Так, образ цели… А какой образ цели? Волну ужаса дядьке наслать? Так волна и девчонку зацепит, а главное – кто знает, что он в ужасе сотворит? Может, голову ей оторвёт?
Может, усыпить? А что, было бы классно! Сейчас он зевнёт, опустится на тротуар, свернётся клубочком… Долго не надо, минутки две достаточно. За это время пятиклассница убежит очень далеко.
Он потянулся к мысленному спусковому крючку, надавил, почувствовал, как вытекает последняя сила, и…
И ничего. Дядька по-прежнему орал на девчонку матом и тряс её. Видимо, его переклинило, ни о чём он сейчас думать не мог, и остановиться тоже не мог. Девчонка, разумеется, визжала.
Значит, придётся как тогда, первого мая. Чисто по-человечески. То есть подняться с лавочки, сделать несколько шагов – тяжёлых, будто ноги налиты свинцом. И будь что будет.
Он подошёл сзади к дядьке, резко дёрнул его за рукав пиджака, и тот повернул к нему налитое багровой злобой лицо.
– Отпустите её! – стараясь подавить дрожь в голосе, произнёс Саня. – Ну да, она виновата, но руками не хватайте! А то на вас в суд подадут… что вы типа её домогаетесь!
Мужчина оскалился, и даже не по-волчьи – по-крокодильи.
– Пшёл вон, щенок! – бросил он коротко и, не отпуская девчонки, лягнул Саню ногой в бедро. Крепко лягнул – так, что тот полетел с почти космической скоростью, и не выстави руки – проехался бы носом по асфальту.
А потом всё кончилось – мгновенно, будто кнопку нажали.
Краснолицый крокодил вдруг обмяк, отпустил девчонку, принялся растерянно вращать головой – чуть ли не на триста шестьдесят градусов. Вылупился на девчонку, застывшую столбом, на Саню, поднимающегося на ноги.
– Блин… – сокрушённо протянул он. – Короче, извините, пацаны, перенервничал.
И опрометью кинулся к своему "Субару", юркнул на водительское место, газанул – благо светофор переключился на зелёный. Две секунды – и вот он уже исчез в потоке машин. Пятиклассница тоже опомнилась – и резво побежала прочь. Кажется, не переставая плакать.
– Живой? – хмуро осведомилась Лиска.
Она стояла возле остановки – примерная девочка, ожидающая троллейбуса, который вовсе не спешит. Именно таким троллейбусом Саня сейчас себя и представлял… голова лёгкая, а ноги тяжёлые, и надо следить за собой, чтобы не споткнуться.
– Немножко, – признался он.
– В общем, так! – распорядилась Лягушкина. – Идём ко мне. Сейчас три пятнадцать, у нас получается больше часа на разговор, потом спокойно успеешь за своим братцем-кроликом.
– А тут, на улице, нельзя? – попытался он уклониться от приглашения. Не то чтобы неприятно было идти к Лиске, просто слишком хотелось домой.
– Нельзя! – отрезала она. И тут же вполголоса пояснила: – О наших отрядных делах не стоит говорить там, где возможны посторонние уши. Или тогда надо неслышимость включать… но ты же сейчас на нуле, сам понимаешь… Ничего, я знаю, как после этого приводить в чувство… тебе понравится.
На что это она намекает, с тревогой подумал Саня. В голове тут же начали сменять друг друга разные картинки.
А всё оказалось гораздо проще – и действительно приятнее.
– Вот это вишнёвое, это – клубничное, – выставляла она на стол баночки. – Черничное не предлагаю, действует слабее. А чай заварю крепкий, и с добавкой зверобоя. Знаешь, травка такая есть, целебная. Очень восстанавливает силы. Ты вообще как сейчас? Голова сильно кружится?
– Да почти нет, – отмахнулся Саня. – Так, чепуха. А что ты с этим крокодилом сделала?
– Всего лишь погладила мозги, – усмехнулась Лиска. – Дяденька опомнился и сообразил, что ему уголовная статья светит. И свидетелей полно.
Ответить было нечего, и он молча откинулся на мягкую спинку стула. Со школьным не сравнить, там всё пластмассовое и неживое, а тут – уютно.
– Ешь варенье! – распорядилась она. – Надеюсь, поможет. Сладкое, конечно, вредно для зубов, и от него диабет бывает, но вот в таких случаях – штука незаменимая! Ты вообще хоть сам-то понял, что сделал?
– А что я такое сделал? – немного испугался Саня.
– Много чего! – теплоты в Лискином голосе резко убавилось. – Но я сейчас про лягушек. Ты же их телепортировал! Понимаешь, телепортировал ! И небось, куда-то далеко! Причём не мёртвую материю, а живую! Это же волшебство высшего класса! Внепространственный перенос! В нашем отряде сейчас никто такого не может, даже Данила не мог, а вот Игрек, я слышала, мог, но только предметы… а вот чтобы животных… вроде ещё в Новгороде есть девчонка, которая такое умеет. Ты вообще соображаешь, какой это дикий расход силы? Ты вообще всё своё волшебство мог надорвать! Тебе что, Дима не говорил, чтобы никаких таких штук не делал, пока всему не научишься?
– Жалко же их было, лягушек, – попробовал объяснить Саня. – Ну сама прикинь, забрали из родного болота, посадили в банку или в пакет, они задыхались, потом их выпустили, им страшно… ну как их не вернуть в природу?
– Ага, лягушек тебе жалко, – ехидно покивала Лиска. – Лягушек, жаб всяких. А ты о секретности вспомнил? О том, что никто даже и подумать не должен про волшебство? А теперь свободно могут подумать! Вот были лягушки – и нет лягушек. Исчезли! А ведь все их видели. Значит, что-то непонятное, невозможное! Об этом рассказывать начнут, да ещё приукрашивать, подробности всякие сочинять. И в конце концов информация дойдёт до кого не надо! Дима разве не учил тебя, что когда волшебничаешь – старайся не делать чудес? Надо аккуратно, чтобы это казалось счастливой случайностью…
– Ага, – хмыкнул Саня. – Когда в марте ты Князева из-под колёс вытаскивала, это тоже казалось счастливой случайностью? Типа вот случайно взлетел в воздух по крутой дуге и на попу шлёпнулся?
– Тогда другого выхода не было, – отрезала Лягушкина. – И там речь шла о жизни и смерти. А тут вообще чепуха, с какого перепугу ты полез? Что тебе спокойно не сиделось?
– Ну как же? – Саня растерялся. Уж ей ли не понимать? – Над тобой же эти уроды издевались, и ты типа ребёнок в беде! Ну и что я должен делать, как волнорезовец? Спокойно сидеть? Вы меня для того и принимали, чтобы я мимо чужой беды не проходил!
– Ох… – не то рассмеялась, не то простонала Лиска. – Ну думать же надо головой, а не тем, на чём сидишь! Беды же разные бывают, вмешиваться нужно, когда всё совсем серьёзно! Вот как у тебя с бандой Руслана было. Или когда Князев под машину. Или когда Данила в январе пожар в детском саду тушил и малышню вытаскивал… тебе про это, наверное, ещё не рассказывали. Или вот в том году ещё, было дело, ребята из "Волкодава" раскрыли банду, которая детей похищала и продавала на органы… "Волкодав" – это отряд где-то возле Тушинской… Там вообще жесть была! А тут чепуха! Ну подумаешь, лягушек мне насовали в рюкзак! Первый раз, что ли? Не повод волшебничать! Я бы спокойно это пережила.
Саня вспомнил, каким было у неё тогда лицо – дрожащее, бледное, с полосками слёз по щекам. Ничего себе "спокойно"!
– А по-моему, – твёрдо сказал он, – как раз повод. Не люблю, когда издеваются! Я знаю, что это такое, меня в третьем классе гоняли. Знаешь, что такое "Море Лаптева"? – внезапно пробило его на откровенность. – Не слабее, чем твои жабы! И вообще, если человека травят, это чем угодно может кончиться! А вдруг ты вот так потерпишь-потерпишь, а потом в ванной утопишься? Или в окно прыгнешь! Мне папа такую историю рассказывал, ну тогда, после того, как его вызвали насчёт кваканья…
– Ну и чего ты добился? – грустно усмехнулась Лиска. – Надавал пацанам волшебных подзатыльников? Думаешь, они хоть сообразили, за что? А девчонок, значит, пожалел? Типа ты рыцарь, а мы слабый пол, нас трогать нельзя! Да ты хоть знаешь, кто этих лягушек мне в рюкзак насажал? Почему уверен, что именно пацаны?
– Потому что дежурили Блинов с Межурецким! – ласково-терпеливым голосом Ильиничны объяснил Саня очевидное.
– А ты видел, как они дежурили? – прищурилась Лиска. – Ты же в столовой был! Ты уверен, что именно они в классе убирались? Да они кому угодно могли ключ отдать, особенно если Дашка попросит. Разве такой красавице можно отказать, а?
– Но всё равно, раз пацаны ржали, значит, пусть огребают! – сурово заявил Саня. – Раз им смешно! Нечего над чужой бедой смеяться!
– Ты что, за любую глупость готов подзатыльники отвешивать? – Лиска посмотрела на него со странной жалостью. – Думаешь, они типа перевоспитаются? Ну, Саня! Ну, тебе же не пять лет! Даже если человек знает, за что его лупят, и то чаще всего пользы нет! Вот я тебе сейчас из одной умной книжки прочитаю! – она метнулась в комнату, оставив Саню наедине с вареньями.
Впрочем, не совсем наедине: заглянул на кухню чёрный, с белым пятном на носу кот – кажется, Арамис. Посмотрел на Саню пристально: что ты за человек? Не обижаешь ли мою королеву? Может, мне остальных мушкетёров кликнуть, и всей стаей мы тебе объясним, кто прав, а кто лев?
– Ты бы лучше на мышей охотился, – шёпотом посоветовал ему Саня. – А тут наши дела, человеческие, котам не понять!
Арамис скептически фыркнул. Это ему-то не понять? Он, может, лучше Сани все эти дела знает, потому что… потому что… ну, например… а что, если когда-то, в семнадцатом веке, он действительно жил во Франции, только был не королевским мушкетёром, а просто мальчишкой… тоже тринадцати лет… отец его, допустим, был мелкий дворянин, очень бедный… как в фильме "Капитан Фракасс".
И вот однажды юный Арамис попал в беду, а его выручили несколько ребят… или лучше, чтобы он спас какую-то девчонку-простолюдинку, которую обижал наглый молодой дворянин, и тот вызвал мальчишку на дуэль, причём пускай этот молодой будет крутой фехтовальщик, Арамис ему стопудово не соперник.
И вот идёт он, Арамис, в свой последний бой, на смерть… и тут его противник вдруг падает на колени и просит прощения… да, а потом оказывается, что это наволшебила та самая спасённая девчонка, и пригласила Арамиса в отряд юных волшебников… и он принял предложение, получил волшебную силу, подружился с Портосом, Атосом и Д’Артаньяном… то есть тоже с мальчишками из французского отряда. Портос, допустим, сын трактирщика, Атос – учёного-астронома, Д’Артаньян пускай будет крестьянским сыном… Конечно, на самом деле их всех звали как-то иначе, но они взяли себе прозвища по именам самых знаменитых мушкетёров… ведь для тогдашних ребят эти мушкетёры были как сейчас Шварцнегер и Брюс Ли…
И вот они будут спасать детей от всяких средневековых зверств, наказывать негодяев… но однажды им встретится слишком сильный враг… тоже волшебник, только злой и могущественный… они проникли в его замок, чтобы спасти томящихся в подвале детей… например, он собирался их сожрать… или, ещё лучше, сварить из них какое-то колдовское зелье, дающее вечную молодость. Но наши попались, и он превратил их в котов… вот пришла ему в голову такая блажь. Котов он потом собирался затравить собаками, он держал целую псарню… только вот не учёл, что ребята тоже волшебники и в последний момент успели как-то исказить его заклинания… короче, котами-то они стали, но их выбросило во времени и в пространстве… в Россию, в двадцать первый век. Тут-то их и подобрала Лискина мама!
Какой из этого можно было бы сделать классный фильм! Саня даже облизнулся. Если бы ещё научиться писать сценарии!
Но поразмыслить над сценарием не удалось, потому что вернулась, потрясая раскрытым пухлым томиком, Лиска.
– Вот: – возгласила она. – Слушай:
"– Его, Филипп Филиппович, нужно хлыстом отодрать хоть один раз, – возмущённо говорила Зина, – а то он совершенно избалуется. Вы поглядите, что он с вашими калошами сделал.
– Никого драть нельзя, – волновался Филипп Филиппович, – запомни это раз навсегда. На человека и на животное можно действовать только внушением".
Это, между прочим, не кто-нибудь, а сам Булгаков! Михаил Афанасьевич! Ты что, не читал ещё? Ну ты даёшь! Вот, понял! Только внушением! А наши парни даже и не знают! Просто им стало больно ни с того ни с сего, и всё! Они через два дня уже забудут!
– А этот ваш с Булгаковым Филипп Филиппович, – на всякий случай уточнил Саня, – реально такой умный и правильный, что его слушать во всём надо?
Лиска чуть задумалась. Кот Арамис прыгнул ей на колени, потёрся головой, раскинул во все стороны чёрные лапы. Ему, в отличие от Сани, всё в этой жизни было понятно.
– Ну, в общем, да, – уверенно ответила Лягушкина. – Он хороший человек, врач! Гуманист! У Булгакова он самый положительный герой!
– Ну, я не знаю, – неуверенно протянул Саня. – Но мой папа любит говорить, что доброе слово и пистолет эффективнее, чем просто доброе слово, без пистолета. Мы вот недавно с Димой одного пацанчика выручали, которого отчим лупит, и знаешь, круто подействовало.
И он в подробностях рассказал, как Дима повоспитывал Ромкиного отчима, какой мощный был эффект.
– Вот же идиоты! – внимательно выслушав, прокомментировала Лиска. – Это я про вас с Димкой, если кто не понял.
– Почему идиоты? – возмутился Саня. – По-твоему, нам нужно было молча смотреть, как этот гад Ромку лупцует? Кажется, кое-кто сейчас Булгакова читал, типа никого нельзя драть? Ну вот мы и сделали прямо как этот доктор Филипп Филиппович прописал!
– Ага, сделали! – фыркнула Лиска. – Придушили, устроили полёты ремней, чуть инфаркт дяденьке не организовали… Без спецэффектов никак нельзя? Будто других способов нет, не таких жестоких? Ну и чем вы с Димкой получаетесь лучше, чем этот Александр Григорьевич? Он своего Ромку лупит за воровство, а вы его душите за жестокость! Не видишь, как похоже?
– Да что похоже-то? – взвился Саня. – Ничего не похоже!
Папа в таких случаях говорит: сравнил телегу с вертолётом!
– Ну сам смотри, – как-то очень по-взрослому вздохнула Лиска. – Ромка виноват? Виноват. Он же реально бабушкины деньги украл. Отчим его наказывает ремнём. А почему? Потому что сильнее. Отчим виноват? Виноват. В том, что реально жестокий. Вы его тоже наказываете ремнём, только не лупите, а душите. Почему? Потому что вы сильнее, вы крутые волшебники, а он простой человечишка. Он считает, что если сильнее, то можно силой расправляться, и вы точно так же считаете. Вот и выходит, что разницы нет!
Саня даже чаем поперхнулся. В том, что говорила сейчас Лиска, царствовала железобетонная логика. Ни в каком месте её рассуждений нельзя было ткнуть пальцем и торжествующе сказать: ага, тут ошибка! Но вместе с тем он до самой глубины, до сердца… до белого шарика чувствовал: всё не так. Вот как если тебя начнут убеждать, что дважды два будет восемь, и доказательства приведут, и фиг ты эти доказательства опровергнешь, они чёткие, понятные… а ведь всё равно знаешь, что четыре… хотя доказать и не можешь. Ни малейшей ошибки он сейчас в Лискиных рассуждениях не видел, и от этого кружилась и без того тупая голова.
– Тогда что же, – растерянно спросил он, – получается, что и защищать никого нельзя? В смысле, силой? Вот я иду по улице, вижу, гопники первоклашку грабят. Я мимо должен пройти? А если не мимо, то как? Люлей навешать, или из Булгакова им зачитывать, типа нехорошо? Книжку спецом с собой носить, с закладками? Так на них, между прочим, Булгаков не подействует, на них только люли подействуют. Будто сама не знаешь! И вообще, – вспомнив папу, сообразил он, – а зачем тогда России армия? Зачем все эти автоматы, ракеты, авианосцы? Пускай на нас другие страны нападают, а мы будем внушением действовать! Из умной книжки прочитаем цитату!
– Одно дело защищать кулаками, – ничуть не поколебалась Лягушкина, – а другое дело наказывать кулаками. Я понимаю, когда человека совсем уже грабят и убивают, и ничего другого поделать нельзя. Тогда можно и силой. Даже убить, наверное, можно, если чужую жизнь спасаешь. Но вот если как у вас с Ромкиным отчимом… когда вы его ремнём душили… что, без этого никак нельзя было обойтись? Просто выкинуть ремень в форточку вам мало? А погладить ему мозги не догадались? Своих мозгов не хватило? Спецэффектов вам захотелось?
– Я его не душил, – на всякий случай уточнил Саня, – я просто свою завесу держал, а всё Димон делал.
– Да какая разница! – небрежно отмахнулась Лиска. – Ты же с ним согласен был, да? Значит, он как бы и от твоего имени душил! И ты бы тоже стал душить, если бы Димка велел тебе действовать самостоятельно.
Саня помолчал. Мудрая Лягушкина и тут была права. Более того – может, он и не ограничился бы лёгким удушением. С этим садюгой Александром Григорьевичем можно и пожёстче. Не убивать, конечно, всё-таки правило номер раз… но стоило бы как следует врезать ему ремнём. Чтобы понял, каково приходилось Ромке…
– Между прочим, – сурово продолжила Лиска, – в "Волнорезе" бывали такие случаи… когда ребята волшебством убивали каких-то гадов. Совсем убивали, насмерть, понимаешь? И не потому, что иначе детей не спасти, а просто вот как вы с Димкой, типа из благородной ярости. Типа раз они такие гады, то незачем им жить на белом свете! А потом этих ребят лишали волшебного дара и выгоняли из "Волнореза". Ты вот прикинь, если бы с тобой такое случилось, а? А тем более если с Димкой! – она насупилась и замолчала.
А почему "тем более", подумал Саня, но спрашивать не стал.
– Между прочим, – сказал он задумчиво, – иногда ремня действительно стоит дать! Если по делу, конечно! Твой Филипп Филиппович всё-таки чего-то в жизни не понимает.
Вспомнился тот вечер в Пензе… резкий ветер лупил в стекло, гавкали под окнами бродячие собаки, верещала где-то сигнализация, доносился скрипичный концерт из телевизора… и папин жестяной голос: "А ну-ка, пойдём!"
– Оба-на! – присвистнула Лиска. – А чего ж вы тогда с Димкой полезли своего Дубова защищать? Разве отчим его не за дело собирался выдрать?
И вновь логика была на её стороне. Тем более, деньги украсть – это косяк посерьёзнее, чем закатить скандал и убежать из дома. Саня тут же представил, как тайком лезет в чёрную мамину сумочку, расстёгивает кармашек на молнии, вытаскивает деньги… а потом попадается, и все на него смотрят, и говорят, что он вор. Был бы такой стыд, что просто жить невозможно! Стыд, который жжётся как серная кислота! И если ремень этот стыд снимет, то да здравствует ремень!
Но тут же вспомнилась загаженная квартирка № 22, запах кислятины с кухни, волосатый живот Александра Григорьевича, пустые Ромкины глаза… И сразу вдруг всё сложилось, как картонные квадратики в паззл, сразу всё стало понятным. Точно фонарик у него в голове зажгли.
– Потому что для этого отчима кража – только повод, – торжествующе объяснил Саня. – Этот козёл просто говорил, что типа за воровство наказывает. А на самом деле ему просто нравится Ромку мучить, он же его не любит. И маму Ромкину не любит, и бабушку, и вообще никого! И лупит не для того, чтобы Ромка исправился, а просто потому что злобный тупой павиан. И поэтому с ним – как с павианом!
Кот Арамис, пригревшийся на Лискиных коленях, приподнял голову и уставился на Саню жёлтыми своими глазами. Вроде как намекал: да ведь ты прав, парень! Франция тебя поддерживает!
– А мальчишки из нашего класса – тоже все павианы? – возмущённо спросила Лиска. – Ну вот прямо все-все?
– Репейников не смеялся, и Куницын, – уточнил Саня.