Повесть Дины Бродской "Дневник Лиды Карасевой" была опубликована в журнале "Костер" №№ 6, 7 в 1938 году.
Дина Леонтьевна Бродская
Дневник Лиды Карасевой
Вот уж второй день, как я не хожу в школу из-за флюса. Только что позвоним по телефону моей самой лучшей подруге Файке. Я спросила у нее, что нового в школе и что объяснял Валерьян Петрович по химии. Оказывается, химик объясни закон сохранения вещества, и ребята делали опыты - взвешивали на точных весах пробирки с растворами.
- А кого вызывал математик? - спросила я у Файки.
- Он вызвал Жору Ганцевича, и тот блестяще засыпался по алгебре…
Все-таки очень нелегко писать почти каждый день дневник. Вот и сейчас, вместо чтобы пойти во двор и поиграть в волейбол, сиди и записывай все новости. Я боюсь, что это мне скоро надоест. Хотя Раиса Семеновна нам всегда говорит: "Если поставил перед собой какую-нибудь задачу, то не пугайся трудностей и честно доводи дело до конца".
А я давно уже решила закалять свой характер и развивать твердость. Поэтому я должна преодолеть лень и выполнять данное самой себе слово (насчет писания дневника). Чтобы не забывать об этом, я приколола над своим столиком бумажку с надписью: "Выполняй слово".
Когда я пропускаю хотя бы один день занятий, мне всегда кажется, что без меня в школе произошло что-нибудь особенное. И педагоги, наверное, объясняли столько нового, что за неделю не догонишь. Поэтому я пошла в школу пораньше, чтоб все как следует разузнать. Моросил мелкий осенний дождик, в нашей раздевалке горели лампы, в кафельных печках потрескивали дрова, и было очень уютно.
Я быстро разделась и побежала наверх. Коридор у нас очень уютный. Вдоль стен расставлены стулья, а на деревянных этажерках, которые мы сами делали в мастерской, много цветов. В каждом простенке висит какая-нибудь картина под стеклом.
В самом конце коридора у нас с Файкой есть любимый уголок, где мы сидим на переменках. В коридоре и увидела ребят из нашего класса: Файка, Вова Ложкин и Жора Ганцевич окружили Витю Астаховича, который им что-то громко рассказывал, размахивая руками.
- Астахович, нельзя ли тоном ниже, - сказала Лина Браславская, высунувшись из класса.
Я учусь с Линой Браславской с 4-го класса. Ее папа - технический директор завода, и Лина очень задается тем, что ее привозят в школу на машине. Раньше я ходила к Лине в гости на Фонтанку. Ей позволяют делать все, что она хочет. Ее мама говорит: "Это моя единственная дочурка, она родилась на Украине в тяжелом 21-м году, и я ей все прощаю…"
Вот чудачка. У нас многие девочки родились в 21-м и 22-м годах, и никто не делает из этого события. Может быть, поэтому Лина такая самолюбивая. Она любит во всем быть первой. Помогает только своим близким подругам.
Лина сейчас дружит с новенькой - Колесниковой. Рита Колесникова очень хорошенькая (самая красивая о нашем классе). Она находится под большим влиянием Лины.
Вообще нужно сказать, что в нашем классе есть ребята, которые не ладят между собой. Лина Браславская возглавляет тех ребят, которые хорошо учатся, но держатся гордо и заносчиво.
Я, Файка, Птицын, Мира Коган и другие стараемся и хорошо учиться и быть хорошими пионерами.
Мы с Файкой вошли в класс. Рита Колесникова и толстая Роза Иванова торопливо списывали задачу из тетрадки Лины Браславской. Мира Коган стояла у доски и, приподнявшись на цыпочках, писала спряжение глагола schlaten (она маленького роста и стоит на физкультуре самой последней).
- Лила! Карасиха! - закричала Мира. - Иди скорей к вожатому, он тебя искал!
Я подхватила Файку, и мы помчались разыскивать пионервожатого Ваню Кучеренко. Ваню мы нашли в красном уголке. Он сказал, что наш шеф, завод имени Ленина, прикрепил к школьной базе стрелкового инструктора-комсомольца. Ваня поручил мне составить список ребят и проследить, чтобы все аккуратно посещали занятия.
В эту минуту послышался звонок, и мы с Файкой побежали в класс.
Когда мы вошли в класс, то увидели странную картину: на шкафу, где хранятся учебные пособия, как раз под портретом Чарльза Дарвина, сидела, свесив ноги, Мира Коган; Колесникова дралась с Астаховичем, который отталкивал ее от шкафа, а Ложкин отпихивал Птицына и Иванову.
- Что случилось?! - закричали мы.
- Мира, почему ты сидишь на шкафу?
- Я только хотела стереть пыль с Дарвина, - захныкала Мира, - а они забрали стул, и я не могу слезть!
- Да ты с ума сошла! Сейчас немка войдет!
Файка кинулась в другой конец комнаты за стулом, но было уже поздно. В двери стояла немка Анна Урбановна. Драка сейчас же прекратилась, и все рассыпалась по местам. Немка вошла в класс и села за свой столик. Она была очень близорука и ничего не заметила.
- Ruhig, Kinder, ruhig! - сказала Анна Урбановна.
Она поднесла к глазам черепаховый лорнет и раскрыла журнал.
- Рихтер, lesen Sie, bitte, § 42.
Саша Рихтер встал и, щеголяя своим хорошим немецким произношением, прочитал § 42.
Но его никто не слушал. Мы все фыркали и смотрели на шкаф, где сидела Мира Коган с испуганным лицом.
Когда Рихтер кончил читать. Анна Урбановна опять поднесла к носу свой лорнет и вдруг сказала:
- Коган, lesen Sie, bitte…
Тут произошло то, что до сих пор вызывает во мне смех.
Не успела Анна Урбановна закрыть рот, как за ее спиной что-то загрохотало. Это Мира, услышав свою фамилию, не выдержала и сверзилась со шкафа.
- Откуда ты свалились? - спросила испуганная немка.
- Со шкафа, - пробормотала Коган под общий смех класса.
- Ruhig, Kinder, ruhig! Коган, я поговорю с тобой на перемене.
Файка не приготовила немецкий перевод и поэтому сидела, как на иголках. Чтобы быть незаметной, она низко наклонялась над учебником и старалась не дышать.
А я нисколько не боялась, потому что во время флюса хорошо выучила немецкий. Мне очень хотелось, чтоб Анна Урбановна меня вызвала. Я даже старалась ее загипнотизировать (смотрела прямо в переносицу), но ничего не вышло. Анна Урбановна спокойно сидела и не обращала на меня никакого внимания. Скоро она совсем окончила опрос и начала объяснять дальше.
- Лида, а здорово Коган бухнулась со шкафа, - зашептала Файка, которая теперь вздохнула свободней.
- А я думаю, что этот прыжок не пройдет ей даром.
И верно. Немка рассказала всю историю пионервожатому. Он вызвал Астаховича и Миру для переговоров. Ребята вернулись от него немного смущенные. Видно, досталось на орехи.
На первой странице своего дневника я поместила слова товарища Сталина, которые стоят на нашем школьном знамени.
"…Смелость и отвага - это только одна сторона героизма. Другая сторона - не менее важная - это умение…"
Я вписала эти слова, чтобы каждый раз они мне напоминали о том, как мало я еще знаю и как много мне надо учиться.
Например, я мало читаю. В этом году я дала себе слово прочитать всего М. Горького и Диккенса.
Сегодня я видела Матильду, когда бежала с Файкой в столовую занимать места. Придется написать здесь про Матильду все по порядку. Это длинная история.
Когда однажды мы сидели на общешкольном собрании, девочка на класс старше, Лиза Осокина, сказала:
- К нам поступил новенький. - И она показала нам черноглазого мальчика в теплой вязаной курточке.
Как-то раз Файке приснилось, будто этого новенького перевели в наш класс и будто его зовут Саша. Мы стали наводить справки.
Сперва мы обратились к нему самому. Поймав его на лестнице, мы заорали:
- Как тебя зовут?!
Он вытаращил глаза, но ничего не ответил. Тогда мы пошли к Лизе Осокиной. Она сказала, что его зовут Юра Троицкий.
Однажды я опоздала. Было скучно. Я ходила по школе и "дохла от тоски" (как сказала бы Файка). Я решила пойти на площадку перед чердаком. Когда я шла мимо физической лестницы, я перед дверьми увидела Юру Троицкого. Он стоял с очень печальным видом, опустив голову.
"Выгнали с урока", решила я и остановилась, думая - сказать что-нибудь или нет? Юра Троицкий медленно поднял голову. Лицо у него было печальное, но очень умное и хорошее. Он стоял, слегка горбясь.
- Тебя выгнали? - спросила я.
Троицкий не ответил.
"Определенно выгнали", решила я, и мне стало неловко, что я на него глазею. Я помчалась наверх. Потом я и Файка разговорились с Женькой Штауфом (староста 8-го класса). Он назвал Троицкого "Матильдой". Мы удивились и спросили, почему его так зовут.
Штауф ответил:
- Его прозвище - Матильда, а почему - я не знаю.
Мы пошли к Лизе Осокиной, та ответила, что у Троицкого была кошка Матильда. Тогда я решила, что Троицкий пай-мальчик, старательный ученик и маменькин сынок.
Вчера была у нас контрольная работа по геометрии. Я все повторила заранее и ничуточки не боялась; я решила задачу в 15 минут и подала первая. Потом подал Птицын. А бедная Иванова за целый час ничего не могла решить. Теперь я больше всего боюсь контрольной по алгебре. Файка решила свою задачу правильно, но позабыла сделать проверку и теперь все время "переживает".
20 октября.
Последний урок был Дмитрия Осиповича. Он принес контрольные по геометрии; я была уверена, что решила правильно задачу. И даже не посмотрела ответ для проверки. Самыми первыми получили письменные Мира и Файка. У них стоит "хор". Дмитрий Осипович раздает листки дальше. У Розы Ивановой, конечно, "плохо".
Моя тетрадь в голубой обложке лежала самая последняя. Наконец, звонок. Дмитрий Осипович протягивает мне тетрадь и говорит на весь класс:
- Такая почтенная личность, как Лида Карасева, - и "плохо".
Плохо?! Вот так-так. Этого я никак не ожидала… До контрольки мы с Фаиной не один раз доказывали теорему.
Что ж оказалось. Когда я сегодня заглянула в Киселева, я увидела, что задачу надо было делать совсем не так. Я упустила из виду, что когда описывают окружность вокруг прямоугольного треугольника, то гипотенуза всегда совпадает с диаметром. Задачка-то, оказывается, совсем пустяковая, и поэтому обидно до чортиков.
24 октября.
В 12 часов пришла Файка. Мы повторили по зоологии многоножек и принялись за историю. У нас должен быть опрос по Германии XII и XIII веков. Файка читала свой конспект, а я слушала. История - интересная наука, но, по правде сказать, зоологию я люблю гораздо больше, чем историю.
Файка читала очень быстро свой конспект, и у меня в голове путались все даты и названия.
"В 1162 году Милан сдался… Герцог Саксонский и Филипп Швабский… Папа хотел проклясть Фридриха II… Граф Люксембург захватил Богемию…"
Когда мы выучили историю, я включила радио, и мы начали танцовать вальс.
25 октября.
Сегодня у меня и у Птицына был горячий разговор с Линой Браславской. Она хорошо рисует, и в начале года мы выбрали ее в классную редколлегию. Но вот уже два месяца, а газета до сих пор не вышла из-за того, что Браславская никак не удосужится нарисовать заголовок.
Когда Птицын, как староста, сделал Лине замечание, она дерзко ответила:
- А зачем вы меня выбирали в редколлегию? Я ведь тогда предупредила, что у меня нет времени для общественной работы. Мое дело - хорошо учиться, а остальное меня не касается.
Я сказала Лине, что тот человек, который ничего не желает делать для коллектива, - черствый эгоист.
Браславская посмотрела на меня ненавидящими глазами. Теперь - мы враги.
26 октября.
Гриша Егоров - лучший ученик нашего класса. Мы прозвали его "гениалиссимус", что значит больше, чем гений.
В прошлом году он висел на доске отличников (т. е. не он, а его фамилия висела). Гриша необычайно длинный, хулой и нескладный. Он всегда носит бархатную блузу и брюки трубочкой. Он какой-то диковатый и неловкий. После звонка Егоров выскакивает в коридор и всю переменку стоит у стены, вытянувшись, точно на часах. Он ни с кем не дружит, но если у него спросить что-нибудь непонятное, он охотно объяснит. Егоров - лучший шахматист нашей школы, и он сам изучает три языка - немецкий, французский и английский.
Сегодня на перемене я была очень поражена. Наш "гениалиссимус", и вдруг разговаривает с Юрой Троицким.
О чем бы это он мог говорить с этим тихоней?
Я прошла мимо них и услышала, как Егоров сказал, размахивая своими длинными руками:
- Нет, нет, Ботвиннику в этой партии надо было употребить королевский гамбит…
Значит, Матильда не такой уж тупица, если с ним говорит о шахматах.
Вчера Файка решила позвонить к нему по телефону. Он выслушал ее внимательно и вежливо, а потом спросил:
- А кто это говорит?
Но Файка не знала, что ответить, и повесила трубку. Файка уверяет, что у него по телефону как раз такой голос, какой должен быть: очень аккуратный.
27 октября.
Сегодня я, наконец, собралась с духом и переговорила с Дмитрием Осиповичем. Я зашла на перемене в учебную часть. Там сидело много народу, но, к счастью, они не слышали нашего разговора. На диване сидели физкультурник, химик и труд.
Я отозвала Дмитрия Осиповича в уголок и попросила, чтобы он поскорее вызвал меня к доске. Я хочу исправить плохую отметку по геометрии.
- Конечно, я тебя вызову, - сказал Дмитрий Осипович. - Что ж это с тобой приключилось на контрольной работе? Такая почтенная личность и не смогла решить простой задачки…
- Спутала теорему, - пробормотала я и, покраснев, выскочила из учебной части.
На перемене я, Файка и Коган сидели в нашем любимом уголке, в коридоре за фикусом. Подошли Ложкин, Астахович, Егоров и Птицын. Мы болтали о том, о сем, а потом разговор перешел на дружбу. Ложкин, Астахович и Коля Птицын уверяли, что между девчонкой и мальчиком не может быть настоящей дружбы. Астахович говорил: девочка по своему характеру трусливей и слабее мальчика, и ему с ней неинтересно. Что ж это за друг, если от него нельзя ждать поддержки или помощи.
Конечно, можно пройтись вместе с девочкой в кино или погулять, но это, мол, не дружба, а просто так.
Птицын сказал, что он с этим вполне согласен; у девчонок на уме одни тряпки и бабские разговоры; поэтому у нас в школе нет ни одного мальчика, который бы по-настоящему дружил с девочкой, как с парнем. Есть, правда, несколько пар в старших классах, но всем известно, что они не дружат, а "неравно дышат" друг к дружке.
Я спорила с ними до хрипоты и доказывала, что мальчик с девочкой могут прекрасно дружить, и что девочка может оказать большую поддержку своему товарищу.
Файка спросила у молчавшего Гриши Егорова:
- Как твое мнение?
Он как-то странно на нее взглянул и сказал:
- Лида права. Мальчик и девочка могут дружить, но для этого нужно одно условие: смотреть на девочек, как на равных товарищей, а не свысока, как у нас бывает нередко.
28 октября.
После физкультуры Мира Коган сказала нее и Файке:
- Вижу, идет по лестнице Троицкий. На вестнице валяется бумажка. Проходит мимо Гога Вакулин из 8-го класса и говорит:
- Матильда, подними!
Тот идет спокойно дальше. Тогда Вакулин говорит:
- Ах, ты не хочешь? - и толкнул Матильду. А тот как ни в чем не бывало пошел дальше и даже не подумал дать сдачи.
Файка готова была убить Миру за это сообщение. А я ей сказала:
- Вот уж не ожидала! Значит, он не только лодырь, но еще вдобавок и трус. Я презираю мальчишек, которые так спокойно сносят оскорбления. Уж я бы показала этому Вакулину!..
Сегодня случилось событие, взволновавшее всю школу. На третьем уроке у нас было рисование. Перед звонком по партам начала гулять записка: "Сегодня на завтрак пироги с печёнкой". Наша столовая славится своими пирогами с печёнкой. Поэтому после звонка все ребята кинулись занимать очередь в кассу. Я была дежурной и осталась проветрить класс. Когда я вышла в коридор, я увидела возле кабинета директора большую толпу ребят; они, толкаясь, старались заглянуть в дверь.
- Что случилось? - спросила я у Розы Ивановой, которая, пыхтя и работая локтями, выбиралась из этой толкучки.
- Разве ты не знаешь? Наш Ганцевич и Троицкий из 8-го класса бежали по коридору и сбили с ног немку. Бедняга так грохнулась, что сразу не могла подняться. Сейчас она лежит на диване в директорской.
"Вот так Троицкий, - подумала я. - А еще говорили, что он тихоня".
В это время в коридоре показался Дмитрий Осипович. Он вел Ганцевича и Матильду.
Ганцевич, красный и растрепанный, с галстуком, сбившимся набок, твердил: "Это он толкнул немку…" Матильда шел молча.
Дмитрий Осипович ввел обоих мальчишек к директору и захлопнул дверь. Я, задумавшись, пошла в столовую. Встретила там Файку. Она мне говорит:
- Нет, нет, не верю, что Матильда мог сбить немку, где уж ему!
В столовой все только и говорили, что об этом происшествии. На следующем уроке должна была быть литература. Вместе с Раисой Семеновной пришел вожатый, и у нас состоялось внеочередное классное собрание. Говорили о грубости и плохой дисциплине.
Жора Ганцевич, только что вернувшийся от директора, сидел нахмуренный и усердно чинил свой карандаш.
- Ну, скажи, Ганцевич, куда это ты так мчался по коридору, опрокидывая на своем пути людей? - спросил вожатый.
Жора молчал.
- Он бежал за пирогами с печёнкой, - сказал Астахович.
Мы все засмеялись, и даже вожатый с Раисой Семеновной не могли удержаться от улыбки. Но через минуту, став серьезным, вожатый сказал:
- Мало того, что Ганцевич сбил с ног свою старую учительницу и, когда она упала, даже не подумал протянуть ей руку, мало этого: Жора еще и солгал, пытаясь свалить свою вину на другого. Жора все время утверждал, что Анну Урбановну толкнул Троицкий из 8-го класса, который бежал вместе с ним по коридору. Когда их обоих привели к директору, тут случайно выяснилась одна подробность: проходивший мимо Валерий Петрович видел, как все это произошло. Жора толкнул Анну Урбановну и помчался дальше. Троицкий помог подняться Анне Урбановне и кинулся догонять Ганцевича. Он задержал его в конце коридора. Тут между ними началась драка, и обоих отвели к директору. Так это было или не так, Ганцевич?
- Так, - пробормотал Жора.
- То-то же. Ну, сейчас у вас, ребята, урок литературы. Мы уж и так отняли 15 минут у Раисы Семеновны. Вопрос о Ганцевиче будет стоять на ближайшем общешкольном собрании.
С этими словами вожатый вышел.
- Видишь, - шепнула мне Файка, повидимому, очень довольная, - Матильда не виноват!