Улица Коли Пищенко… Здесь заканчивает свой маршрут девятый номер севастопольского троллейбуса. А прежде чем попасть сюда, он проходит по площади Ушакова, по улицам Нахимова, Лизирева… Эти славные имена мы знаем с детства по книгам, кинофильмам. А кто такой Коля Пищенко?
К сожалению, о подвигах и жизни юного героя обороны Севастополя 1854 - 1855 гг. не написано книг. Повестью "Мальчишка с бастиона" авторы делают первую попытку восполнить этот пробел. Как удалось им это - судить вам, дорогие читатели.
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ - Малахов курган. "Отстаивайте Севастополь…" На четвёртом бастионе. Батя. Колька-вестовой. Исчезновение Максимки. "Синопский бой". В офицерской землянке. Ночная вылазка. Французская мортира. 1
ГЛАВА ВТОРАЯ - За "языком". В стане врага. Золотая пятирублёвка. Зуав. Флотский барабанщик. "Ты знал мою Катерину…" Воздушный змей. Апенка. Песенка графа Толстого. Вторая бомбардировка. Жив барабанщик! Гибель Тимофея Пищенко. 8
ГЛАВА ТРЕТЬЯ - Северная сторона. Один. Город в осаде. У Антонины Саввишны. Встреча с Максимом. Николай Иванович Пирогов. И снова бастион. 16
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ - Степан Ковальчук. Редут Шварца. "Похлеще Минье!" Дядька Маврикий. В подземелье. Конец пятьдесят третьей батареи. 19
ГЛАВА ПЯТАЯ - Камчатский люнет. Вызов не принят. Атака отбита. И снова бой. Всадник на белом коне. Санитарная землянка. Аз, буки… Петух Пеписье. День рождения Гопубоглазки. Георгиевский крест. 23
ГЛАВА ШЕСТАЯ - "Ватерлоо" не состоялось. Смерть Нахимова. Кок становится бомбардиром. Редут не сдаётся! Падение Малахова кургана. "Отдалённому потомству…" 31
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Малахов курган. "Отстаивайте Севастополь…" На четвёртом бастионе. Батя. Колька-вестовой. Исчезновение Максимки. "Синопский бой". В офицерской землянке. Ночная вылазка. Французская мортира.
Ядро шлёпнулось в грязь. Колька отпрыгнул за каменную стенку и с ужасом ждал.
Секунда… вторая… третья… Куда-то исчез зловещий грохот бомбардировки - он слышал только шипение запальной трубки. "Сейчас трахнет!"
Но ядро не взрывалось. "Вроде, потухло?"
Колька осторожно выглянул. В канаве ничего не было. "Утопла", - облегчённо вздохнул он и - всё же с опаской - вышел из-за своего укрытия.
Гудела и вздрагивала земля. Казалось, от канонады раскалывается небо. Над Малаховым курганом висело облако порохового дыма, словно туман, с утра застилавший город, взобрался туда.
К Кольке подошёл знакомый мальчишка - Максимка с Матросской слободки.
- Бонба? - спросил он, поглядывая на забрызганный грязью забор.
- Угу, - утвердительно кивнул Колька, - запальник грязью притушился.
- Сейчас притащу дрючок - достанем, - деловито сказал Максимка.
- Пошто?
- Снесём на Малахов, к пушкам. Я уже две оттащил…
Через несколько минут грязные, запыхавшиеся, уложив пудовый снаряд в корзину из-под рыбы, они зашагали в сторону Малахова кургана.
Шли напрямик, не разбирая дороги. Лезли по склонам оврага, цепляясь за мокрый колючий терновник. Корзину приходилось тянуть чуть ли не волоком. Размытая ночным дождём суглинистая земля уходила из-под ног.
- Взопрел, - учащённо дыша, но продолжая идти, сказал Максим, - тяжелющая, ведьма.
- Ага, - согласился Колька. - А вдруг не подойдёт к пушке, бонба ведь чужая.
Максим его успокоил:
- Махора сказал: тащи - приспособим.
- Бонбардир?
- Номерной. Но он и самолично палить умеет. Знаешь какой матрос! За Синопский бой медаль у него. Весёлый такой и сильный. Я тебя познакомлю.
- Мой батеня тож при орудии, на четвёртом баксионе, - гордо сказал Колька.
- С корабля сняли?
Они уже выбрались из Аполлоновой балки и подходили к подножию кургана.
- А как же! Весь экипаж, - суветил Колька, уминая дорожную грязь босыми ногами.
Мальчишки подошли к заброшенному каменному строению. Когда-то здесь был пороховой склад, но, как только стало ясно, что враги намерены осаждать Севастополь, начальник обороны Корабельной стороны контр-адмирал Истомин отдал приказ перевезти все боезапасы на Малахов курган. Город готовился к обороне.
Колька и Максим хорошо знали укрепления, что за несколько дней выросли на кургане. Вместе с другими мальчишками, матросками и солдатками с Корабельной они таскали корзины с землёй, подносили ядра поближе к орудиям, поили защитников водой.
- Крепко жарит! - сказал Колька.
- Сколько бонб-то попривозили из-за своей заграницы!
- Это что! У них, - Колька кивнул в сторону английских батарей, - пули особенные есть - летят и крутятся. Мне батеня рассказывал…
Мальчишки смотрели на вершину кургана. Там над оборонительной башней поднималось серое облако. Сквозь грохот канонады до ребят доносились звуки команд, стоны и крики раненых. Залпы врывались в общий гул, как удары прибоя о скалы. Это стреляли мортиры, снятые с затопленных кораблей. Слева горело какое-то строение, и едкий дым стлался по склону.
- Махора у седьмого орудия. Вертай левее.
- А вдруг прогонят? - засомневался Колька.
Максим хотел было ответить, но сверху послышался свист.
- Ложись! - закричал он.
Ребята скатились в какую-то яму. Ядро взорвалось, обдав их комьями липучей грязи.
- Пронесло.
- Побежали!
Мальчишки подхватили корзину и, ускоряя шаг, начали подниматься к укреплениям.
- Гляди, бонба! - Колька указал вправо.
Невдалеке, наполовину ушедшее в землю, чернело ядро. Быстро раскопали.
- Эта потягше будет, - пытаясь приподнять чугунный шар, сказал Максим, - фунтов на шестьдесят.
- Две не утянем. Запомним где. Потом возвернемся.
Колька поднял обломок орудийного банника (им чистят, "пробанивают", ствол) и воткнул его в землю У ядра.
- Теперь не потеряется. Пошли.
Скоро они были на батарее, где служил Махора.
Максим искал его глазами, но в густом дыму различить лица было нелегко. Он пошёл к орудию, крикнув Кольке: "Погоди меня тут, я скоро!"
Колька остался один. Он прислонился к стенке какого-то блиндажа и стал разглядывать батарею.
Матросы давно посбрасывали бушлаты, многие были перебинтованы: сквозь разорванные тельняшки блестели чёрные от гари спины.
- Огонь!
Орудие, выплеснув огненный столб, откатывалось назад. Взбухали мышцы матросских рук - подтягивали лафет на колёсах. Быстро заряжали. И снова - огонь! Били прямой наводкой, не замечая взрывов английских снарядов.
Против Малахова англичане поставили две батареи восьмидюймовых орудий, отлитых в Ланкастере. Это была новинка артиллерийской техники - первые пушки с витым каналом. Они без труда доставали наши укрепления с расстояния пяти-шести километров. Многие укрепления уже были разрушены. Не успевшие слежаться земляные насыпи осыпались от взрывов - их укрепляли под градом осколков.
Мимо пронесли раненного в живот. Носилки были заляпаны кровью. Солдат жутко кричал…
Колька с нарастающим ужасом смотрел на этот ад. Только сейчас он начинал понимать, что скрывалось за дымом и грохотом Малахова кургана. Мальчишка попятился и упёрся в маленькое окошко, залепленное бычьим пузырём. Он прошёл вдоль стенки и по глиняным ступеням спустился в землянку - там никого не было.
На топчане одиноко горела свеча, тревожно колебалось пламя, и было удивительно, как оно до сих пор не погасло. На полу валялся перевёрнутый самовар. Колька хотел было поднять его, но в это время у землянки раздался крик:
- Охотники, за мной!
Ещё ничего не понимая, мальчишка выскочил наверх. Увидев бегущих солдат и матросов, он кинулся вместе с ними.
- К пороховому погребу!
Английское ядро с горящим ‘фитилём, шипя, как уж, вертелось на крышке зарядного ящика. Ещё секунда - и взрыв неминуем!
Солдат, бежавший впереди, бешено заорал:
- Оттаскивай!
С десяток рук вцепились в оглобли и потянула ящик в сторону от порохового погреба. Колька ухватился тоже, забыв о своём страхе, и лишь одна мысль стучала в голове: "Быстрее, быстрее!". Он почти не понимал, зачем и куда они бегут - сознание чего-то страшного двигало им.
- Разбегайсь! Ложись!
Колька на долю секунды замешкался, но тут же кто-то сильно толкнул его.
Мальчишка очутился в канаве. Раздался взрыв.
Ещё не успев прийти в себя, он услышал насмешливый голос:
- А ты, братец, откедова взялся?
Матрос со светлым вьющимся хохолком, отряхиваясь, поднял с земли бескозырку. Его немного на выкате голубые глаза удивлённо смотрели на Кольку.
- Откедова, курносый? - повторил он.
Мальчишка, заикаясь, пролепетал:
- Я… к дяде Махоре.
- К какому ещё Махоре? - светлые усики матроса смешливо задёргались.
- У седьмого орудия. Мы с Максимом ядра подносим. Потухшие.
- Максима не знаю. И Махору тож. А насчёт ядер - это ты молодцом.
- Мы сейчас за другим пойдём, - осмелел мальчуган.
- Ну, ну, ещё прибьёт! Погодите, утихнет малость, - и, хлопнув Кольку по плечу, матрос выскочил из канавы.
Мальчишка поспешил назад к землянке, где должен был дожидаться Максима. Тот был уже здесь. Колька радостно бросился к товарищу. Ему хотелось немедленно рассказать, что произошло с ним.
Но Максим, глядя куда-то в сторону, проговорил:
- Убило Махору. …Они сидели прямо на земле и молчали. Потом так же молча поднялись и направились к оставленному ядру. В течение часа они перенесли ещё с десяток не-разорвавшихся снарядов.
Канонада не ослабевала. Уносили раненых. Таяла орудийная прислуга. Жерла пушек раскалились от беспрерывной стрельбы. По всей семикилометровой линии обороны время от времени то здесь, то там раздавалось многоголосое "ура!". Это на батареях приветствовали прямые попадания наших снарядов.
Уже не одну батарею англичан и французов заставили замолчать русские бомбардиры…
На Малахов курган приехал Корнилов.
Ребята ещё издали увидели его и перебрались поближе к оборонительной башне, куда направлялись адмирал и штабисты.
С самого начала бомбардировки Корнилов не покидал бастионов. Его высокую стройную фигуру видели гам, где труднее всего приходилось защитникам. Воспаленно блестели глаза на его усталом худощавом лице - последнюю неделю он почти не ложился спать.:›то благодаря его энергии и воле неожиданно для прага выросли укрепления в южной части города.
Владимир Алексеевич подъехал к Малахову со стороны Докового оврага. В генерал-адъютантской шинели, на гнедой лошади с белой гривой он казался особенно хрупким и даже болезненным.
Увидев своего адмирала, матросы 4-го экипажа закричали "ура". Корнилов улыбнулся, снял фуражку и красивым, мягким движением вытер со лба пот. Потом он сказал:
- Будем кричать "ура" тогда, когда собьём английскую батарею, а покамест только вот эта, - он показал в сторону французской "шестиглазой", - только она замолчала.
Лицо адмирала стало суровым. Он резко выпрямился в седле и, не надевая фуражки, поскакал вверх по склону. Рядом мчался его адъютант Жандр.
Возле батареи справа от оборонительной башни группа спешилась. Владимир Алексеевич сошёл с лошади и быстро зашагал вдоль земляного вала - бруствера.
Вдруг адмирал остановился. На земле сидел и, хрипя и задыхаясь, перебинтовывал себя матрос. Он попытался встать, ноги не держали его, он рухнул. Бросив фуражку, Владимир Алексеевич кинулся к упавшему.
- Немедленно доктора!
Жандр бросился выполнять приказ. А вице-адмирал склонился над матросом. Его тонкие длинные пальцы ловко перебирали бинт.
Николка и Максим наблюдали всю эту сцену, спрятавшись за казематом. Краснеющие на глазах полоски марли привели мальчишек в оцепенение. Это было даже страшней, чем просто мёртвый!
Кровь продолжала сочиться. Корнилов тщетно старался справиться с ней. Кто-то из адмиральского окружения посоветовал оставить матроса: всё равно вот-вот подойдёт доктор.
Владимир Алексеевич выпрямился и грустно посмотрел на говорившего. В этом взгляде были бессилие и укор, жалость и презрение. Ему хотелось, видимо, сказать что-то резкое, но он сдержал себя.
- Вы правы, всем не поможешь. Да и медик из меня плохой.
Он произнёс это тихо, глядя куда-то в сторону и даже слегка покраснев. Ему словно стыдно было и за чёрствость своих штабных, и за своё собственное бессилие.
Колька почувствовал, что сейчас, несмотря на страх перед кровью, он бросится к раненому. Максим крепко сжал его руку.
- Не ходи. Прогонют!
На днях командующий штабом обороны Корнилов приказал эвакуировать из Севастополя всех детей и женщин. Ребята хорошо знали это. Адмирал сам имел пятерых детей.
Накануне бомбардировки он отправил семью в Николаев.
Подбежали санитары и начали укладывать раненого на носилки. Группа пошла дальше.
А мальчишки, пригибаясь, подбежали к брустверу. Матрос открыл глаза и всё порывался приподняться на локтях. Он смотрел в сторону адмиральской свиты. Один из санитаров сказал:
- Вот так енерал. Отец, а не енерал!
Мальчишки шмыгнули вдоль вала за Корниловым.
Тот, сопровождаемый Истоминым и другими руководителями обороны кургана, вошёл в башню.
Максимка потянул дружка под стенку. Круглая оборонительная башня имела со всех сторон узкие отверстия - бойницы. Взобравшись на плечи, через них можно было видеть и слышать адмирала. Рыбальченко согласился первым стоять "на поддержке".
Колька прильнул к щели.
В первом этаже за толстыми стенами из инкерманского камня разместился пороховой склад. Тут же находилась часть раненых. Возле Корнилова, развернув карту, стоял Владимир Иванович Истомин - плотный, среднего роста, с одутловатым лицом и небольшими тёмными усами. У этого пожилого контр-адмирала были необычайно озорные глаза, казалось, что он всегда усмехается. Несмотря на свою солидную фигуру, он был очень подвижен. Так же как Нахимов и Корнилов, Истомин проявил неожиданную талантливость в сухопутном военном деле. Герой Наваринского и Синопского морских сражений, Владимир Иванович был любимцем матросов и офицеров.
Адмиралы склонились над картой.
До Кольки донеслась фраза:
- Вот видите, как верно, что мы перекрыли овраг. При случае к валу подтянем полевые орудия.
Это говорил Корнилов. Он быстро сложил планшет и предложил Истомину подняться на второй ярус башни. Тот ответил, что, по его приказанию, прислуга верхних орудий сошла вниз.
- Можно осмотреть позиции с правого фасу.
- Хорошо. Пойдёмте.
Все направились к выходу.
Владимир Алексеевич привстал на банкет и попросил подзорную трубу. Несколько секунд он вглядывался в багровые вспышки вражеских батарей. Потом спросил:
- Как с припасами?
- Много отсыревшего пороху, - ответил Истомин. Он добавил ещё что-то, но мальчишки, перебравшиеся поближе, не расслышали его слов: невдалеке ударила шрапнель.
Когда пыль рассеялась, они снова увидели Корнилова, спокойно наблюдавшего в подзорную трубу.
- Ваше превосходительство, пойдёмте вниз, - быстро заговорил Жандр, - вас там спрашивают.
Корнилов улыбнулся этой незатейливой хитрости и, продолжая наблюдать, что-то говорил Истомину. Опасаясь за жизнь любимого адмирала, подчинённые всеми правдами и неправдами старались увести его в более безопасные места.
"Убьёт же… ну сойдите с вала, Владимир Алексеевич", - переживал про себя Колька. И адмирал, словно услышав его мольбу, спустился с бруствера. Он продолжал говорить с Владимиром Ивановичем, а Максим шёпотом (словно его могли услышать в грохоте боя!) сообщил дружку:
- Мой тятя намедни сказывал, будто их превосходительство заместо Меныпика оставлен, вроде как самым главным.
- Да ну?!
- Точно.
Восторженно глядя на адмирала, они спорили и рядили о последних перемещениях, приказах по гарнизону. Об этом говорили все в городе, и мальчишки, конечно же, были в курсе "взрослых" дел.
После высадки вражеского десанта в районе Евпатории командующий Крымской армией назначил Корнилова руководителем обороны Северной стороны (предполагалось, что интервенты нападут на город здесь). Но неожиданно союзники начали обход Севастополя. Началось спешное сооружение редутов и бастионов для защиты южной части города. Владимир Алексеевич дни и ночи проводил на укреплениях.
Меншиков вывел сухопутные войска из осаждённого города. Руководство обороной перешло в руки моряков.
Командующим Черноморским флотом уже много лет был Павел Степанович Нахимов. Его авторитет как флотоводца был необычаен, он при жизни стал легендой, героем баллад и песен. Но именно он, бывший по положению старше Корнилова (начальника штаба флота), предложил последнему возглавить оборону. Он видел его необыкновенный организаторский талант и преклонялся перед ним.
Конечно же, спрятавшиеся невдалеке от адмиральской свиты мальчишки не знали, что выдвижение это было далеко не по душе ни Меншикову, ни начальнику гарнизона Остен-Сакену, ни приближённым царя. Но высокопоставленные и бездарные генералы втайне понимали, что без всех "этих Нахимовых и Корниловых" Севастополю не устоять…
Французская "шестиглазая" усилила огонь. Один из снарядов упал рядом с адмиралом, заставив его отряхнуть с шинели землю.
- Шестидюймовка, - попытался определить калибр Колька.
- Да не… Побольше.
Ещё несколько ядер взорвалось вблизи. По-видимому, англичане заметили группу и пристрелялись.
Адмирал попрощался с Истоминым и направился к батарее, где осталась лошадь. Он собирался проехать в Бутырский полк.
Пройдя несколько десятков метров, Владимир Алексеевич остановился, глядя, как ловко работают матросы-бомбардиры. Сильные руки номерных, словно шутя, подбрасывали "лохматки" (так называли ядра) и передавали их заряжающему.
Корнилов шагнул к артиллеристам, но вдруг ноющий звук шального ядра догнал его.
Тупой удар, и вскрик нескольких голосов… Провожавшие бросились к адмиралу.
- Носилки! - разнёсся крик. - Носилки!
Корнилов, обливаясь кровью, лежал на земле. Рядом валялся обломок шашки и разорванная портупея от кортика.
- Владимир Алексеевич! - подбежал к нему Истомин. - Владимир Алексеевич…
Тот открыл глаза и, обведя взглядом офицеров, тихо произнёс:
- Ну вот и отвоевал…
Он хотел сказать что-то ещё, но губы не слушались. На побелевшем лбу выступили капли пота. Глаза смотрели спокойно.
Принесли носилки. Жандр склонился над адмиралом. Спешно отдавал приказания провожатым Истомин. Корнилов приподнялся.
- Отстаивайте Севастополь… - едва слышно произнёс он и потерял сознание.