В первую книгу Дарьи Вильке вошли повесть "Тысяча лиц тишины" и восемь рассказов. Их все объединяет общее место и время действия: дача, летние каникулы. Время свободы, когда каждый день проживается от первой и до последней минуты как маленькая жизнь.
В героях многие читатели - и дети, и взрослые, - узнают самих себя. Приключения, выдумки, игры, опыты. Первые симпатии и первый стыд за невольную жестокость. Осознание собственной и чужой ранимости. Дарье Вильке удалось передать хрупкость и нежность этого короткого, но очень важного возраста - окончания детства.
Содержание:
-
Туманность Архипкина 1
-
Гуманоид 3
-
Черный Захар 4
-
Грибной дождь для героя 5
-
Казак 6
-
Занавешенное окно 8
-
Во имя жабы 10
-
Пощечина 11
-
Тысяча лиц тишины - (повесть) 12
-
Глава первая - Бабтоня и рыбный день 12
-
Глава вторая - Повелительница ос 14
-
Глава третья - Тысяча лиц тишины 16
-
Глава четвертая - Проверка градом 17
-
Глава пятая - Степное эхо 20
-
Глава шестая - Лось 22
-
Глава седьмая - Часовой тишины 23
-
Глава восьмая - Ничейный курятник 24
-
Дарья Вильке
Грибной дождь для героя
Туманность Архипкина
"Достоверность и отсутствие приукрашенности детских переживаний - редкое в общем-то явление в нашей современной литературе для детей. Предельная искренность интонации - ни розового присюсюкивания, ни фальшивой позолоты".
Екатерина Мурашова, психолог, писатель
Архипкина звали просто Архипкин. Имени его никто не знал. У него было хитрое мужицкое лицо, пшеничные вихры и нос картошкой. Архипкин носил рейтузы. Всегда - даже когда на дворе жарило солнце и поселковые в выцветших плавках тянулись гуськом на пруд с полотенцами на плечах. А он стоял около своей дачи - кургузого бревенчатого домика, заросшего черноплодкой, - и псом высматривал себе компанию. Как только мимо проходили те, с кем ему было интересно, он ковылял, перепрыгивал через канаву и шел следом. Казалось, ему даже не нужно говорить "к ноге" - сам шел.
По Архипкину не вздыхали девочки, он не был героем ничьего романа. С ним не старались встретиться - его старались не встречать. Девчонки, завидев его, закатывали глаза и вздыхали. "Не пойдем так, а то еще Архипкин привяжется", - говорили они. Но это-то и было совсем невозможно - обойти дом Архипкина. Дом стоял на главной улице поселка. Архипкин неизменно стоял около дома. И каждый проходящий мимо попадал под прицел его глаз-щелочек. Он казался огромным толстощеким младенцем в этих своих рейтузах с начесом, всегда темных, черных или коричневых, - немарких.
Кроме Архипкина достопримечательностями в дачном поселке служили водокачка, дуб, пруды и сторожка.
Водокачку - похожую на огромный ржавый зуб - видать отовсюду. Когда сливают воду - тут же и нужно со всех ног бежать к ней, чтобы не пропустить и завороженно смотреть на ухающую со зверской силой вниз воду. Мой первый водопад. Никто со мной не ходил - Симка вечно сидел в саду и возился с грядками, Пашка отмахивался - детская беготня не для него, а Полинке лень было идти так далеко.
Дуб стоял на главной улице и отмерял середину пути. На солнечном пригорке у корней росла земляника и выстроили кучу муравьи. Вверху когда-то болталась тарзанка, а потом в дуб ударила молния, сделав большое дупло и располовинив крону, - тарзанку сняли и лазить на дуб запретили. Если смотреть с самого низа - с нашей улицы, то дубом заканчивался горизонт. И в пятницу вечером, черные на фоне закатного неба - как фигурки в театре теней, показывались дачники. "Наши" и "не наши". Мы с Полинкой угадывали по силуэтам, дойдут они до нас или нет.
"Пошли на пруд!" - говорили Симка с Пашкой. Меня и сестру-Асю отпускали только со взрослыми. Нам и спать нужно было всегда идти раньше всех. "На горшок и в люльку", - тогда издевательски говорил Пашка. Хотя он не злой - просто так шутит.
В это лето нас вдруг стали отпускать купаться одних. И даже на большой пруд.
На все три пруда. У нас еще имелось Болото под Березкой. Но оно не в счет - когда мы были маленькие, мама говорила, что в нем живут о ни и утягивают под воду каждого, кто потревожит их в сумерках. Поэтому мы там не купались, и болото заросло совсем зеленой ряской. Все это оказались, конечно, придумки - никаких о ней в природе не бывает, мама просто боялась, что мы полезем вечером купаться и утонем. Но даже язвительный Пашка поверил, хотя не сознался бы в этом и под страхом смертной казни.
В маленьком пруду зато жила самая настоящая водяная крыса - она буксиром плыла на свой островок, руля хвостом, похожим на бревно. Поселковые мальчишки мечтали поймать ее и сделать шапку. И вечерами, в темноте, пугали друг друга рассказами про то, как крыса тащит под воду рыбаков.
На маленькие пруды Архипкин никогда не ходил, в лес тоже - боялся, наверное. А вот на большой, около сторожки, - всегда пожалуйста, только помани. В сторожке жили страшенные овчарки - про старшую, Найду, рассказывали, что она уже разорвала трех пуделей и двух пекинесов и оставила заиками бессчетное количество простых дворняжек.
На большом пруду Архипкин никогда не купался, среди голых ребят, около воды он по-настоящему срастался со своими рейтузами. Стоял, хитро улыбаясь, на берегу или садился на корточки, скрючившись как-то так, что голова оказывалась меж коленок, а руки обнимали голову, - и становился похож на какую-то странную обезьянку.
- Эй, Архипкин, иди купаться! - орали старшие ребята и брызгали ему в лицо водой из пруда.
Он - прыжками, боком - отбегал подальше от кромки берега и снова садился, складываясь пополам. А ребята смеялись так громко, что смех взлетал вверх, отталкивался от высоких деревьев на другой стороне пруда и валился в воду.
- Архипкин, а Архипкин… - подчеркнуто небрежно сказала я. - А хочешь полететь на Луну?
- Хочу, - сказал Архипкин, и глаза его жадно заблестели. "Наверное, так же они блестят, когда он разглядывает пачку пломбира", - подумала я.
Кто первым сказал: "Отправим Архипкина на Луну"?
Мы то в разбойников и принцесс играли - с переодеваниями и погонями, то пионерлагерь открывали. Никто из нас никогда в настоящем лагере не был, поэтому я взяла разлинованную тетрадку и распределила роли. Нужен же был журнал, чтобы отмечать успеваемость и все такое. Старшим вожатым стала, конечно, я, Полинка - учителем гимнастики (Пашка долго хохотал, потому что она самая неспортивная), Симка - знаменосцем (хотя никто толком не знал, что должен делать знаменосец), Пашка - просто вожатым. Пионерами назначили сестру-Асю и собаку-дворняжку Чапу, потому что больше было некого назначать.
А однажды я даже спрыгнула со второго этажа. В фильме девочка из будущего прыгнула так, убегая из школы. Какое, наверное, это чувство - лететь вниз, думала я. И сиганула из окна - в кучу песка, насыпанного прямо под ним. Бабушка дремала в шезлонге за домом - ей ничего говорить нельзя было, чтобы не расстроилась. Полет получился ужасно неинтересным - меня тянуло на землю мешком, никакого полета, как во сне. Приземлившись, я стукнулась подбородком об коленку и раскроила зубами губу. Пашка, откуда ни возьмись, заорал со своего участка: "А ну-ка, прыгни еще раз, я фотоаппарат принесу!" Симка и Полинка прибежали с главной улицы: "Мы тебя издалека увидели".
Потом мы все замывали кровавые лужицы, которые натекли из моей губы на ступеньки крылечка, - тихо, как мыши, чтобы бабушка не проснулась.
Мама, когда про все узнала, покачала головой и огорченно сказала: "Никогда не думала, что ты такая дурочка".
С Луной должно получиться в сто раз интереснее, решили мы. Все хотели стать космонавтами - ну или дожить до времени, когда на Марс станут ходить космические трамвайчики, а с марсового вокзала будут водить экскурсии по городам будущего.
Луна была бы пересадочной станцией - мы рисовали в школьных тетрадках лунные ландшафты, кратеры и реки, отливающие серебром. А внизу - обязательные подписи-истории. Их придумывали с детства, когда папа играл с нами в космос. На одной из постелей был космический корабль, папа включил пылесос и выключил свет. В горячем воздухе подпрыгивал мячик в ореоле пылинок - мы летели к далекой Луне.
Любой был бы рад, если б его отправили на Луну, короче, заключили мы.
Полинка притащила голубые занавески - давний предмет моей зависти. Дымчатые разводы от стирок придавали им загадочности. И еще они были легкие, как пух. Когда мы играли в богов, Симке пришлось стать богом огня - он нацепил на голову черную шляпу, обмотался белой простыней и зачем-то взял картонный меч. Пашка совсем не стал переодеваться и только иронично посматривал на нас, засунув руки в карманы брюк. Я нацепила зеленую старую бабушкину юбку и повесила на плечи травяное покрывало. А вот Полинка - богиня ночи - закуталась в голубые невесомые занавески и стала похожей на инопланетянку. Полы ее одеяния развевались, и не хватало ей только волшебной палочки в руках.
Теперь занавески должны были сыграть роль лунной декорации. Симка, пыхтя, натянул их между деревьями, отчего полянка стала похожей на какой-то шатер бедуинов.
Пашка принес провода и ржавые пружины - их мы развесили по деревьям.
- Будто на другой планете на деревьях растет морковь, - сказала сестра-Ася и приспособила на елки выдранную на огороде еще недозревшую морковку.
Нужно было путешественника чем-то кормить. В кухонном шкафу лежало печенье "Юбилейное" в большой пачке и карамельки. Как должна была выглядеть еда на Луне, мы не знали. Поэтому я поломала печенье мелко-мелко, раскрошила конфету и все это ссыпала в глубокую пластмассовую мисочку. Собачью, Чапину, - другой в спешке не нашлось.
- Нет, - поморщился Пашка, - как-то это не по-инопланетному.
Кто-то протянул кусочек пенопласта. Я попробовала на зуб. Точно! Это то, что надо. Покрошила его тоже. Сестра-Ася вдруг наклонилась, загребла горсть песка и сыпанула в миску.
- Вот, теперь по правде инопланетное, - сказала она.
Полинка неуверенно потрогала пальнем песок и пенопласт:
- А если у него живот заболит? Надо высыпать песок же…
Я тоже засомневалась, но потом подумала, что задний ход дают только трусы, и смело решила:
- Ничего ему не будет. Он даже в жару в рейтузах ходит - Архипкин крепкий.
Пашка смеялся. Симка качал головой. А сестра-Ася ходила и трогала пальчиком ржавые пружины на елках.
- Если он скажет, что ему больно, - просто перестанем и отпустим его, - предложил Симка. Все согласились. Это просто шутка, а мучить Архипкина никому не хотелось. Представление должно же ему тоже понравиться.
- Давай, Архипкин, поехали, - сказал Пашка, который в общем-то был добродушным и незлым, - на Луну. - И улыбнулся снисходительно.
Архипкин, как щенок, которому показали вкусную сосиску, сорвался с места и пошел с нами, пританцовывая вокруг и заглядывая каждому из нас в лицо. Мне было даже неловко оттого, что он так радовался.
За нашей улицей, там, где поворот исчезает в зарослях великанского мышиного гороха - в нем было хорошо прятаться, играя в казаки-разбойники, - остановились. Отсюда рукой подать до леса, и Архипкин ни в коем случае не должен был понять, что мы его туда поведем. Леса он боялся и мог заупрямиться.
- Ну вот, отсюда мы и… полетим, - сказала я. - Только мы тебе, Архипкин, завяжем глаза.
Он покорно кивнул и подтянул рывком рейтузы, которые сползли вниз. Если бы он сказал: нет, никуда я не полечу, отстаньте от меня, мы бы точно разошлись и забыли про все. Но он только кивал и вытягивал шею, чтобы нам было удобнее обмотать лицо белым платком в синий цветочек.
Полинка и я взяли Архипкина с двух сторон под руки и повели к забору - туда, где железная сетка расходилась маленькой калиткой. Пашка и Симка затрещали пружинами.
- Мы взлетаем, Архипкин, - сказали они, - слышишь, как ревут турбины?
Архипкин кивал и улыбался - на щеках кожа складывалась в неизменные ямочки.
- Скоро мимо нас пронесутся тысячи звезд, - поднажал Пашка, а сам чуть улыбался, - они несутся в космосе за тысячи световых лет от нас. Подумай, Архипкин, какое чудо.
- Сейчас будет меняться атмосфера, - деловито сказала я. - Капитан, включите термоустановки. Архипкин, приготовься, сейчас может быть неприятно.
Сестра-Ася отломила две большие крапивины и провела ими по толстеньким, в ямочках, ручкам Архипкина. Он дернулся, но блаженная улыбка не сошла с его лица. Сестра-Ася хлестанула посильнее. Мы переглянулись. Полинка вглядывалась в его лицо, стараясь уловить миг, чтобы прекратить все это.
- Все нормально, Архипкин? - спросила она.
Он кивнул: ага, хорошо. Пашка нацепил одну из своих фирменных кривых ухмылочек: мол, дурачок, чего с него взять. Я же вам говорил. Сестра-Ася хлестанула побольнее. Ей, кажется, нравилось его лупцевать. И нравилось, что он ее не видит и не сопротивляется. А он только легонько и беспомощно, как щенок, дергался.
- Ну, вот мы и прилетели - сказал примирительно Симка и снял с Архипкина повязку. Тот моргал, будто после сна, и вертел головой, рассматривая голубые тряпки в дымчатых разводах, окрашенную в синий цвет траву и морковь с пружинами на елках.
Я думала - ну вот, сейчас он скажет: ребят, вы че, сбрендили? Ха-ха, скажет, краски в лесу набрызгали пружинки развесили. Хорош прикалываться.
И тогда мы тоже с облегчением засмеемся, Пашка хлопнет его по плечу, и все мы пойдем в поселок. Будем болтать о Луне и об инопланетянах и хохотать, вспоминая, как Пашка говорил про звезды и тысячи световых лет.
Но Архипкин только блаженно улыбался и вопросительно-утвердительно говорил:
- Луна? Ой, какая.
Он же не может в это верить, думала я. Он подыгрывает. Разыгрывает нас тоже. Чтобы нам не обидно было за весь этот маскарад. Было неловко - и за себя, что придумали все это, и за него, что он не говорит: ну все, баста.
- Посмотри, Архипкин, какая трава, - улыбаясь, сказал Пашка.
Тут Архипкин зачем-то опустился на траву и пополз по ней на четвереньках, то и дело останавливаясь, чтобы погладить синие кустики.
Он нарочно, подумала я. Хочет, чтобы мы почувствовали себя плохими. Извергами. Меня разобрала злость. Я ведь никогда никого не обижала. Наоборот, подбирала птиц с перебитыми крыльями, одиноких мышей - и выкармливала их. И Полинка тоже не обижала. И Симка. Про Пашку не знаю точно, но знаю, что он добрый - хоть и притворяется бесстрашным ковбоем, которому все нипочем. Но и его, видно, Архипкин разозлил.
Пашка сзади легонько показал ногой, словно собираясь дать ему легкого пинка. Просто Архипкин прямо-таки напрашивался. Тот обернулся, взглянул на Пашку снизу вверх, словно бычок, потом посмотрел на нас неуверенно и рассмеялся. Мы тоже - от облегчения.
- А как называется то… ну, где гремело и звезды были?
- Туманность это, Архипкин, - важно сказал Пашка сверху. Он умный, Пашка, и много чего читал про звезды, черные дыры и созвездия.
- Ну а теперь, так положено у нас на Луне - хлеб и соль. Поешь, Архипкин, после долгой дороги.
Он поднялся и снова вытянул шею - от любопытства. Я достала пластмассовую синюю миску - из нее много раз пила наша собака, вспомнила я и увидела даже, как она хлебает и капает водой с бороды, - и протянула ему белую пластмассовую ложечку.
- Кушай, кушай, - сказала я. Но на самом деле я не знала, чего мне хотелось больше - посмотреть, как он будет есть песок или чтобы он отказался. Потому что думать про то, как он будет жевать пенопласт, было все-таки неприятно.
- Это самое вкусное, что прилетевшим дают на Луне, - добавила сестра-Ася. Подумала, вспоминая трудное слово, - деликатес это. Давай.
Архипкин зачерпнул ложкой кашу, подставил гладкую, молочную ладошку, чтобы не рассыпать, помедлил и отправил в рот. Медленно начал жевать - слышно было, как песок и пенопласт скрипят у него на зубах. Мы, затаив дыхание, уставились ему в рот.
- В-вкусно? - спросила Полинка.
Но он весело помотал головой, обвел нас взглядом - вдруг очень пронзительным и умным, как мне показалось.
- Очень, очень вкусно. Я такого вкусного никогда не ел.
Потом Полинка сказала мне тихо - пусть бы он сказал, что невкусно. Или что песок там. Я бы забрала у него собачью миску.
- И ничего там… странного? - изумился Симка.
Тот только мотнул головой и снова зачерпнул полную ложку песка и пенопласта.
Пашка не выдержал - ну все, обед окончен - и выхватил у Архипкина миску.
- Ну ладно, - только-то и сказал тот.
На обратном пути было уже не так весело. Сестра-Ася опять хотела похлестать Архипкина крапивой, но мы с Полинкой сделали страшное лицо, и она выкинула сорванное.
Симка с Пашкой тоже гудели как-то без огонька.
У мышиного гороха повязку с глаз сняли, но Архипкин медлил и не уходил.
- Все, Архипкин, прилетели, - сказал скучным голосом Пашка. - Давай, дуй домой.
И он дунул.
Вечером кто-то из поселковых принес новость, что Архипкин всем рассказал про Луну и даже обещал билеты. Ему понравилось.
Но на душе все равно было на удивление паршиво.
А на следующий день Архипкин исчез. Мы один раз прошли мимо его дома - на пруд. Обратно. Архипкин не стоял, как обычно, в саду, высматривая себе компанию. Вечером его там тоже не было. И на следующий день.
Мы с Полинкой кругами ходили - то будто бы в магазин, то в сторожку, объявления почитать, то в гости к кому-нибудь, кто жил в начале поселка. Архипкин исчез.
- Да ладно, Даш, что мы такого сделали-то? Ну крапивой чуть-чуть задели, ну посмеялись, ничего страшного, - говорил Пашка.
- А каша? Инопланетная.
- Ой, да вот люди есть - землю едят горстями, я читал, и ничего им не было.
Он был, наверное, прав. Но и ему самому было неспокойно - я видела.