* * *
Дни и недели длились, делавшиеся все более рьяными, поиски князя и Кулибина. Подняли на ноги всю губернию, обещали награду тому, кто выдаст им беглецов. Раздражала обоих смелость, с какой был совершен побег, и все больше и больше разгорались их ненависть и соперничество в этой бесплодной охоте. Беглецы, как в воду канули. Никто не встретил их на много верст кругом. Где они могли быть?
Между тем бобылка Марьюшка продолжала жить попрежнему, одна в своей избушке, только чаще стала выходить посидеть на завалинке, прося у проходящих соседей хлебушка, картошки.
- Одна, - говорила она, - радость на старости лет пожевать чего-нибудь.
И ей подавали, подсмеивались над ней, говоря, что смерть забыла ее.
В холодном крошечном подполье Марьюшкиной избы томились бледные, исхудавшие Ефимка и Федосьюшка: только ночью выпускала их старуха в комнату, где они могли размять затекшие члены, вздохнуть иным воздухом.
Старуха говорила:
- Потерпите, ребятки, потерпите. Поищут да и бросят, тогда вам путь, как вольному ветру, на все четыре стороны.
И они терпели и рады были терпеть, не зная, как и благодарить свою спасительницу.
* * *
Только с наступлением осени, когда окончательно прекратились поиски отчаявшихся помещиков, Марьюшка в темную ночь выпустила своих пленников на волю. С одной стороны темнела Волга с казавшимся мрачным нависшим противоположным берегом, с другой- расстилались безвестные дали степей. Туда на восток, в далекую Сибирь, где можно было найти приют в непроходимой чаще лесов, где скрывался обиженный бродячий люд, держали путь Федосьюшка и Ефимка.
Они были истомлены, замучены, но радость и надежда не покидали их. Что могло быть страшного для них в лишениях и трудах, раз они были обладателями величайшего человеческого блага - свободы.
* * *
- Ну, касатики, - сказала Марьюшка на прощание. - Живите долго да свободно. Путь долог, да силушки много в вас. Дойдете.
- Дойдем, бабушка! Только тебя-то оставлять жалко.
- Чего жалеть? Я с господами счеты свои свела. Хоть вас из когтей ихних вырвала. Теперь и помирать можно.
