножко поговорить с тобой хочется, Матьяс.
Я тебе не помешаю?
- Ну что ты такое говоришь, я рад, что ты пришла.
- Может быть, тебе еще надо готовиться к собранию?
- Господь мне уже открыл, о чем говорить, и письмо к брату X. у меня тоже готово.
- Это хорошо! Не знаю, надолго ли я задержу тебя своим разговором, но нужда в нем большая. Мне нелегко сегодня было прийти к тебе, Матьяс, но я подумала, что с Богом осмелюсь на этот шаг.
- А почему тебе нелегко было прийти ко мне? - удивился он.
- Ведь между нами никогда ничего плохого не было. С самого детства ты мне была доброй сестрой.