Летит трутень, вид у него деловой, гудение басовитое. Так и кажется, что он в шляпе, в роговых очках, с толстым кожаным портфелем.
Как-то, уже совсем освоившись на пасеке, я сидел, прислонясь к задней стенке одного из ульев, и писал. Хорошо мне работалось. Ни комары, ни слепни на пасеку кровожадного своего носа не сунут.
И тут к моему блокноту подлетел трутень. Строго прожужжал страницу слева направо, будто читал, затем отправился дальше по своим якобы очень важным министерским делам.
И всё же трутню не позавидуешь. Ну что за удовольствие, в самом деле, весь век провести лентяем и побирушкой. Да и смерть у трутней бывает ох как нехороша.
В конце июня отцвела липа. Пчелиные семьи получили хороший взяток. И здесь наступил перебой в их работе.
Правда, оставались ещё луговые цветы, но уже начался сенокос. А громадные гречишные поля должны были зацвести только дней через десять.
Пчёлы стали сердитые, "нервные". Напрасно трутни клянчили мёду. Всё чаще вместо еды им доставались укусы да жала. А трутень, он, между прочим, хоть и здоровенный, но беззащитный: жала у него нет.
Пчёлы сердитой толпой выталкивали неловких трутней на улицу, на прилётную доску. Иная, усевшись на трутня, с жужжанием гнала его прочь.
Впервые увидев эту картину, я страшно удивился, даже засмеялся. Но понял, что невпопад.
- Вот и конец ему пришёл, - сказал Саня.
- Ужалит?
- Увидишь…
Пчела бросила трутня и вернулась в леток. А он вдруг резко, с каким-то даже отчаянием взмыл высоко вверх. Я тотчас потерял его из виду, вопросительно посмотрел на Саню.
И здесь толстый дуралей вернулся, он упал на прилётную доску и был уже еле жив.
Голодный, он этим своим нелепым полётом сжёг последние остатки горючего. И теперь умирал, затухал, словно мотор. Крылья его дёргались слабо и не в такт.
- Зачем они так делают? - сказал удивлённо Саня. - Может, чтобы не мучиться?..
Мёд, яд и пчелиный хлеб
- Как на тоненький ледок выпал вкусненький медок! Как на тоненький ледок… - Танька поёт и приплясывает от нетерпения.
- Ну что ты несёшь? - говорит Володя, а сам улыбается.
Отцвела липа. И сегодня они с Саней "собирали урожай" - доставали из ульев рамки с мёдом. В одной соты были так полны, что не выдержала рамка. Теперь неровными кусками, глыбами полуразрушенные соты лежат на большом плоском блюде. И Татьянка пляшет вокруг него. Вы не думайте - конфетами её не удивишь, и тортом мама балует. А всё равно - мёду сотовому, "тёпленькому медку" она радуется больше всего.
- Как на тоненький ледок…
Белые чистые соты и правда кажутся ледяными под ярко-жёлтым густым липовым мёдом. Волшебный аромат разрастается над блюдом огромными невидимыми цветами.
Каких только чудес не рассказывают люди про этот необыкновенный продукт, про мёд. Каких только легенд не сложили. И почти всё, оказывается, правда.
Кто дольше всех живёт на свете? Пасечники. Не оттого ли, что частенько приходится им едать тёпленького медку?
Я тотчас вспомнил себя, как стою, маленький, перед магазинным прилавком: "Мам! Бабушк! Купи конфету!" Эх, глупый я был человек. Ничего не понимал. Слава богу, в книжке могу написать, чтобы хоть другие знали: "Мам! Бабушк! Купи медку!"
Но не только мёд, оказывается, целебен. В те разы, когда я охал и тряс ужаленной рукой, это же в меня вливалось очень полезное лекарство - пчелиный яд. Люди даже специально ходят в поликлинику на пчелиные процедуры… Ложишься и ждёшь, когда к тебе в особом приборчике поднесут рассерженную пчелу. Конечно, дрожишь слегка. Потом: "Ай! Ой!" Глядишь, однако: радикулита как не бывало.
Между прочим, для тех, кто не слишком смел, теперь придумали пчелиный яд собирать. В улей ставят металлическую сетку, к которой подведены провода. Вот включена батарейка, по сетке идёт слабый ток. Пчёл это ужасно сердит. Они начинают жалить непонятного врага. Но жало скользит по железке, а яд остаётся на проволоке.
Потом сетку с мельчайшими капельками яда ставят в сушилку и аккуратно соскабливают порошок - сухой пчелиный яд. Теперь можно делать разные притирания, мази.
Конечно, дело это сложное и медленное. Поэтому пчелиный яд очень дорог.
Мёд, яд. А ещё перга - помните, "пчелиный хлеб"?
Он тоже целебен. Саня показал мне небольшую баночку с плотно пригнанной крышкой:
- Хочешь попробовать? Я пожал плечами:
- Ну… давай…
Он отрезал кусок хлеба, тоненько помазал его маслом, сверху тоненько присыпал желтоватыми комочками перги. Комочки, потому что пчёлы приносят пыльцу именно слепленную в комочки. На задних лапах у них есть для этого такие углубления, вроде карманов. Если прикрыть леток специальной сеткой, можно эти комочки из пчелиных карманов "вынимать".
И вот Саня присыпал бутерброд щепотью перги - словно посолил:
- Ну, ешь!
С недоверием откусил я кусочек и… ничего не почувствовал. Просто хлеб и масло. Лишь потом я услышал слабый, но ясный и чистый запах цветов и тихую-тихую медовую сладость… Пчелиный хлеб.
- Всё, - улыбнулся Саня, - больше болеть никогда не будешь.
- Ну спасибо на добром слове, Санёк!
Старые ульи
Полдень. Я сижу на задах нашей пасеки, на опушке березняка. Здесь у Сани лежат пустые старые ульи.
Придёт осень, зима. Саня рабочие ульи - те, что с пчёлами, - уберёт в зимовник, сухой и прохладный подвал, а сам займётся на свободе старыми ульями - будет их осматривать, чинить.
Старые ульи пахнут мёдом и воском. Они чисты изнутри и крепки. Они лежат под дождями и под снегом, под градом и под весенней капелью. Но в них долго, а может, и никогда не заведётся никакой заразы.
В них очень много здоровья. В них ни единой щёлки. Трещины все и швы надёжно, накрепко промазаны прополисом - пчелиным клеем.
Я отковырнул кусочек прополиса, пожевал его. Пахло воском, но более - горьковатой берёзовой почкой. Клей этот пчёлы собирают с деревьев, как раз в те дни, когда из клейких почек вылезают острые мордочки листьев.
Собирать прополис - каторжная работа. Часами сидит пчела на дереве, работает, отдирает клей такими маленькими кусочками, что в микроскоп едва разглядишь.
А ведь его надо много, прополиса. На зиму пчёлы заклеивают им потолок, облепляют леток, оставляя лишь очень узкий проход - "форточку".
Потом он так и остаётся в пустых ульях.
Татьяна полезла на старую яблоню. Какой аллах её туда понёс!.. В общем, когда кое-как спустилась, на левой ноге, от щиколотки до коленки, свежим росчерком зияла царапина. Добра яблоня, да не всегда!..
- Теперь уж, милая моя, не плачь! - говорила Лена, сама чуть не плача.
- А я и не собираюсь! - отвечала упрямая Танька. Лена, закусив губу, мазала дочке рану какой-то тёмной жидкостью.
- Ну, щипет?
- А вот не щипет!
Дня через два царапины и след простыл. Вернее, след-то как раз остался, но более ничего. Я спросил:
- Ты чем её тогда мазала, Лен?
- А это прополис был. Разведённый в воде.
Самое главное
Мёд, прополис, перга, яд, воск. Вот, оказывается, сколько пользы приносит пчела. И всё же о главной пчелиной пользе не сказано здесь ещё ни слова.
Если б даже пчёлы не давали ни капли мёда и ни кусочка воска, если б их яд не был целебен, а прополис не лечил ран и ожогов, всё равно мы ухаживали бы за ними, и строили им домики-ульи, и зимой берегли от холода.
Потому что пчёлы дают нам… урожай. Всех фруктов, и всех ягод, и всех овощей. Без пчёл очень скоро исчезла бы гречневая каша, пропали бы полевые цветы, исчезли леса… И ещё много всего плохого и даже страшного случилось бы в природе, если б пчёлы перестали работать, летать с цветка на цветок.
Смотри, вот рисунок цветка: лепестки, а внутри тычинки и пестик. На месте цветка этого к осени может вырасти отличная слива. А может ничего не вырасти. Тогда говорят: пустоцвет.
Чтобы выросла слива, пыльца с тычинок должна попасть на пестик. Это уж обязательно, иначе ничего не получится. То же самое и в цветке груши, абрикоса, огурца, яблока, арбуза… Везде.
Но сама пыльца по щучьему велению не перепрыгнет с тычинки на пестик. Тут без пчелы не обойтись. Это она - копошится, ворочается в цветке, доставая нектар, а сама вся чумазая, вся в пыльце. Цветку только того и надо.
Правда, есть ещё бабочки. Но они слишком ленивы, любят покрасоваться, понежиться - слишком долго сидят на цветах. Мухи? Другими делами заняты.
Жуки-злодеи? Те заберутся в цветок и начинают его грызть, а не опылять.
Вот и остаются пчёлы да дикие их братья, шмели. Но шмелей не так уж много на свете. А вот пчёл именно много. Они и есть главные работники.
На столе лежат яблоки, огурцы, парочка полосатых арбузов, в вазе - персики. Раздели всё это на две равные части. Одну безжалостно выбрось в ведро - всё, её больше нет… Вернее, не было бы, если б не поработали пчёлы.
Они работают и зимой. В огромных теплицах, что расположились около больших городов. Гудят, опыляют. Только жаль - много их гибнет во время этой работы. Вот вылетает пчела из улья, и какой ни кажется она умной, а всё ж это простое насекомое. Не понимает, что вокруг неё полиэтиленовая плёнка. Ей хочется взлететь повыше. И не одна, так другая - хлоп в ту плёнку. А плёнка мокрая: на улице-то мороз. Намочила пчела крылья, упала. А там, глядишь, лужа, а там злой ветер дует из щели. И нет пчелы.
Когда хрустишь зимой огурцом, подумай о пчёлах!
Доктора
У нас на пасеке два обеденных стола: домашний, он на террасе, и уличный - перед домом, врыт в землю среди толпы густых колокольчиков: они стоят себе, смотрят, головами на нас качают.
Лена и я следим за пчёлами, что летают среди этих колокольчиков, будто птицы среди деревьев. Вдруг Лена тронула колоколец, стоящий с нами рядом:
- Больной.
- С чего ты взяла?
- Пчёлы не садятся, видишь?
И верно: подлетит пчела, покружится, словно понюхает замеченный Леною колокольчик, и прочь.
Через несколько дней колокольчик тот стал хиреть - видно, скрутила его невидимая прежде болезнь.
Зато другие цветки синели всё так же спокойно и весело. Пчёлы не тронули больного, не перенесли его заразную пыльцу на другие растения. А больной остался пустоцветом, в нём не завязалось семян. Значит, на будущий год все родятся здоровыми.
Пчёлы - доктора растений.
Злоумышленники
Июль наступил, самый жаркий месяц в году. Безветрие, зной. Ещё утро не кончилось, а на градуснике уже тридцать.
Над пасекой плывёт особый, добрый, медовый и восковой дух. Я вдыхаю его и жмурюсь от удовольствия.
- Хочешь фокус? - говорит Саня. Он аккуратно подносит к летку дымарь, из которого слабо курится сизая струйка.
Вдруг я вижу, как невидимая сила тянет эту струйку в улей. Саня подносит дымарь к другому краю летка. Теперь дым отклоняется. Словно кто-то его выталкивает.
- Вот что такое пчелиная вентиляция, понял?
В жаркие дни пчёлы сушат нектар. Ведь он, добытый из цветка, водянист почти как сама вода. А готовый мёд густ и тягуч. Солнце греет улей - выпаривает влагу, а пчёлы гонят её наружу.
Мы с Саней слушаем - через стенку хорошо слышно работу вентиляторщиц. Кажется, будто один толстенный комар ноет и ноет с большой натугой. Бесконечное: Тысячи крыльев работают как одно.
Плывёт над пасекой невидимое сладко-пахучее облако. И чувствую его вовсе не я один. По стенке улья бежит муравей - ищет разведчик, не найдётся ли где щели, чтоб миновать грозную стражу, которая выстроилась у летка. Тут же рядом и муха сидит, будто греется. А у самой голову кружит от медового духа. Как бы в улей проникнуть?
Ох! Я бы не советовал, муха, вам туда проникать!
Не люблю непогоду
К вечеру в дальнем углу неба появилась зловещая чернота и синь. Загромыхало, словно там, наверху, кто-то передвигал с места на место столы и диваны. На полчаса жара стала нестерпимой. Деревья, цветы и вся гольяновская округа замерли в ожидании дождя. Только пчёлы неустанно летали за взятком.
Наконец туча затопила небеса, солнце пропало, и нам показалось, что стало темно. Прошла минута. С шипеньем, треском близко и страшно ударили сразу две молнии, и без всякой репетиции, в одну секунду, на землю упал ливень. Спрятавшись в доме, мы смотрели, как он буйствует, а вместе с ним ветер, гром и молния.
Потом гроза ушла куда-то за лес, стала нестрашной. Правда, ливень остался, но это уж было ничего. Танька в одних трусишках топала по лужам:
- Дождик-дождик, посильней! Разгони моих гусей! Мои гуси до-ма, не боятся гро-ма!
А лужи были - на редкость: чистейшие, с зелёным травяным дном. И, наверное, теплым-теплы. У меня душа заныла, с такою завистью и грустью мне думалось о том, что я давно взрослый и никогда уж не смогу больше выскочить так вот на чудесный июльский ливень - не положено! Я принуждён стоять здесь, на застеклённой террасе, среди умных и скучных взрослых… "Мои гуси дома, не боятся грома!.." Н-да…
- Её-то гуси ничего не боятся, а вот мои!.. - сказал Володя, нахмурившись.
Я давно замечал: пчеловоды не любят грозы, дождя и вообще всякой непогоды. Саня покачал головой: "Мухи у нас сегодня погибло - пропасть!" Муха на их языке значит пчела.
И Саня, конечно, был прав: застигнутые в лесу, в полях, под бомбами дождя пчёлы гибнут тысячами.
Такой добрый ливень!
Такой недобрый ливень!..
Ограбить хотели!
Володя, Лена, а с ними, конечно, и Татьяна на несколько дней уехали в город. Мы остались на пасеке вдвоём.
На ночь я уходил в дом, а Саня спал в беседке, на широченном тюфяке, набитом сеном. И около Сани спало ружьишко заряжённое крупной солью.
- Мало ли какой медведь забурится, - говорил Саня неопределённо.
Однако никаких медведей не "забуривалось".
Но вот на третью ночь, как уехал Володя, я проснулся от хлестнувшего по ушам моим выстрела. Мне даже приснилось, будто я увидел огонь, вылетевший из дула.
Я выскочил на улицу как был, в одних трусах.
- Стой! - кричал кому-то Саня. - Стой, гад!
- Сашка, я здесь! - крикнул я и побежал в темноту, думая только о том, чтоб не налететь на какой-нибудь улей.
Я пробежал пасеку, оказался в березняке. Тут послышался рёв работающего на пределе сил мотора. И я увидел быстро улетавшие красные огоньки машины. В берёзах в эту секунду кто-то мелькнул.
- Стой! - крикнул я отчаянно. - Стреляю без предупреждения.
- Стреляй! - ответил сердито Саня. Это был он. Мы вернулись на пасеку, зубы наши клацали - то ли от холодной росы, то ли от нервной ночной беготни.
- Я знаю, кто это был. - Саня стучал кулаком об кулак. - А доказательств нету.
- А чего он хотел-то?
- Ульи стащить. Ну я ему тоже устрою. Ладно, давай сейчас на боковую. А завтра кое-что соорудим.
Колька Смолин
Уснул я удивительно быстро и спал как убитый, а когда проснулся, Саня был уже на ногах.
- Иди полюбуйся! - крикнул он мне.
Собственно любоваться было особенно нечем: около одного из ульев стояла тарелка. И пчёлы исправно курсировали между этой тарелкой и летком своего дома.
- Ты чего им тут, мёдом намазал? - пошутил я.
- Зачем мёдом - сахаром, - усмехнулся Саня. - Это сладкий сироп.
- А для чего?
- Понюхай внимательно, узнаешь.
Я надел пчеляцкую шляпу с сеткой, наклонился и стал "внимательно нюхать".
- Ну? - спросил Саня. - Чуешь?
- Погоди… вроде бензином припахивает?
- Точно!
- А зачем, зачем?
- Пчёлок тренирую. Ночью это знаешь кто был? Колька Смолин - я его узнал! По машине.
- Ну а при чём здесь?..
- Колька шофёр. От него всегда бензином пахнет. Вот я пчёлок и тренирую на его запах.
- Ну и что будет-то?
- Увидишь! - Саня сел на велосипед и куда-то укатил, крикнув: - Дом остаётся на тебя, имей в виду!
Сироп по-прежнему пользовался большим успехом. Вообще говоря, я знал, что пасечники тренируют пчёл на определённый запах. Например, нужно опылить красный клевер. Пчела сама по себе на него не сядет. У клевера нектар спрятан слишком глубоко, пчелиный хоботок до него не дотягивается. Тогда пчеловоды делают сироп и крошат туда цветки клевера. Пчела привыкает к запаху. Назавтра сироп убирают. А пчёлы летают по клеверному полю, садятся на цветки - в общем, ищут сироп. И пусть мёду в ульях не прибавится, зато клевер даст хороший урожай семян.
Однако что же придумал Саня? Лёгок на помине, он скоро прикатил, очень довольный собою.
- Звонил в контору, наврал, что надо приехать, мёд забрать.
- Да ты что, Сань?!
- Совсем не понимаешь! - засмеялся Саня. - Завтра
Смолин Колька на своём драндулете приедет. Мы его на пасеку… Соображаешь?!
- А если не Смолин?
- Смолин! - сказал Саня уверенно. - Больше некому! - Потом призадумался и сказал: - Ну, риск, конечно, есть.
Назавтра, не успели мы толком позавтракать, послышалось фырчание машины, потом: "Би-биии!.."
Колька Смолин оказался не смоляной, не чёрный то есть. Он был светло-русый, нос, обсыпанный крупными веснушками, лупился, глаза коричневые и хитро-ванские.
- Завтракал? - спросил Саня.
- Ничего, - ответил Колька, усаживаясь, - запас не тянет. - И стал густо намазывать маслом кусок хлеба.
- Вот, между прочим, корреспондент приехал, - сказал Саня. (Колька кивнул мне, не переставая жевать.) - Таких, как ты, субчиков в "Не проходите мимо"…
Я внимательно поглядел на Кольку, но это был артист что надо! Он спокойно доел свой бутерброд, допил чай. Потом сказал:
- С вами, товарищ из Москвы, я очень рад познакомиться. А тебе, Шура, я никогда не советую брать людей на испуг.
- А почему я тебя видел вчера ночью?
- Этого ты, - сказал Колька даже как будто с грустью, - этого ты никому не докажешь.
- А почему следы твоего газика остались?
- Газик он и есть газик, Шура. Следы у всех одинаковые.
- Ну хватит, пошли!
Колька невинно удивился: мол, куда это и зачем?
- Доказательства тебе приведу, вещественные. Хочешь глянуть?
- Я вообще-то человек нелюбопытный…
Однако он пошёл вслед за Саней. Именно в ту часть пасеки, где вчера стояла "тренировочная тарелка". Я поднялся на крылечко, и мне прелестно всё было видно. Как из десятого ряда кино.
Вот они остановились, постояли секунду… Колька взмахнул рукой, потом ещё раз - казалось, будто он спорит. Это пчёлы летели на знакомый запах. А Колька, видно, решил, что его "окружают". Ещё через секунду пчёл, видно, прибавилось и Колька так замахал руками, словно плыл на рекорд мира. Потом он бросился бежать, крича и так сильно махая руками, будто надеялся взлететь.
Что именно он кричал, в этой книжке лучше не печатать. Но если это всё перевести на более человеческий язык, то получится примерно вот что: "Дорогой Саня, я больше никогда не буду обижать твоих пчёлок, только убери их куда подальше!"