И вот час настал. Лувис уснула, а Ронья ждала, уставясь на огонь. Лувис беспокойно ворочалась на постели. Но под конец она успокоилась, и Ронья, слыша ее ровное дыхание, поняла: она крепко спит.
Тогда Ронья осторожно встала и при свете очага долго смотрела на спящую мать.
"Милая моя Лувис, - думала она, - увидимся ли мы еще когда-нибудь с тобой?"
Волосы Лувис разметались по подушке. Ронья провела пальцами по рыжим прядям. Неужто это в самом деле ее мать? Она выглядела совсем девчонкой. Маттиса рядом с ней не было, и она казалась усталой и одинокой. А теперь и дочь должна была ее покинуть.
- Прости, - пробормотала Ронья. - Но я должна!..
Она тихонько вышла из каменного зала и взяла в кладовой свой узел. Он был такой тяжелый, что она едва тащила его. Подойдя к Волчьему ущелью, она швырнула свою поклажу под ноги Чегге и Чурму. Они в эту ночь стояли на карауле. Маттис не позаботился выставить караул, и за него это сделал Пер Лысуха.
- Куда это ты собралась среди ночи, виттры тебя побери?
- Я переселяюсь в лес, - ответила Ронья. - Скажи об этом Лувис.
- Почему ты сама не скажешь ей об этом? - удивился Чегге.
- Да ведь она меня не отпустит. А я не хочу, чтобы она мне помешала.
- А что на это скажет твой отец?
- Отец? - спросила печально Ронья. - А разве у меня есть отец?
Она пожала им на прощание руки.
- Передайте всем от меня привет! Да не забудьте про Пера Лысуху! И вспоминайте меня иногда, когда будете петь и плясать.
Тут Чегге и Чурм не выдержали, на глазах у них выступили слезы, Ронья тоже всплакнула.
- Думается мне, что танцам в замке Маттиса больше не бывать, - мрачно сказал Чегге.
Ронья взяла свою поклажу и перекинула ее через плечо.
- Скажите Лувис, пусть она не горюет и не боится за меня, что я живу в лесу. Она может найти меня, если захочет.
- А что сказать Маттису? - спросил Чурм.
- Ничего, - ответила Ронья, вздыхая.
Наступила ночь. Высоко в небе сияла луна. Ронья остановилась у лесного озера отдохнуть, посидела на камешке, прислушиваясь к тишине. В эту весеннюю ночь лес был полон тайн, колдовства и чудес, как в древние времена. Он таил в себе много опасностей, но Ронья их не страшилась.
"Только бы дикие виттры держались подальше, тогда мне нечего бояться, тогда лес для меня - дом родной, все равно что Маттисборген, - думала она. - Лес и всегда-то был мне домом, а теперь, когда другого дома у меня больше нет, он мне еще дороже".
На черной поверхности озера блестела узкая полоска лунного света. Она была очень красива, и Ронья радовалась, глядя на нее. Разве не удивительно, что можно радоваться и печалиться в одно и то же время? Она печалилась, думая о Маттисе и Лувис, и радовалась окружавшей ее волшебной, прекрасной, тихой весенней ночи.
Теперь она будет жить в этом лесу. Вместе с Бирком. Она вспомнила, что он ждет ее в Медвежьей пещере. Зачем же она сидит здесь и мечтает?
Она поднялась и взяла свою поклажу. Путь ей предстоял не близкий, ни тропинки, ни дороги туда не вели. И все же она знала, как туда идти. Так же, как знают звери. Как знают ниссе-толстогузки, тролли-болотники и серые карлики.
И так она шла спокойно по залитому лунным светом лесу между сосен и елей, ступая по мху и черничнику, мимо болот, поросших ароматным багульником, мимо черных омутов и бездонных трясин, карабкалась по поваленным деревьям, переходила вброд журчащие ручьи. Она шла по лесу напрямик к Медвежьей пещере.
Она видела, как на холме пляшут тролли-болотники. Пер Лысуха говорил ей, что они пляшут только лунными ночами. Она остановилась и стала украдкой смотреть на них. Странным был их танец. Они медленно и неуклюже кружились, бормоча что-то непонятное. Пер рассказывал, что это их весенняя песня. Он даже пытался сам петь, как тролли, бормоча что-то чудное. Но теперь она поняла, что его бормотание было вовсе не похоже на настоящую песню троллей-болотников. Их песня звучала как что-то древнее и печальное.
Вспомнив о Пере, она не могла не подумать о Маттисе и Лувис, и сердце у нее сжалось.
Но когда Ронья наконец подошла к пещере и увидела огонь у входа в нее, она забыла про отца и мать. Это Бирк разжег костер, чтобы они не замерзли прохладной весенней ночью. Костер пылал и светил так ярко, что был виден издалека, и Ронья вспомнила слова Маттиса: "Там, где очаг, там и дом!"
"А раз здесь горит огонь, - думала Ронья, - значит, это чей-то дом. Медвежья пещера будет мне домом!"
У входа в пещеру сидел Бирк и ел жаренное на костре мясо. Он надел на палочку кусок мяса и протянул ей.
- Я ждал тебя долго, - сказал он. - Ешь! А после споешь Волчью песнь.
11
Когда они улеглись на постели из еловых веток, Ронья начала было петь Бирку Волчью песнь. Но тут она вспомнила, как эту песнь пела Лувис ей и Маттису в ту пору, когда они еще жили в Маттисборгене, и сердце у нее сжалось так сильно, что она умолкла.
А Бирк уже начал засыпать. Весь день, ожидая Ронью, он чистил и мыл пещеру, которую медведи за время зимней спячки сильно запачкали.
Потом он натаскал туда из леса сухих дров и еловых веток. Устав за день, он быстро уснул.
Ронья не спала. В пещере было темно и холодно, но она не мерзла. Бирк постелил на ее постель козью шкуру поверх еловых веток, а укрылась она одеялом из беличьих шкурок, которое принесла из дому. Оно было мягкое и теплое, и заснуть она не могла вовсе не оттого, что ей было холодно. Просто сон не приходил к ней.
На душе у нее было невесело. Но в открытом входе в пещеру виднелось светлое, прохладное весеннее небо, а снизу доносился шум реки, и это успокаивало ее.
"То же самое небо смотрит на замок Маттиса, - думала она, - и та же река шумит рядом с ним".
И она тоже заснула.
Проснулись они оба, когда солнце уже светило над гребнями гор на другом берегу реки. Огненно-красное поднялось оно из тумана и горело, как костер, над ближними и дальними лесами.
- Я посинел от холода, - сказал Бирк. - Но на рассвете холоднее всего, а потом мало-помалу потеплеет. Как подумаешь об этом, становится радостнее.
- Радостнее было бы, кабы ты разжег огонь! - ответила Ронья.
Она тоже дрожала от холода. Бирк раздул угли, тлевшие под слоем золы. Они сидели у огня, ели хлеб, запивая его остатками козьего молока в деревянной фляге Роньи. Когда не осталось уже ни глотка, Ронья сказала:
- Теперь мы будем пить только воду из ручья и ничего больше.
- С воды не растолстеешь, - сказал Бирк. - Но и вреда от нее не будет.
Они глянули друг на друга и рассмеялись. Они знали, что жить в Медвежьей пещере им будет нелегко, но не падали духом. Ронья даже забыла, что минувшей ночью у нее было тяжело на сердце. Они наелись, согрелись, утро сияло ярким светом, и они были вольными, как птицы. Казалось, они только сейчас поняли это. Все тяжелое и печальное, что им пришлось пережить за последнее время, осталось позади, им хотелось все это позабыть и никогда более не вспоминать.
- Ронья, - спросил Бирк, - да понимаешь ли ты, что мы теперь до того свободные, что хочется хохотать во все горло?
- Да, - подхватила Ронья, - здесь теперь наше королевство! Никто не посмеет отнять его у нас или прогнать нас отсюда.
Так они сидели у огня, а солнце поднималось все выше, река под ними шумела, а лес просыпался. Утренний ветерок тихо колыхал верхушки деревьев, куковали кукушки, где-то поблизости стучал по сосновому стволу дятел, а на противоположном берегу на опушку вышло лосиное семейство. А детям казалось, будто все это принадлежит им: и река, и лес, и все живое, что здесь водилось.
- Заткни уши, сейчас прозвучит мой весенний крик! - сказала Ронья.
И она закричала так громко, что эхо отозвалось в горах.
- Вот сейчас мне больше всего пригодился бы мой самострел, когда бы на твой крик явились дикие виттры.
- Тогда принеси его. Он в крепости Борки?
- Нет, рядом с ней, в лесу. Всего разом не захватишь. Поэтому я завел тайник в дупле дерева и сложил там кое-что, а потом притащу все это сюда.
- Маттис не захотел дать мне даже самострел, - сказала Ронья, - но я могу смастерить лук и стрелы, если ты дашь мне ненадолго свой нож.
- Ладно, только береги его. Помни, что это у нас с тобой самое драгоценное. Без ножа нам в лесу не обойтись.
- Нам без многого не обойтись, - сказала Ронья. - Как, например, мы будем носить воду без ведра? Об этом ты подумал?
Бирк засмеялся.
- Ясное дело, подумал. Но думалкой воду не зачерпнешь.
- Ну и хорошо, теперь я знаю, где мне его раздобыть.
- А где?
- У целебного источника Лувис. В лесу, возле Волчьего ущелья. Она послала вчера Стуркаса за целебной водой, чтобы полечить живот Перу Лысухе. Но на Стуркаса напали виттры, и он вернулся домой без ведра. Лувис велела ему принести ведро сегодня, уж она заставит его! Но если я потороплюсь, то, может быть, приду туда раньше него.
И они оба поспешили туда. Живехонько пробежали они длинную дорогу по лесу, взяли что им было нужно и вернулись назад в пещеру. И все же времени на это ушло немало. Ронья принесла ведро, Бирк - самострел и то, что он припрятал в дупле. Он разложил свои сокровища на каменной плите у входа в пещеру, чтобы показать их Ронье: топор, точило, небольшой котелок, рыболовные снасти, силки на лесную птицу, стрелы для самострела, короткое копье - самые нужные вещи для того, чтобы прожить в лесу.
- Я вижу, ты знаешь, что нужно лесным людям, - сказала Ронья. - Добывать еду и защищаться от диких виттр и хищных зверей.
- Да уж точно, знаю, - ответил Бирк. - Уж как-нибудь мы…
Он не договорил, потому что Ронья рывком схватила его за руку и испуганно прошептала:
- Тихо! В пещере кто-то есть.
Они затаили дыхание и прислушались. Да, кто-то был у них в пещере, видно, он пробрался туда, пока их не было. Бирк взял копье, и они стояли, молча ожидая. Они слышали, как кто-то возился внутри, и было ужасно неприятно, ведь они не знали, кто это такой. Впрочем, казалось, что их там было несколько. А вдруг в пещере полным-полно виттр, и они в любую минуту могут вылететь и вонзить в них когти?
Под конец им стало невмоготу ждать молча.
- Выходите, виттры! - закричал Бирк. - Если только хотите поглядеть на самое острое копье в этом лесу!
Но никто не вышел. Изнутри послышалось злобное шипение:
- Чч…человек зз…здесь в лесс…су сс…серых кк…карликов! Бросс…сайтесь на него, сс…серые кк…карлики, бейте и кусс…сайте его!
Тут Ронья рассердилась не на шутку.
- Вон отсюда, серые карлики! - крикнула она. - Катитесь отсюда подальше! А не то я войду в пещеру и выдеру вам все волосы!
И тогда из пещеры повалили серые карлики. Они шипели и рычали на Ронью, она кричала на них, а Бирк грозил им копьем. Серые карлики пустились наутек вниз по склону. Они спешили вниз к реке, цепляясь за крутые уступы. Некоторые из них не сумели удержаться и, злобно пища, попадали прямо в стремнину. Целые гроздья серых карликов поплыли вниз по течению. Но под конец они все же умудрились выбраться на берег.
- Здорово плавает эта нечисть! - воскликнула Ронья.
- И хлеб они здорово едят! - сказал Бирк, войдя в пещеру и увидев, что серые карлики слопали целый каравай хлеба из их запаса.
Других бед они натворить не успели, но хватало и того, что они побывали здесь.
- Плохо дело, - огорчилась Ронья. - Теперь по всему лесу пойдет слух, эта серая нечисть станет повсюду шипеть и хрипеть про нас, и скоро каждая дикая виттра узнает, где мы живем.
Но Ронья с малолетства знала, что в лесу Маттиса нельзя никого бояться. И они с Бирком решили, что заранее печалиться просто глупо. Они навели порядок в пещере, сложили аккуратно запас еды, оружие и всякую утварь. Потом они принесли воды из лесного ручья, поставили рыболовные сети в реке, натаскали с берега реки плоских камней, устроили на площадке возле пещеры настоящий очаг и исходили весь лес, пока не наломали можжевеловых веток Ронье для лука. Они увидели диких лошадей, которые паслись на той же полянке, что и всегда. Они попробовали подойти поближе к Шалому и Дикому, говорили им ласковые слова, но все было напрасно. Ни Шалый, ни Дикий не понимали ласковых слов. Лошади умчались прочь легко и резво, чтобы пастись в другом месте, где им никто не мешает.
Остаток дня Ронья провела сидя возле пещеры, вырезая лук и две стрелы. Тетиву она сделала, отрезав полоску от своего кожаного ремня. Она решила испробовать лук и выпустила обе стрелы. Потом она до темноты искала свои стрелы, но так и не нашла их. Огорчаться из-за этого она не стала.
- Вырежу новые завтра утром, - решила она.
- Да смотри, не потеряй нож, - напомнил ей Бирк.
- Я знаю, что у нас самое драгоценное. Нож и топор!
Тут они заметили, что уже наступил вечер. И что они проголодались. Хлопот у них было так много, что день пролетел незаметно. Они бродили и бегали, таскали поклажу на себе и волочили волоком, наводили порядок в пещере и забыли про еду. Но сейчас они принялись с аппетитом уплетать хлеб с козьим сыром и бараниной, запивая еду прозрачной водой из источника, как и предсказывала Ронья.
В эту пору темных ночей не бывает, но они, устав от дневных трудов, почувствовали, что уже поздно и пора спать.
В полумраке пещеры Ронья спела Бирку Волчью песнь, на этот раз у нее получилось лучше. И все же она снова опечалилась и спросила Бирка:
- Ты думаешь, они вспоминают нас в Маттисборгене? Я говорю о наших родителях.
- А то как же! - ответил Бирк.
Ронья помедлила немного, сдерживая слезы, потом продолжала:
- Может, они горюют?
Бирк, подумав, ответил:
- Ундис, наверно, горюет, но еще больше злится. Борка тоже злится, но еще сильнее печалится.
- Лувис горюет, я знаю, - сказала Ронья.
- А Маттис? - спросил Бирк.
Ронья долго молчала, а после сказала:
- Я думаю, он доволен. Тем, что я далеко, что он может теперь забыть меня.
Она пыталась уверить себя, что так оно и есть, но в глубине души она знала, что это неправда.
Ночью ей приснилось, будто Маттис сидит один в темном еловом лесу и плачет так сильно, что у его ног натекло целое озеро, а в глубине этого озера сидит она сама, еще совсем маленькая, и играет шишками и камешками, которые он подарил ей.
12
Проснувшись ранним утром, они отправились к реке посмотреть, попала ли в сеть рыба.
- Сеть нужно вытаскивать до того, как прокукует кукушка, - сказала Ронья.
Она шла по тропинке впереди Бирка, весело подпрыгивая. Тропинка была узкая и извилистая. Она спускалась вниз по горному склону, поросшему молодым березняком. Ронья вдыхала аромат молодых березовых листьев. Они пахли хорошо, они пахли весной! Это радовало Ронью, оттого-то она и подпрыгивала всю дорогу.
Следом за ней шел еще совсем сонный Бирк.
- Может, в сетях вовсе и нет рыбы! Ты, поди, думаешь, что там ее полным-полно?
- В этой реке водится лосось, - ответила Ронья, - странно будет, если ни одна из рыбин не запрыгнет в нашу сеть.
- Странно будет, если ты, сестренка, не прыгнешь скоро носом в реку.
- Это мои весенние прыжки.
Бирк засмеялся:
- Эту тропинку словно нарочно проложили для весенних прыжков. Как ты думаешь, кто протоптал ее?
- Может быть, Маттис. Когда жил в Медвежьей пещере. Он любит лососину.
Она замолчала, ей не хотелось думать о том, что Маттис любит и чего он не любит. Ронье вспомнился ночной сон, и его она тоже хотела забыть. Но мысль о нем возвращалась снова и снова, как назойливый слепень, и не хотела оставлять ее в покое. Но тут она увидела, что в сети бился, поблескивая, лосось. Это была большущая рыбина - на много дней еды хватит. Бирк вытащил лосося из сети и сказал, довольный:
- Теперь, сестренка, мы с голоду не умрем, уж это я тебе обещаю.
- До зимы, - добавила Ронья.
Но до зимы было далеко, стоило ли сейчас думать о ней? Она решила отгонять назойливые мысли-слепни.
Они надели лосося на палку, взвалили его на плечи и отправились в пещеру. Вдобавок они тащили волоком поваленную ветром березу. Они привязали ее кожаными ремнями к поясам и с трудом волокли вверх по склону, как ломовые лошади. Им нужно было дерево, чтобы смастерить миски и прочую утварь.
Когда Бирк обрубал ветки, топор скользнул по стволу и поранил ему ногу. Ступая по тропинке, он оставлял кровавый след, но это его вовсе не печалило.
- Пустяки, пусть себе кровоточит, пока ей это не надоест!
- Ишь ты, какой храбрый! А вдруг медведь учует твои следы и захочет узнать, откуда взялась эта вкусная кровь?
Бирк засмеялся:
- Тогда я покажу ему откуда - своим копьем!
- Лувис всегда прикладывает к кровоточащей ране сушеный белый мох, - задумчиво сказала Ронья. - Надо будет и мне запасти побольше мха. Кто тебя знает, когда ты вздумаешь в следующий раз садануть себя в ляжку!
Так она и сделала, принесла из леса целую охапку белого мха и положила на солнышке сушиться. А Бирк угостил ее жаренным на углях лососем. И ела она эту рыбу не в последний раз. Несколько дней подряд они только и делали, что ели лососину и мастерили деревянные миски. Нарубить березовые заготовки было делом нехитрым, они рубили их по очереди, и ни один из них не поранился. Вскоре пять отличных деревянных болванок были готовы. Оставалось только вырезать из них миски. Они решили, что нужно именно пять посудин. Но уже на третий день Ронья спросила:
- Бирк, что, по-твоему, хуже: жареный лосось или волдыри на руках?
На этот вопрос Бирк не мог ответить, потому что и то и другое было отвратительно.
- Да, я знаю, что нам нужен какой-то другой инструмент. Вырезать посуду ножом - адская работа.
Но другого инструмента у них не было, и они по очереди строгали и скоблили, покуда не смастерили что-то похожее на миску.
- Больше я ни одной посудины делать не буду ни за что на свете. Наточу ножик в последний разок. Дай-ка мне его!
- Нож? - удивилась Ронья. - Да ведь он у тебя!
Бирк покачал головой:
- Нет, это ты брала его только что. Давай его сюда!
- Нет у меня ножа! Ты не слышишь, что ли, что я тебе говорю?
- А куда ты его подевала?
Ронья рассердилась:
- Куда ты его подевал? Ты брал его в последний раз.
- Не ври! - ответил Бирк.
Обозленные, они молча стали искать нож. Обшарили всю пещеру и площадку перед ней. Но нож исчез.
- Разве я не говорил тебе, что без ножа в лесу пропадешь? - спросил Бирк.
- Тогда тебе нужно было получше беречь его! - ответила Ронья. - И вообще, ты порядочное дерьмо! Сам потерял, а на других сваливаешь!
Бирк побледнел от злости:
- Помолчала бы ты, дочь разбойника! На тебя это больше похоже! И с такой вот мне приходится жить в одной пещере!
- А ты не живи! Оставайся со своим ножом! Если только найдешь его! И вообще, катись-ка ты отсюда!
Слезы обиды брызнули у нее из глаз. Она уйдет в лес, подальше от него. Ни за что на свете не захочет она больше ни видеть его, ни говорить с ним!
Бирк видел, как она скрылась в лесу. Это разозлило его еще больше, и он крикнул ей вслед:
- Катись ко всем виттрам! Туда тебе и дорога!