Некоторое мгновение мальчик с испугом смотрел на чудесные врата неба. Они, на самом деле, были так далеко, так высоко на небе, а он здесь, так низко на земле. Как далеко все же Иисус!..
- Не верьте этому! - воскликнул он вдруг, сверкая глазами, - Он не только там! Мы ведь читали, как Он говорил Своим ученикам: "Се, Я с вами во все дни до скончания века". Он обитает там наверху, но Он пребывает и со всяким из нас, и в это мгновение Он тоже с нами!
- С нами? Где же Он? - спросил Лессинг с недоверием.
- О, не говорите так, дяденька, прошу вас, - сказал Палко тихо. - Я не знаю, понравится ли Ему это? Вы же читали, как Он упрекал их за неверие. Он так сказал, и я этому верю. Если даже король гномов мог сказать: "Туман позади меня, туман впереди меня", - и сразу становился невидимым, почему же Иисус не может этого сделать? О, я верю Ему!
Вдали прогремел гром, как торжественное "аминь".
- Ну, если ты хочешь, я буду читать эту книгу дальше, чтобы ты скорее мог все узнать.
- О да, дорогой дядя, прошу вас, пожалуйста, - воскликнул Палко радостно. - Вы читаете так хорошо и гладко, что я каждое слово лучше понимаю.
Прошло еще два или три часа, но они этого совсем не заметили. Когда Лессинг, наконец, отложил книгу, дождь давно уже прошел. Палко пережил один сюрприз за другим. Он совсем не предполагал, какие чудные рассказы в Евангелии от Луки о рождении Иоанна Крестителя и Иисуса, об ангелах, которые явились пастухам на поле и как они нашли Младенца в яслях. Палко чуть не расплакался от радости, так чудесно это было. А потом, как двенадцатилетний Иисус путешествовал в Иерусалим.
- Я никогда раньше не думал, что Он был некогда таким же мальчиком, как я, - сказал он Лессингу. - Тогда, наверное, Он был очень послушным и таким, что все Его любили.
И так как Палко всему этому удивлялся, то и Лессингу показалось, что он читает о совсем новых событиях, о которых раньше никогда не слышал, при этом и у него на сердце стало тепло.
- А почему эту книгу непременно здесь надо оставлять? - спросил он, уходя. - Мы могли бы ее взять с собой и читать из нее каждый день по кусочку, послушает и дедушка, а потом мы можем ее принести сюда обратно. А по воскресным дням мы можем ее читать и здесь.
Это предложение пришлось Палко по душе.
- Я никогда не осмеливался брать эту книгу с собой домой, - сказал он по дороге. - Но если вы думаете, что Господь Иисус не поставит нам это в вину, то я очень рад.
Они вернулись довольно поздно, но так как Палко пришел вместе с Лессингом, дедушка ничего не сказал. Палко получил свой ужин, отдал дедушке заработанные деньги, порадовал его принесенной грушей и лег спать.
Во сне Палко видел красивого мальчика. Мальчик звал его рукой, говоря: "Иди вместе со мной, и я приведу тебя в страну солнца". - Он пошел вслед за мальчиком на высокую гору. Но когда Палко достиг вершины горы, там он нашел три креста и на них увидел распятым того же самого мальчика. Это был Иисус. Палко зарыдал во сне так громко, что Лессингу пришлось разбудить его.
- Ты чего плачешь, что с тобой?
- О, дядя, Ему, наверное, было очень больно, ах, я даже представить не могу!
Лессинг не стал дальше расспрашивать. - Видно, что-нибудь приснилось, - подумал он про себя.
- О, мой Иисус, мой дорогой, добрый Иисус, как могли они причинить Тебе такую боль? - вполголоса говорил мальчик. - Если Ты все можешь, то дай мне узнать, почему Твой Отец Небесный не освободил Тебя? Ведь Он любил Тебя!
Палко уже давно снова заснул, но слова его не давали Лессингу покоя: Почему Христос страдал? Ради чего Он умирал? Почему Бог допустил это? Эти вопросы и его смущали. И ему вспомнились слова, которые были написаны на первой странице книги: "Читай внимательно, строчку за строчкой, и она укажет тебе путь". Могла ли она дать ответ также и на те вопросы, которые, даже помимо его желания, возникали в его душе?
Начиная с того дня, в хижине Юриги каждый день стали читать священную книгу. Для этого они с радостью пожертвовали тем часом после обеда, который раньше отдавали отдыху.
Старый Юрига удивлялся Лессингу, что он читал почти как сам священник. Он рассказал о найденной Палко книге также и Лишке, рассказал и о тех странных словах, которые были написаны на первой странице. Сначала Лишка приходил из любопытства, но потом никогда не пропускал чтения. Вначале оба старика во время чтения курили, а потом Слово Божие наполнило их сердца благоговением. Они перестали курить; сняв свои шапки, они сидели и внимательно слушали. Это были старые истины, отчасти им уже знакомые еще с молодости, но так как теперь их читали слово за словом, строчку за строчкой, то они стали для них совершенно новыми и еще более ценными. Если бы кто им подарил эту книгу, они, наверное, не читали бы ее так старательно, но так как мальчик ее нашел таким чудесным образом и каждому слову так твердо верил, то и они не осмеливались сомневаться. Лишка и Юрига даже во время работы рассуждали о божественных истинах.
- С тех пор, как ваш мальчик спросил меня, имеет ли священник власть прощать грехи, я постоянно об этом думаю. Наверное, он не является для нас Богом, как я раньше полагал. Я знаю, что мои грехи мне не прощены и что я не примирен с Богом, и я спрашиваю сам себя: что пользы мне от этого говенья, от этой исповеди?
Юрига задумчиво качал своей седой головой:
- Может быть, из этой книги мы узнаем всю истину.
- Знаете ли, когда недавно Лессинг читал рассказ про этого расслабленного, то я в душе позавидовал тому человеку, которого они принесли к Иисусу и которому Он простил все его грехи. Я охотно обошел бы весь мир, лишь бы только найти Его.
- Дедушка, - сказал Палко, когда они прочли 2-ую главу, - угол, в котором я сплю, все равно, что мой дом, моя хижина, не правда ли?
- Известно, это ваш с Дунаем дворец, - рассмеялся старик.
- Я вам очень благодарен! - воскликнул мальчик и замолчал.
Но когда взрослые вечером вернулись с работы, они увидели, что Палко сделал со своим дворцом. Его угол был чисто подметен, постель прибрана. В другом углу в полу разбитом кувшине стояли только что сорванные полевые цветы. Дверь, как на троицу, была убрана зеленью.
- Ты, мальчик, наверное, гостей к себе ожидаешь? - спросил его Лессинг.
- Да, дядя, Он придет и останется с нами, так как я Его принял, как тогда Марфа.
Оба мужчины улыбнулись. Но так как неприбранная часть хижины резко отличалась от угла Палко, то и они свои вещи прибрали, и Юрига сказал Палко, чтобы он подмел везде.
Палко удивительно верил, что Господь пришел. Он чувствовал Его близость, хотя и не мог Его видеть. И когда он уходил собирать ягоды или грибы, он всегда просил: "Господи, иди со мной, так как без Тебя я не могу идти!"
Глава 7
Горе Лессинга
Снова прошло несколько дней, и снова было воскресенье. Лессинг собирался поехать домой. Назавтра были наняты люди, которые его отвезут. Он намеревался потом снова вернуться на несколько недель.
- Я охотно остался бы здесь навсегда, - говорил он, - здесь так хорошо, в этих горах.
- Сын мой, - ответил Юрига задумчиво, - мне кажется, что это так с тех пор, как мы читаем Божье Слово. Ты говорил, что у вас дома есть полная Библия; ты мог бы ее принести нам сюда?
- Это я могу сделать: у нас ею никто не пользуется.
- Разве у вас нет никого грамотного?
- Моя мама еле различает буквы.
- А жены разве нет у тебя? - Юрига уже давно хотел ему задать этот вопрос, но не было подходящего случая.
- Разве у тебя нет жены? - повторил свой вопрос старик, так как Лессинг не ответил.
- Есть, как же, - ответил он, и по его голосу было слышно, что собеседник затронул больное место в его душе.
Они лежали в лесу на полянке. Лессинг подпер голову рукой.
- И она не умеет читать? - снова начал Юрига. - Вы, молодые, ведь более ученые, чем мы, старики.
- Она умела читать, - ответил Лессинг печально. В лесу стало тише. Казалось, природа сочувствует тому горю, которое было видно на челе этого человека.
- Она умела читать? - переспросил с удивлением Юрига. - И забыла?
- Да, она это забыла, - о, она все забыла! Но, умоляю вас, не расспрашивайте меня более об этом: все это очень тяжело.
Юрига этому верил. Ему стало жаль Лессинга, он полюбил его, как родного сына. Они жили вместе уже несколько недель, и только теперь ему открылось, что его молодой друг таит в себе какое-то великое горе.
- Знаешь что, сын мой, - сказал он с любовью, - часто бывает хорошо, если человек свое сердце открывает другому. Может, и твое горе станет легче, если поделишься со мной.
- О, дядя, для моего бремени нет никакого облегчения. Случившегося не воротишь. - И он снова замолчал.
- Но где же мой мальчик? - нарушил тишину Юрига после долгой паузы.
- Палко? - спросил Лессинг, словно проснувшись от тяжелого сна. - Недавно я видел его отправляющимся в его "страну солнца". В руках он нес Евангелие, и Дунай бежал вместе с ним.
- Этот мальчик ни о чем, кроме Священного Писания, не думает, и это удивительно, как он его понимает.
- Мне кажется, что он похож на то дитя, которое некогда Господь поставил в пример Своим ученикам. Он верит каждому слову из Св. Писания.
- А мы разве не верим?
- Нет, дядя! - Лессинг покачал головой. - Если бы мы на самом деле были верующими, то мы жили бы иначе. Или вы верите, что ваши грехи уже прощены ради Христа?
- Так-то так, - ответил старик, почесывая затылок, - я в этом плохо разбираюсь. Господь Бог свят, а я - грешный человек. Насколько я грешен, я убедился только теперь, когда мы нашли эту священную книгу и когда мой мальчик так изменился. Да, он, безусловно, верит всему.
- Да, дядя, он верит Писаниям и через это он имеет прощение грехов.
- А ты, сын мой?
- Я? - Лессинг опустил голову. - Для меня нет прощения. Мои грехи так давят меня, как будто целая гора навалена на мою грудь. Пока я здесь, в горах, у меня на душе немного легче, но когда мне придется снова вернуться домой и видеть, что я наделал, мне придется снова воскликнуть вместе с Иовом: "Проклят тот день, в который я родился!" О, сын мой, что же ты такое страшное сделал, что так мучаешься? Ты ведь такой хороший во всем, такого человека даже редко встретишь. - Юрига с состраданием схватил руку Лессинга.
- Что я сделал? - Лессинг быстро высвободил свою руку и закрыл лицо. - Что я сделал, дядя? Я довел мою жену до сумасшествия!
- Да что ты говоришь, несчастный? Как же это случилось? - Из смущения Лессинга старик заключил, что он говорит правду. - Разве ты не любил ее? Разве ты оскорблял ее и обижал, как некоторые мужья это делают? - расспрашивал он.
- О, я любил ее, и для меня она была самым ценным сокровищем во всем мире. Я готов был ее носить на руках!
- А каким же образом ты тогда довел ее до сумасшествия?
- Я не доверял ей. Мне все казалось, что кто-то хочет похитить ее у меня. Теперь я знаю, что она была верна во всем, что все ее сердце принадлежало мне. Но тогда я этому не мог верить. Я не переносил, если она с кем-нибудь дружески разговаривала. Поверьте мне, это у меня было, как болезнь. И она так овладела мной, что я больше был не в силах владеть собой, притом люди меня подстрекали. О, если бы я в то время знал Господа Иисуса, хотя бы так, как теперь, когда мы читаем священную книгу, я бы тогда к Нему обратился за помощью! Но так как мы не знали Его, то моя мать обращалась за помощью к разным гадалкам, а я предался пьянству.
Лессинг снова тяжело вздохнул и умолк.
- О, сын мой, говори дальше. Тебе тогда станет легче, - ободрял его старик.
- Когда Бог нам даровал ребенка, мальчика, то на некоторое время мне как будто стало легче, - продолжал Лессинг. - Но потом и ребенок не мог меня утешить. Как бы глупо это вам ни казалось, но я был настолько ревнив, что не переносил, что жена уделяет столько любви ребенку. Когда у других умирали дети, я уже почти стал желать, чтобы и наш умер, чтобы она не могла его больше ласкать и чтобы все ее внимание и любовь были направлены только ко мне. О, я не в силах кому-нибудь передать, как тяжело мне тогда было. Я знал, что дьявол ходит кругом, как рыкающий лев, ища кого поглотить, но я не убегал от него, не удалялся от искушений, и наконец он совсем овладел мной.
Когда мы недавно читали о том, как Господь исцелил бесноватого, я пришел к заключению, что и меня не что другое, а сатанинская сила толкала на это преступление.
Я не могу вам рассказать подробно, как это произошло, но помню, что всю неделю пьянствовал. Однажды я пришел домой пьяный и без ведома жены взял ребенка и унес - куда, знает только Бог. Я знаю только то, что меня будто бы нашли потом без сознания далеко от дома, в горах. Ребенка при мне уже не было. Потом я недели две пролежал в чьей-то хижине. Позже мне говорили, что у меня была лихорадка. Когда я, наконец, через три недели вернулся домой и моя жена в отчаянии спрашивала меня о ребенке, я не знал, брал ли его с собой и где его оставил.
Нельзя передать того, как мы потом его искали! Но все напрасно! Мои жена и мать даже были склонны думать, что я задушил его. Но эти подозрения они открыто не высказывали, боясь, что меня могут арестовать. Итак, перед миром осталось, что ребенок пропал. Но так как меня дома не было, то меня никто не подозревал. В общем, мы были известны, как люди честные. Что я иногда напивался, это знали, но никто на это не обращал внимания.
От чрезмерной скорби моя жена лишилась рассудка. О, как ужасно видеть ее, еще совсем молодую и такую красивую, в таком состоянии. Порой она дома все прибирает, как следует, как будто в здравом уме, но через несколько минут, накинув платок, уходит искать ребенка. Много раз добрые люди приводили ее домой совершенно выбившуюся из сил. Каждый выражает мне сочувствие в постигшем горе, но никто не знает настоящей причины.
Часто, когда я просыпаюсь ночью и вижу, как она ходит по комнате и накрывает пустую колыбель, у меня на душе так, что я должен пойти к властям и сознаться, что это я погубил свою жену и ребенка. Но тогда мать уговаривает меня, напоминая, что станет с ними, если еще и меня посадят в тюрьму. Этим ведь я не верну ребенка, и жене не станет от этого легче.
Ну, теперь я все рассказал вам. Теперь вы знаете, с каким человеком жили несколько недель под одной крышей. Если хотите, прогоните меня.
- О, что ты говоришь, сын мой? Как я могу прогнать такого несчастного человека? - Старик вытер слезы. - Но ты на самом деле не знаешь, что стало с ребенком? И действительно ли ты не убил его?
- Куда он делся, я не знаю, но что этими своими руками не убивал его, это я хорошо знаю. - Лессинг вытер холодный пот, выступивший на лбу.
- Несчастный человек, зачем ты взял ребенка с собой? Что ты с ним хотел сделать?
- Этого я не знаю. Я уже вам сказал, что я был сильно пьян. Одно только помню, что я дал ему кусок хлеба, когда он плакал. Мне кажется, будто и теперь еще я вижу его перед своими глазами, такого прекрасного и нежного. Еще слезы были на его щеках, но он мне улыбнулся. У меня заболела голова, и я прилег, а что случилось потом, я не знаю. Так как его нигде не нашли, то мне приходится думать, что его растерзал какой-нибудь дикий зверь.
Но вот идет Лишка, не будем говорить об этом больше. Лучше было бы, если бы он не застал меня здесь. Поскольку пред властями я не сознаюсь, то и рассказывать никому не могу.
Лессинг вскочил на ноги и, прежде чем подошел Лишка, скрылся в лесной чаще.
Юрига снова лег и закрыл глаза.
"Он, наверное, спит", - подумал Лишка и уже собрался идти дальше. Но Юрига не спал. Ему только не хотелось с ним разговаривать, так сильно он был занят услышанным от Лессинга. Ему было очень жаль его. Теперь ему было ясно, почему Лессинг, несмотря на свои молодые годы, так мрачно смотрел на мир. Да, где он мог бы найти себе утешение? Вот почему он всегда из дому возвращался таким печальным. О, этот ужасный порок - пьянство, как много зла и горя приносит он людям! Бедный Лессинг! Он еще так молод, но как ужасно тяжела его жизнь. Своего ребенка теперь ему уже не найти, и жена, наверное, никогда уже больше не выздоровеет!
- Дядя, вы, наверное, видели тяжелый сон? - сказал Лишка, кладя ему руку на плечо. - Вы так тяжело вздохнули!
- Да, друг, это было так, и хорошо, что ты разбудил меня.
- А почему вы здесь один? Где же Лессинг и ваш мальчик?
- Лессинг недавно был здесь, а Палко со своей книгой, наверное, в своей "стране солнца".
- Не обижайтесь на него! Ведь и среди нас он как будто в "стране солнца". Сам он похож на какой-то чудный луч солнца. Вчера, когда он возвращался из села, я обогнал его. Он был очень весел и напевал какую-то песенку. Вдруг он заметил возле дороги какой-то цветок. Он взглянул на него, а потом нагнулся, чтобы рассмотреть поближе.
- Что ты там ищешь? - спросил я его. Он немного смутился.
- Ничего, я только хотел посмотреть, не видно ли возле цветка чьих-либо следов.
- Чьих следов?
- Ну, Его следов. Я сразу понял, о чем он говорил.
- Разве ты думаешь, что и поныне Спаситель ходит по этой земле? Разве ты не знаешь, что Он вознесся на небо и сидит одесную Бога?
- А вы, дядя, разве забыли, как Он обещал: "Се, Я с вами во все дни до скончания века?" И я твердо знаю, что Он со мной и идет впереди меня. Мы ведь читали, что когда Он Своих овец выпускает, то идет впереди них. Он - мой Добрый Пастырь, а я - один из Его ягнят. Значит, и теперь Он шел впереди меня. Я только хотел узнать, смотрел ли Он также и на эти цветочки; без сомнения, ведь Он любит цветы.
- Откуда же ты знаешь, что Он любит цветы? - спросил я его.
- Я думаю, что они нравились Ему, потому что, когда Он говорит о лилиях, Он говорит, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как любая из них. И разве Он не повелел нам смотреть на цветы и брать с них пример?
- Дядя, мне кажется, что этот мальчик слишком развит, чтобы стать таким простым дровосеком, как мы с вами.
- Да, это правда, но что тут поделаешь? Я готов отдать ему последнее. Что я знаю, тому я его научу, но больше сделать не в моих силах.
- Это я знаю. Да, жаль мальчика, если с такими способностями пропадет. Я был бы очень рад, если бы он был здесь и рассказал нам что-нибудь. Кто знает, с кем он в эту минуту ведет беседу. Редко кто пройдет мимо, с кем бы он не заговорил об этих вещах.