Выписка из судового журнала парохода "Аян" 22 октября
17.20. Снялись со швартовов. На борту эвакуированное из Владивостока население и служащие армии в количестве до 500 человек. Архив Дальневосточного правительства и груз смешанного русско-китайского банка. Груз около 60 тонн. Пункт назначения Шанхай, с заходом в Нагасаки. Имеем приказание следовать совместно с "Мининым".
19.15. Догнали "Минин". Следуем в кильватер, расстояние 10 кабельтов.
Капитанов "Аяна" и "Минина" связывала дружба. С первой же встречи в Англии, где Мостовой и Нефедов принимали пароходы, между ними установились отношения, которые должны были возникнуть между людьми одного возраста и одной судьбы. Отпрыски потомственных морских семей - их отцы начинали плавать еще матросами, - они с большим трудом добились капитанских дипломов и как выходцы из низов не могли рассчитывать на хорошее судно на Черном море или на Балтике. В маленьком неблагоустроенном Владивостоке их семьи жили на одной - Подгорной - улице, помогая друг другу.
Вот почему среди всех зол, связанных с участием в эвакуации и временным, как они твердо рассчитывали, оставлением родины, капитаны могли почитать за благо только одно - предстоящее совместное плавание.
Переход до Нагасаки занял менее недели.
В Японии капитанов ждали новые неприятности. Вместо сотен шумных и растерянных людей в немногочисленные каюты пришли щеголеватые, не потерявшие еще лоска, офицеры и странные, хорошо одетые мужчины, тоже отличающиеся военной выправкой. Они принесли приказ обоим пароходам следовать на Камчатку в Петропавловск, взять особо ценные грузы, - "Валюту!", как проговорился один из подвыпивших офицеров, - и следовать в Сан-Франциско в распоряжение русского консула.
Погрузку в Петропавловске надлежало произвести на рейде, не подходя к причалам, во избежание стихийного захвата пароходов ждущими эвакуации воинскими частями и обывателями.
По пути пароходам надо было пополнить запасы угля в Хаккодате.
Перейдя туда в конце октября, "Минин" и "Аян" стали готовиться к далекому и, как надеялись Мостовой и Нефедов, последнему рейсу.
В Хаккодате к пассажирам присоединилось несколько вечно пьяных казачьих офицеров со взводом солдат, отчего жизнь на пароходах вновь приобрела характер скандальный и тревожный.
Выход из Хаккодате был назначен на первое, затем перенесен на второе ноября. Пассажиры волновались. Ходили слухи, что во Владивостоке на сторону Советов перешли команды одного или двух миноносцев и им приказано задерживать, возвращать и даже топить пароходы с эмигрантами.
Закончив погрузку угля первым, Мостовой стал ждать. Однако вмешался консул и, уступая требованиям пассажиров, приказал "Минину" идти, не дожидаясь, когда кончит бункероваться "Аян".
Капитаны встретились на причале.
- Мне еще полсуток, самое малое, - сказал Нефедов, который только что поставил пароход под бункеровку. - Иди.
- Не доходя до Немурокайкио лягу на курс сорок восемь градусов, - сказал Мостовой. - В случае чего догонишь?
- Постараюсь.
Нефедов ушел, а капитан "Минина", проклиная в глубине души консула и пассажиров, отправился на почту, рассчитывая послать весточку семье, оставленной во Владивостоке.
Такие обстоятельства привели к тому, что на рассвете четвертого ноября "Минин" очутился один в водах западнее Хоккайдо, направляясь курсом 48° к островам Большой Курильской гряды.
Пароход шел двенадцатиузловым ходом.
На судне царило молчание. Ровная белесая поверхность океана, ее кажущаяся неподвижность никого не обманывали - по небу ползли длинные облачные перья. Приближался тайфун.
Капитан с полуночи только дважды покинул мостик. Первый раз, около трех часов, он спустился в свою каюту, выпил чашку горячего чая и сменил влажное от тумана белье на сухое. Второй раз он прошел в рубку радиотелеграфиста, поскольку тот доложил о том, что наладил искровой передатчик. Но сообщение оказалось преждевременным: как только капитан попросил связаться с Хаккодате и запросить погоду, передатчик вышел из строя опять.
Закутанный в длинную, до пят, шубу Мостовой стоял у брезентового обвеса и смотрел, как впереди движется лиловыми полосами туман.
Настроение капитана не улучшалось. Долгий рейс на Камчатку не сулил ничего хорошего.
Около 13 часов он приказал помощнику вынести на мостик карту. Отпечатанная в Лондоне, она уверенно показывала полное отсутствие в районе плавания опасностей. Ближайшая земля - Шикотан и цепочка не названных на карте мелких островов оставались справа от курса. Приглубый высокий берег Кунашира должен был открыться часа через четыре. Обратив внимание помощника на высокую и, очевидно, приметную вершину вулкана Тятя-яма, капитан приказал взять, как только откроется вершина, ее пеленг.
В 14 часов 03 минуты капитан подошел к компасу и заметил, что рулевой, вместо заданного ему курса 48 градусов, держит 43 градуса. Мостовой сделал ему замечание, и в тот же момент послышался крик помощника:
- По носу - камни!
Первым движением капитана было - перевести ручки телеграфа на "стоп". Почти одновременно, взглянув за борт, он увидел слабый водоворот над камнем, едва скрытым водой.
В машинном отделении не сразу заметили перевод стрелки. Капитан резким движением повторил "стоп". Телеграф звякнул и подтвердил получение команды.
Глухие удары винта затихли.
- Прямо по корме - камни! - закричал помощник. Он успел выбежать на крыло мостика и, приложив к глазам бинокль, обшаривал взглядом пространство, по которому только что прошел пароход.
Этот доклад, вероятно, имел роковые последствия. Трудно сказать, были или нет в действительности за кормой камни или помощник принял за них движение воды, потревоженной судном. Во всяком случае, Мостовой, вместо того, чтобы дать команду "полный назад", снял руки с телеграфа, и пароход на какое-то время был отдан во власть ветра и течения.
Изменение хода не могло остаться незамеченным, на палубе появился боцман с двумя матросами.
- Отдать правый якорь! - последовала команда с мостика.
"Минин" по инерции продолжал движение.
Боцман отдал стопора, и тяжелый судовой якорь, увлекая за собой цепь, с грохотом рухнул в воду.
Прошло еще около двух минут, прежде чем последовал доклад:
- Якорь забрал!
Цепь натянулась, и "Минин" под действием слабого ветра начал медленно разворачиваться.
Капитан осмотрел водную поверхность около судна. То тут, то там виднелись выступающие из-под воды камни. Тихая погода оказала пароходу плохую услугу: в ветер, при волнении, пенные буруны легко бы выдали местоположение затопленных скал…
Мостовой приказал отдать еще один якорь. Когда отгрохотала вторая цепь, судно остановилось в окружении мрачных смотрящих из-под воды камней. Проклиная карту, капитан опять прошел в радиорубку.
Искровой телеграф не работал. Надеяться на помощь не приходилось.
Пассажирам капитан ничего не объявил. Он выставил на носу и на корме вахтенных, вооружив их ракетницами, и приказал боцману приготовить на полубаке бочку, набив ее вымоченной в мазуте паклей. На мостике были прикреплены к валам сигнальные флаги, обозначающие бедствие и необходимость помощи.
Хотя непосредственная сиюминутная опасность судну не грозила, Мостовой прекрасно понимал, что, как только ветер усилится, положение судна очень быстро может стать критическим. Поэтому он решил как можно скорее обследовать район вокруг судна, произвести промеры, обозначить буйками отдельные камни и, выбрав между ними путь, вывести судно.
Боцман начал готовить шлюпку, одну из двух, имевшихся на борту.
Однако тут произошли первые неприятности. Как только прекратился шум машины, пассажиры, решив, что пароход подошел к берегу, стали кучками появляться на палубе. Далеко не все поняли, что произошло, но постепенно по судну стали распространяться слухи, и на мостике появилось несколько офицеров.
Успокоив их, насколько это было возможно, Мостовой спустился с мостика к шлюпке и проинструктировал помощника, который должен был отправиться на рекогносцировку.
Шлюпка переменными галсами начала производить промер.
Между тем ветер стал усиливаться, Якор-цепи натянулись. Размахи судна, которое первое время лишь слегка покачивалось на пологой зыби, сделались значительными. Шлюпка то скрывалась среди пенных гребней, то показывалась вновь. Вскоре работать на ней стало невозможно, и помощник подошел снова к борту "Минина". Шлюпку подняли.
Первым почувствовал надвигающуюся катастрофу капитан. По резкому подрагиванию цепей он понял, что якоря ползут, а взяв пеленг на отдельно лежащую скалу, увидел, что пароход смещается по ветру в направлении двух больших торчащих над водою камней.
"Аян". Оставалась одна надежда - на него. Однако Мостовой не знал, на сколько часов позже он вышел из Хаккодате и стал ли соблюдать в точности намеченный курс?
Напрасно всматривался капитан в горизонт, затянутый тучами, - "Аяна" не было видно.
Между тем ветер крепчал. Тяжелое тело судна неотвратимо дрейфовало к камням. В 16 часов 20 минут послышался слабый удар, корпус парохода вздрогнул. Никто из пассажиров, покинувших палубу и томившихся в каютах и трюмах, вероятно, не придал значения толчку, но Мостовой понял: "Это конец".
Выписка из показаний матроса 2-й статьи Калинчука Г. Н.
…Получил приказание капитана осмотреть трюм. Спустился. Мешали люди, которые с вещами сидели на ящиках. Воды не обнаружил. Хотел уходить, когда ударило и сбросило меня с ног. Народ закричал. Говорили разное, например: "Завезли нас и топите!" Опять хотел уйти. Вдруг женщина крикнула: "Вода!" Между ящиками увидел воду. Ударило еще раз. Долго не давали вылезти наверх - все отталкивали друг друга. Поднялся на палубу и доложил капитану…
Вопрос. Что предпринял капитан?
Ответ. Мостовой? Приказал запустить трюмную помпу. Стали качать. Вдруг еще удар. Тут вода хлынула потоком. Я понял - не откачать…
Пробоина, которую обнаружил Калинчук, оказалась не единственной. Волны кренили пароход с борта на борт, и он то и дело касался днищем камней. Скоро вода была обнаружена в коридоре гребного вала, а затем начала поступать в машинное отделение.
К этому времени относится и первое столкновение команды с пассажирами.
Сильный ветер рассеял туман, и на северо-востоке открылся небольшой остров с плоской вершиной. Поскольку пароход уже начал погружаться и каждую минуту могла возникнуть опасность, что он опрокинется, капитан приказал вновь спустить шлюпку.
К этому моменту все пассажиры уже толпились на палубе. Вызвав помощника и боцмана, Мостовой приказал им отделить женщин и детей и собрать их неподалеку от шлюпбалок готовыми к посадке. Однако в то время как он отдавал эти указания, на корме послышался шум, вспыхнула драка: несколько солдат и офицеров пытались оттеснить матросов и спустить шлюпку.
Туда бросился боцман. Однако было поздно. Одну из шлюпбалок вывалили за борт неполностью, корма шлюпки зацепилась за борт, солдаты не удержали канат, шлюпка перевернулась и вошла в воду носом. Подоспевшая волна разбила ее о борт.
Как показал на следствии помощник капитана, Мостовой понял, что действовать надо иначе. К спуску второй шлюпки он не приступил, пока не вооружил нескольких матросов и не заручился помощью группы солдат.
Под их охраной шлюпка была спущена. В нее погрузили четырех женщин, двух детей, больных и стариков.
Команду по распоряжению капитана возглавил помощник.
Судьба экипажа шлюпки сложилась, как свидетельствовали материалы дела, следующим образом.
Отойдя от "Минина", шлюпка направилась к видневшемуся на горизонте острову. Однако, пройдя половину пути, она была усилившимся ветром отнесена в сторону. Тогда помощник, опасаясь подходить к берегу в темноте, приказал зажечь фонарь и, попеременно гребя, удерживаться на месте. С рассветом пассажиры шлюпки обнаружили вблизи себя два рыбацких судна, которые оказались принадлежащими японским рыбакам.
Остров, на который рыбаки доставили в тот же день спасенных, был Кунашир. Здесь стараниями помощника были снаряжены для оказания помощи оставшимся на "Минине" несколько парусных кавасаки, которые вскоре и вышли к месту аварии…
Между тем на "Минине" было принято решение строить плоты.
Для их изготовления пытались было использовать палубный настил, но он оказался чрезвычайно прочно прикрепленным к корпусу - доски крошились и ломались.
Тогда, сняв с трюмов люки, боцман принялся сооружать плоты из них. К первому прикрепили по краям пустые бочки и спустили на воду. Плот закачался на волнах, и, хотя вода то и дело гуляла по нему, прочность и способность его поднять достаточный груз не вызывали сомнений.
Плот перевели в тихое от волн место - за корму и приступили к изготовлению второго.
Увлеченные сооружением плотов, Мостовой и команда перестали обращать внимание на действия пассажиров.
Обстановка на пароходе становилась все более тяжелой.
"Минин" медленно погружался, то и дело испытывая удары корпусом о камни. Оба трюма были уже до половины залиты водой.
Все это не могло остаться для пассажиров незамеченным. Не отобрав в свое время от них оружие, Мостовой оказался в тяжелом положении. Когда стали вязать бочки ко второму плоту, на корме раздались выстрелы. Капитан с боцманом бросились туда. Но было уже поздно: группа офицеров оттеснила вахтенных матросов. Нападавшие сбросили с кормы два штормтрапа и по ним спустились на плот. Вниз полетели чемоданы и баулы. Перегруженный плот осел в воду, люди, толпившиеся на нем, оказались по колено в воде.
Мостовой перегнулся через борт и попытался образумить покидавших судно. В ответ раздались угрозы, щелкнул выстрел. Пуля ударилась в фальшборт и рикошетом ранила матроса, стоявшего рядом.
Выписка из показаний матроса 1-й статьи Чалого П. Н.
…Капитан приказал принести винтовки. Он, видно, хотел, чтобы те, на плоту, вернулись. Я подошел к борту. Слышу, щелкнуло, на руке кровь. Меня повели перевязывать.
Вернулся - те на плоту уже перерезали канат, и их несет. Весла у них были, но мало - весла два. Помню - гребли. Парус боцман хотел оборудовать, мачта у них была и парусины кусок.
Хотели на плоту поднимать его, но тут одну бочку оторвало. А ветром их сносит и сносит. Когда бочку оторвало, вижу - они все кинулись на борт, что повыше. Как раз и вторая бочка из воды выскочила. Один конец плота в воду, все с него и посыпались. Вдруг волна прорвалась за камни. Высокая. Подняла плот и перевернула. Капитан в бинокль смотрел. Никого, говорит, не видно. Конец.
Ну, это видели все - подействовало. Работать стало легче, и никто не мешал…
Трагическая картина гибели полутора десятков человек отрезвила оставшихся пассажиров. Большинство стало помогать команде сооружать новый плот.
Расширение пробоин в корпусе заставило капитана торопиться.
Около 17 часов плот был готов.
Состояние "Минина" в этот момент уже не внушало никаких надежд. Судно погрузилось в воду почти по палубу, все внутренние помещения были залиты. Креп достиг 25 градусов.
В этих условиях капитан принял решение покинуть пароход.
На "Минине" оставалось около двадцати человек, в основном команда. Среди пассажиров военных, как отмечали свидетели, уже не было.
Погрузка на плот была произведена, и в 17.30 плот покинул судно…
Он пробыл в океане около двух суток, после чего был обнаружен рыбаками с Кунашира, которых привел в район катастрофы помощник капитана. Отдельные группы, на которые распался экипаж и пассажиры "Минина", были затем доставлены на Хоккайдо.
Бедствия аварийного дня и длительное пребывание на заливаемом плоту не прошли для Мостового бесследно. На Хоккайдо капитан заболел, долго пролежал в госпитале и там скончался.
Команда после полутора лет пребывания в Японии почти вся вернулась на родину…
Далее излагались события, связанные с судьбой "Аяна".
Судно покинуло Хаккодате в условиях, когда капитан имел только самое общее представление о движении "Минина". Помня разговор на причале, Нефедов, войдя в воды между Большой и Малой Курильскими грядами, лег на курс 48 градусов и дал самый большой ход, который могла развить машина, - тринадцать узлов.
Радисту было приказано не оставлять попытки установить связь с "Мининым".
Напрасно капитан "Аяна" всматривался в затянутый тучами горизонт - впереди не было видно ни одного дымка. По расчетам Нефедова, идя этим ходом, он мог догнать "Минина" на меридиане южной оконечности Кунашира.
Как только усилился ветер, Нефедов приказал проверить крепление палубного груза и осмотреть трюмы.
Океан мало-помалу покрывался барашками. Полосами находил туман. В 18.20 была замечена гора, которую капитан определил, как вершину Сендзюкуити. Карта не показывала никаких опасностей, и капитан продолжал движение не уменьшая ход.
В 18.23 послышался голос вахтенного матроса:
- Слева тридцать - судно!
Одного взгляда в бинокль для Нефедова было достаточно, чтобы в черной полоске, то исчезавшей среди волн, то появлявшейся вновь, опознать "Минина".
Однако, как это всегда бывает в условиях бурного моря и плохой видимости, определить сразу, что пароход стоит без хода, Нефедов не смог.
Ничего не подозревая, "Аян" продолжал движение, с каждой минутой приближаясь к опасному району.
У англичан для обозначения судов, построенных по одному проекту, есть выражение "систер-шип". У капитанов, плавающих на таких судах-близнецах, естественно, вырабатывается обостренное чувство понимания, в каком состоянии находится другой корабль. И чем ближе подходил Нефедов к "Минину", тем более странным представлялось ему поведение второго корабля. Сначала ему показался неестественным курс, которым идет "Минин". Затем он обратил внимание на крен и дифферент парохода.