- Да… А вон там, на Камышинской, мост через лог, а дальше совсем уже близко двор Чикишевых. Трубачи и Никель всегда собираются там, вечно придумывают что - то…
Пока неспешно шагали через мост с чугунными перилами и по заросшему переулку над логом, Лорка успела кое - что рассказать про трех друзей. И когда оказались в заросшем кленами дворе с длинным деревянным домом, навесом и сараем, Ваня с одного взгляда понял - кто есть кто.
2
По крайней мере, ясно было, кто Трубачи, а кто Никель.
Одеждой они не различались. На всех подвернутые трикотажные штаны с отвисшими коленями и замасленные камуфляжные безрукавки "на голое пузо". И такие же бейсболки. Но двое - коренастые и курносые, а третий… Про таких мамина знакомая Эльвира Антоновна говорила: "Этого мальчика хоть в лохмотья обряди, а все равно будет казаться, что на шее - концертная бабочка". Вообще - то она так про Ваню говорила, но тот слова эти по отношению к себе с возмущением отметал, а сейчас, глянув на третьего мальчишку, вспомнил их сразу…
Они возились с кривой самодельной пушкой на тележных колесах. И не оглянулись на вошедших. Но один из Трубачей (он что - то приколачивал к колесу), не разгибаясь, продекламировал:
- Вот и Лорка пришла…
- И кого - то привела… - закончил другой.
Это было без насмешки, обрадованно даже.
А Никель ничего не сказал, только распрямился. Тонкий, остролицый, большеглазый, с темным крылышком волос под козырьком.
- Я привела Ваню, - бесхитростно сообщила Лорка. - Он приехал на каникулы из Москвы.
- Понятно, - кивнул Трубач с пятном известки на скуле. - Понятно, почему Лорочка не заглядывала к нам целую неделю. Показывала гостю город Турень… - Теперь это уже с легкой подначкой.
- А вот и нет, Феденька. Мы познакомились только сегодня.
- А где пропадала? - спросил другой Трубач (следовательно - Андрюшка).
- Родители дома держали. У нас был ремонт и генеральная уборка перед отъездом на дачу, я помогала. Даже к бабушке редко забегала.
- Бедняжка, - посочувствовал Андрюшка.
- А вот и нет. Я за свою работу получила увольнение от дачи. Мама с папой уедут, а я останусь с бабушкой…
- Все нормальные дети стремятся на дачу, - сказал Федя. - А наша Лорочка…
- Вы ведь тоже не на даче, - заметила она.
- Разве же мы нормальные? - отозвался Андрюшка. - У нас тут всякие сумасшедшие дела.
- С пушкой? - улыбнулась Лорка.
- И с ней тоже, - кивнул Федя. - Слышала, как она сегодня бабахнула?
- Конечно! И главное, что во время бабахнула, - Лорка стала серьезной.
- Еще бы, - согласился Федя чуть хвастливо. - В полдень из секундочки в секундочку.
- Не в том дело, что в секундочку, - обстоятельно разъяснила Лорка. - А в том, что нас тогда поймал у лога Квакер. С двумя с какими - то… я их даже не знаю. У него с Ваней счеты. Но услыхал выстрел и попятился. Все - таки помнит еще закон…
Трубачи и Никель теперь смотрели на Ваню с одинаковым интересом.
- А что за счеты у Квакера с московским гостем Ваней? - спросил Федя. Без ухмылки и вроде бы даже озабоченно.
Лорка ответила тем же тоном:
- Московский гость Ваня вляпал Квакеру по шее раздавленным помидором. За то, что этот Квакер зацепил мою бабушку велосипедом, порвал ее сумку с помидорами. Да еще хихикал…
Трубачи посмотрели друг на друга и на Никеля. Потом все трое - на Ваню.
Федя посочувствовал:
- Ваня - герой. Но теперь у него будут каникулы, полные приключений…
- Но не сегодня же… - заметила Лорка. - А Ваня, когда услышал выстрел и узнал про пушку, захотел с вами познакомиться.
Тогда подал голос Никита Кельников. До сих пор он молчал, стоял прямой такой, с чуть вытянутой шеей, и смотрел словно бы издалека. А тут вдруг улыбнулся, посветлел глазами, шагнул через пушечное колесо.
- Ну, давайте тогда знакомиться… - голос его оказался неожиданно высоким и ясным. - Ты Ваня, а я Никита. Или Никель… - он протянул руку. И Ваня взял его узкую ладошку.
- Я, значит, Федя… - и протянулась к Ване еще одна рука.
- А я - Андрюшка…
- Или можно "Дрюша", - уточнил Федя.
- Ага, можно, - согласился Чикишев, приоткрыв в улыбке сломанный зуб.
Ваня почувствовал, как ломается прозрачная стенка. До сих пор он был отдельно от них - как бы за незаметным, но ощутимым стеклом. И даже Лорка в эти минуты была отдельно. А теперь стекло, еле слышно звякнув, рассыпалось, и стали они вместе.
- Ты где живешь? - спросил Федя, подтягивая обвисающие штаны.
Ваня слегка замялся. Говорить, что обитает в элитном профессорском доме, было почему - то неловко. И Лорка это вмиг учуяла.
- Между Перекопской и Красина, - небрежно сказала она. - Дом с зеленой крышей и башенкой. Знаете?
- Ого, - с пониманием сказал Федя. И больше никто ни о чем спрашивать не стал. А Дрюша посоветовал по - приятельски:
- Когда будешь к нам ходить, ты не шагай прямо на Камышинскую, к тому мосту, там можно легко напороться на Квакера. Ты лучше иди малость в обход, вниз по Перекопской, там тоже мост. Перейдешь его, а потом налево, вдоль лога. Прямо здесь и окажешься. К нам Квакер не заглядывает, у него своя компания… - И почему - то все, даже серьезный Никель, коротко посмеялись.
И Ваня понял, что ему хорошо здесь. Хорошо в просторном дворе с кленовой тенью, среди ребят, которых увидел лишь несколько минут назад. И чтобы не упустить ощущение этого "хорошо", надо было завязать какую - то беседу. Хоть о чем. И Ваня спросил про пушку:
- А почему колеса у нее такие? Одинаковых не нашлось, да? Конечно, телеги сейчас редкость…
Колеса были деревянные, от телеги, которую в прежние времена таскала старательная лошадка. Похоже, что одно - заднее, а другое - переднее. Поэтому разного диаметра.
- Дело не в том, что редкость. Просто это традиция, - объяснил Никель. - Катать ее сложновато, виляет, но зато память о прошлом…
- Да, - солидно подтвердил Федя. - Колеса - то можно всякие найти, в логу на свалках что хочешь отыщется. Но лафет у этой гаубицы смастерили в давние времена, не хочется менять старину… Ствол - то заменяли не раз, а колеса… Даже никто не знает, с какой они поры. - И он погладил большое колесо. Ваня тоже погладил - то, что поменьше. А потом и ствол.
Это была труба длиной около метра, а "калибром" сантиметров десять. С толстыми стенками. Она крепилась проволокой к двум брусьям, которые лежали на колесной оси. С тыльной стороны в трубе сидела плотная деревянная заглушка, укрепленная коваными шкворнями. Пахло от трубы теплым железом, ржавчиной и сгоревшей взрывчаткой.
- А чем стреляете? - деловито спросил Ваня. Я, мол, вроде бы тоже смыслю в этих делах.
- Петардами, - разъяснил Андрюшка. - Китайскими. Их к Новому году продают, у нас запас… Вот сюда, в запальное отверстие, пропускают длинную проволоку, привязывают к ней фитиль петарды и вытягивают его наружу. Зажигай фитиль да отскакивай в сторонку…
- В старые времена, когда петард не продавали, было труднее, - стал рассказывать Федя. - Приходилось делать гремучую смесь или добывать порох. У отцов, которые охотники. А какому отцу это понравится…
"Да уж…" - подумал Ваня.
- Но это было давно, - вмешался Никель (и Ваня опять удивился ясности его голоса). - Даже Степа Плотников, который передал Феде и Андрюше пушку по наследству, сам порохом не стрелял, а знает это от других…
- Как это "по наследству"? - опять проявил интерес Ваня.
- Щас расскажем, - пообещал Федя. - Да ты садись… - Он толкнул ногой к Ване березовый кругляк, валявшийся в лебеде. Ваня ловко поставил его торчком и сел. Прикрыл ладонями колени, потому что их сразу начало жарить солнце - отвесными лучами. Мальчишки тоже уселись - кто в траву, кто на пушку, а Лорке подкатили такой же, как у Вани, кругляк, она села с Ваней рядышком.
Мальчишки рассказали про то, что Ваня уже слышал от Лорки. Про обычай давать полуденный выстрел на берегу лога двадцать второго июня. И про то, что после выстрела наступает до заката время общего перемирия…
- И это во всем городе? - с осторожным недоверием спросил Ваня.
- Ну, не во всем, конечно, - объяснил Андрюшка. - Город - то ого - го какой, хотя и не Москва. Главная улица - шестнадцать километров… А обычай с пушкой, он в здешних кварталах, в старых, где раньше стояла крепость. Малое городище и Большое городище… Здесь самые старожилы, бабки - прабабки, деды - прадеды. От них все и передается…
Ваня вдруг ощутил некоторую неуютность - от того, что он не здешний старожил. И, чтобы прогнать ее, спросил:
- А почему именно в такой день надо стрелять? Потому что самый длинный? Или потому, что в сорок первом году началась в этот день война?
- Мы сперва тоже думали, что из - за войны, - кивнул Федя. - Но Степа… это наш сосед, он в том году уехал в авиационный институт, в Москву… он рассказал, что это началось еще раньше. Будто бы у тех пацанов, которые тут жили во время боев между белыми и красными…
- Но это не из - за боев, а из - за каких - то корабельных плаваний… Будто бы на одном корабле был такой обычай: отмечать летнее солнцестояние… - добавил Андрюшка.
С прежней осторожностью новичка Ваня спросил:
- А при чем тут… корабли? Разве они были в Турени? Море - то далеко…
- От Москвы море тоже далеко, - напомнил Андрюшка. - А про нее говорят, что порт пяти морей…
- Да, верно, - смутился Ваня. - А здесь… скольких морей?
- Здесь выход в Ледовитый океан. Через разные реки, - подал голос Никель. Он лежал животом в траве, в узкой тени от нависающей крыши сарая, и опирался на локти. - Поэтому здесь всегда были корабли. Чуть ли не самое первое в России пароходство. Судостроение. Пароходы для всех сибирских рек. И даже парусные суда. Некоторые ходили в Европу… Вот, говорят, на одной из таких шхун и появился этот обычай - полуденный выстрел… Но, может быть, и не там… Ваня, ты видел городской герб? В центре, на здании, где вся городская власть…
Ваня смущенно признался, что здание, кажется, видел, а на герб не обратил внимания. И подумал, что сейчас ему скажут: "Эх ты…" Не сказали. Никель объяснил:
- На гербе тоже корабль. С мачтой. Вроде тех стругов, на которых пришли сюда ермаковские казаки… В общем, тут многое говорит о плаваниях. И на берегу, у монастырской стены, во - от такой якорь. Как где - нибудь в Севастополе…
Федя сказал чуть ворчливо:
- Ты, Лорка, познакомилась с человеком, а про город ничего толком не рассказала…
- Умник ты, Феденька. Мы познакомились четыре… четыре с половиной часа назад. - Она глянула на крохотные электронные часики. - За полчаса до выстрела. Было время для экскурсий, да? Сперва Квакер, потом бабушки: "Дети, обедать!.."
"С ума сойти! - отозвалось в Ване все "пространство - время". - Всего четыре часа с небольшим! А кажется - неделя прошла!"
А Лорка добавила:
- И вообще… лучше пусть Никель рассказывает, он знает все на свете. А если чего не знает, узнаёт за пять минут…
- Чего это я узнаю́… Федерико Гарсия… - отозвался Никель. Уже не ясным своим голосом, а бубняще и досадливо.
Но Лорка не смутилась.
- Не скромничай. Ты в больнице был, когда Федя с Андрюшкой это орудие получили, а разобрался лучше них, когда вернулся. Как длину фитиля правильно рассчитывать и как новую затычку сзади сделать…
"Похоже, что она в курсе всех дел", - мелькнуло у Вани. А Лорке, кажется, нравилось поддразнивать Никеля и видеть, как он смущается.
- Ваня, про него даже по школьному радио говорили. Какой Никита Кельников э - ру - ди - ро - ван - ный…
- Сейчас кому - то оторвут косы, - угрюмо пообещал интеллигентный и воспитанный Никель. И приподнялся на локтях.
- Ай! - Лорка спиной назад кувыркнулась в лебеду, вскинув тощие ноги в плетенках. - Ну, я же правду говорю! Ты даже Марину Рашидовну переспорил!.. Мальчишки, ну, Ване же интересно!
- Мне правда интересно, - вступился за Лорку Ваня. - Марина Рашидовна - это кто? Учительница?
- Естественно… - вздохнул Никель.
- Я ни разу в жизни не мог переспорить ни одну учительницу, - признался Ваня. - Несколько раз пробовал, а результат один: "Завтра приведешь маму!"
- У Никеля по - другому, - объяснил Андрюшка. - У них с Мариной был научный спор. Про французов…
- Как это? - Ваня взглянул на Никеля. Не хотелось ему, чтобы Никель огорчался из - за Лорки. Если даже полушутя - все равно не надо. И Никель - чуткая натура - уловил настроение гостя. Повозился и стал говорить своим прежним голосом:
- Да ну… такая история… про историю…
3
- Марина у нас в пятом классе начала преподавать этот предмет, - сказал Никель. - Вся решительная такая, ее боялись даже. Марширует по классу, указка у нее, как шпага… Но интересно рассказывала. Про Древний мир… Но главная любимая тема у нее была не про Древнюю Грецию и не про Рим, а про французскую революцию. Вот она поговорит про троянцев, а потом незаметно перескакивает на восемнадцатый век. Марат, Робеспьер, Марсельеза… А мы с Толиком Казанцевым дуемся в морской бой. На расстоянии, через две парты. Я ему на пальцах стал показывать координаты, а Марина заметила.
"Кельников, можно узнать, что означает твоя азбука для глухонемых?"
Я говорю:
"Извините, но это тайна".
Она:
"То есть всякие твои глупые тайны важнее урока?"
Я обиделся: не знает, а говорит, что глупые! И в ответ ей:
"Но сейчас ведь не урок. Вы не по программе рассказываете…"
Вмешался Федя:
- Маринушка аж позеленела. Думала, наверно: за шиворот и за порог. Но потом вспомнила: "мальчик недавно из больницы"…
- Да не думала она, чтобы за шиворот, - возразил Никель. - Она все же не такая… Но разозлилась, конечно…
"Пусть не по программе, - говорит, - но идеи Великой революции, Свобода, Равенство и Братство, не заслуживают такого циничного равнодушия…"
А я в больнице, уже после операции, почитал книжку "Комиссар Конвента". Мне там одна девочка ее дала… Как раз про те французские дела. Вот я и говорю Марине:
"Все эти идеи - сплошное вранье. То есть неправда, извините, пожалуйста…"
- Вот тут она и правда позеленела, - вставил Андрюшка.
- Ну, ее можно понять, - вздохнул Никель. - Только на меня тогда нашло что - то такое… "неуступательное"… Она говорит с таким железным звоном:
"Может быть, ты, Кельников, аргументируешь свои слова?"
А я ей:
"Там нечего аргументировать. Не было у них никакой свободы и братства. Только равенство. Потому что перед гильотиной все равны. Сперва раскрутили свою революцию, а потом друг дружке поотрубали головы…"
- Там еще про Наполеона у вас было… - напомнил Федя.
- Да… Она говорит:
"Но нельзя отрицать значение этой революции для Франции. Они чтут ее до сих пор. И поют Марсельезу. Идеи революции вдохновляли Наполеона…"
Тут я разозлился не меньше Марины. Из - за Наполеона. Смешная причина, а разозлился сильно…
- А почему смешная? - сказал Ваня. - Нисколько.
- Да ты не знаешь. Дело не в истории, а в торте. Родители ждали в гости одну знакомую, купили торт "Наполеон". Открыли, чтобы посмотреть. В кухне тесно, они положили его на табурет. На круглый. И торт круглый, не заметишь сразу. Я зашел и сел с размаха. В новых брюках, кстати… Маме с папой торт жалко, брюки мои жалко, да и меня тоже… хотя не так сильно… Я, когда спорил с Мариной, вспомнил про это, и сзади будто опять сыро стало… В таких случаях еще больше тянет на спор. Я говорю:
"По - вашему, их величество Наполеон Буонапарте тоже революционер?"
А она:
"Нет, но нельзя отрицать, что он гордость Франции".
Я думаю про торт и говорю:
"Ну, пусть они там у себя и гордятся им. А я не хочу. Потому что… сказал бы, кто он, но это будет… неучтиво. И вы сразу вызовете родителей".
"Считай, что ты уже сказал, - говорит она. - Вызывать я никого не буду, каждый имеет право на свою точку зрения. Но я считаю, что хотя Наполеон и враг России, но знамена его были овеяны ветром революции".
"Ага, - говорю я. - Особенно на Антильских островах".
Она очень удивилась:
"При чем тут Антильские острова? Наполеон никогда на них не был!"
"Правильно, не был. Но он приказал восстановить там рабство, которое отменили при республике. И послал туда эскадру ле Клерка. Крови стало больше, чем воды…"
Она молчит, смотрит непонятно. Может, думаю, они и не учили про это на своем историческом факультете? Я - то ведь тоже прочитал об этом случайно… Тут она вдруг как - то переменилась.
"Любопытная точка зрения, - говорит. - А не мог бы ты, Кельников, написать на эту тему реферат? И зачитать на школьном историческом обществе? Если он будет удачным, получишь самую высшую оценку…"
"Ага! Или двойку, если вы будете несогласны…" - Я это ляпнул, и получилось, что дал согласие. Хотя вовсе не хотелось!
А она:
"За кого ты меня принимаешь! Я умею уважать чужое мнение… А двойки не будет ни при каком итоге, обещаю…"
Ну и куда деваться - то?.. Да и работа пустяковая. Надергал кое - что из Интернета, вспомнил, что читал в книжке…
- И про торт… - хихикнула Лорка (она опять сидела на чурбаке и безуспешно пыталась прикрыть подолом от солнца коленки).
- И про торт, - согласился Никель. - Пока сочинял, казалось все время, что сижу на нем. Потому и закончил за один вечер… Про все написал. И про комиссара Виктора Юга. Знаете, какой гад! Сперва кричал, что всей душой за свободу, освобождал негров, а потом этих же негров - обратно в рабство! И не жалел никого. На одной только Гваделупе - десять тысяч отрубленных голов…
- Где? - слабым голосом переспросил Ваня. Как - то ёкнуло внутри…
- На Гваделупе, - сказал Федя. - Это небольшой такой остров в Антильском архипелаге. Про него мало кто знает…
- Почему мало кто? Многие знают, - заспорил Андрюшка. - Даже песня есть такая, "Гваделупа". У Городницкого. Там такие слова:
На палубе ночной постой и помолчи.
Мечтать под сорок лет по меньшей мере глупо.
Над темною водой огни горят в ночи,
Там встретит поутру нас остров Гваделупа…
Недавно по радио передавали…
- Песня - то известная. А про остров кто что знает? Никто, наверно, кроме Никеля, - возразил Федя.
- А я тоже ничего не знаю, что там делается нынче, - сообщил Никель. - Говорят, курортное место. Не очень знаменитое… Океан, пляжи, водопады… А история, она сейчас вроде бы и не нужна…
- Да, подумаешь, десять тысяч голов… - ровным голосом сказал Андрюшка.
- А что с рефератом - то? - спросил Ваня, чтобы успокоить в себе тревожную струнку. - Чем все кончилось?
- Ну, чем… Пятерку она поставила, а потом начались весенние каникулы…
Федя вдруг сказал:
- Есть еще одна песня про Гваделупу. Не Городницкого. Ее Степа Плотников иногда под гитару пел, вместе с Аликом Ретвизовым, своим другом. Я первые строчки помню:
Есть на свете остров Гваделупа,
Есть на нем соленая река.
Там на берегу стоит халупа
Старого, как мамонт, рыбака.