У Гришки он оказался необычайно высоким - даже выше, чем у знаменитых братьев Горохов. У Аленьки он оказался отрицательным. Испытатели пришли в полнейшее недоумение - за всю историю Альдебарана такого еще не случалось.
- А вы поделите мой каэф на два, половину - мне, половину - Аленьке, - спас положение грибенок Гришка.
Так и сделали, и получилось два средних карка. Чтобы они ничем особенным не выделялись среди других себе неподобных, их выкрасили в темно-темно зеленый цвет. Кроме того каждому из них подарили сборный домик, в котором они сразу могли зажить в Кваркеронии своим домом как уважающие себя карки. Перед отъездом оба бросили прощальный взгляд на свою башенку и поклялись перед ней никогда друг с другом не расставаться, поставить домики рядом, чтобы по вечерам, в свободное от штивы время, ходить друг к другу в гости.
Наконец за ними прибыл грузовой риотрон, чтобы умчать их в Кваркеронию. Они в него уселись, и Гришка тихо сказал:
- А вдруг все-таки еще удастся сбежать на мою Трандайку? Вот налетит ветер, подхватит нас с тобой, и махнем туда… Знал бы ты, как у нас на Трандайке замечательно пахнет грибами! Кругом, куда ни кинь взгляд, повсюду одни сплошные грибы, белые, красные, желтые, и шепчутся, прорастают, поют грибные песни, а кто еще и пушку бесшумную заряжает, чтобы жахнуть спорами на весь космос…
Гришка был мал ростом, он не доходил Аленьке даже до колена, и, чтобы услышать Гришку, тому то и дело приходилось к Гришке наклоняться, и водитель риотрона сердито прикрикнул на Аленьку, чтобы он перестал прятаться, а иначе риотрон будет возвращен назад - и пусть тогда Ноленс с ним разбирается сам.
Они перестали шептаться, но тут возникло новое непредвиденное осложнение: Гришка начал трясти шляпкой и страшно морщиться.
- Началось… - застонал Гишка.
Аленька за него перепугался, начал его успокаивать, спрашивать, что с ним случилось, может быть, температура…
Гришка шепнул:
Грибница зашевелилась: чувствую, скоро стану папашей-мамашей. Так прямо всего и выворачивает наизнанку, ой, как это все нестерпимо, кто бы мог подумать.
Аленька не поверил своим ушам:
- Да ты же сам еще такой грибенок и совсем пока без работы. Как же ты будешь детей своих кормить и воспитывать? Они же такие непослушные бывают.
- Разве детей это интересует - как их обеспечить? - вздохнул, страшно сморщившись, Гришка. - Но за себя-то я не боюсь, за себя я спокоен. Горбатиться буду на штиве и день и ночь - всех прокормлю - только бы они поддавались хорошему грибному воспитанию.
И действительно, гришкино предсказание сбылось: стоило им высадиться в Касаве, провинции Кваркеронии, как прямо перед избушкой хинга рядом с Гришкой запрыгало, зашумело его целочисленное новоявленное потомство. Гришка заботливо накрыл свое потомство коричневой шляпкой и в таком виде - все под одной шляпкой - предстали они перед хингом. Аленька стоял чуть поодаль, боясь шевельнуться, искоса поглядывал на шумное семейство, которое мог уничтожить одним неловким своим движением.
Заспанный блинообразный хинг совсем одурел от шума. Он только что проснулся - его первейшей обязанностью было спать, на себе проверять качество выращенной штивы. Чем крепче спал хинг, тем цеплявей была штива, потому что штива была сонной травой. Рэта Берга растила штиву на курево Наку и его помощникам: штива давала полезный отдых усталому объединенному уму, обитавшему в Лабиринте Лабораторий.
Водитель риотрона передал хингу сдаточные документы и укатил.
Хинг заглянул в них и удивился: документы были выписаны только на два несусветных образца, причисленных к каркам, а тут их была целая толпа, которая пищала, кричала и орала.
Хинг поднял руку, требуя тишины:
- У меня чтоб тише!
Под его гневным взглядом Гришкины дети испуганно притихли и попрятались за своего папашу-мамашу. Хинг подумал-подумал, почесал в затылке, посмотрел вдаль и постановил: оба разборных домика отдать многодетной семье бывших грибов, а другого новоявленного карка временно определить на постой к братьям Горохам.
Братьев оказалось трое: Чудо Гороха, Чучело Гороховое и Шут Гороховый. Это были толстые неуклюжие существа, очень похожие друг на друга. Аленька до конца пребывания в их домике так и не разобрался - кто из них кто. У братьев был самый опрятный, самый ухоженный дом в Кваркеронии. Дворец хинга по сравнению с их домом казался конюшней.
Даже среди трудолюбивых карков братья Горохи выделялись своим усердием на штиве. "На моих Горохах весь Альдебаран держится!" - Рэта Берга вечно ставила их всем остальным в пример.
Появление прикатчиков нарушило привычный ритм каркской жизни. Теперь уже не будешь все время думать о штиве, когда тебе в окно лезут шаловливые грибочки и крушат цветы на подоконнике!
Первое время все карки очень удивлялись Аленьке, который нехотя трудился на штиве и то и дело клонил голову в сторону подушки, которую всегда таскал с собой на поля. Когда он спал в доме, вся деревня собиралась под окнами у Горохов и прислушивалась к его храпу. Сами карки спать не умели и мучались от бессоницы - за всех спал хинг, такая тяжелая у него была работа.
Неизвестно, что стало бы с Аленькой в дальшейшем, если бы веселые кеоркийцы однажды не напали на деревню Горохов и дочиста не распахали ее своими хлыстами.
Братья Горохи кто в чем выскочили из дома, побежали на штиву и вместо нее увидали один сплошной черный альдебаран.
- Где же наша штива? - запричитали безутешные братья.
- Нету! - радостным хором закричали Гришкины дети.
- Для карков штива - самое святое, а вы радуетесь, что ее нет, обижаете их… нельзя никого обижать, - сказал Гришка и погрозил им шляпкой.
- Здесь кто-то выжил? - раздался чей-то разочарованный голос, и, размахивая пустым мешком, на распаханное поле выскочил кеоркиец Гиян, к спине его была привязана повозка. - Ага, попались?! А ну быстро: грибы - в мешок, остальные - в повозку. Считаю до трех! Раз…
Смирные Горохи покорно полезли в повозку, зато Аленька заупрямился и даже метнул в Гияна подвернувшийся под руку булыжник: тот еле-еле успел от него увернуться.
- Так его, так - пуляй еще! - закричали озорные грибенки и устроили по Гияну настоящую пальбу своими шляпками.
Гиян только смеялся и облизывался - шляпки щекотали ему горло, когда он съедал их прямо на лету.
- Побаловались и будет, - сказал он, доотвала наевшись грибных шляпок. - Теперь айда в Кеоркию. Хочу вас всех сразу предупредить, чтобы потом не обижались: нынче мы пленных на свободу больше не выпускаем, а делаем из них кашу.
- Какую кашу? - испугались братья Горохи.
- Обыкновенно какую - гороховую, - Гиян сгреб Аленьку и всех оставшихся грибенков зашиворот и бросил в мешок.
- Ну и ешьте на здоровье Горохов - а нас, чур, не трогать! - раздался из мешка голос Аленьки. - Мы с Гришкой и с его грибенками разумные, а Горохи - нет.
- И неразумным жить хочется, - осторожно заметил Аленьке Гришка, устраиваясь в мешке поудобнее на временное жительство. Он собрал своих грибенков в кучу и стал их учить уму-разуму: чтобы они вели себя как подобает хорошим грибам, то есть никого не обижали. - Ведь неразумного так легко обидеть, - поучал своих детей Гришка, - если будут есть Горохов, пускай тогда едят и нас с ними вместе. Хотя это, может быть, для нас - гроб-дело.
- Ты все неправильно говоришь - гриб-дело! - хором поправили его грибенки.
- Только, пожалуйста, уважаемый, к вам будет наша большая, огромная просьба, - обратился Гришка к Гияну, - ради будущей грибной поры пожалейте, прошу вас слезно, моих бедных деточек-малолеточек! - Тут Гришка всплакнул в свою мохнатую серую жилетку и утер покрасневшие глазки своей шляпкой. - А меня можете первого даже зажарить или даже прямо живьем…
- Там разберемся, - буркнул Гиян, - кого так есть, а кого - жареным лопать!
"Съедят или слопают?" - ужаснулся Аленька. "Стоило ли за этим лететь так далеко?.."
О ХАРТИНГ, ЧТО ДЕЛАЕТСЯ НА ЭТОМ СВЕТЕ!
Теперь каждое утро Раплет допрашивал Кеворку. Светила именно ему поручили в кратчайший срок выяснить - как, на каком этапе случилось то, что опытнейший разведчик Альдебарана оказался вдруг столь ненадежным. Сколько раз до этого случая, закатанный в пучок космической энергии, Кеворка носился по Вселенной, проникал в чужие миры, совершал там космические похищения и всегда возвращался прежним Кеворкой. Никогда прежде похищенные им существа не знали ни его жалости, ни даже намека на сочувствие. Всегда считалось - и подтверждалось практикой, что Альдебаранские разведчики защищены от посторонних влияний панцирным полем - открытым Ноленсом в пору изучения непроницаемости душ аварибегов.
"Помните, что на вас - панцирная рубашка! - так внушали разведчикам на станции преображения перед тем, как закатать их в космические частицы с нулевым индексом Паривана. - Несмотря ни на какие воздействия и влияния, вы всегда останетесь сами собой, чистыми альдебаранцами: пространство Олфея надежно защищает вас своим мощным сверхполем…".
И всегда это было действительно так. Сколько за свою жизнь Кеворка испытал самых фантастических перерождений, все ему было нипочем, но проникновение на Землю и воплощение там в виде мальчика, который родился у женщины, работавшей на хладокомбинате, неожиданно повлияло на его сущность. Он пронес это нечто через все трассорные скачки, и даже снова преобразившись, не вернулся в себя…
Раплет вошел в липучую камеру - жуткое сооружение, придуманное Наком Пакуа для изменников Дела Грандиозного Познания. Камера представляла собой пирамиду, со стен и с вершины которой медленно сочилась на пол ядовитая липкая масса. Эту массу вырабатывали гусеницы-жирелы, которых разводили в специальных карманах, находившихся на стенах пирамиды. Стоило узнику остановиться, как гусеницы оплетали беднягу этой своей массой с головы до ног, и он погибал в медленных страшных мучениях.
Кеворка знал принцип действия ВЭГА, поэтому ни на минуту не останавливался, метался по камере. За ним жадно охотились жирелы. От слабости у него кружилась голова и болело его земное сердце, которое он продолжал чувствовать, как чувствует человек свою отрезанную ногу.
- Остановись ты! - приказал Раплет Кеворке и сверкнул на жирел специальным фонариком, на который они единственно реагировали, чтобы прекратили они свою охоту и убрались в карманы.
Кеворка остановился, наблюдая, как гусеницы медленно уползают, предоставляя ему минутную передышку.
Между Кеворкой и Раплетом существовало соперничество, специально запланированное Лабиринтом, чтобы легче было управлять ими обоими. Раплет шел по линии амера - он был создан из новейших альдебаранских сплавов, его приборы внутреннего управления были созданы по последнему слову альдебаранской психотехники, а Кеворка был живым существом, биобрутом, по классификации того же Лабиринта.
Раплет всеми силами стремился доказать, что биобруты по сравнению с амерами ничего не стоят. Надежным в космической разведке может быть только амер - и только амер! Вот и на этот раз он припас для Лабиринта немало тому доказательств. Окончательное решение Лабиринта - вся судьба Раплета - зависели от его успеха - расколоть этого предателя до самых тайных его глубин. Поэтому жирелы были подменены безобидными голографическими двойниками, но Кеворка об этом не знал.
- Будешь отвечать по существу или сразу тебя прикончить? - наконец спросил Раплет. - Я получил разрешение Лабиринта.
- Выйдем отсюда, - сказал Кеворка, - здесь разговора не получится. Видишь, я стою по колено в липучке. У меня могут отмереть ноги.
Немного подумав, Раплет согласился - сегодня истекал срок, отмеренный ему Светилами для предварительного дознания, а он еще решительно ничего не выяснил: когда, почему и зачем и каким образом Кеворка пропитался этим земным ядом. "Шевелись, а то тебя заменят!" - сказал ему под конец разговора Нак. И действительно - они могут!
Раплет сжал Кеворкину ладонь в своей холодной руке с цепкими железными пальцами и повел его по длинному спиральному коридору. Наконец, они пришли в тамбур с подъемными меховыми дверями.
Раплет встал у стены, Кеворка опустился на прибитую к полу табуретку и впервые за несколько суток дал отдых затекшим ногам.
- Говори!
Кеворка повернул к Раплету измученное лицо.
- О чем ты? Каких признаний от меня добиваешься? Я во всем уже сознался. Я нарушил инструкции. Хорошо. То есть - плохо. Я виноват. Но это - сильнее меня. Я - в полной твоей власти, во власти Светил. Делайте со мной, что хотите… это - сильнее меня, пойми!
- Нет, ты нас не обхитришь! Лабиринт хочет знать, почему ты нарушил заповедь разведчика. Что такое "любовь"? Не ты первый, оказывается, на ней горишь - еще был, ты, наверное, не знаешь, такой Вилт, мне Нак приоткрыл секретные архивы…
- Я знаю. Помнишь, на приеме Нак сам о нем заговорил?
- Да, было дело… но ты так можешь перезаразить здесь всех подряд и даже нас, амеров, тоже. Подробно опиши симптомы этой болезни, причины ее - она ускользает от наших приборов. Мы должны знать, как с ней бороться и победить эту напасть, если уже к нам ее занесли. Ты действительно способен открыть этим земным примитивам наши пути во Вселенной, рассекретить выходной канал?
Кеворка как будто не слышал.
- Я должен, - бормотал он, - вернуть их на Землю. Только на Альдебаране я понял, что здесь они превратятся в чудовищ, если уже не превратились. Я должен помочь им… там на Земле они когда-нибудь меня вспомнят и поймут… Они поймут меня и - откроют себя…
- Поймут тебя, откроют себя - что за бред ты несешь? Подумаешь, какая-то Земля не досчитается каких-то четверых своих жителей, - усмехнулся Раплет - могли же они попасть там под машину или умереть от воспаления легких! Вместо этого они попали к нам. И ничего с той Землей не случилось, уверяю тебя. Ноленс на всякий случай проверил ее параметры - она попрежнему вращается все с той же частотой и радиоизлучение у нее все то же, как было прежде. На место этих четверых там уже родилось множество других. Разве ты не знаешь их любимую пословицу "Незаменимых у нас нет!"? Как же ты смешон и жалок в своей привязанности к ним, ничтожный биобрут!
Раплет засмеялся, голова его затряслась и от этой тряски из-под черной шляпы выбилась косица разноцветных проводков.
Кеворка с силой дернул Раплета за выбившуюся косицу. Амер вздрогнул, полоса его жизни дала зигзаг, и он оцепенел. Кеворка нырнул в дверной проем. Пропустив его, двери с криком ужаса свернулись в ядовитый кокон.
Случайное отключение амера было недолгим: сработала система бликмента, и Раплет снова задвигался. Его вступление в новую фазу бытия было ужасным - он впал в такую ярость, что превратил ВЭГ в горстку камней и липких железных прутьев, а потом помчался к авезудам и там, унижаясь и кланяясь, выпросил у них во временное пользование - на пару каких-нибудь часиков! - Таинственного Дзыня.
А тем временем по всем каналам связи уже неслось сообщение: "Из ВЭГА бежал опасный преступник Кеворка, черный кеоркийец. Указавший его местонахождение удостоится высшей награды Альдебарана - получит право изменить свое происхождение!"
Весь Альдебаран был поднят на ноги, удивлению его жителей не было предела: "Неужели тот самый Кеворка, первый разведчик системы, ее гордость?!"
О Хартинг, что делается на этом свете!
ГВАДАРИЙ ФИГОСОФ И ЕГО РОЛЬ НА АЛЬДЕБАРАНЕ
Гвадарий Фигософ - верховный правитель Альдебарана - в утро побега Кеворки пребывал в дурном расположении духа, а это значило, что его размышления не будут представлять ценности для последующих поколений.
Гвадарий был странным существом и скрывал свою странность ото всех, кроме Эрумия: перед ним он не натягивал свой лиственный плащ до корней волос и не горбился, как глубокий старик, и не притворялся немым. Эрумий был ему предан беззаветно, и потому на Эрумия всегда можно было во всем положиться, уж он клюв зря, во вред своему Гвадарию, не разинет.
Гвадарий Фигософ представлял из себя существо наивысшего порядка, но в отличие от его подданных, не считая, конечно, карков, происхождение имел чисто растительное - это было дерево, наделенное способностью к глубокомыслию, постоянно раздумывающее о судьбах мироздания и, в частности, о судьбе пространства Олфея с его системой Альдебаран.
Это он, Гвадарий, придумывал законы для Альдебарана, это он следил из своей заповедной рощи за всем ходом его, Альдебарана, Истории, изредка подправляя ее - если что-то казалось ему не совсем так или же не в том духе.
Однако же существенных вмешательств в Историю, воплощенную в жизнь Светилами, - исполнительной властью Альдебарана - он по принципальным соображениям избегал, потому что его жизненный принцип был: спокойствие, равновесие, невмешательство.
Он был преогромного роста и мощного телосложения и занимал в лесу много места. Карки, в последнее время бродившие от нечего делать по кваркеронским лесам, часто садились под ним - в его тень - чтобы отдохнуть от очередной войны и от затянувшейся кваркеронской неразберихи с ее строгими беспорядками. Быстрые ариды, с гортанными криками пролетавшие над ним, иногда садились на его ветви, чтобы отдохнуть после долгих перелетов, и оставляли ему на память сделанные их когтями отметины на его ветвях. Коричневый неспокойный туман авезудов обычно накрывал его по вечерам. И он следил за его причудливым движением и проникался пониманием сложности авезудской жизни. Кеоркийцы не раз устраивали на его поляне свои поражавшие воображение шумные игры с песнями и плясками. Он терпеливо сносил их крики, крепко смежал веки и своими прохладными ветками легко постегивал не в меру разгулявшегося какого-нибудь певуна или танцора по его разгоряченной спине. Они не обращали на него никакого внимания - думали, что это такой теплый ветер раскачивает деревья и шелестит над ними мягкой листвой.
Он взрастил на своих крепких ветвях множество поколений узорчатых листьев, и они - наделенные частицей его разума - уносились из Кваркеронского леса и летали потом по всему Альдебарану и пространству Олфея в поиска для него, Гвадария, новых знаний и приносили их на себе в виде разнообразных прожилок и новых рисунков. Но никто из альдебаранцев не знал, не догадывался - что это за листья такие, кто за ними стоит, или кого они, альдебаранцы, сами лицезреют, когда сидят под шатромшумной листвы или же отдыхают после долгого перелета на толстых ветках, покрытых узорчатыми листьями.
Светила, через которых Гвадарий управлял всем пространством Олфея и системой Альдебарана, в отличие от карков, аридов и авезудов, его вообще никогда в глаза не видели, он был защищен от них своим мощным мыслительным полем, однако, они отлично знали, что он есть, существует и что выше, могущественнее его здесь никого нет и быть не может.