Саша идет искать партизан
Спорили до хрипоты. Особенно горячились Саша и Мелик.
- Надо идти на озеро Палик искать отряд. Партизаны должны взять нас к себе, - доказывал Мелик.
- Всем сразу уходить в лес нельзя. Из города надо выбираться по одному. И не в один день. Иначе донесут в гестапо, что ушли и партизаны, и тогда наших не помилуют. Я не хочу, чтобы из-за меня расстреляли отца и тетку, - решительно заявил Саша.
- По-твоему, выходит, что я должен первый идти в лес и месяц болтаться там, пока вы все не соберетесь. А жить где? А что есть? - не унимался Мелик.
- Тебя первого пока еще никто не посылает. Но твой план неподходящий.
Конец этому спору положил рассудительный Виталька Запольский.
- Надо послать Сашу в деревню Селец. Там живет его дядя, он и поможет связаться с партизанским отрядом. Саша расскажет командиру о нашей группе и получит указание, как нам дальше действовать.
На том и порешили. Каждый старался дать какой-нибудь совет Саше, а тот только улыбался.
- Не бойтесь, хлопцы. Все сделаю, как надо. Если нас не захотят принять в отряд, скажу: "Как хотите, товарищ командир, а мы все равно придем и будем воевать вместе с вами. Оружие у нас есть, а надо будет, достанем еще".
- Правильно, Саша. Так и говори. А то найдется какой-нибудь умник и скажет: "Вам надо на печи сидеть и книжечки читать". Хватит, начитались. Сейчас не до книжек, - все еще не мог успокоиться Мелик.
А назавтра, чуть свет, Саша уже шагал в небольшую деревню, окруженную болотами, озерами и дремучими лесами. Там, как говорили в народе, обосновался партизанский отряд Дяди Коли. В Сашиной шапке-ушанке были зашиты документы убитого гитлеровского офицера. Они должны были служить вещественным доказательством боевой деятельности группы борисовских пионеров.
Комиссар пробирается в город
А в это время, пробираясь лесными тропами и топкими болотами, в Борисов спешил невысокий пожилой человек. Одет он был в потрепанную ватную куртку и серые хлопчатобумажные брюки, на ногах старые сапоги. Человек очень устал. На его изможденном осунувшемся лице резко обострились скулы, густые, черные с проседью, когда-то красивые волосы выбивались из-под шапки. Человек хромал и опирался на палку, которую, видимо, выломал в лесу.
Трудно было в этом обессиленном, истощенном человеке узнать комиссара танкового батальона Андрея Константиновича Соломатина, служившего до 1940 года в Борисове в одной из механизированных частей.
А 22 июня батальон Соломатина принял неравный бой с фашистами на западной границе.
До самого Днепра отступал Соломатин со своими бойцами, ведя беспрерывные бои с гитлеровцами. Но ни одна пуля, ни один осколок снаряда или мины не задели его.
Самое страшное случилось возле Быхова, на берегу Днепра, во время переправы, когда неподалеку разорвалась большая бомба. Комиссар был контужен и потерял сознание. Пришел он в себя на третьи сутки в доме местного жителя, который подобрал Соломатина после ожесточенного боя. Части Красной Армии к тому времени отошли на противоположную сторону реки, а на правобережье уже хозяйничали оккупанты.
Старик-крестьянин вместе с внучкой Марийкой десять дней и ночей выхаживали контуженого и почти оглохшего комиссара, укрывая его в погребе и на чердаке. А потом старик раздобыл где-то штатскую одежду и проводил комиссара в сторону фронта.
Около двух недель ходил Андрей Соломатин возле Днепра, по переправиться так и не смог. Тогда он решил вернуться в Борисов, где надеялся на первое время укрыться у своих друзей и родственников жены, окрепнуть, сколотить вооруженную группу и еще раз попытаться перейти линию фронта.
От Днепра Соломатин шел долго, около трех недель. В попадавшиеся на пути деревни и поселки он почти не заходил. Не хотел рисковать. Гитлеровцы при обыске могли обнаружить партийный билет, зашитый в подкладку ватника. И тогда… Поэтому питался в основном картошкой, которую собирал на полях, а спал на сыром мху, накрывшись еловыми ветками.
На двенадцатый день своих скитаний, километрах в десяти от Борисова, Соломатин, окончательно обессиленный, присел передохнуть под стог сена. Хотелось только одного - спать. Но и этого не мог себе позволить комиссар. Он с трудом поднялся и, грузно опираясь на палку, медленно побрел в сторону города, с которым на протяжении двенадцати лет была связана его судьба. Там он, молодой рабочий, начинал службу в армии, там же его принимали в партию, а потом направили учиться…
В Борисове у Соломатина было много друзей. Где они теперь, что делают? Этого комиссар не знал.
С тревожными мыслями, обходя заградительные посты жандармерии и полиции, под покровом ночи входил Андрей Константинович в город. Вскоре на западной окраине Борисова он постучал в окно небольшого домика по Первомайской улице.
Ночной разговор
По осторожному стуку в ставню можно было догадаться, что к нам пришел кто-то из близких или хорошо знакомых людей. Мелькнула тревожная мысль: "Неужели вернулся Саша? Почему так быстро? Что случилось?"
Я мигом соскочил с постели и побежал открывать дверь. На пороге стоял изможденный, заросший густой щетиной Андрей Константинович Соломатин. Для меня он всегда был олицетворением мужества. Я часто любовался его медалью "За отвагу", которую он получил за героизм на войне с белофиннами, и втайне мечтал когда-нибудь заслужить такую же награду.
С дядей Андреем, как я его называл, мы не виделись года полтора. Мой отец часто его вспоминал и беспокоился о судьбе своего друга. И вот он перед нами, живой, хоть и совсем обессиленный.
- Андрюша, дорогой, откуда ты?! - вскрикнула мать, узнав Соломатина.
- Посмотри, хорошо ли закрыты ставни, а то кто-нибудь увидит, что зашел к вам, беды не оберетесь, - попросил Соломатин.
При тусклом свете керосиновой лампы Андрей Константинович внимательно оглядел комнату, остановил взгляд на двух младших братьях и сестренке, спавших на большой кровати возле печки.
- А где же Леонид Васильевич?
- Жив-здоров. Утром должен быть дома. Он работает во вторую смену на канифольной фабрике. Фашисты собираются ее восстановить.
Со слезами на глазах мать рассказывала Соломатину том, как наша семья эвакуировалась и как вынуждена была возвратиться обратно в город, где гитлеровцы каждый дет расстреливают и вешают людей.
- Ты не можешь себе представить, Андрей, какую чудовищную расправу учинили оккупанты над еврейским населением. Ни в чем не повинных людей согнали в концлагерь разграбили их дома, несколько дней морили голодом, а потом всех расстреляли на полигоне. Не пощадили никого, ни детей, ни женщин, ни стариков… Рассказывают, что земля на том месте, где их расстреляли, несколько дней дышала и стонала. Лужи крови стояли на месте казни. Фашисты - не люди, это дикие звери, которых надо беспощадно уничтожать. Неужели у нас не хватит сил это сделать, Андрей? - просила мать. - Вот ты, военный человек, оказался не в армии. И мой Леонид, и много других здоровых мужчин, вместо того чтобы быть на фронте, дома сидят.
Не знала еще тогда мать, что коммунист Леонид Орлов является одним из активных участников Борисовского партийного подполья, которое уже развернуло антифашистскую работу в городе, формирует боевые группы и готовит их к борьбе с врагом. О своем участии в подполье отец, конечно никому дома не говорил.
- Разгромить фашизм, Таня, у нашего государства сил хватит. Временные неудачи - не поражение. А то, что я и некоторые другие военные оказались не на фронте, еще ни о чем не говорит. Найдем дело и здесь, - ответил Соломатин.
Потом, немного подумав, спросил:
- А как работает Леонид? Наверно, вовсю старается?
- Так уж и старается. Говорит, что эту канифольную фабрику, несмотря на строгие приказы, рабочие не восстанавливают, а незаметно выводят из строя. И так на всех заводах.
- Ну вот. А ты говоришь…
Я слушал их разговор и завороженными глазами смотрел на дядю Андрея, ловил каждое его слово. "Вот с кем нужно поговорить, - подумал я. - Он обязательно даст совет, как действовать нашей группе". Я ждал удобного момента, чтобы наедине поговорить с комиссаром, и не шел спать.
Наконец мать, накормив Андрея Константиновича, ушла в соседнюю комнату. В кухне мы остались вдвоем.
Первым начинать важный разговор мне не пришлось. Комиссар опередил меня.
- Чем ты сейчас занимаешься? В школу, конечно, не ходишь?
- Школы закрыты, а если и откроют, туда не пойду. Кроме "хайль Гитлер!", там ничему не научат.
- Ну, а заниматься все же чем-то надо. Нельзя же без дела сидеть.
- Мы уходим в партизаны! - выпалил я.
- В партизаны? А кто это такие? - прищурился Соломатин.
- Это очень смелые и преданные Родине люди.
- А как же ты попадешь в партизанский отряд, если не секрет? Может быть, ты имеешь связь с самим командиром? - с улыбкой поинтересовался Андрей Константинович.
- Мы послали на связь Сашу.
- Сашу? Кто такой Саша и кто это "мы"?
- Мы организовали пионерскую группу и хотим влиться в партизанский отряд Дяди Коли. У нас есть пулемет, карабин, три пистолета и шесть гранат. А Саша мой самый верный друг. Он через своего дядю должен связаться с партизанами и договориться, когда нам приходить в отряд.
Соломатин даже привстал с табуретки. Потом сел и потребовал: Рассказывай все по порядку. Я командир Красной Армии, и ты обязан мне все доложить.
Мне это только и нужно было. Я подробно, в течение часа, выкладывал Андрею Константиновичу все, о чем мы хотели рассказать партизанам. Не забыл упомянуть и о нашем младшем товарище Ваське Зуенке. Соломатин внимательно слушал, изредка задавал короткие вопросы. В конце разговора я спросил у Андрея Константиновича:
- Как вы думаете, дядя Андрей, возьмут нас в отряд?
Соломатин задумался, а потом сказал:
- Методы, которые вы избрали для борьбы с захватчиками, никуда не годятся, так и на виселицу можно угодить. Красной Армии и партизанам нужны не герои-одиночки, а сознательные бойцы. А помогать партизанам можно и здесь.
- Как, дядя Андрей?
- А вот так. Надо прежде всего запомнить, что в одиночку много не навоюете, большого урона врагу не нанесете и рано или поздно попадетесь и погибнете. Есть другой путь: надо установить связь с подпольем и получать от него задания.
- Где ж те подпольщики? Попробуй их найти.
- Это я беру на себя, - заверил комиссар.
Коммунист, командир Красной Армии предлагает нам, как равным, вместе сражаться с оккупантами! Разве можно отказаться?!
- А как же с партизанским отрядом, куда пошел Саша?
- Для нас сейчас главное рассказать людям правду о положении на фронтах, - продолжал Соломатин, - привлечь как можно больше людей для борьбы с фашистами. Поэтому мы нужны здесь больше, чем в лесу. Вернется Саша - соберемся все вместе и решим, чем вы будете заниматься. А пока без моего разрешения ничего не предпринимайте. И вообще, о нашем разговоре никому ни слова, даже Мелику и Виталию.
Стенные часы пробили четыре часа утра, когда пришел отец. В тот день он раньше обычного вернулся с канифольной фабрики. Грустной и радостной была его встреча с Соломатиным. Грустной оттого, что никогда они не думали, что доведется встречаться тайком, избегая посторонних глаз. Радостной, потому что увидели друг друга живыми и здоровыми. Они еще долго говорили в маленькой комнате. Мне слышим были знакомые и незнакомые фамилии: Ярош, Лозовский, Долгалов, Бутвиловский, Подолян, Яхонтов, Устин, Игумнов, Миклушин, Кломбоцкий, Жаховская…
Перед самым рассветом Андрей Константинович собрался уходить. Проходя мимо моей кушетки и заметив, что я не сплю, Соломатин наклонился надо мной:
- Ну так вот: подпольщиков мы нашли. Теперь жить будет веселее. А ты говорил - попробуй их найти.
Стоявший сзади отец хмурился и недовольно качал головой.
Проводив Соломатина, он плотно прикрыл дверь, присел на кушетку и положил свою большую руку на мое плечо.
- Значит, решили вдвоем с Сашкой всех фашистов перебить? Герои, ничего не скажешь! А может, вам следовало бы в таких делах с кем-то посоветоваться? - строго спросил он.
- А мы не знали с кем.
- Ну хотя бы со мной, что ли?
- Я думал, что ты не разрешишь нам идти в партизаны.
- Я и сейчас запрещаю. Пока еще они и без вас обойдутся.
Отец посидел молча, а потом спросил!
- Кто вас надоумил убить офицера и переводчицу? Знаешь ли ты о том, что их до сих пор разыскивают?
- Мы сами решили их убить. За то, что они повесили двух партизан. А найти не найдут. Мы хорошо засыпали.
- Как вы не попались, просто диву даюсь?
Потом отец вдруг смягчился, обнял меня и сказал:
- Выходит, мы с тобой одно дело делаем и ничего друг о друге не знаем. А я-то думал, что ты еще мал для этого… Ну что ж, будем считать нашу семью полностью партизанской.
Отец оторвал клочок газеты, насыпал из кисета зеленого самосада и свернул цигарку. Прикурил, глубоко затянулся и снова продолжал:
- Раз уж ты и твои друзья решились на такое дело, то нечего вам от меня прятаться. Так будет лучше и для вас самих и для дела. Предупреди всех ребят, чтоб они без моего разрешения ничего не предпринимали. Андрей Константинович обещал скоро заняться вами.
- А как же нам теперь? - спросил я у отца. - Хлопцы не согласятся долго ждать.
- Ишь вы какие прыткие! Вас сразу в бой посылай. Так не выйдет. Будете делать то, что вам прикажут.
- Я-то согласен. А вот Саша и Мелик скажут: пошли в партизаны, и все.
- С ними я поговорю. Да и ты им разъясни, что партизанам нужны помощники не только в лесах, но и в городе. А теперь давай спать. Мы еще вернемся к этому разговору.
Отец встал и легонько потрепал меня за чуб:
- Спи, партизан. Только смотри - матери ни слова. А то она нас с тобой обоих из дому выгонит. Скажет, чтоб завтра же удирали в деревню.
Первое задание
Зловещая тишина окутала город. Темень, хоть глаз выколи. Узкие улочки, казалось, вымерли и спят непробудным сном. Только изредка тявкнет в каком-нибудь дворе собачонка, еще не пристреленная гитлеровцами, и тут же стихнет. Да еще порой послышатся шаги военного патруля и дежуривших на улицах жандармов.
Ночью редко кто из жителей города осмелится выйти из своего двора: слишком опасно, могут убить. И только четверо подростков вышмыгнули из ворот одного дома и мгновенно исчезли в темноте. Двое пошли на центральную улицу, что вела к вокзалу. Двое других направились на базар, к большому стенду, где вывешивались объявления и приказы фашистской администрации. Карманы ребят оттопырены, в руках жестяные баночки с клеем и кисточки. Этой ночью они выполняют первое боевое задание Борисовского райкома партии.
В такое позднее время взрослые не могли показаться на улице без пропусков. Поэтому на выполнение важного задания послали ребят. На них патрули и жандармы даже ночью не обращали особого внимания.
Хлопцы должны были под покровом темноты расклеить и разбросать в самых людных местах города листовки, в которых разоблачалась фашистская ложь о положении на фронте. Листовки призывали народ к борьбе, вселяли уверенность в окончательной победе над врагом.
Каждая листовка была отпечатана на пишущей машинке Франеком Кломбоцким - одним из комсомольцев шестой Борисовской школы.
Когда Соломатин сказал нам, что Франек - один из его помощников, мы были крайне удивлены, так как на второй день войны видели Франека в форме красноармейца. Говорили, что он сразу ушел на фронт.
И вдруг - Кломбоцкий в городе, да еще подпольщик. Поэтому, когда мы по приказу Андрея Константиновича пришли к нему домой на улицу Лейтенантскую, то сразу же спросили:
- Почему ты в городе, а не на фронте?
- Так уж получилось. Расскажу как-нибудь потом.
А вообще, хлопцы, фашистов можно бить и в тылу. А теперь за дело.
Франек открыл крышку погреба. Мы спустились и увидели там небольшой радиоприемник и пишущую машинку. Франек подал нам несколько пачек листовок.
- Сам печатал, - с гордостью сказал он. - Три дня и три ночи отстукивал. Даже спина и руки заболели. Но зато успел вовремя. Ведь завтра, друзья, большой праздник, 7 Ноября. Надо, чтобы люди знали, что Советская власть живет и никогда не погибнет. Пусть народ читает и радуется.
Мы совсем иначе смотрели теперь на давно знакомого нам Франека Кломбоцкого и удивлялись: как это раньше, до войны, мы не знали, что он такой решительный и мужественный. А встречались мы с ним часто: и в школе, где вместе учились, и в парке имени Максима Горького, и в кинотеатре "Люкс". Рос Франек без отца и, чтобы хоть немного помочь матери, еще школьником подрабатывал на пристани, разгружая баржи.
И вот Франек - подпольщик, помощник комиссара Соломатина. Это невольно вызывало к нему уважение.
- Франек, а можно нам приклеить несколько штук на дверях жандармерии и полиции? - спросил Мелик. - Пусть гады побесятся! Мы с Виталькой не забыли, как они нас избивали.
- Категорически запрещаю. Листовки в первую очередь должны читать люди, а не какие-то там жандармы и полицаи. Да и зачем напрасно рисковать.
Франек подробно рассказал нам, как лучше выполнить задание, и закончил свой инструктаж словами:
- Будьте осторожны, сбор у меня. Ну, ни пуха ни пера!
…Мелик и Виталик Запольский благополучно обошли комендатуру и никем не замеченные вышли на край базарной площади. Где-то здесь должен проходить военный патруль. Но сейчас никого не видно. Метрах в тридцати от них громадный стенд для объявлений и приказов. Но как к нему подобраться? Площадь вымощена булыжником, по ней тихо на пройдешь.
- Снимем ботинки, - шепчет Виталик и первым начинает развязывать шнурки.
Еще несколько минут - и ребята у стенда.
И вот уже листовки приклеены к доске, разложены на длинных прилавках.
А потом ребята уже без всякого страха расклеивали листовки на заборах, несколько штук забросили во двор офицерской столовой, а одну далее наклеили на борт немецкого грузовика, стоявшего недалеко от комендатуры.
- Жаль, что нельзя подбросить к жандармерии, - злился Мелик.
- Ничего, - успокаивал его Виталик, - доберемся и до неё. А приказ нарушать нельзя, дисциплина.
Утром гитлеровцы обратили внимание на то, что в различных местах города - на центральной улице, на базаре, у вокзала - люди собираются небольшими группами. Начальник полиции Кабаков, увидев одну из таких групп около центрального входа в парк имени М. Горького, подошел к воротам и чуть не обомлел: на заборе висела листовка, на которой четко выделялись слова: "Смерть фашистским оккупантам!"
Поднятые по тревоге полицаи и жандармы почти целый дань сдирали и соскабливали листовки. Но борисовчане их уже прочитали.
Это был подарок подпольщиков населению города в честь 24-й годовщины Великого Октября.