Глава 6
Острое лезвие совершенно нового скальпеля легко вошло в глазницу. Он не чувствовал сопротивления даже в тот момент, когда перерезал зрительный нерв.
Вырезать ей глаза - дело нескольких минут. Глазные яблоки упали на сложенное вдвое кухонное полотенце, расстеленное на столе. Конечно, она вырывалась, даже пыталась кусаться, но ее зубы не могли прорвать грубую ткань рабочих перчаток. Постепенно он достиг не только высокого мастерства в этом процессе, но и установил определенную последовательность действий, следуя которой легко можно было лишать их глаз.
Первые попытки оказались неудачными. Скальпель слишком глубоко входил в глазницу, повреждая им мозг. Они умирали быстро, и смерть их была омерзительна. Тело сводили судороги, они мочились под себя, их рвало, а еще они дергались, словно зомби, но уже через минуту все было кончено. Конечно, первые пару раз это вызывало в нем интерес, но не приводило к цели, поэтому он начал совершенствовать и свое мастерство, и инструменты. Скальпель, которым он пользовался, был таким тонким, что им можно было разрезать травинку. Кроме того, всякий раз он использовал новый. Лезвия были отличными, но тупились быстро. Да, инструменты стоили довольно дорого, но это не имело значения. Чтобы добиться успеха, он понял это уже давно, нужны были тренировки, тренировки, тренировки… А еще правильное обеспечение. И это касалось всего в этой жизни.
Сейчас он уже считал себя профессионалом, а потому полагал неприемлемым истязать их бесцельно. Главное - они не должны были умирать под его ножом, ведь мертвые они не приносили никакой радости. Чтобы оказаться полезными, они должны быть не только живыми, но и сильными, иначе они не дарили ожидаемых ощущений. Они нужны ему живыми, с обостренными чувствами и инстинктами!
Он медленно подошел к огромному террариуму, занимавшему большую часть комнаты. Два с половиной метра в высоту, четыре метра в глубину, а в длину… казалось, бесконечность. Он сам построил все это. Поставил вторую стену, деревянную, все закрыл и замаскировал. Верхнюю часть, куда можно было добраться только при помощи маленького табурета, он использовал как полку для своей коллекции книг. От пола до уровня головы простиралось обрамленное рамой из красного дерева панорамное стекло, чей мягкий цвет контрастировал с зеленью мира за ним, поблескивавшего в лучах искусственного света.
Каждый раз, когда он входил сюда, им овладевало такое чувство, будто он и вправду очутился в джунглях. Конечно, необходимыми для создания такого впечатления оказались и аудиозаписи, нескончаемым потоком лившиеся из дорогих колонок. Звуки джунглей… Для него было важно совершенство. Он так старался, вложил в это столько денег - чужих на самом деле денег. И ему это удалось. Он обустроил для своей мамбы, dendroaspis viridis, среду обитания, полностью воссоздающую тропические леса западной Африки. Мамбы живут на деревьях, поэтому пришлось повозиться с террариумом. Через постоянного поставщика он импортировал из далеких стран экзотические, по большей части редкие растения, и теперь они колыхались в лучах искусственного света. Тут постоянно поддерживалась температура от 25 до 28 °C, а еще высокая влажность. Все эти данные непрерывно проверял компьютер, высвечивая результат на диаграмме.
Выключатель с часовым механизмом открывал шланги, и каждые шесть часов в этом искусственном мире шел дождь.
Остановившись перед стеклом, он осмотрел простиравшийся по ту сторону лес. Мамба пряталась, укрывшись где-то в густой зеленой листве. Но это не имеет значения! Как только ее жертва окажется на земле, испуганная, растерянная, змея покажется.
Вернувшись к столу, он вытащил уже ослепленную им мышь песчанку из прямоугольной стеклянной коробки. Подхватив песчанку за хвост, он залез на табурет и на уровне двух метров над полом открыл небольшую деревянную дверцу. Заслонка была расположена выше панорамного окна, но пользоваться ею было не совсем безопасно. Зеленая мамба, одна из самых быстрых и ядовитых змей в мире, сулила верную смерть от укуса, если не успеешь принять противоядие. Так что лучше было подстраховаться.
Сунув руку в террариум, он отпустил мышь и поспешно задвинул заслонку.
Песчанка, провалившись сквозь густую листву, очутилась на полу, покрытом лесным перегноем, листьями и песком. Приземлившись на лапки, она на мгновение замерла, а потом бросилась бежать. Животное было ранено и испугано, и потому даже усики не помогали ему. Мышь наталкивалась на камни, корни растений и стекло, ее движения становились все резче. Он надеялся, что у песчанки не случится инфаркт до того, как ее заметит мамба! Такое уже бывало, и не раз, и это всегда злило его.
Отойдя на пару шагов назад, он опустился в уютное кресло, свое любимое место для наблюдения за террариумом.
Представление могло начинаться!
Но пока ничего не происходило.
Песчанка двигалась уже медленнее, силы покидали ее. А может быть, она думала, что опасность миновала. Эта мысль ему нравилась. Вот она сидит перед стеклом, надеется на что-то, пытается примириться со своими ранениями, благодарная судьбе за то, что осталась жива. А тем временем враг уже следит за ней. Он сидел неподвижно, наслаждаясь покоем джунглей, чувствовал, как тело его обволакивает влажное тепло, как сочатся потом все поры; вслушивался в чуждые звуки, диковинное сочетание птичьих трелей, писка, шуршания, жужжания и шипения; воспринимал существовавшие лишь в пространстве его воображения запахи - сладковатый аромат разложения и возрождения, вечного круговорота жизни, которого никому и ничему не дано избежать.
И, как всегда, когда он сидел здесь, его сознание покинуло тело, этот ненавистный сосуд, который могли видеть все остальные. Сознание парило над джунглями, любовалось этим чуждым природным, пронизанным жизнью миром, не заботясь об опасности и смерти. Оно плыло на облаках, устремляясь к вечности, и это было для него трансцендентальным опытом невыразимой красоты. К несчастью, усталость вернула его обратно в тело.
Ночь выдалась нелегкой. Сперва нужно было надежно укрыть новенькую, а потом еще вернуться обратно. Конечно, ему хотелось заняться ею прямо сейчас, но действие снотворного продлится до полудня, так что пока можно насладиться этим спектаклем.
Что-то двигалось в листве!
Мамба!
Значит, она все-таки проголодалась.
Сперва шелохнулись отдельные листики, дрогнули и замерли вновь. Он не видел тела змеи, замечая лишь следы ее продвижения.
Он выпрямился, пододвигаясь ближе к стеклу и широко распахнув глаза.
- Где ты? Покажись, малышка!
И вдруг из зарослей бесшумно метнулось ее изящное тело. Темные глаза смотрели на землю - мамба увидела песчанку, сидевшую на месте. Мышь подняла голову, словно пытаясь посмотреть наверх. Должно быть, она позабыла, что у нее больше нет глаз. Мелкие волоски у носа, да и сам нос, подергивались, песчанка принюхивалась, пытаясь таким образом справиться со слепотой.
Ах, как же ему нравился этот момент, когда мышь понимает, что обречена на смерть и ничего не может поделать с этим. Он любил это мгновение и боялся его, словно разрываясь на части; что-то в этих ощущениях манило его - древняя магия зова. В такие моменты он ощущал тот самый животный страх, страх слабого зверя перед сильным, перед тем, кому суждено стать охотником, а не добычей. Такая простая и вечная истина.
Мышь вновь начала свой бег, натыкаясь на бесчисленные преграды. А вот змея оставалась совершенно спокойной. Ее тусклые глаза не мигали. Он видел только ее голову и часть тонкого зеленого тела - остальное скрывала листва.
Мамба снова резко двинулась вперед. Двухметровое тело грациозно приземлилось, образовав круг с песчанкой в центре. Мышь, дрожа, остановилась и подняла голову, словно надеясь хоть что-то увидеть своими пустыми глазницами.
Голова змеи метнулась к цели - мощное и в то же время изящное движение. Слегка изогнутые зубы впились в тело песчанки.
- Да! - он захлопал в ладони, увлеченный зрелищем.
Мышь дернулась еще пару раз, но бежать не пыталась, и, только когда тело песчанки замерло, мамба начала трапезу. Открыв рот, она отпустила маленькое тельце и просунула нижнюю челюсть под свою добычу. Медленно-медленно тело песчанки скрылось во рту змеи. Два метра извивающейся мощной плоти втягивали в себя жертву, легко, без усилий сокращались мышцы, и по перемещениям выпуклости он мог видеть, где сейчас находится трупик мыши.
Дальнейшее было скучным и длилось долго. Процесс пищеварения его не интересовал. Мышь была мертва, больше не было ни ужаса, ни охоты, ни осознания собственного бессилия. Все, что так влекло его, обрывалось в момент смерти. Потому смерть была ему неинтересна.
Глава 7
К утру воскресенья небо очистилось, свежий западный ветерок разогнал сгустившиеся вечером тучи. По сравнению с небом озеро казалось темным, угрожающим. Франциска Готтлоб накинула старую вязаную кофту, которую носила только дома. Ей по-прежнему было холодно. Кутаясь, девушка вышла на деревянные сходни. Наступил июнь, но утром все еще было холодно - термометр на эллинге показывал, что сейчас всего десять градусов, да и ветерок никак не унимался. Но дело было не только в этом. От воды тянуло холодом, Франциску знобило. Ветер поднимал на озере волны, и те били в дубовые сваи сходен. Вода оставалась прозрачной, и даже отсюда можно было увидеть дно.
Подойдя к краю сходен, Франциска остановилась, подставляя лицо ветру, трепавшему ее рыжие волосы, и посмотрела на противоположный берег. Она чувствовала, что здешнее окружение идет ей на пользу. Тут все было полной противоположностью ее беспокойной, исполненной столкновений с жестокостью жизни в городе. В этом доме у озера она жила с семи лет. Родители купили его, когда один из романов отца наконец принес ему хорошую выручку. Тут Франциска была дома, и она это знала. Девушка в который раз задумалась о том, правильно ли поступила, поселившись однажды в другом месте.
Она почувствовала, как дрогнули от чьих-то шагов доски сходен, и повернулась.
Отец надел сегодня зеленые хлопковые брюки и плотную ветровку на подкладке - шерстяной воротник был поднят. Эту одежду, будто вечную, он носил много лет, но теперь она болталась на его исхудалом теле. Отец словно ссохся, и Франциска понимала, что дело не только в старости. Она с трудом растянула губы в улыбке.
- Доброе утро, малышка! - Отец обнял ее. Он еще не успел побриться и оцарапал дочь щетиной. - Мама готовит завтрак. Сказала, что позовет нас через полчаса. - Он повернулся к озеру. - Да, бой вчера был короткий, но все равно отличный, верно?
Франциска кивнула.
- Только в первом раунде он будто отвлекался все время.
- Да ну! - Отец отмахнулся. - Это все шоу. Этот своего не упустит, он не собирается расставаться со своим поясом чемпиона.
Они немного помолчали, наблюдая за парочкой уток.
- Папа, я…
- Подожди! - Отец полез во внутренний карман ветровки и вытащил какой-то сложенный вчетверо листок. - Вот, посмотри сюда… - Развернув бумагу, он ткнул пальцем в обведенное желтым маркером число.
- Что это? - Франциска не понимала, что пытается показать ей отец. Какие-то результаты анализов из лаборатории, это ясно, но вот что они означают…
- Это число - уровень ПСА на момент начала лучевой терапии. Как видишь, он составляет 6,8.
- Что такое ПСА?
- Простат-специфический антиген. Его уровень определяют по анализу крови. Чем он выше, тем хуже. Если его уровень выше 10, то дело плохо. Я показываю тебе этот дурацкий листок потому, что хорошо тебя знаю и понимаю, насколько важны для тебя цифры и факты, все, что можно проверить и сравнить. Я знаю, что мой вчерашний ответ тебя не успокоил. Запомни эти показатели: 6,8. Через пару недель лучевой терапии я сдам кровь на анализ еще раз, и если уровень ПСА понизится, значит, лечение прошло успешно.
- Так просто?
- Так просто! - Отец кивнул. - Даже рак можно выразить числами. Теперь ты знаешь мое судьбоносное число. И я хочу попросить тебя, чтобы ты оставалась спокойной до тех пор, пока я не получу следующие результаты анализа. - Он отвел глаза. - Ты согласна?
- Да, - Франциска вернула ему листок. - Спасибо, папа.
На самом деле ей хотелось сказать ему намного больше, но отец, всю жизнь говоривший только то, что должно быть сказано, ясно дал ей понять, что этот его принцип касается и рака, разъедавшего его тело. Больше тут говорить не о чем, и точка!
- Самое красивое место в мире, правда? - Отец обвел рукой озеро.
Франциска кивнула.
Сейчас оставалось только молчать, и они стояли на сходнях, слушая речь природы - всплески, всхлипывания, шелесты, шорохи и напевы воды.
Но звон мобильного оборвал величие момента.
Вымученно улыбнувшись, Франциска взяла трубку. Отец махнул рукой, давая ей понять, что возвращается в дом.
- Франциска? - Ей звонил коллега по работе.
- Да, что случилось?
- Пропала девочка.
Часть 2
Глава 1
Сара проснулась в другом мире. Все вокруг было не таким, как обычно, и она сразу это почувствовала, но в первый момент для нее важнее были сигналы, подаваемые ее собственным телом: на языке ощущался омерзительный горьковатый привкус, в животе урчало, голова сильно болела, словно боль пробивалась из центра наружу, пульсируя в глазах. Девочка чувствовала себя больной.
А потом пришли воспоминания, и боль отступила на второй план.
Ее пальцы касались чьих-то жестких, колких волос, она чувствовала чужое дыхание на своем лице, тяжесть на матрасе. Вместо звонка ее рука коснулась чьего-то лица, но это было не человеческое лицо, нет, точно нет, оно казалось таким… отвратительным…
А что потом?
Что случилось потом?
После этого воспоминаний не было, только пустота и тьма. До теперешнего момента.
Сара сосредоточилась на обстановке. Она уже не лежала в своей мягкой кроватке, не было здесь и одеяла: девочка не чувствовала привычного запаха постельного белья - оно всегда пахло одним и тем же стиральным порошком. Кроме того, на ней не было пижамы! Она была голой!
Ей хотелось вскочить, убежать отсюда, но пока она оставалась неподвижной. Сара уже научилась подавлять этот инстинкт, призывавший ее к бегству. В любом случае сперва следовало разведать обстановку, прежде чем в панике бросаться прочь.
Девочка принюхалась, жадно втягивая странные запахи. Ни один из них не казался привычным, а обоняние никогда еще не подводило Сару. Она узнала запах земли в лесу, земли, на которой гнила палая листва. Этот запах был сильнее всех остальных. Большинство людей не смогли бы определить, чем тут пахнет, но ее нос различал все тончайшие нюансы ароматов. Некоторые запахи Сара никак не могла для себя обозначить - ничего подобного она еще не знала. Вот аромат теплого дождя, древесной коры, сочащейся смолой… К ним примешивается слабый запах какого-то зверя.
Где же она?
Ей все сильнее хотелось бежать, звать на помощь, чтобы кто-нибудь пришел и спас ее или просто разбудил. Наверняка она спит и все это - лишь кошмар. Но Сара ничего этого не сделала. Она была неглупой девочкой. Кто бы ни похитил ее из комнаты и ни притащил в этот лес, этот человек наверняка не хотел, чтобы она кричала. Потому она продолжала притворяться спящей. Теперь, когда все запахи были восприняты, можно было полностью сосредоточиться на слухе. Сара всегда необычайно чутко улавливала звуки. Но и те здесь оказались чуждыми. Да, она уже бывала в лесу, и тот также наполняли разнообразные звуки, но совсем не такие, как тут.
Тихое стрекотание, клекот, шипение, тонкие нотки птичьего пения и писка… Однако все это совершенно не походило на тот лес, который она знала. Лес, в котором Сара бывала раньше, был глубоким, звуки отдавались далеким эхом, чувствовалось, какой шорох идет сверху, а какой - снизу. Но тут все путалось, переплеталось да и звучало глухо, словно лесу не хватало ширины и высоты.
Ее страх нарастал, жар разливался по щекам и лбу, ужас требовал пространства в теле, и девочка ощутила давление в мочевом пузыре. Нужно было помочиться, немедленно. Она крепко сжала челюсти и скрестила ноги. Нет, Сара больше не могла сидеть тихо. Необходимо двигаться. Она протянула правую руку и начала ощупывать все вокруг. Кончики пальцев, огрубевшие, но остававшиеся очень чувствительными, продвигались вперед, а разум тут же принялся анализировать ощущения.
Что-то мягкое, сыпучее. Это кора и листва. Она лежит на коре и листве. Только мелкие кусочки коры. Они, как и листья, влажные. Недавно прошел дождь? Если это так, то почему она сама не промокла? Может быть, она лежит под крышей? И потому звуки леса так искажаются? Сара запрокинула голову, задрав подбородок. Находясь в помещении, она обычно могла почувствовать, насколько отдален потолок. Вот только тут ее сверхспособность не работала. Сара чувствовала давление некой силы, но не могла определить это ощущение.
О боже! Тут и вправду все не так, как она привыкла. Абсолютно все!
От этой мысли страх возрос, занимая все больше места в ее теле. В промежности стало мокро, девочку охватил стыд, и, не зная, как себе помочь, она свернулась калачиком и заплакала. Вскоре Сара забылась беспокойным сном.
Глава 2
Франциска Готтлоб вошла в холл интерната Святой Елены, приюта для детей-инвалидов. На мгновение ее внимание привлек огромный аквариум, стоявший у стены напротив входной двери. Он был не меньше двух метров длиной и полутора метров высотой. Холл был обставлен ярко и красочно, но в сравнении с этим кусочком моря, заточенным в стекло, все остальное меркло. Сперва Франциска не обратила внимания на бурную деятельность, царившую в холле и на парковке перед зданием. Криминалисты из ее отдела с привычным спокойствием и дотошностью приступили к делу, но все остальные - персонал интерната, дети, обеспокоенные родители - суетились, обсуждая происшедшее. Было нелегко удержать их в комнатах или хотя бы собрать всех в одном зале, в той же столовой, чтобы они не мешали работе сотрудников.
- Госпожа Готтлоб? - Из раздумий Франциску вывел чей-то приветливый, однако слишком громкий голос.
Вздрогнув, девушка оглянулась и увидела невысокую полную женщину.
- Я вас испугала? Извините. Этот аквариум заставляет позабыть обо всем вокруг, верно? Я госпожа Цирковски, директор интерната.
- Комиссар Готтлоб, полиция Ганновера. - Франциска пожала ей руку.
Цирковски поджала губы. Она была очень напряжена, пухлые пальцы перебирали складки юбки.
- Есть какие-нибудь новости? - отрывисто спросила она. - Вы обнаружили какие-нибудь следы Сары?
- К сожалению, нет! - Франциска покачала головой. - Госпожа Цирковски, меня утром не было в городе, поэтому коллеги начали заниматься этим делом без меня, но я отвечаю за расследование. Так что мне хотелось бы с вами поговорить.