- Зато у Аннушки не будет свекрови, и она в семье мужа - желанный человек! Там никто на нее косо не посмотрит, и вся деревня будет считать ее первой молодой хозяйкой. Это Господь дал ей за то, что она многим из нас сделала столько добра!
И снова пастор стоял у окна. Над горами угасла вечерняя заря, так как солнце скрылось, и в этот миг в сердце молодого человека угас солнечный луч надежды.
"Значит, она никогда не будет моей! Но станет ли Ужеров ценить ее? Да, конечно, отец и муж вместе будут беречь ее как зеницу ока - в этом я уверен, и семья мужа будет носить ее на руках. У Степана все основания быть счастливым! Такая богатая невеста!
Крестьянину дороже всего земля. Аннушка получит в приданое свои земли и поля своего отца, так как она единственная наследница.
Со временем она будет первой крестьянкой в деревне. Но если она за него выходит замуж, значит, любит его..." - размышлял пастор.
Зазвучал вечерний звон, словно хоронили его счастье, которому суждено было умереть прежде, чем оно по-настоящему расцвело, - и в молодой душе стало пусто и холодно.
В последнее время пастор при вечернем звоне всегда молился за свою церковь, особенно - за свое братство. И сегодня он сложил руки, но помолиться не смог. Ах, в его братстве были ведь и те, которые лишили его всего.
"Ничего они у тебя не взяли, потому что у тебя ничего не было, - увещевал его разум. - Тебе Янковский ее не отдал бы, потому что ему нужен помощник. А разве мне не нужна помощь? Разве такой человек не нужен братству? А разве Аннушка, которая хотела остаться крестьянкой, смогла бы оставить свое сословие, в котором родилась и выросла, и прижиться в моем кругу? Однако она молода и имеет такое же образование, как все городские девушки. Из нее могла бы получиться лучшая жена пастора!" Но Август Моргач не смог представить себе эту певчую птичку посаженной в золоченую клетку; не смог вообразить ее одетой на городской манер: это лишило бы ее главного очарования - естественной непринужденности. Да, господин пастор! Крестьянкой ей рядом с тобой оставаться было бы нельзя. Народ, которому не нравится, когда крестьянин женится на работнице, не стал бы прежнюю свою ровню уважать как жену пастора. Ведь не случайно старая крестьянка тетушка Сенина посчитала за счастье для Аннушки, что у нее не будет свекрови и что семья ее мужа будет носить ее на руках; она уверена, что молодая займет первое место в деревне. Ах, Август Моргач! Если бы дочь Матьяса стала твоей женой, какими глазами смотрела бы на нее, твоя мать и вся твоя семья? В твоих кругах она до конца своей жизни оставалась бы золушкой. Смог бы ты защитить ее от всех обид? Ее сердце тянется к своему народу, и этот народ отвернулся бы от нее, а в кругу интеллигенции крестьянка всегда была бы чужой. Все кончилось бы тем, что милая Аннушка, со своим добрым сердцем, оказалась бы одинокой. Смог бы ты, Август Моргач, восполнить ей все потери, даже если бы она тебя и любила? Что бы ты дал ей за то, что она создала бы тебе рай на земле?
Существуют определенные неписаные общественные законы, нарушение которых дорого обходится людям. Вот если бы ты сменил место своей службы и привез бы с собой Аннушку как свою жену в городской одежде, тогда, может быть, удалось бы зажить той прекрасной жизнью, о которой мечталось. Но уйти из Зо-ровце, оставить пасторскую службу? Нет, это невозможно! Он Аннушку любит, но Христа он любит гораздо больше, и он должен Ему служить там, где Он его поставил. Девушка ему была так дорога, что он великодушно признал большее право Степана на семейное счастье с Аннушкой, ради ее благополучия он готов был отказаться от нее и заставить себя перестать думать о девушке с фиалками.
У источника сидела Аннушка Янковская. Ее кувшин давно наполнился, но она этого не замечала. Перед ее взором, обращенным вдаль, проходил целый год ее жизни, начиная с того момента, когда она в первый раз встретилась со Степаном на этом месте. Сколько событий произошло в Зоровце! Сначала добрый Пастырь нашел свою заблудшую овечку, спас ее и понес домой в стадо. Затем Он подарил ей лучшего отца на свете. Теперь она уже не чувствовала себя покинутой сиротой, так как был у нее родной отцовский дом. Сколько славных друзей появилось у нее, мудрых и щедрых, у которых она многому доброму смогла научиться! А потом произошло самое прекрасное, чудесное!
Ей со Степаном не пришлось ни расставаться, ни долго ждать того момента, когда они смогут быть вместе. Аннушка снова с радостью вспомнила, как она застала отца, сидящего в ее комнате. Он с нетерпением ждал ее и рассказал, что Степан попросил ее руки, так как очень любит ее и хочет стать ему сыном и опорой в жизни.
- Твоя мать с горечью написала, что ее семейное счастье длилось лишь три недели, - сказал печально отец. - Земное счастье крылато, не стоит закрывать перед ним двери. Я не в состоянии был защитить Марийку и тем самым погубил ее; участвуя в твоей судьбе, я хотел бы исправить то, в чем провинился перед твоей матерью; и мне очень хотелось бы то короткое время, которое мне еще осталось прожить, порадоваться твоему счастью.
Ну а потом все произошло, как в приятном сне: сватовство, объявление о свадьбе... И вот наступил вечер понедельника Троицы. Сейчас к ужину придут гости, родственники, друзья. Жена учителя Галя Ольга, Катя Фабиан и Циля Сенина приготовили к свадьбе дом, украсили его. Так как Аннушке не позволяли участвовать в свадебных приготовлениях, она взяла кувшин и пошла за водой. Вдруг сердце ее от тревоги защемило: она поняла, что наступает новый этап в ее жизни. Она затосковала по своей матери. Вот если бы сейчас прильнуть к ее груди, рассказать ей обо всем и спросить у нее совета! "О милая, дорогая моя матушка, видишь ли ты свою дочь? Сочувствуешь ли мне?" Тихий ветерок зашевелил кроны деревьев и коснулся волос девушки.
- Она меня видит, она сочувствует мне! И Ты, дорогой Иисус, тоже со мной! Прошу Тебя, помоги мне, мне страшно!
Она не замечала, что говорила вполголоса.
- Чего ты боишься, Аннушка? Меня или жизни рядом со мной? - услышала она, и крепкая рука нежно обняла ее.
- Степа, ты здесь?- пара синих глаз испуганно посмотрела на молодого человека. В них еще блестели слезы.
- Ты плачешь, Аннушка, ты плачешь сегодня? Почему же, почему?
- Потому, что нет у меня матери, Степа!
- Успокойся, я у тебя есть, тетя Сусанна и бабушка. Но я слышал от тебя, что ты чего-то боишься. Чего?
- Боюсь, потому что я еще так молода! Что если я буду тебе плохой женой? До сих пор я была беззаботна, как птичка, а завтра все будет иначе!
- О чем ты говоришь, Аннушка? Хотя мы и подадим друг другу руки и дадим обет верности, мы останемся такими же, какими были. Или ты думаешь, что я с завтрашнего дня стану совсем другим?
- Ты? - улыбнулась она сквозь слезы, качая головой.
- Вот видишь, я же именно эту пташку и люблю и никогда не простил бы себе, если бы она по моей вине перестала петь.
И потом девушка услышала слова, какие ей до сих пор еще никто не говорил, и они прозвучали для нее, как прекраснейшая песня. Теперь Степан мог ей сказать, как сильно ее любит! Она смотрела в сияющие глаза своего жениха. И ей показалось, будто она стоит у ворот чудесного сада и кто-то тихо говорит: "Войди, это твой сад!" И ее страх исчез.
Хотя Зоровце было старым селением, люди не помнили такой свадьбы, какая состоялась во вторник после праздника Троицы в украшенной цветами и зеленью церкви. Как хорошо учитель Галь играл на органе! Как стройно звучали ангельские голоса детского хора!
Как радостно пели дети воскресной школы братства! Рано утром чисто подмели дорогу от дома Ян- ковских до самой церкви. Алтарь и решетка были обвиты свежей зеленью, особенно то место, куда статный дружка привел миловид-ную невесту, а подружка - жениха. Церковь быстро наполнилась народом, все люди были празднично одеты. Вместо деревенской музыки звенели колокола. Это пробуждало радость и восторг в сердцах людей, а больше всего - в сердцах жениха и невесты, шагавших на богослужение. Степан ошеломил не только Аннушку, но и всю свою родню: он явился в прекрасном словацком костюме, который был ему очень к лицу. А Аннушка рядом с ним выглядела, как маленькая принцесса из сказки.
- Послушай, Степан, - заметил его друг Эдуард, - в этом костюме ты выглядишь, как воевода. А я - как хорошо одетый ремесленник.
Гости уверяли, что никогда не забудут, как, согласно обряду, Мартын Ужеров выпросил жениху невесту и как Янковский ему ее передал. Когда затем молодые опустились перед ним на колени и он их благословил, у всех на глазах заблестели слезы. Таким же трогательным был момент, когда Степан благодарил своих приемных родителей и особенно бабушку. Только пастор выглядел несколько бледным, но, возможно, это только так казалось от зелени вокруг алтаря. Зато он сказал хорошую проповедь, в которой наставлял Степана Ужерова любить свою жену, как Христос любит Свою церковь. При последующей церемонии венчания, когда он должен был соединить руки молодых и благословить их, он немного остановился. Может быть, его смутил взгляд синих глаз, вопрошающе направленный на него?
Да, это была прекрасная и для Словакии необычная свадьба.
В 10 часов утра состоялось торжественное богослужение и венчание в церкви. Затем в доме жениха был дан обед для семьи и приглашенных на свадьбу. После полудня все были приглашены в гости в дом Янковских, и в заключение состоялось вечернее богослужение в церкви.
В доме Ужеровых царил отменный порядок, и у Янковских все прошло без сучка и задоринки. Молодежь и дети пели от души. Праздничные столы были поставлены в саду. Учитель произнес хорошую речь, так же проникновенно говорил и Иштван Уличный. Дружка Михаил Ужеров прочитал прекрасное стихотворение. Затем молодежь и дети весело играли, в то время как старшие разделились на небольшие группы, где все время кто-нибудь рассказывал что-то интересное, и молодые переходили от одной группы к другой, жадно слушая рассказчиков. Женщины толковали о том, как прекрасен был момент, когда молодой муж провел Аннушку через порог своего родительского дома, где бабушка с приемной матерью встречали их со слезами радости на глазах. Ведь приветствовали они в своем доме и в своей семье дочь Марийки, любимицы села.
Молодые женщины восхищались прекрасным приданым, которое покойная мать Анна Скале приготовила для своей дочери. Когда Дора и тетушка Рашова со Зварой открыли сундук, стоявший до сих пор в углу, они были ошеломлены количеством и качеством содержимого!
Женщины были тронуты любовью приемной матери, позаботившейся даже о мелочах. Зоровчане не помнили другой такой свадьбы, какую отшельник Янковский устроил своей так поздно найденной дочери и Ужеро-вы - своему сыну Степану. Всех бедняков деревни и округи щедро одарили, и сборы на Божье дело также были богатыми. Книгоноше, господину X., который тоже оказался среди гостей, пришлось открыть свою сумку с книгами и трактатами, и она почти опустела. Хотя свадьба довольно скоро закончилась, люди еще долго говорили: "Это произошло в тот день, когда была свадьба Аннушки Янковской".
Глава 19
Жизнь человека течет, как ручей. Кажется, что на селе она уходит бесследно, и все же это не так, ибо время везде приносит с собой изменения. Если они не сразу заметны в деревне, где душа народа спит, то в Зоровце, где она пробудилась, ни одно сердце не могло остаться равнодушным к общему делу. Всем пришлось сделать выбор - за или против истины, за или против Христа.
Хотя со дня свадьбы Аннушки прошел лишь год, каждый пришедший в Зоровце, особенно если для посещения избиралось воскресенье, видел удивительные перемены. Здесь не было слышно ни звуков музыки в пивной, ни крика пьяных, с тех пор как большинство жителей решило эту пивную закрыть и поставить на ее месте простую приличную гостиницу. Мартын Кучеров, бывший хозяин пивной, вместе со своей семьей нашел Господа. Он оставил себе только мясную лавку, потому что понял, как много зла приносила зоровчанам его торговля пивом. Сюда и Сенин в прежние годы уносил свои деньги. С тех пор как не стало этой берлоги греха, прекратилось искушение для многих. А тем, кто в воскресенье хотел служить сатане, тому приходилось искать пивную где-нибудь в других местах или даже за границей. Понятно, что это сначала вызывало недовольствие у любителей выпивки.
Озлобившиеся преследовали старосту, пастора, учителя и, конечно, наших добрых соседей. Но, как мы видели, это были люди серьезные, которых не могло испугать и приглашение на суд. Так как они отстаивали закон Божий, на их стороне был Сам Бог, и Он учил их, как защищать свои права и свободу.
Однажды староста Милов сказал: "Мы не можем освободить всю нашу страну от пьянства, этого страшного чудовища, которое калечит наших детей, уничтожает молодежь, пожирает с трудом заработанное нами добро, делает несчастными целые семьи; но с Божьей помощью мы освободим от него нашу общину".
Так как он в этих устремлениях оказался не одиноким и нашлись энергичные люди, под- державшие его, дело пошло на лад, ибо общими усилиями все удается: и доброе, и злое. Больше всех досталось при этом нововведении пастору Моргачу. На него сатана натравливал членов его собственной общины и через них - церковное руководство. Его обвинили не в том, что он борется против пивных, пьянства и драк, а в том, что по его вине произошло возмущение и разделение в церковной общине. Ему поставили в вину то, что помимо церкви он в деревне и в округе, дескать, устраивает богослужения, как в филиалах, будто зоровчанам уже недостаточно того, что до сих пор удовлетворяло их благочестивых предков. И хотя комиссия, специально собранная по этому поводу, не нашла в действиях пастора Моргача ничего богохульного, она сочла нужным на собрании священников серьезно попросить молодого душепопе-чителя прекратить всякие нововведения, запретить в церкви пение песен, придуманных сектантами, так как этим, дескать, церкви наносится значительный урон. Разве нельзя уже от души петь песни из старых, традиционных песенников? Когда несколько членов церкви перешли в общину к О., пастору Моргачу объявили строгий выговор, предупредив, что он будет уволен со службы, если не позаботится о том, чтобы в общине был восстановлен старый добрый порядок.
Но вдруг случилось нечто неожиданное для церковного руководства.
Община в Зоровце под руководством данного ей после переворота пресвитера созвала собрание. Путем голосования выявилось, что число тех, кто серьезно желал, чтобы уволили пастора Моргача, весьма незначительно. Большинство членов, и среди них были и те, кто не принадлежал к братству, стояли за него.
Церковное правление убедилось, что сегодня принуждать народ силой уже невозможно, и потому дело это потихоньку прекратили. В братстве нарастали внутренние силы, ибо прошедшая буря отмела всех тех, кто не хотел страдать ради Христа. Численность членов братства даже увеличилась.
Тогда сатана подошел с другой стороны. Он решил разбить дружбу двух старательных тружеников: учителя Галя и пастора. Учителю неожиданно было предложено очень выгодное место в государственной школе. Однако после серьезного размышления и настойчивой молитвы вместе с женой, которая полностью разделяла его взгляды, Галь решил не оставлять в Зоровце дела Божьего, к большой радости членов общины, так как в руках этой супружеской пары было образование детей и молодежи, да и старших членов братства. Итак, два друга и дальше стали трудиться вместе.
Лишь полгода прошло с тех пор, как Иштван Уличный поселился в Зоровце по соседству с нашими друзьями, но его присутствие принесло общине большую пользу. Украшая деревню, выстроились в ряд пять домов: дом Рашовых, новый и красивый, обновленные дома Ужеро-вых и Янковского, домик Сенина, хотя и небольшой, но чистый и аккуратный, как игрушечный, и рядом с ним - дом Уличного, похожий на небольшую крепость. От дома Рашовых до дома Иштвана были разбиты небольшие садики, огражденные зеленой сеткой, вдоль них тянулся цементированный тротуар. Этого образца придерживались и Миловы, и Боротовы, хотя тротуары у них еще не были зацементированы, но все же выложены камнями. Община благоустраивала свою улицу, обсаживая ее молодыми липами.
Дети заботились о лужке перед церковью. Чтобы на нем не паслись гуси, братство сложилось и поставило вокруг школы, дома пастора и церкви ограду - сетчатый забор с красивыми чугунными воротами. Под большими липами поставили новые удобные скамьи. Женщины ухаживали за яркими цветами на клумбах. Теперь церквушка в Зоровце снаружи и внут-ри была так нарядна, что радостно было входить в нее.
В правом крыле своего дома Иштван выделил большое помещение, в котором летом и зимой могло собираться братство, особенно - молодежь. Весь дом был сделан красиво и практично, но самым прекрасным было то, что хозяин уже жил в нем не один. Во время строительства дома Иштван и Катя Фабиан так привязались друг к другу, что вопрос о возвращении Кати в Америку отпал сам собой - расставание казалось им теперь совершенно невозможным. Уличный понял, что еще слишком молод, чтобы жить в одиночестве. Однажды он пошел к Сениным, обстоятельно и сердечно поговорил с Катей, и она согласилась остаться с ним на родине, чтобы помочь здесь строить Царство Божье. Теперь и в доме Уличного появилась красивая молодая хозяйка, словно созданная для него. Иштван так долго не мог забыть Марийку Скале, и Бог за его верность свел его с женщиной, предназначенной именно для него; с Катей счастье пришло и в дом Уличного.
Старушка Сенина после свадьбы племянницы вернулась к своим детям. Сам Бог устроил так, что она смогла оставить дом пастора. Она очень понадобилась своим детям, так как Бог подарил Циле сыночка. Вместо их несчастного первенца, слабенького, рожденного в первые годы брака от отца-пьяницы и вскоре умершего, им был дан здоровый, жизнерадостный младенец - настоящее сокровище для счастливых родителей.
Матушка Сенина оставила пастора еще и потому, что к нему переехала его младшая сестра Адель, бывшая ранее замужем за инженером М. Из-за беспорядочной жизни молодого инженера этот брак был очень несчастливым. Когда смерть их разлучила, жена осталась с четырехлетней девочкой в очень трудном положении. Ей едва удалось спасти необходимую мебель и одежду, остальное все было продано за долги. Она ни у кого не встретила сочувствия. Ее сестра только упрекала ее за то, что она в свое время не сумела удержать мужа при себе. Мать обвиняла ее в легкомысленном расточительстве. А зять заявил, что, взяв к себе тещу, не может заботиться еще и о вдове с ребенком. Семья мужа в Далматии хотя и пригласила ее, но не спросила, есть ли у нее деньги на дорогу. В письме писали, что она может у них пожить, пока для нее не найдется что-нибудь подходящее, чтобы прокормиться. Однако надеяться было не на что. Ее образование не давало ей возможности начать какую-либо самостоятельную деятельность, так как у нее не было никакой профессии. Своим мастерством швеи она прокормиться не могла. В крайнем случае она могла бы стать поварихой, но куда девать ребенка? Не было нигде пристанища ни для нее, ни для ее сиротки. О брате Августе мать и сестра в последнее время писали, что он совсем опростился и превратился в религиозного фанатика, но именно этот фанатик и принял ее и дал то, в чем она так нуждалась, - защиту, кров и дом.