- Она сразу получила по чеку наличные, - сказал Марголис, - и положила деньги в сумочку.
- Все пять сотен! - выдохнул Берден. - Вы хотите сказать, она отправилась на вечеринку с пятьюстами фунтами в сумочке?
- Это в ее привычках. Она всегда таскает все деньги с собой, - небрежно сказал Марголис, словно говорил о самом обычном в жизни. - Понимаете, уезжает, видит что-нибудь и хочет это купить, значит, деньги должны быть при ней. Разве не так? Энн не любит расплачиваться чеками, потому что у нее получается перерасход, а в некоторых делах она весьма буржуазна. Тревожится, когда тратит больше положенного.
Пятьсот фунтов даже пятерками - это толстая пачка для дамской сумочки. Соблюдала ли она осторожность, открывая сумочку, и перед кем обнаружила ее содержимое? Энн Марголис к тому же глубоко аморальна. У приличных женщин чистые, ухоженные дома. Они либо замужем и ведут домашнее хозяйство, либо работают; случается, делают и то, и другое. Хранят свои деньги в банке. Вердену подумалось, что он может, как въяве, представить случившееся с Анитой Марголис. По пути на вечеринку заглянула в магазин или гараж, открыла сумочку, и содержимое ее увидел этот негодяй Смит. Возможно, с приятной, внушающей доверие внешностью - молодой, темноволосый, в черном автомобиле. Они вышли вместе, и он убил ее из-за денег. Автор письма что-то пронюхал, может быть, пытался шантажировать убийцу, но шантаж не сработал.
Однако найти случайного знакомого почти невозможно. Хотя им мог быть постоянный друг, попавший, например, в полосу невезения.
- Вы не вспомнили имя того, кто сменил Фэрфакса? - спросил Берден у Марголиса.
- Какой-то Алан, безденежный и очень провинциальный парень. Не знаю, что Энн находит в нем, но она любительница пошататься по трущобам, если вы понимаете, о чем я. Фитц… Фитцуильям, что ли? Нет, не совсем так, но похоже. Я разговаривал с ним всего раз - мне этого хватило.
- Кажется, нет человека, который вам по-настоящему нравится, - ядовито заметил Берден.
- Мне нравится Энн, - грустно обронил Марголис. - Я вам скажу, кто может знать точно фамилию этого Фитца - миссис Пенистен, последняя наша домработница. Я хочу сходить к ней и спросить. А если она вдруг изнывает от желания вернуться и разгрести здесь мусор, не отпугивайте ее, хорошо?
Они вышли из коттеджа под холодный моросящий дождь. Марголис проводил Бердена до садовой калитки.
- Значит, вы не нашли пока новую работницу?
В голосе художника за спиной Бердена звучала детская гордость:
- Я поместил объявление в витрине Гровера. Написал текст на маленькой карточке. Всего полкроны в неделю. Не могу понять, зачем люди тратят бешеные деньжищи, давая объявления в "Таймс", когда у Гровера намного дешевле и проще.
- Это точно, - сказал Берден, подавляя сильнейшее желание захохотать и затопать ногами. - У этой миссис Пенистен случайно не рыжие волосы?
Марголис стоял у изгороди, рвал молодые побеги боярышника, отправлял их в рот и жевал с видимым удовольствием.
- Она всегда носила шляпку, - сказал он. - Не знаю, какого цвета у нее волосы, но могу сказать, где она живет. - Он сделал паузу, ожидая похвал, - проявил прямо-таки чудеса памяти. Выражение лица Бердена как будто удовлетворило его, поскольку он продолжил: - Я помню адрес, однажды в дождь я подвез ее до дому на машине. Глиб-роуд, левая сторона, за пятым деревом и прямо перед стоячим почтовым ящиком. Красные занавески на окнах первого этажа и…
Раздраженно фыркнув, Берден прервал его. Если Марголис гений, то с него достаточно гениев.
- Я разыщу ее, - сказал Берден. Он мог сам заглянуть в регистр избирателей. Фамилия Пенистен встречается так же редко, как Смит - на каждом шагу.
5
Марк Дрейтон снимал комнату у станции Кингсмаркхем. Его хозяйка, по-матерински заботливая, старалась, чтобы жильцы чувствовали себя как дома. Развешивала по стенам картинки, застилала постели покрывалами в цветочках и, словно сеятель, облагораживала свою ниву мелкими украшениями. Сразу после вселения Дрейтон засунул все вазы и пепельницы в самый низ шкафа. С покрывалом ничего нельзя было поделать. Дрейтон хотел, чтобы его комната выглядела, как камера. Однажды ему сказали - это была девушка, - что у него холодная натура и с тех пор он сознательно охолаживал свою личность. Ему нравилось представлять себя лишенным эмоций аскетом.
Дрейтон был крайне честолюбив. Начав работать в Кингсмаркхеме, он поставил себе целью понравиться Вексфорду и преуспел в этом. Добросовестно выполнял все указания старшего инспектора и с вежливо склоненной головой терпеливо сносил его проповеди, лекции, беседы на отвлеченные темы и шуточки. Всю округу он теперь знал так же хорошо, как свой родной городок, в библиотеке брал труды по психологии и судебной медицине. Иногда прочитывал роман, но не ниже уровня Манна или Даррела. В один прекрасный день надеялся стать комиссаром полиции. Он хотел правильно жениться, найти себе женщину, похожую на миссис Вексфорд, с приятной внешностью, спокойную и добрую. Говорили, что у Вексфорда есть дочь, хорошенькая и умная девушка. Но до женитьбы было еще далеко. Он не собирался связывать себя браком, пока не достигнет приличного положения.
Своим отношением к женщинам Дрейтон неприкрыто гордился. Он так сильно любил себя, что на любовь к другим его не хватало, а свой идеализм он целиком припас для карьеры. В любовных делах был практичен и холоден. Слово "любовь" в его словаре находилось под запретом как самое непристойное слово из шести букв. Он никогда не употреблял его для соединения местоимений "я" и "тебя". Чувство более сильное, чем физическая потребность, называл желанием с осложнениями.
Именно это, думалось Дрейтону, переживал он по отношению к девушке из лавки Гровера. Именно поэтому он собирался сейчас пойти туда и купить вечернюю газету. Девушки там может не оказаться. А может быть, когда он увидит ее вблизи, не через стекло, не в чьих-то объятиях, все пройдет само собой. Будь что будет, решил он, и отправился в путь.
Высокая стена из коричневого кирпича, казалось, придавила лавку, которая как будто затаилась, что-то скрывая от посторонних взглядов. Возле двери торчал уличный фонарь, но лампа в черной железной сетке еще не горела. Дрейтон открыл дверь, и тут же безучастно звякнул маленький колокольчик. Внутри было сумрачно и неприятно пахло. За стендом с дешевыми книгами в мягкой обложке и ржавым холодильником, обклеенным кривобокими этикетками с мороженого, он разглядел полки, на них стояли книги, выдававшиеся напрокат. Такие можно было купить на любой распродаже - трехтомные романы девятнадцатого века, воспоминания путешественников, школьные истории.
Под голой электрической лампочкой за прилавком стояла высохшая женщина. Возможно, ее мать. Она отпускала покупателю табак.
- Как хозяин? - спросил покупатель.
- Мучается спиной, - весело ответила миссис Гровер. - С пятницы не встает с кровати. Вы сказали "Вестас"?
Дрейтон с отвращением заметил женские журналы, стенд с бумажными выкройками (две выкройки покачивались на стойке, словно приглашая скроить и сшить за вечер пару мини-платьев), девятипенсовые триллеры, "Таинственные миры", "Создания космоса". На полке среди пепельниц под веджвудский фарфор стоял керамический спаниель, на спине которого почему-то была корзина с искусственными цветами. Цветы, как серый грибковый нарост, покрывала пыль.
- Значит, пять шиллингов и три пенса. Спасибо большое. Это называют смещением межпозвоночного диска. И всего-то наклонился к автомобилю - хрясть!
- Скверно, - сказал покупатель. - Вы не собираетесь снова сдавать комнату? Я слышал, ваш молодой человек съехал.
- Скатертью дорожка. Я не смогу взять нового жильца, дружище, пока мистер Гровер лежит. Мы с Линдой и без того с ног сбились.
Значит, ее зовут Линда. Дрейтон оторвался от созерцания "Таинственных миров". Миссис Гровер безразлично посмотрела на него:
- Слушаю вас.
- Пожалуйста, "Стандарт".
Газета оставалась всего одна, и та на уличном стенде, возле витрины с объявлениями. Дрейтон вышел за хозяйкой и расплатился на пороге лавки. Он больше никогда не придет в эту грязную плебейскую дыру! Зачем он вообще притащился сюда? Ведь его жизнь посвящена вполне определенной цели, а к ней ведет ровная дорога, без ям и колдобин. Дрейтон помедлил секунду, прежде чем навсегда уйти. Зажглась лампа, и его взгляд остановился на знакомом имени в витрине объявлений. Марголис, Куинс-Коттедж, ищет приходящую домработницу. Открылась дверь, и из лавки вышла Линда Гровер. Даже секунды достаточно, чтобы попасть в западню…
Девушка была ростом с Дрейтона, короткое серое платье делано ее выше. Влажный ветер прижал ткань к ее телу и сделал зримыми небольшие груди и удлиненные узкие бедра. Маленькая головка на тонкой шее, светлые волосы собраны сзади в такой тугой узел, что натянулась кожа на висках и распрямились темно-пепельные брови. Дрейтон никогда не видел, чтобы полностью одетая женщина казалась совершенно обнаженной.
Девушка открыла витрину, сняла одну карточку и заменила ее другой.
- Опять моросит, - сказала она. - Не знаю, откуда берется столько воды.
"Неприятный выговор - немного кокни, немного суссекского диалекта", - отметил про себя Дрейтон.
- С неба, - проговорил он. А как еще он мог ответить на такой дурацкой вопрос? Он не мог понять, почему она вообще заговорила с ним, разве только видела его в тот вечер и старалась скрыть смущение.
- Очень остроумно. - У нее были длинные пальцы, они вполне могли взять октаву. Дрейтон заметил обкусанные ногти. - Промокнете насквозь, стоя здесь, - добавила она.
Дрейтон накинул на голову капюшон.
- Как поживает ваш приятель? - как бы невзначай спросил он.
Ее реакция обрадовала его. Он задел ее за живое.
- Вы уверены, что он у меня есть?
Ужасное произношение раздражало Дрейтона, и он сказал себе, что именно это, а не ее близость, заставило его сжать руки. Он продолжал стоять, делая вид, что разглядывает карточки, в которых предлагались ручные тележки на продажу и туфли без каблуков на обмен.
- У такой симпатичной девушки, как вы? - спросил он, резко поворачиваясь лицом к ней. Шаблонные слова любовной игры, никак не язык Манна или Даррела. - Да будет вам притворяться!
Губы девушки медленно раздвинулись в улыбке, загадочной и мимолетной. Дрейтон обратил внимание - девушка улыбается, не разнимая губ, не показывая зубов, и это сразило его. Они стояли под дождем и смотрели друг на друга. Между тем быстро смеркалось. Стопки газет начали намокать. Дрейтон отвел взгляд опять на стеклянную витрину с объявлениями.
- Вас, видно, очень интересуют эти карточки, - язвительно заметила девушка. - Что там хорошего, в этом барахле из "вторых рук"?
- "Вторые руки" меня не пугают, - ответил он, глядя на нее в упор, и, когда она зарделась, он понял: девушка догадалась, что он видел тот поцелуй.
Домработница с рыжими волосами. А почему нет? Все указывало на такую возможность. Миссис Пенистен, казалось, подходила по всем статьям. Она убиралась в доме Аниты Марголис, значит, могла делать то же самое для миссис Харпер с Уотерфорд-авеню. Женщина, жившая на захудалой Глиб-роуд, могла украсть бумагу у одной хозяйки, чтобы написать анонимное письмо по поводу другой. Для жителей Глиб-роуд не в новинку ни преступление, ни даже убийство. В прошлом году как раз здесь убили женщину. Не так давно тут обитал Обезьяна Мэтьюз, и за одним из этих неприметных оштукатуренных фасадов он смешивал сахар с хлоратом натрия, изготавливая свою бомбу.
Берден негромко постучал в дверь дома с небольшой террасой. Зажегся свет, звякнула цепочка, и, прежде чем дверь открылась, Берден увидел через стеклянную вставку маленькое заостренное личико.
- Миссис Пенистен?
Ее рот открылся, как будто сработала незримая пружинка, и из него хлынул поток слов:
- Ой, наконец-то, совсем заждалась вас. Думала, вы уже не придете. А мой "Хувер" готов, можете забирать. Она говорила о допотопном кошмарном пылесосе. - Наверно, камешки в мотор попали. Моим ребяткам все равно, что они в дом на ботинках тащат. А не очень долго вы им заниматься будете?
- Миссис Пенистен, я пришел не по поводу вашего пылесоса. Я не…
Она уставилась на него.
- Вы, случаем, не из Свидетелей Иеговы?
- Я из полиции. - Наконец разобрались, и миссис Пенистен пронзительно рассмеялась. Даже в доме она не снимала шляпки. Волосы, торчавшие из-под ее полей, были не рыжие, а седые. Хозяйку дома нельзя было назвать женщиной средних лет, а уж броской одеждой здесь и не пахло. Кроме шляпки, напоминавшей тазик для пудинга, на хозяйке был рабочий халат без рукавов на перекрещивающихся помочах, с рисунком в лиловато-розовых и черных тонах, надетый поверх зеленого джемпера. Берден подумал, что ей, пожалуй, около семидесяти.
- Не хотите пройти ко мне на кухню, любезный? Я завариваю чай своим ребяткам. - На плите шкворчало масло - хозяйка жарила чипсы. Она вынула из масла сетчатый дуршлаг и засыпала в него новую порцию мокрой, мелко нарезанной картошки. - Как насчет чашечки?
Берден принял предложение, и чай оказался горячим и крепким. Он сидел на грязном стуле за грязным столом. Запущенность кухни удивила Вердена. Он полагал, что дом такой женщины должен блистать чистотой с такой же непреложностью, с какой отчет управляющего банком должен наводить на мрачные мысли.
- Смит? - переспросила она. - Нет, ничего не отзывается.
- Фитцуильям?
- Нет, любезный. Есть такой мистер Киркпатрик. Может, он?
- Все может быть. - Зная Марголиса, Берден мог допустить все что угодно.
- Живет где-то в Помфрете. Чудно, что вы про него спросили, я ведь из-за него ушла.
- Как так, миссис Пенистен?
- Не вижу, почему бы мне вам не рассказать. Пропала, говорите? По правде, не удивляюсь. Да и как удивляться, если он сделал с ней то, что грозился сделать.
- Сделал, вы говорите?
- Угрожал ей, сама слышала. Хотите узнать, как дело было?
- Да, но сначала хотел бы услышать ваше мнение о ней - ну, какой она вам казалась и всякое такое.
- Славная девушка, не задавака. В первый день назвала ее "мисс", а она как расхохочется. "Ой, миссис Пенистен, - говорит, - зовите меня Энн. Меня все так зовут". С ней легко - вольная, не капризничает, не строит из себя Бог весть что. Деньги у них водились, и немалые, но случалось - и они на мели сидели, не без того. А какую одежду она мне отдавала, не поверите! Я почти всю ее внучке переправляла: брючные костюмы, всего раз-другой надеванные, новые почти…
И голова у нее как надо работала. Очень ловко она с торговцами управлялась. Всегда покупала самое лучшее, любила знать, за что свои денежки отдала. Нужно было встать рано утром, чтобы застать ее дома. Не то что его.
- Мистера Марголиса?
- Знаю, слово - не воробей, но думаю, ее братец чокнутый. За весь год, что я у них работала, ни одна живая душа к нему не заглянула. Рисует, рисует, рисует день-деньской напролет, а кончит - смотреть невозможно. "Удивляюсь, как это вам не опостылело", - говорю ему как-то, а он в ответ: - "А я, миссис Пенистен, плодовитый". Не знаю, что он этим хотел сказать, но наверняка гадость. Нет, у него точно не все дома. - Она разложила чипсы на две тарелки и начала жарить яичницу, с подозрением обнюхивая каждое яйцо, перед тем как разбить его над сковородой.
Берден хотел было спросить ее про угрозы Киркпатрика, но тут задняя дверь отворилась и вошли два здоровенных, с бычьими шеями детины. Берден решил, что это и есть "ребятки", которым "все равно, что они тащат в дом на ботинках". На вид обоим лет было побольше, чем самому инспектору. Едва кивнув матери и не удостоив взглядом Бердена, они протопали через кухню.
- Подождите минутку, любезный, - сказала миссис Пенистен и с тарелкой в каждой руке исчезла в гостиной. Берден допил чай. Тут один из "ребят" пришел на кухню за чашкой чая, за ним, улыбаясь во весь рот, семенила хозяйка.
- Вы ни слова из них не вытянете, пока они не проглотили ужин, - с гордостью сказала миссис Пенистен. Сын, не обращая на мать никакого внимания, молча вышел из кухни и с грохотом захлопнул дверь. - Ну вот, любезный, вы хотели узнать о мистере Киркпатрике. Так, значит, сегодня у нас пятница. Это случилось, должно быть, в среду на страстной. Мистер Марголис уехал в Девон на праздник живописи. За пару дней до того я у нее спрашиваю: "Где же братец-то ваш?" - "В Дартмуре", - говорит, и это очень может статься, хотя Бродмур ему больше подходит. - Она хихикнула, уселась напротив Бердена и поставила локти на стол. - Так вот, два дня спустя, в среду днем, стук в дверь. "Я открою", - говорит она, открыла дверь, а там этот Киркпатрик. "Здравствуйте", - говорит она с прохладцей, но так потешно, что и не передать. "Здравствуйте", - говорит он, и вот они стоят и смотрят друг на друга. Я уже говорила, она не гордая, и тут вежливенько так меня представляет. "Пенистен? - говорит он. - Местная фамилия. Несколько Пенистенов живут напротив нас в Помфрете". Отсюда я и узнала, откуда он явился. Я в это время серебро чистила и пошла себе на кухню.
Пять минут не прошло, слышу - поднимаются по лестнице. Ну, думаю по наивности, идут картины его смотреть. А картины эти всюду висят, даже в ванной.
Примерно через полчаса спускаются вниз, и я почуяла: что-то не то. Потом слышу - заспорили.
"Бога ради, Алан, не болтай ерунды, - говорит она сердито. - Любовь, - уже чуть не кричит, - я не знаю, что это такое. Единственно, кого я люблю, так это Руперта". Руперт - это ее свихнутый братец. А этот Алан прямо взбесился и как заорет. Уж такие слова говорил, что я и повторить не могу. Но она глазом не моргнула. "Никакой это не конец, дорогой, - говорит она. - Ты можешь по-прежнему получать то, что сию минуту получил наверху". Скажу вам, любезный, мне аж кровь в голову ударила. Так, говорю себе, Роуз Пенистен, твоя нога сегодня ступала здесь в последний раз. Мои ребята на этот счет строгие. Не хотят, чтобы я бывала там, где бесстыдство творится. Я уж хотела сразу уйти, мимо нее и этого Киркпатрика, и все ей в лицо сказать, но тут слышу - он говорит: "Ты доиграешься, Энн. В один прекрасный день я убью тебя".
И ушел, злющий-презлющий. Я слышала, как она ему вслед крикнула: "Не глупи, Алан, не забудь про вечер вторника".
- Вторника? - прервал ее Берден. - Не могла она иметь в виду прошлый вторник?
- А почему бы нет? Люди такие забавные, правда ведь, любезный? Взять хоть ее - деловитая и по многим статьям хорошая девушка. Собирала пожертвования для "Оксфам", больных зверюшек, читала газеты от корки до корки и очень переживала за справедливость. И с этим Киркпатриком старалась по-человечески обойтись. Смешной мир, смешные людишки.
- А вы, значит, ушли от них?