Она даже не стала утруждать себя никаким остроумным замечанием - вроде того, что из него, Ковальски, получился бы неплохой спарринг-партнер. Одно-единственное слово в качестве утешения:
- Adiós.
Тут раздался внезапный вой сирены, который заглушил пистолетный выстрел. От неожиданности оба подпрыгнули.
По счастливому стечению обстоятельств он прыгнул влево, она вправо. Пуля насквозь прошила правое ухо Ковальски, которое взорвалось фейерверком боли. Он крутанулся на месте, нажимая спусковой крючок винтовки. Не целясь, он просто палил очередями на уровне пояса. Ноги не удержались на краешке крыльца, и он рухнул вниз. Следующая пуля просвистела буквально в миллиметре от кончика его носа.
Как назло, приземлился он на тропинку, выложенную камнем, и с отчетливым стуком приложился головой. От удара винтовка выскользнула из рук. Приподняв голову, Ковальски увидел, что к нему приближается сеньора Салазар.
"ЗИГ-Зауэр" был нацелен прямо на него.
Свободную руку женщина прижимала к животу, безуспешно пытаясь удержать выползающие из распоротого нутра кишки. Темная кровь заливала гидрокостюм. Она приподняла дрожащую руку с пистолетом; их глаза встретились. В ее взгляде читалось удивление. В следующий миг оружие выпало из ослабевшей руки, и сеньора Салазар повалилась на Ковальски.
Он вовремя успел откатиться в сторону.
Тело с мягким шлепком приземлилось на каменную дорожку.
Ветер переменил направление, и шум летящего вертолета звучал теперь совсем близко. Обещанный шторм накатывал с удвоенной силой. Ковальски наблюдал, как вертушка сделала круг над пляжем - словно собака в поисках места для сна - и начала снижение над плоским каменистым участком берега. Он наклонился над телом Габриэллы Салазар и стянул с ее плеча сумку. Поспешил было к берегу, но остановился и вернулся подобрать винтовку. Оружие он не оставит.
Пока он бежал, на ум пришли два вопроса.
Первый. Вой сирены из ближайших зарослей очень быстро оборвался. И второй. Он давно не слышал ни слова от доктора Розауро. Ковальски проверил, на месте ли приемник. Он был все там же, за ухом.
Почему же она столько времени молчит?
Вертолет - "Сикорский S-76" - сел перед ним, поднимая в воздух тучи песка. Вооруженный мужчина в камуфляже направил на Ковальски винтовку и проорал, заглушая рев вращающихся лопастей:
- Стоять! Немедленно!
Ковальски послушно замер, опустил винтовку и поднял над головой сумку.
- У меня здесь это чертово противоядие! - крикнул он, оглядывая берег в поисках доктора Розауро; однако той нигде не было. - Я Джо Ковальски! Военно-морские силы США! Я помогаю доктору Розауро!
Быстро переговорив с кем-то в салоне вертушки, мужчина жестом велел Ковальски подойти. Тот, пригнувшись под винтами, подобрался к открытой двери и протянул сумку. Смутно виднеющаяся в салоне фигура приняла ее и проверила содержимое. Забормотала рация.
- Где доктор Розауро? - спросил незнакомец.
Очевидно, он был здесь главный. Холодные голубые глаза внимательно изучали Ковальски.
Тот покачал головой.
- Коммандер Кроу, - обратился к главному пилот, - мы должны немедленно улетать. Бразильские военные только что отдали приказ о начале бомбежки.
- Забирайтесь, - не терпящим возражения тоном скомандовал главный.
Ковальски ступил в салон. И замер, услышав пронзительный вой сирены. Совсем коротенький. Он донесся из джунглей, росших сразу за песчаной полосой пляжа.
Доктор Шэй Розауро намертво вцепилась в сплетение ветвей где-то посередине ствола широколиственного дерева какао. Обезьяны галдели внизу. Один раз ее все-таки цапнули - за ногу. Кроме того, Шэй потеряла рацию и рюкзак.
Несколько минут назад, после того как обезьяны загнали ее на дерево, она обнаружила, что сверху, с ее импровизированного насеста, открывается прекрасный вид на асьенду. Как раз достаточный, чтобы увидеть Ковальски, к затылку которого приставлен пистолет. Не в силах оказать более действенную помощь, Шэй воспользовалась единственным доступным средством - "крикуном".
К несчастью, рев сирены всполошил мандрилов, те кинулись врассыпную и задели ветку, на которой сидела Шэй. Она потеряла равновесие и… уронила "крикун". Угнездившись вновь на ветке, она услышала два выстрела.
И надежда умерла в ней.
Внизу один из мандрилов, тот самый вожак, подобрал "крикун" и нажал на кнопку включения. Вой сирены на мгновение вспугнул стаю. Но всего лишь на мгновение. Теперь обезьяны привыкли к сирене и не так боялись ее, она лишь пробудила в них ярость.
Плотнее обхватив ствол, Шэй посмотрела на часы и закрыла глаза. Перед мысленным взором вновь предстали лица детей… лицо напарника…
Ее внимание привлек шум над головой. Характерные звуки вращающихся лопастей вертолета. Ветер закачал ветви дерева. Шэй подняла руку… и опустила.
Слишком поздно.
Вертушка скрылась. Через считаные секунды бразильская авиация начнет атаку. Шэй разжала пальцы и выпустила дубинку - последнее оставшееся оружие, но какой теперь от него прок? Дубинка упала, не причинив обезьянам никакого вреда, только привлекла их внимание. Мандрилы возобновили попытки запрыгнуть на нижние ветки и добраться до жертвы.
Шэй могла только беспомощно за ними наблюдать.
Вдруг снизу донесся знакомый голос.
- Сдохните, долбаные грязные мартышки!
Из джунглей появилась массивная фигура. Ковальски. В руках у него была винтовка, изрыгающая серебристые снаряды. Обезьяны завизжали. Шерсть полетела в разные стороны. В одно мгновение зелень джунглей окрасилась кровью.
Ковальски решительно двигался вперед. Из одежды на нем были лишь трусы. Да еще винтовка в руках. Он поворачивался в разные стороны, ведя ураганный огонь по ненавистным "мартышкам".
Уцелевшие обезьяны удирали что есть мочи.
Все, кроме вожака. Здоровенный самец встал на задние лапы и, обнажив длинные клыки, заревел так же громко, как Ковальски. Мужчина немедля оскалился в не менее жуткой гримасе.
- Заткнись, к чертовой матери!
Чтобы придать своим словам вес, он выпустил в вожака длинную очередь, разрезавшую тело животного на мелкие кусочки. Покончив с этим, Ковальски закинул винтовку на плечо и подошел к дереву. Прислонившись к стволу, посмотрел вверх.
- Готовы спуститься, доктор?
Почувствовав огромное облегчение, Шэй наполовину сползла, наполовину свалилась с дерева в объятия Ковальски.
- Противоядие?.. - сразу спросила она.
- В надежных руках, - заверил он. - Сейчас находится на пути к материку вместе с коммандером Кроу. Он предлагал мне полететь с ними, но я… мне кажется, я обязан вам жизнью.
Быстро, как только возможно, они ковыляли от леса к берегу. Ковальски поддерживал Шэй под локоть.
- Но как мы выберемся?.. - вздохнула она.
- Есть тут у меня одна идея. Кажется, прелестная леди оставила нам прощальный подарок. - Он указал на шикарный водный мотоцикл "Кавасаки джет скай", стоящий на берегу у самой воды. - К счастью для нас, Габриэлла Салазар так любила мужа, что рискнула ради него явиться на остров.
Наконец они добрели до гидроцикла. Ковальски помог женщине сесть на заднее сиденье, а сам устроился спереди.
Обняв его за талию, она заметила его окровавленное ухо и сочащиеся кровью порезы на спине. Новые шрамы в дополнение к его богатой коллекции. Шэй прикрыла глаза и прижалась щекой к обнаженной спине Ковальски. Совершенно обессиленная и благодарная.
- Да, если уж мы заговорили о любви, - произнес он, заводя двигатель и прибавляя газу, - я, наверное, тоже влюбился…
Пораженная Шэй подняла голову, но тут же снова ее опустила. Успокоенная. Ковальски не мог оторвать глаз от висящей через плечо винтовки.
- О да, - мечтательно добавил он, - эта детка действительно супер.
Гейл Линдс
Гейл Линдс не собиралась писать романы с продолжениями. Приступая в середине 1990-х к работе над первой книгой "Операция "Маскарад"", она хотела создать современный шпионский триллер. Однако несколько лет после падения железного занавеса подобный жанр был не в почете. В Конгрессе США велись серьезные дебаты о необходимости роспуска ЦРУ. "Нью-Йорк таймс" перестала публиковать регулярное книжное обозрение "Шпионы и триллеры". Книгоиздатели объявили, что с прекращением холодной войны шпионский роман умер.
Тем не менее "Операция "Маскарад"" получилась великолепной приключенческой историей, в умеренных дозах приправленной историческими фактами и психологическими этюдами, и попал в список бестселлеров "Нью-Йорк таймс". Главная его героиня Сара Уокер удивительным образом напоминает саму Линдс. Обе женщины - журналистки, но Сара имеет несчастье быть племянницей известного наемного убийцы по кличке Хищник, хотя сама об этом до поры не догадывается. Главная мужская роль в романе отведена сотруднику ЦРУ по имени Эшер Флорес. Это фигура совершенно очаровательная: ловкий, обаятельный и плутоватый. Вместе Сара и Эшер должны поймать Хищника.
Кроме того, Линдс написала две книги, не связанные с Хищником: "Зачарованный" ("Mesmerized") и "Мозаика", а также в соавторстве с Робертом Ладлэмом сочинила несколько романов в серии "Прикрытие-один". Все это время поклонники засыпали ее многочисленными письмами с просьбами продолжить повествование о Саре, Эшере и Хищнике. Так на свет появился роман "Кольцо" ("The Coil"). В нем рассказывается о единственном отпрыске Хищника - Лиз Сансборо. Лиз, бывший оперативник ЦРУ, появлялась в качестве второстепенного персонажа в "Маскараде". В "Кольце" она становится главной героиней, а Сара и Эшер отходят на второй план.
Лиз и Сара похожи друг на друга, как близнецы, - не только внешне, но и характерами. Они смышленые, находчивые, им присуща та особая храбрость, которая одновременно вызывает восхищение и обескураживает. У Лиз также есть напарник, его зовут Саймон Чайлдс, он из МИ-6. Это типичный индивидуалист, вспыльчивый и в то же время полный холодного очарования. Линдс всегда питала повышенный интерес к политике, не смогла обойти ее стороной и в "Кольце": Чайлдс является засекреченным агентом, внедренным в организацию антиглобалистов.
Последняя на сегодняшний день работа Линдс - триллер "Последний супершпион" ("The Last Spymaster"). После него писательница собирается опубликовать очередное произведение из серии о Хищнике. Рассказ "Охота за Дмитрием" представляет собой главу из нового романа. Это повествование о Лиз Сансборо. А значит, в нем должен появиться и Хищник.
Гейл Линдс
Охота за Дмитрием
Французам нельзя особенно доверять. Немцам не хватает самоконтроля. Румыны вечно испытывают комплекс вины. А американцы туговато соображают. Пока сидевшие за столиками в клубе "Факультет" продолжали добродушно перемывать косточки общим знакомым, Лиз Сансборо, доктор философии, высматривала своего близкого друга и коллегу Аркадия Олбэма. Тот опаздывал.
Тускло освещенный бар был забит до отказа, все столики заняты. В воздухе витал густой аромат вина и более крепких напитков. Звенели бокалы, отовсюду доносилась возбужденная речь на разных языках. Посетители бара, все сплошь ученые, отмечали окончание успешно прошедшей международной конференции, посвященной краху политики времен холодной войны и ситуации, которая сложилась в мире после атаки террористов 11 сентября. Лиз была одним из организаторов конференции. И сейчас она никак не могла найти Аркадия.
Экономист из Лондонского университета многозначительно ей улыбнулся - единственной американке в их небольшой группке.
- По слухам, русская экономика настолько плоха, что Кремлю пришлось отказаться от десятка своих "кротов" в американских спецслужбах.
- Просто мы не продаемся задешево, - усмехнулась в ответ Лиз. - Но Москва вполне может позволить себе пожизненно содержать предателей из вашей МИ-шесть.
Пока присутствующие хохотали, оценив шутку, социолог из Сорбонны кивнул на пустой стул рядом с Лиз и произнес по-французски:
- Где же Аркадий? Почему он не защищает здесь свою страну?
- Да. - Лиз вновь окинула холл цепким взглядом. - Мне самой интересно.
Аркадий с января преподавал русскую историю в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре. Они встретились на общем факультетском собрании вскоре после его приезда. Аркадий уселся рядом с Лиз, взглянул на свободное место по другую сторону от нее и наконец представился. "Я здесь новенький", - вот так просто он и сказал. Они обнаружили, что у них много общего: оба были по-европейски обидчивы, любили кино и не желали обсуждать свое прошлое. Перед мысленным взором Лиз предстало его доброе морщинистое лицо, она вспомнила прикосновение кончиков его пальцев к своему предплечью, когда он склонялся к ней с озорной улыбкой, чтобы поделиться мудрым изречением или просто сплетней.
Проблема заключалась в том, что Аркадий был уже немолод - около семидесяти - и всю последнюю неделю ему так нездоровилось, что он пропустил понедельничные мероприятия, включая и собственный семинар. Он позвонил Лиз и предупредил, что болен, но сам упорно отказывался показаться врачу.
Тем временем торжество продолжалось. Народу в баре все прибывало, однако Аркадий не появлялся. Лиз быстро набрала его номер на мобильнике. Русский историк снова не взял трубку. Она решила не оставлять ему еще одно сообщение, а подняла в прощальном жесте бокал и, лавируя в толпе, направилась к выходу. Квартира Аркадия находилась всего в нескольких минутах езды от клуба. "Чем звонить, лучше зайти самой", - рассудила Лиз.
На темном ночном небе далекие звезды казались совсем крошечными, не больше булавочной головки. Лиз поспешила к машине, швырнула сумочку на пассажирское сиденье, включила двигатель и тронулась с места. Она промчалась по улицам, вдоль которых замерли высокие пальмы, и вскоре уже парковалась возле дома Аркадия. Он жил в квартире 2С. Как-то он разоткровенничался с Лиз - редкий случай - и пошутил, что предпочитает это С другому - начальной букве слова "cellar" ("подвал" в переводе на русский). Имелся в виду подвал здания на Лубянке, в котором КГБ расстреливал диссидентов, шпионов и вообще всех своих врагов. Аркадий как-то обмолвился, что еле вырвался из лап госбезопасности, но тут же замкнулся и ушел в себя; лицо его посуровело от неприятных воспоминаний.
Взлетев по лестнице, Лиз постучала в дверь - молчание. Портьеры были закрыты, но неплотно, между ними пробивался свет. Она снова постучала, затем подергала ручку. Та повернулась, и Лиз чуть приоткрыла дверь. Первое, что бросилось в глаза, - пачки журналов, разбросанные по полу. Настольная лампа лежала на боку, ее керамическое основание было разбито. Сердце Лиз сжалось.
- Аркадий? Вы здесь?
Единственный звук в комнате издавали тикающие ходики. Она открыла дверь шире. На полу валялись сброшенные с полок книги; корешки были частью оторваны, частью помяты. Она заглянула за дверь - и увидела Аркадия. Тот сидел в своем привычном кресле, освещенный высокой чугунной напольной лампой. В его широко раскрытых карих глазах застыл страх; он весь казался маленьким, будто съежившимся, хотя для своего возраста был весьма хорошо сложен и мускулист.
- Вы в порядке?
Аркадий вздохнул.
- Вот что я обнаружил у себя дома, когда вернулся с последнего семинара. - Он говорил по-английски с американским акцентом. - Беспорядок, да?
На нем все еще была надета поношенная уличная твидовая куртка; серый галстук был завязан тугим узлом. В левой руке Аркадий сжимал голубой конверт, другую руку засунул под куртку, словно держался за сердце. Он обладал экспрессивным русским характером, но в то же время был по-восточному аскетичен в привычках. Обычно энергия била из него ключом, он мог часами, без остановки, о чем-нибудь рассуждать.
Лиз нахмурилась.
- Да. Но вы не ответили на мой вопрос. Вы не ранены?
Он отрицательно помотал головой. Повинуясь профессиональным инстинктам, она вышла на балкон. Порыв ветра зашелестел ветвями перечного дерева и остудил разгоряченное лицо. Пока Лиз внимательно изучала улицу, припаркованные машины и соседнее жилое здание, нахлынули неприятные воспоминания, перенеся женщину в те дни, когда она в ранге нештатного оперативника ЦРУ выполняла под прикрытием тайную миссию в Париже и Москве. Никто в университете не знал, что она работала в ЦРУ.
Не заметив ничего подозрительного, Лиз вернулась в комнату и заперла дверь. Аркадий в своем кресле даже не шелохнулся. В свете лампы его густые волосы и брови напоминали металлическую стружку.
- Аркадий, что произошло? Кто это сделал? Что-нибудь пропало?
Хозяин квартиры с несчастным видом пожал плечами.
Тогда Лиз осмотрела кухню, затем спальню и кабинет. Кажется, в комнатах все было на своих местах.
А Аркадий в гостиной постепенно приходил в себя.
- Посидите со мной, дорогая Лиз, - обратился он к гостье. - С вами так уютно. Если бы Господь даровал мне дочь, я бы хотел, чтобы это были вы.
Его слова тронули женщину. Будучи психологом, она отдавала себе отчет, что испытывает желание привлечь внимание пожилого русского, хочет, чтобы он стал ее приемным отцом, чтобы между ними установилась прочная связь. Настоящий отец Лиз, известный всему миру наемный убийца, был ее самым тщательно хранимым секретом. Его называли Хищник, и имя это вполне соответствовало его репутации. Она ненавидела отца, ненавидела за то, кем он был и что делал. Мысль о том, что в ее венах течет кровь убийцы, постоянно преследовала Лиз - за исключением тех часов, которые она проводила с Аркадием.
Она опустилась в свое привычное кресло, так что их разделял только низкий журнальный столик.
- Вы позвонили в офис шерифа?
- В этом нет смысла, - снова пожал плечами Аркадий.
- Тогда я позвоню.
- Слишком опасно, - возразил русский, резко дернув головой. - Он вернется.
- Слишком опасно? - Лиз недоуменно подняла брови. - Кто вернется?
Аркадий протянул ей конверт, который все это время держал в руке. Лиз перевернула его и взглянула на штемпель - отправлено из Лос-Анджелеса.
- Не обращайте внимания, - предупредил Аркадий. - Письмо отправили из Москвы в Нью-Йорк в конверте большего размера. В Нью-Йорке один мой друг вскрыл его, положил письмо в новый конверт и переслал в Лос-Анджелес, где добавили мой адрес.
Лиз вытащила сложенные листки бумаги. Помимо них внутри оказались три маленьких засохших цветка подсолнуха. Просто удивительно, как много разных цветов, по убеждению русских, приносят удачу. Развернув листки, Лиз обнаружила, что почерк отличается от того, которым написан адрес на конверте, к тому же это была кириллица - русский алфавит.
"Дорогой мой", - начиналось письмо.
Лиз подняла на Аркадия глаза.
- Это от моей жены Нины. - Казалось, он смотрит сквозь Лиз в другое время, в другую жизнь. - Она не захотела бежать из страны вместе со мной. Детей у нас не было, и она понимала, что я сам смогу о себе позаботиться. Она сказала: "Пусть уж лучше ты будешь где-то далеко, но живой, чем в Москве, но в могиле". - Аркадий сделал паузу. - Подозреваю, она догадывалась, что без нее мне будет проще.