Суматошная кривляка
Несколько часов мы раскачиваемся в машине на ухабах, лениво поглядывая по сторонам. Всюду одно и то же. Бесконечная лента гравийной дороги, желтая выгоревшая на солнце земля с редкими кустиками боялыша и синее небо. Справа пустыня Бетпак-Дала, слева пустыня Джусан-Дала. Долго ли так будет? Кое-кто не выдержал, задремал. Но показались блестящие пятна такыров. Туда идет едва заметный, давно наезженный путь, как раз для нас. И, когда машина, накренившись набок, сползла с шоссе, все оживились.
Такыры, возле которых мы остановились, оказались прекрасными. На них еще сверкает синевой вода, ветер, набегая, колышет ее рябью - совсем как на озере. И вдали плавает несколько уток. Вода вызывает оживление, хотя к ней не подступиться по илистому берегу. Солнце сушит такыры и кое-где начинают появляться трещины, образующие шестигранники.
Гладкая, чуть розоватая под лучами заходящего солнца и совершенно ровная площадь такыра изборождена следами куликов и уток. А вот и следы черепахи. Упрямое животное, не меняя ранее взятого направления, заковыляло в жидкую грязь, покрутилось там, но нашло в себе здравый смысл повернуть к спасительному берегу. Представляю, как она перепачкалась в глине!
По самому краю такыра, там, где он стал слегка подсыхать, уже поселились многочисленные землерои, закопались во влажную почву, выбросили наружу свежие кучки земли. Кто они, интересно узнать.
И больше нет ничего живого.
Впрочем, еще вижу вдали черную довольно быстро передвигающуюся точку. Это небольшой жук-чернотелка, на очень длинных ходульных ногах. Такую я встречаю впервые. В пустыне ноги не только волка кормят.
Видимо, чернотелка, как и черепаха, тоже захотела пересечь такыр, да наткнулась на грязь и, испачкавшись, повернула обратно.
Осторожно ступая по вязкому такыру, подбираюсь в жуку, чтобы лучше его разглядеть, а он, заметив опасность, приходит в неожиданное замешательство, подскакивает на длинных ногах, падает на бок, кривляется, бьется будто в судорогах как припадочный, такой странный, длинноногий и грязный. Никогда не видал я ничего подобного в мире насекомых! Быть может, такой прием не раз спасал жизнь этой чернотелке. Все необычное пугает, останавливает. Среди множества разнообразных уловок, с помощью которых насекомые спасаются от своих врагов, эта чернотелка избрала своеобразный способ ошеломлять своих преследователей.
Смотрю на забавное представление, ожидаю, когда оно закончится, и сожалею, что нет со мною кинокамеры, чтобы запечатлеть увиденное. А жук, будто очнувшись, вдруг начинает удирать со всех ног, очевидно решив, что в достаточной мере меня озадачил.
Жаль маленького артиста, суматошного кривляку. Я готов сохранить ему жизнь но он мне совершенно не знаком, быть может, для науки новый вид и окажется интересным для специалистов по жукам. Догоняю беглеца, еще раз смотрю на искусно разыгранное представление и сажаю его в коробочку из-под спичек. Пусть едет со мной в город!
Обычаи древних греков
В Киргизии, в лесу на хребте Терскей Ала-Too (Терской Алатау), на вершине пня, основание которого прикрыто муравейником красноголового муравья (Formica truncorum), ползает наездник-рисса и настойчиво постукивает по древесине тонкими вибрирующими усиками с белыми колечками на концах. Наверное, там, в глубине пня, тихо грызет дерево толстая белая личинка жука-дровосека. Ее и учуял наездник и сейчас определяет место, прежде чем сверлить дерево своим длинным яйцекладом.
Солнце взошло недавно, высушило утреннюю росу в лесу, пригрело землю. Муравейник у пня, облюбованного риссой, давно проснулся, и его жители занялись будничными делами. На маленькой поверхности пня собралось несколько муравьев. Они чем-то усиленно заняты. Надо узнать, в чем там дело!
Придется оставить риссу. Уцепившись ногами за узенькую трещину в древесине, на боку лежит муравей. Он неподвижен, но его усики дрожат и двигаются во все стороны. Муравей находится в такой позе неспроста, он болен, сбоку его брюшка торчит какой-то серый комочек. Его и пытаются вытащить челюстями толпящиеся вокруг товарищи. Вот один крупный ярко-рыжий подбежал, ощупал усиками больного и рывком потянул челюстями комочек. Еще раз попробовал - не вышло и помчался по своим делам. И так второй, третий…
Но несколько муравьев не покидают своего товарища, и один из них хорошо заметен - с покалеченной негнущейся лапкой на задней ноге. Он, по-видимому, сочувствует больному больше всех и один из организаторов лечения. Муравьи постоянно меняются, одни убегают, другие прибегают, а тот, с негнущейся лапкой, приводит все новых и новых. И хотя никто не в силах оказать помощь и не может выдернуть серый комочек, застрявший в брюшке, больного не бросают: кто знает, быть может, в таком большом муравейнике найдется умелый и сделает все, как полагается. Неужели среди сотен тысяч жителей не окажется такого!
Попытки лечения бесконечны. Откуда столько терпения и такая настойчивость! И зачем больного вынесли на поверхность? Невольно вспоминается рассказ древнегреческого историка Геродота о том, как в его время лечили больных тяжелым недугом. Их выносили на улицу и ждали, когда среди прохожих найдутся люди, которым когда-либо приходилось перенести такое же или похожее заболевание, или быть его свидетелем. Они и делились опытом, рассказывали, какие средства помогали избавиться от болезни, давали советы.
О том же сообщает и французский философ Монтень. Вавилоняне выносили своих больных на площадь, и врачом был весь народ, всякий прохожий, который из сострадания или по учтивости осведомлялся о болезни и давал тот или иной совет. Обычай древних греков и вавилонян, оказывается, свойствен и муравьям. Все это крайне удивительно. Хорошо бы досмотреть до конца эту загадочную историю, но нужно спешить по делам, загляну сюда на обратном пути.
Через два часа я застаю все ту же картину. Тогда сажаю муравья с серым комочком на брюшке в морилку. На том месте, где он только что находился, в замешательстве мечутся муравьи, разыскивают неожиданно исчезнувшего товарища, и среди них муравей с негнущейся лапкой!
Если к брюшку прилипла смола, то она сразу растворится в скипидаре. Но скипидар не помогает. Дело оказывается, не в смоле. Муравей был ранен в брюшко. Через ранку вышел кусочек ткани, скорее всего, жировое тело, и засох. Несчастный, видимо, долго болел, потом выздоровел, но сухой серый комочек мешал жить и требовал удаления. Вот больному и пытались помочь его товарищи. Нет, не столь проста психика муравьев, этих удивительных созданий!
Прошло много лет, и я снова стал свидетелем необычной хирургической операции.
Хирургическая операция
В предгорьях Заилийского Алатау, среди редких травинок, между которыми видны входы в гнездо муравья-амазонки (Polyergus rufescens), как-то необычно крутится один из них вместе с муравьем-помощником (Formica cunicularia). Что они там затеяли?
Пришлось вооружиться биноклем и присесть на походный стульчик. Занятная пара вели себя загадочно. В то время как амазонка изо всех сил хваталась ногами за окружающие былинки, пытаясь за них удержаться, муравей-помощник усиленно тащил ее, цепляясь челюстями за маленький беловатый комочек, торчащий из брюшка.
Упорству помощника и терпению амазонки, казалось, не было конца. Но белый отросток никак не поддавался челюстям настойчивого лекаря, намеревавшегося вырвать его из тела больного собрата. Как всегда в подобном положении, к двум муравьям постоянно подбегали другие и, полюбопытствовав, отправлялись по своим делам. Никто из окружающих не пытался заменить старательного лекаря или оказать ему помощь в этой трудной хирургической операции.
Солнце зашло за холмы, с гор потянуло прохладным воздухом, зацокала первая летучая мышь, а конца операции все еще не было видно. Я устал сидеть, скрючившись, на походном стульчике.
Неожиданно один из подбежавших муравьев схватил амазонку за ногу и стал тащить ее в другую сторону. Тело больного муравья с двумя врачующими вытянулось в струнку и содрогалось от сильных рывков. Помощь была ощутимой, вот-вот белая полоска, казалось, оторвется от брюшка. Но дело не сдвинулось ни на шаг. Изрядно помучавшись, добровольный ассистент разжал челюсти и отпустил ногу пациента.
Еще больше потемнело. Пора прекращать наблюдения. Каждую секунду муравьи могли исчезнуть среди травинок, и тогда мне не узнать причину болезни амазонки. Схватил обоих муравьев пинцетом, положил на ладонь, разъединил и бросил больного в пробирочку со спиртом. Некоторое время незадачливый хирург крутился на моей руке, раскрывал челюсти, приподнимался на ногах будто пытался рассмотреть неожиданное чудовище, прервавшее важное дело. Осторожно я снял его с руки и опустил возле муравейника.
Потом в лаборатории под большим увеличением рассмотрел амазонку. У нее также было ранено брюшко, и наружу вышла и присохла частица ткани. Видимо, она и мучила бедняжку.
Удивительное совпадение со случаем, который я наблюдал тридцать лет тому назад в лесах Терскей Ала-Тоо недалеко от озера Иссык-Куль у красноголового муравья (Formica truncorum). За тридцать лет только два случая хирургического лечения, применяемого муравьями, несмотря на то что потратил за это время бездну сил и внимания на изучение жизни муравьев. Нелегко эти удивительные создания раскрывают свои тайны. Но как много оба случая говорят о сложности муравьиной жизни!
Кто он, принявшийся за лечение собрата, как среди множества сожителей нашел больного, почему принялся за операцию на земле, а не в темных ходах жилища, откуда берутся такие, как он, и познают это ремесло?
Потом я сильно жалел: надо было сохранить муравью жизнь, изолировать его на ночь вместе с доброжелателем, а на день поместить на то же место муравейника. Может быть, удалось увидеть бы еще что-либо интересное. Что поделаешь! Не всегда удается продумать до конца все сразу!
Самоотверженный врачеватель
Ранняя весна. Пустыня только стала пробуждаться, хотя снега давно нет в помине. Чуть-чуть зазеленела трава. Среди голых деревьев саксаула появились скромные желтые цветочки гусиного лука. Сегодня же солнце щедро греет, и многочисленные обитатели пустыни пробудились и принялись за свои дела. Муравьи-бегунки любители тепла еще спят. Но кое-кто из них открыл свои подземные жилища, роет землю, строит новые камеры, прогревочные залы. В них собираются полусонные обитатели, принимают первую тепловую ванну.
Возле одного такого гнезда я вижу большого бегунка. Он лежит на боку, недвижим, скрючился. Наверное, не пережил зиму, погиб и по муравьиным обычаям выброшен наружу из жилища. Но на него все время обращают внимание, подбегают, ощупывают. Впрочем, мертв ли он? Все члены его тела гибки. К тому же муравей-бегунок поедает своих собратьев, закончивших жизненные дела. А этот цел. Может быть, большого муравья не случайно вынесли на солнышко, он глубоко спит, и его необходимо по каким-то правилам пробудить. Бережно кладу неподвижного муравья в пробирку и туда же заталкиваю его собрата, крутившегося рядом с ним, меньшего размерами и быстроногого. Обычно в муравейнике самые маленькие муравьи - самые инициативные и опытные. Посмотрю, что будет.
Очутившись наедине с крупным муравьем, малышка усиленно теребит его челюстями, массирует брюшко, беспрестанно гладит усиками, не отходит от него, занялся им всерьез. И надолго. Надоело на него смотреть. Пусть побудет в пробирке.
Путь домой долог. Сперва мы трясемся на ухабах плохой дороги, потом выбираемся на асфальтированное шоссе и только к вечеру добираемся домой. И тогда я вспоминаю о пробирке с бегунком. Что с ним?
С большим муравьем произошло чудо. Он ожил, размахивает усиками, хотя и немного вял. А малыш-инициатор? Он погиб и, сжавшись комочком, лежит на дне пробирки. Все свои силы он отдал спасению большого собрата.
Подкармливаю воскресшего муравья сахарным сиропом. Он охотно им лакомится. Но малыша не пытается кормить. Видимо, помощь уже не нужна, запоздала.
С почтением я смотрю на тщедушное тельце самоотверженного врачевателя, выполнившего такой дорогой ценой свой долг, и думаю о том, как много тайн скрыто в сложной муравьиной жизни. Почему из множества членов муравьиной общины, находящихся в глубоких зимовочных камерах, вынесли наверх, на солнышко только одного большого? Отчего на него, еще спящего, усиленно обращали внимание те, кто пробудился от зимнего сна и приступил к активной жизни? Неужели этот муравей особенный, занимает в муравьиной семье какое-то необычное место и поэтому дорог?
Спасатели
По озеру Иссык-Куль гуляют волны с белыми гребешками, шумит прибой. Щедро греет солнце. А рядом, в горах, нависли тучи, космы дождя и снега закрыли вершины. Доносятся далекие раскаты грома. Два мира - север в горах и юг над озером - уживаются рядом.
Мое внимание привлекает крупный рыжий степной муравей (Formica pratensis). Он поспешно ползет от озера в заросли, наверное, направляясь в свое жилище, не задерживается, не мешкает и вскоре доводит меня до своего дома. Его жилище совсем недалеко от бивака, сложено из крупных кусочков стеблей, выглядит крепким сооружением и расположено в самом центре большого куста полыни - эстрагона. Жители муравейника - настоящие южане. На муравейнике обычный трудовой день: добыча пищи и отдых.
Не поднести ли муравьям немного сахара на кусочке плотной бумаги? Сахар привлекает внимание. Его лижут, вокруг него суетятся. Теперь бы неплохо смочить сахар водой. Сладкая вода вызывает настоящий переполох. Толпы сладкоежек теснятся у кромки вкусной лужицы, заползают друг на друга, и тот, кто напитался, направляется с раздувшимся брюшком в подземные ходы, едва передвигая ноги. Прибывающие к лакомству сразу же понимают, в чем дело, и жадно льнут к моему угощению. Но находится один, которому все происходящее кажется непонятным или, быть может, даже неприятным. Он хватает одного за ногу и оттаскивает в сторону, потом другого, затем неожиданно распластавшись, сам склоняется над жидкостью.
Один муравей не стал лакомиться даровым приношением. Что-то с ним произошло, его будто бьет лихорадка. Мелко и беспрестанно вздрагивая, он обходит муравейник. Что с ним? Подает какой-то сигнал? Появляется еще такой же трясущийся.
Здесь рыжие степные муравьи не особенно злобны, и можно без опасения часами стоять возле муравейника. Но один добрался до голого тела и немедленно пустил в ход острые челюсти и едкую кислоту. Забияка схвачен и брошен в самую середину сладкой лужицы, беспомощно в ней барахтается, вот-вот потонет. Но один из сладкоежек бросается в воду, хватает утопающего и вытаскивает на сухое место.
Спасение утопающего я вижу впервые. Тогда повторяю эксперимент. Результат тот же. Откуда у муравьев такой навык? Здесь муравьи часто ходят за добычей на берег озера. Наверное, там муравьев-охотников нередко смывает волнами и, кто знает, быть может, они научились выручать тонущих.
Муравьиная служба реанимации
В часы досуга, отвлекаясь от неизбежных многочисленных и повседневных забот, присаживаюсь в своем саду на дачном участке возле муравейника Formica pratensis. Мне очень нравится наблюдать жизнь этого неугомонного народца.
Лет пять назад переселил этих муравьев в глухой угол участка из жалкого и полуразрушенного муравейника, оказавшегося в очень людном месте. В саду семья муравьев сильно выросла, окрепла и возвела солидную кучу диаметром один метр и высотой около полуметра - миниатюрный небоскреб с многочисленными помещениями, заполненными жителями.
Муравьи любят сладкое. Они холят, защищают и всячески опекают тлей из-за их сладких выделений. Углеводы - материал энергетический и крайне необходимый этим столь деятельным созданиям. Желая добра своим многочисленным поселенцам, я часто кладу рядом с их жилищем блюдечко с сахарным сиропом. Радостная весть вскоре разносится по муравейнику, возле блюдечка образуется настоящее столпотворение, и кучка муравьев рассаживается за ним, как за круглым столом. Муравьи так тесно унизывают край блюдечка, что на нем не остается свободного места.
Летом, особенно в сухую и жаркую погоду, надо не забывать доливать в блюдечко воду, не то сироп загустеет, станет липким и превратится для лакомок в предательскую ловушку.
Муравьи, члены одной семьи, не похожи друг на друга, каждому присущи свои особенности поведения. Как и следовало ожидать, жаждущие напиться различаются темпераментом. Иные степенно и не очень сильно отягощают свой животик и, не торопясь, покидают блюдечко. Другие же пьют сироп быстро, с жадностью и раздуваются так, что брюшко становится прозрачным и на нем появляются светлые полоски межсегментных складок. Такие, закончив дело, поспешно направляются в свое подземное царство, чтобы там поделиться добытым с многочисленными собратьями. И, наконец, находятся муравьи очень неумеренные. Они не ждут, когда на краю блюдечка освободится место, а лезут по телам товарищей и, добравшись до сладкого, надуваются так, что, будто пьяные, тут же падают в жидкость, едва шевеля ножками и усиками. Слегка барахтаясь, они заплывают далеко от спасительного берега сладкого озерка и застывают там в неподвижности. Через пару часов они погружаются на дно. Забавнее всего и то, что многие, чрезмерно напитавшиеся, падают бездыханно и на сухом месте у края блюдечка.
Картина эта мне знакома издавна и хорошо. Много раз я видал, как таких неумеренных обжор собратья вытаскивали на сухое место, предоставляя им возможность брести в муравейник. Если же утопленники не подавали признаков жизни, то их усиленно массировали, гладили, возвращали к жизни. Но так себя вели муравьи - обитатели побережья озера Иссык-Куль. Там муравьи выработали у себя способность спасать утопающих. Муравьи же сухопутники не обращали внимания на своих попавших в беду собратьев. Поэтому, угощая муравьев сиропом, я время от времени извлекал утопающих. Случалось так, что об этой обязанности забывал и спохватывался, когда помощь уже была бесполезна, а утопленники не подавали признаков жизни.
Тогда я окончательно убедился в удивительной способности муравьев оживлять, или, как теперь говорят медики, реанимировать своих товарищей, оказавшихся в бедственном состоянии. Возле пострадавшего, которого я клал на муравьиную кучу в самом оживленном месте, вскоре же собиралось несколько муравьев. Они тщательно облизывали бездыханное тело товарища, долго и настойчиво массировали челюстями брюшко, гладили усиками тело. И тогда свершалось чудо! Муравей начинал подавать признаки жизни.
Сперва у него вздрагивали лапки, затем шевелились усики, и, наконец, он поднимался, долго и тщательно приводил в порядок свой костюм и включался в жизнь общества.
Картина воскресения погибающих муравьев производила на меня большое впечатление. Ее можно было наблюдать многократно и всегда с одним и тем же результатом.
В чем заключался секрет реанимации, я не знал. Может быть, прежде всего помогало очищение тела от сладкого сиропа? Но тщательно отмытые утопленники не оживали без помощи своих товарищей, тогда как на муравейнике окружающие их врачеватели с умением, достойным восхищения, быстро делали свое дело.