Помолчав, Нина сказала:
- А разве только мы одни знаем о делах на фронте и в Елинских лесах?
- Конечно, не мы одни, но в листовках есть такие подробности, о которых мы говорили именно у вас. Да и сведено все воедино - и давнее и недавнее.
- Почему вы так думаете? - не сдавалась Нина. - Сами вы тоже не были в Елино, вам ведь кто-то рассказывал. Возможно, тот, кто поделился новостями с вами, сообщил о них и другим.
Ольга Осиповна улыбнулась и ничего не ответила.
- И много расклеено листовок? - тихо спросила Нина.
- Не знаю, много ли, но говорят, есть они по всему городу.
"Как это могло случиться? - торопливо забилась мысль. - Ведь я приклеила на почте только одну листовку. Может, люди выдумали? Может, и не было их по всему городу? Впрочем, какая нужда была выдумывать?"
- Как бы там ни было, а выходит, шуму листовки наделали много, - сказала Ольга Осиповна.
Нине вдруг показалось, что тетя Оля подслушала ее мысли.
Напряженно, вся сжавшись, девушка спросила:
- Наверно, и немцы знают про эти листовки?
- А как же?
- Ну и что?
- Да что же. Пришли в ярость. Вчера арестовали несколько человек.
Нина чуть не вскрикнула: "За эти листовки?!", но сдержалась и, чтобы как-то скрыть волнение, сказала первую попавшуюся фразу:
- Кого же?
- Коммунистов. Членов партии, которые не успели эвакуироваться и оставались в городе.
- Их подозревают в том, что они расклеили листовки?
- Наверно.
- Что же им теперь будет?
- Не знаю, - вздохнула Ольга Осиповна. - Видимо, то, что и всем, кто попадает к этим палачам в руки. Раз уж взяли, на свободу не выпустят. Ну, до свидания, девонька, - заторопилась Ольга Осиповна, - мне на работу пора, а ты не беспокойся: я обязательно узнаю, как дедушка, и забегу к вам.
Нина пошла с узелком домой. Но ни отказ в приеме передачи, ни тревога за здоровье деда не могли ослабить впечатление, которое произвел на нее разговор с Ольгой Осиповной. Иные мысли роились в голове, волновали сердце. Ведь люди, попавшие вчера в фашистский застенок, могут погибнуть. Как быть? Что делать? Пойти и признаться, что листовку написала она? Или написать новую, и немцы подумают, что не арестованные, а кто-то другой пишет и расклеивает по городу листовки? А может быть, что-нибудь еще можно придумать? Но что именно? Кому довериться, у кого попросить совета?
XIV
Дни теперь были так же тревожны, как вечера. Вечера - как ночи. Даже сон не приносил успокоения.
Лидия Леопольдовна почти все время проводила в больнице у деда, горевала и сама слабела с каждым днем. Неотступно одолевали мысли: что с ними будет, если не станет Ивана Михайловича? Что будет с внуками?
Нина ломала голову над судьбой арестованных. Ей казалось, что она хоть и невольно, но повинна в их бедах. Что она наделала? И что должна делать теперь? Если бы не болезнь дедушки и не старенькая бабушка, ушла бы в Елинские леса. Блуждала бы недели две, но все равно она нашла бы партизан и уговорила их прийти на помощь арестованным коммунистам. Да ведь сейчас никак не уйдешь. Бабушка совсем обессилена, разбита свалившимся на них горем. Куда ей одной управиться с детьми и хозяйством?..
Попросить разве Ольгу Осиповну, чтобы побыла у них, пока Нина сходит в Елинские леса? Но разве может она сказать тетке, куда собирается идти? И чем объяснить свое отсутствие? Если промолчать, она и вовсе не поймет, куда девалась Нина, начнет бить тревогу, искать…
А что, если сделать иначе? Не говорить Ольге Осиповне, почему ее, Нину, беспокоит судьба арестованных, а просто спросить, не знает ли она, кого можно было бы послать в Елинские леса. Ведь арестованы близкие люди, коммунисты, им грозит гибель. Надо им помочь, а помочь ведь могут только партизаны.
Кстати, есть хороший повод сходить к тете Оле: она обещала узнать у врачей, что с дедом.
Отрывать санитарку от работы никто не станет. Поэтому Нина подошла к больнице в такое время, когда Ольга Осиповна должна была возвращаться домой. И вышло удачно. Та еще издали увидела Нину и, улыбаясь, пошла ей навстречу.
- Так-таки не утерпела, пока я к вам приду, сама прибежала?
- Да, не терпится, тетя Оля.
- А я сегодня ничего нового сказать не могу.
Нина остановилась:
- Почему же? Разве до сих пор нет анализа?
- Что-то у них там не ясно, сомневаются в показателях.
- А в чем сомневаются, что подозревают?
- Не говорят.
Нина готова была разрыдаться.
- Наверно, бабушка права, у него какая-то страшная болезнь.
Ольга Осиповна нахмурилась и печально смотрела на девушку. Это окончательно убедило Нину, что ее догадка верна.
- Не представляю, как мы будем жить без деда… Так тяжело, так больно…
Ольга Осиповна грустно ответила:
- Да, это действительно тяжело, но ведь жить как-то нужно. Людям вон еще хуже. Ты слышала, вчера расстреляли арестованных?
- Коммунистов? - спросила Нина, и ее глаза, полные слез, стали испуганно-тревожными.
- Да. А у них ведь тоже остались дети…
- Как же это… так быстро? Неужели их и не допрашивали, коммунистов?
- Немцы долго не канителятся. Им и одной ночи достаточно, чтобы отправить людей на тот свет.
- Значит, арестованные признались?
- Что ты! Там, в гестапо, признался или нет - один конец: расстрел. Тем более, когда речь идет о коммунистах. Рано или поздно с нами будет то же.
- С кем - с нами?
- Ну, со мной, с другими коммунистами, которые остались в городе.
Нина смотрела на Ольгу Осиповну широко раскрытыми глазами.
- Почему вы так думаете?
- Не оставят они нас в покое. Появится еще раз листовка - и все. Придет наша очередь идти под дулами автоматов в лес…
- Зачем же вы ждете этого страшного дня? Уехали бы куда-нибудь или ушли в леса к партизанам.
- Куда мне… с моей ногой. Не гожусь я для партизанских походов. А уехать можно было бы, да дела не пускают.
- Какие дела?
- Ну… всякие. Старики родители, вы с Лялей. Как я вас всех оставлю?
- Если вам грозит такая опасность, не думайте о нас. Мы как-нибудь проживем.
Ольга Осиповна обняла девушку.
- Сейчас только ты говорила, что не знаешь, как будете жить без деда.
- А теперь я вам говорю, тетя Оля: уезжайте. Проживем как-нибудь. Вы сами сказали, что есть люди, которым еще хуже, чем нам.
Ольга Осиповна крепко прижала к себе Нину.
- Никуда я, девонька, не поеду. Раз вовремя не эвакуировалась, надо держаться и делать свое дело здесь.
"Может быть, тетя Оля права, - подумала Нина. - Но нет, нельзя так рисковать. Напрасно Ольга Осиповна ссылается на хромую ногу. Добралась бы до партизан, и нашлось бы ей там дело".
- Может, пойдем вместе к нам, - заговорила она. - Я одна боюсь идти домой: бабушка ждет меня с вестями из больницы. Что я ей скажу?
- Ладно, зайду, - согласилась Ольга Осиповна. - Только уговор: не пугать бабушку плохими вестями, будем поддерживать в ней надежду…
XV
Два месяца прошло с тех пор, как не стало Ивана Михайловича. В доме все еще стоит похоронная тишина. Если бы хоть кладбище было подальше, может, не напоминало бы оно весь день о случившемся. А то выйдешь во двор, невольно глянешь в ту сторону, где похоронен дедушка, - сердце сжимается от боли, слезы подступают к глазам.
Лидия Леопольдовна после смерти мужа совсем согнулась, как-то вся съежилась, подолгу не встает с постели.
"Что будет, если и она уйдет от нас? - думает Нина. - На кого надеяться? У кого искать защиты? Самой маленькой нет еще и двух лет. Да и Толя еще ребенок…" Сумеет ли она, Нина, заменить им мать и бабушку. Вроде бы и не маленькая - шестнадцатый год идет. Но если бы кто знал, как одинока, как беспомощна она! Как бессильна в этом хаосе грозных событий и тяжких обстоятельств, которые называются одним страшным словом - оккупация.
Вот сидит она рядом с бабушкой, раскладывает собранные в саду яблоки. Одни пойдут на сушку; другие будут квасить; часть можно сохранить свежими до самой зимы. Когда-то из яблок варили вкусное повидло, варенье. Теперь об этом никто и не думает - нет сахара, а если и появится на базаре, то продают его кусочками. Какое там варенье! Нынче люди думают о другом: что повезти в деревню в обмен на пару килограммов картофеля, крупы, хлеба.
Думала об этом и Лидия Леопольдовна.
- Не слышала, внучка, - заговорила она вдруг, - кто из наших соседей собирается идти на село менять вещи?
- Не слышала.
- Надо поинтересоваться, детка. Может быть, я попрошу кого-нибудь взять тебя с собой.
- А что я понесу на село? У людей есть с чем ходить, потому и ходят.
- У всех теперь не густо. Мало кто несет лишнее. Несут необходимое, а часто и последнее. А мы начнем с летней одежды твоей матери.
- Что скажет мама, когда вернется?
- Она поймет, что иначе поступить мы не могли. Лишь бы вы остались живы и здоровы, а вещи - дело наживное.
Сама не зная почему, Нина сегодня упрямится и возражает бабушке. Может быть, потому, что в село предстояло идти ей, а этого как раз и не хотелось.
Лидия Леопольдовна настаивала, тихо и спокойно убеждая внучку:
- Именно сейчас и время, Ниночка. В селах собирают урожай, людям легче достать хлеб. А кончится молотьба, вывезут зерно, попробуй тогда найти его и выменять на вещи.
- Ладно, бабуся, - соглашается наконец Нина. - Я ведь знаю: кроме меня, идти некому.
- Так, так… - заплакала Лидия Леопольдовна. - Дедушки уж нет, я на такие странствия не способна. Одна ты теперь наша кормилица и надежда.
Нина старалась отвлечь бабушку от грустных воспоминаний.
- Слушайте, бабуся, а что, если пойти мне в Рудню. Может, тетя Оксана поможет обменять вещи.
- И вправду, - оживилась Лидия Леопольдовна, - надо искать попутчиков на Рудню.
В тот же день Нина пошла в город к знакомым, которые уже побывали в деревне. "Если сами они сейчас не идут, - думала она, - то подскажут, кто идет. Да и расспросить надо, как оно там бывает, нужны ли документы, встречаются ли по дороге немцы, полицаи, как относятся они к тем, кто идет в деревню менять вещи".
Задумавшись, Нина шла по улице и не заметила, что на противоположной стороне, поравнявшись с нею, остановился какой-то парнишка и смотрит на нее.
- Нина! - позвал он и, не раздумывая, пошел к ней через улицу. - Что же ты не узнаешь? Проходишь мимо, будто мы незнакомы.
- О-о! Жора! - обрадовалась она. - Откуда ты взялся?
- Оттуда, - засмеялся Жора и показал на противоположную сторону улицы. - А почему ты идешь так, словно ничего вокруг не видишь?
Жора очень подрос за этот год. Это был уже не тот слабый и неловкий мальчишка, который краснел, когда Нина к нему обращалась.
- Прости, - виновато улыбнулась девушка, - задумалась и по заметила.
- Куда же ты идешь? К девчатам?
- Да нет. Не до девчат сейчас.
- Я слышал, умер твой дед, - сочувственно сказал Жора.
- Да.
- И теперь у вас, кроме бабушки, никого нет?
В голосе Жоры Павловского слышалось искреннее участие. Но Нину оно почему-то раздражало. Она стояла потупившись, сдвигая носком туфли песок на тротуаре.
- Может быть, тебе нужно чем-нибудь помочь? - спрашивал Павловский. - Я поговорю с хлопцами, подумаем.
- Что ты! - обиделась Нина. - Зачем это?
- Ну как же, - смутился Жора, - мы же друзья. Вместе учились, вместе нужно выходить из беды.
- Спасибо. - Она холодно глянула на парня. - Пока нет в этом необходимости. Обойдемся как-нибудь сами.
Разговор не вязался. Надо было уходить, и Нина тихо сказала:
- Прости, но мне пора.
- Может… ты разрешишь проводить тебя?
- Да нет, не надо. Я ищу попутчиков. Придется ходить по дворам, а вдвоем неудобно.
- Интересно, какие попутчики тебе нужны, куда?
- Хочу пойти на село менять вещи на продукты.
- А-а… Ну, счастливо…
- Спасибо.
Долго, часа три ходила Нина по дворам, а когда возвращалась домой, снова увидела Павловского. Он прогуливался по Базарной улице, неподалеку от ее дома.
"Чего это он здесь слоняется?" - удивилась Нина и, сделав вид, что не замечает его, направилась к калитке.
Но он быстро подошел к ней:
- Нина, подожди.
Она хотела отворить дверцу и досадовала, что не смогла пройти незамеченной. Сама не зная почему, но хотела уклониться от разговора.
- Ты забыл что-то сказать?
- Да нет, позже надумал.
- И целых три часа ждал? - удивленно взглянула на него Нина.
- Я не смотрел на часы.
- А что же тебя… - Она хотела сказать "заставило" и запнулась. - Какое же неотложное дело у тебя ко мне?
Павловский колебался, нерешительно смотрел на девушку и наконец отважился:
- Может, пойдем в деревню вместе? Я буду тебе самым надежным попутчиком.
Нина взглянула на него и сразу опустила глаза.
- Спасибо, но я уже договорилась.
- С женщинами?
- Да.
- Разве нельзя сказать, что ты передумала?
- Я не умею обманывать. Да и зачем? С женщинами мне идти спокойнее. Они бывали уже в селах, знают, что к чему.
Павловский помолчал.
- Ну хорошо, пусть будут и женщины, но позволь и мне идти с вами.
"Вот привязался!" - уже неприязненно подумала Нина.
- Ну что ты, Жора! - возразила она. - Менять ты ничего не понесешь, да и нет у тебя в этом нужды. А так… Так люди бог знает что могут подумать.
- А я вот возьму и понесу.
- Никто тебе не поверит.
- Почему не поверят?
- Все знают, что у тебя отец и мать работают в госпитале, живете вы хорошо.
- Твой дед тоже работал, а жили вы, как мне известно, довольно трудно.
- Так дед же мой сторожем работал, а не врачом, как твоя мама.
Нина замолчала, глядя себе под ноги.
- У нас на квартире живет офицер из комендатуры, - продолжал Павловский. - Я могу с его помощью добыть такие справки, что к нам ни один полицай не придерется.
- Нет, Жора, - решительно ответила Нина, - поверь, я весьма ценю твое доброе отношение, но идти со мной в деревню не нужно. В другой раз я, может, сама попрошу тебя быть моим попутчиком. А сейчас не нужно.
Павловский постоял, с сожалением вздохнул и сказал:
- Ну что ж, пусть будет по-твоему. Только помни: я жду, когда ты позволишь мне оказать тебе услугу.
XVI
Жора Павловский, оказывается, был прав: следовало запастись справками. Едва Нина со своими спутницами вышли за околицу села, на опушке леса показались два полицая и пошли им наперерез.
- Кто такие? Откуда и куда идете?
- Да мы из Сновска, - отозвалась одна из пожилых женщин, называя город его старым, теперь официальным названием.
- А где были?
- В деревне, ходили менять вещи.
- Деревень много. В какой именно?
- Да здесь же, в Рудне.
- А у кого?
Женщины замялись. Нина собралась было что-то сказать, но ее вовремя дернули за рукав.
- Да не знаем мы их, просто на улице встретили, - ответила пожилая женщина.
- Не знаете, - ухмыльнулся полицейский, - вот то-то и оно. Что несете в узлах?
- Хлеб.
- Ага, хлеб! А разрешение у вас есть? Вы что, не знаете приказа властей? Весь излишек хлеба должен идти на нужды немецкой армии и государства.
- Какой же он лишний?
- Раз меняют, значит, лишний.
- Люди просто пожалели нас, знают, что дети у нас сидят без хлеба.
- Поболтай еще! У кого меняли зерно, признавайтесь!
- Не знаем мы этих людей, они нам и не знакомы вовсе. На улице их только видели, а в каких хатах живут, не знаем.
Но полицейские не отставали. И чтобы не навлечь беды на крестьян, продавших зерно, женщины вынуждены были отдать его полицейским, лишь бы отвязаться от них.
Так и вернулись они в город с пустыми руками.
Ольга Осиповна на другой день узнала о неудаче, постигшей Нину. Очень хотелось помочь Сагайдакам. Но как? Не идти же к ним просто со словами утешения. Нужно достать хоть немного хлеба или крупы. Но где? Может быть, дать Нине денег, пусть поищет на базаре?
Не так просто было раздобыть деньги, а еще сложнее - вручить их Нине. Девушка она гордая и щепетильная, может обидеться, отказаться.
Нина обрадовалась тетке.
- Ну что, здорово напугали тебя полицаи? - спросила Ольга Осиповна со своей обычной веселой, немного лукавой усмешкой.
- Да… - смутилась Нина.
- Что ж, в следующий раз будете осторожнее.
- В следующий раз я сама пойду.
- А вот этого уж никак нельзя делать, - возразила тетка. - Эти звери на все способны. Им только попадись.
- Как я ненавижу их! - тихо сказала Нина. Худенькое лицо ее побледнело, глаза гневно блеснули. - До войны, бывало, мухи не обижу, а сейчас сердце кипит от ярости, кажется, собственными руками передушила бы их всех. Подумать только: что хотят, то и делают с нами. Ограбили на дороге, как бандиты, и еще смеются. "Мы, говорят, легкая кавалерия. А около Сновска могла бы вас встретить тяжелая".
- Не расстраивайся так, - старалась утешить Нину Ольга Осиповна. - Придет и на них управа. Отольются кошке мышкины слезки. Сейчас надо думать, что делать, как сохранить близких… Ты не была на базаре? Не видела, торгуют там зерном?
- Зерна не видела. Крупу продают, а хлеба что-то не видно.
- Тогда возьми эти деньги. Сходишь на базар и купишь хотя бы крупы детям. Только иди с бабушкой; она лучше знает, какую крупу и как сходнее купить.
Нина, стесняясь, стала отказываться.
- Не могу я взять, тетя Оля. Откуда такие деньги? Вы тяжело работаете, у вас старики родители. Выходит, что и мы всей семьей на вашу шею обузой сядем. Не возьму я этих денег.
- Бери, Ниночка, не говори глупостей. Какая там обуза, когда вы для меня близкие, родные дети.
- Нет, я не возьму. Это много.
- А я тебе говорю: бери, - настаивала Ольга Осиповна. - Это не мои деньги.
- Как не ваши, а чьи же они? Ольга Осиповна нахмурилась:
- Ты заставляешь меня говорить то, чего я не должна тебе говорить.
Нина удивленно подняла брови и вдруг застыла в напряжении. "Так вот оно что! Это не сама Ольга Осиповна хочет ей помочь… В городе есть организация, которая помогает советским людям. Кто же это может быть? Конечно, подпольщики или партизаны. Неужели партизаны? Да это же просто замечательно! От таких людей и помощь дорога, и деньги взять можно".
- Тетя Оля, - сказала Нина, волнуясь. - Дорогая моя, если это правда… Если эти деньги не ваши, тогда… тогда я возьму их. Только передайте, пожалуйста, партизанам мое большое, большое спасибо.
- Каким партизанам? - изумленно уставилась на нее Ольга Осиповна.
- Тем, что передали нам деньги.
- Но ты ошибаешься, девонька. Эти деньги не от партизан.
Теперь уже Нина рассердилась:
- Вы не доверяете мне? Считаете маленькой. А я уже не ребенок. Листовка моя вон какого шума наделала!
Ольга Осиповна вытаращила на нее глаза.
- Какая листовка?!
- Та, что была приклеена на почте. А люди потом разнесли по городу то, что в ней было написано.
- Ты что, серьезно?
Нина помрачнела и угрюмо ответила: