Из‑за колонны неожиданно вышел высокий бритый человек в белой одежде и тростниковых сандалиях. Это был один из жрецов храма. Вежливо поздоровавшись с Архиппом, он продолжал, обращаясь к Демокриту:
- Скажи, грек, чем, по–твоему, прежде всего отличается египетская религия от вашей?
- Не знаю, - растерялся Демокрит, - думаю, что и там и здесь вера в богов не может помочь человеку, желающему заниматься наукой.
- Наш храм построен не для ученых, - возразил жрец. - Мы даем утешение обездоленным, а в этом люди нуждаются больше хлеба. Вот почему не оскудевает поток даров, на который содержатся храмы и существуют жрецы. У вас в Греции жрецом может быть любой гражданин. В Египте звание жреца передается в знатных семьях от отца к сыну. Мы, жрецы, живем замкнуто, не общаясь с простым народом и строго соблюдая священные обряды. В награду за это души наши не погибнут, а будут жить вечно.
- Расскажи нам о том, что в Аиде, - вмешался Архипп. - Я уже говорил Демокриту о ладье Аммона, но мне хотелось бы услышать о судьбе умерших.
- Б подземном царстве, - сказал жрец, - правит мудрый и справедливый бог Осйрис. Когда‑то злой брат Сет убил Осириса. Но брату не удалось уничтожить тело Осириса, и Осирис воскрес. Так же может воскреснуть и умерший человек, если тело его не будет уничтожено. Что станется с человеком после смерти, решается на суде Осириса. Огромные весы стоят перед подземным правителем. Нелегко покойникам пройти суд Осириса: если окажется, что человек не выполнял предписаний богов и его сердце обременено грехами, чудовище с головой крокодила пожрет его, и не будет ему ни вечной жизни, ни воскрешения.
- Зато те, кто оправдан Осирисом, получат вечную жизнь на полях блаженства, - вмешался Архипп.
- А некоторые, - важно добавил жрец, - даже могут вернуться назад на землю.
- Что же надо сделать для этого? - спросил, заглядывая жрецу в глаза, Архипп.
- То же, что делали ваши мудрецы Орфей и Пифагор, - спокойно ответил египтянин. - Один из них сумел выйти из Аида, а другой вернется к людям через двести лет. Надо чтить богов, приносить им щедрые дары, а главное, дружить с жрецами, - добавил он, неодобрительно глядя на Демокрита. - Только они могут посвятить в таинства, которые открывают двери подземного мира. Надо знать, в какой части преисподней протекает подземный Нил и когда проплывает по нему ладья Аммона, надо знать также тайное имя Аммона, и тогда бог возьмет тебя на свою ладью и вывезет на землю.
- Так скажи же мне скорей его имя! - И Архипп умоляюще схватил египтянина за руку.
- Нет, - решительно ответил жрец, - для этого ты должен прожить в храме не меньше года, пожертвовать богу свое имущество и точно соблюдать все обряды.
- Я согласен, - с готовностью сказал Архипп. - Я стар и мудр. Мне много не нужно. Как и мой учитель Пифагор, я не боюсь смерти, но, если есть возможность вернуться после смерти к людям, я должен сделать все возможное, чтобы не лишать их моей мудрости. А ты, Демокрит? Неужели тебя не пугает смерть и царство мертвых?
- Очень пугает, - рассердился до сих пор спокойно слушавший Демокрит. - Только ни в поля блаженных, ни в муки преисподней я не верю. Я уже слышал эти россказни о воскрешении из мертвых от твоих друзей пифагорейцев. Теперь я наконец понял, откуда они идут. Не пойму только, почему, если они действительно верят в загробное существование души, то не хотят оставаться в своих полях блаженства и готовы все отдать, только бы вернуться в ладье Аммона назад к мучениям этой жизни. Да и ты уже не хочешь ждать, пока твоя душа переселится в какого‑нибудь благородного зверя. Забыв все, что проповедовал, ты даешь водить себя за нос обманщику, польстившемуся на твое богатство. Прощай, Архипп. Вернувшись на родину, я обязательно напишу книгу "О том, что в Аиде". Слишком много людей стало верить пифагорейцам, повторяющим египетские выдумки. Я покажу, откуда берут они рассказы о муках грешников, о воскрешении мертвых, и любой мальчишка поймет, что это обман, которому не стоит верить.
ПРОПАВШИЙ ПАПИРУС
От Фив до Мероэ - столицы эфиопского царства - сперва надо плыть по Нилу, а потом в течение двенадцати дней пришлось идти напрямик через пустыню. Хотя город был расположен на берегу Нила, до него из‑за порогов на реке нельзя было доплыть на корабле. Идти вдоль Нила тоже не имело смысла, и все пользовались прямой дорогой, которая была значительно короче.
Двенадцатидневный переход очень утомил Демокрита. Солнце палило нещадно, мучила жажда, песок скрипел на зубах, забивался в одежду и волосы. В горле пересохло, и язык распух так, что казалось, он уже не помещается во рту.
Наконец вдали показалось Мероэ. Это был небольшой городок, состоявший из белых домиков, сгрудившихся на берегу Нила. Несколько зданий выделялось среди невысоких построек, но даже дворцы и храмы казались маленькими по сравнению с тем, что видел Демокрит в Фивах и Мемфисе. Исключение составлял только величественный храм Солнца.
Стены его были покрыты цветными изразцами и украшены рельефными изображениями битв, в которых участвовали эфиопы. Над входом в храм было вделано в стену изображение солнечного диска.
Возле города виднелось несколько десятков небольших пирамид, отличавшихся от египетских красивыми башенками на вершине и пристройками, нарушавшими тоскливое однообразие стен. Невдалеке от города находились огромные сооружения для сбора дождевой воды и целые горы блестящего черного шлака. Эфиопы раньше, чем египтяне, научились выплавлять железо. Правители страны построили на окраине Мероэ печи для выплавки металла, и вот уже много десятилетий кучи шлака непрерывно росли. Слитки железа эфиопы отправляли вниз по Нилу, выменивая их там на хлеб и предметы роскоши.
Близко к городу подступал густой лес, кишащий дикими зверями. По ночам путники слышали рев леопарда, подбиравшегося к самым домам, и вой шакалов, бродивших возле хлевов. Демокрит видел на лугах, окружавших город, свежие следы слонов и носорогов.
Об эфиопах Демокрит раньше слышал много, и почти все, что рассказывали, оказалось неправдой. Пифагорейцы утверждали, что эфиопы владеют чудотворными секретами, позволявшими оживлять мертвецов. Сами жители Мероэ отрицали это, и Демокрит видел, что они говорят искренне. Неправдой оказалось и то, что эфиопы выбирают своим царем самого высокого и красивого мужчину. Демокрит мог убедиться, что правивший в то время, когда он был в Мероэ, царь был совсем некрасив, а ростом не превышал среднего человека.
На невольничьем рынке Демокрит увидел, как продавали рабов–пигмеев. Пигмеи - племя чернокожих людей, живущих по соседству с эфиопами. Еще в детстве, когда Демокрит учил наизусть Гомера, услышал он о маленьких смешных человечках, живущих у южных пределов земли. "Этот народец такой маленький, - рассказывал Гомер, - что журавли ежегодно осенью, устремляясь на юг, нападают на них:
С криком несутся они к океанским быстрым теченьям,
Смерть и погибель готовя мужам низкорослым - пигмеям,
В утренних сумерках злую войну они с ними заводят…
Теперь Демокрит увидел пигмеев своими глазами, и они оказались вовсе не такими маленькими: взрослый мужчина-пигмей достигал почти трех локтей, то есть был по плечо Демокриту. С помощью одного эфиопа, знавшего египетский и понимавшего язык пигмеев, Демокрит выяснил, что рассказ Гомера о войне пигмеев с журавлями - чистый вымысел. Пигмеи уверяли, что они храбрые охотники, и очень смеялись, когда Демокрит спросил их, не боятся ли они журавлей.
Все эти сведения Демокрит получил, бродя по городу и разыскивая Левкиппа, но никаких следов похищенного разбойниками учителя обнаружить не удавалось. Демокрит исходил город вдоль и поперек, расспрашивал множество людей, но все напрасно. Однако он не сдавался и каждое утро снова и снова отправлялся на поиски.
На десятый день пребывания в Мероэ Демокрит, как обычно, ушел рано утром, а Диагор остался дома.
"Надо было бы написать Дамасу, - думал Диагор, оставшись один, - но о чем писать? Сейчас причины, побудившие Демокрита приехать сюда, известны мне не больше, чем в начале путешествия. А вдруг он и в самом деле ищет Левкиппа?! Невезучий я человек! До самой смерти, видно, оставаться мне рабом, получая колотушки и затрещины. А в том, что затрещин мне не миновать, сомневаться не приходится. Дамас не такой человек, чтобы бросать слова на ветер, а он обещал хорошенько вздуть меня, если я вернусь в Абдеры ни с чем. Хозяева думают, что раб только для того и существует, чтобы можно было срывать на нем плохое настроение. Правда, Демокрит еще ни разу меня не ударил, но неизвестно, что лучше: получить трепку в Абдерах или солнечный удар в одном из этих бесконечных путешествий. Впрочем, я, наверно, получу и то и другое".
От всех этих мыслей Диагор приуныл и, чтобы как‑то отвлечься, решил заняться своим любимым делом - сочинением стихов. Диагор взял шкатулку, в которой Демокрит хранил папирус, и открыл ее. В шкатулке лежало всего два листа папируса. Если их забрать, то Демокрит может заметить пропажу. А может и не заметить - он такой рассеянный. Ведь не замечал же он раньше, когда недоставало одного или двух листов.
- Э, как‑нибудь обойдется, - решил Диагор, - столько неприятностей, что одной больше или меньше - это уже неважно.
Взяв папирус и удобно расположившись, Диагор начал сочинять:
"Что тебе долгая жизнь, если вскоре умрешь ты, а время так быстролетно…" - написал Диагор и задумался. Дальше надо было дать какое‑нибудь интересное сравнение, но сравнение не приходило в голову.
"Быстролетно… так быстролетно, - задумчиво повторял Диагор. - Быстролетно… летит… летать… облетать… облетают листья с деревьев… Вот! Кажется, нашел! - обрадовался он и написал: "С листвой нашу природу сравню…"
Теперь получились уже две строчки, которые Диагору понравились:
Что тебе долгая жизнь, если вскоре умрешь ты, а время
Так быстролетно. С листвой нашу природу сравню…
Стихи выходили грустные, под стать мрачному настроению Диагора. Вскоре ему удалось придумать еще несколько строчек, но работа вдруг застопорилась: слова не укладывались в размер, сравнения никак не находились. Полузакрыв глаза, просидел он с полчаса неподвижно, но так ничего и не придумал. Затем тростинка, которую он давно уже не обмакивал в чернила, вдруг выпала у него из пальцев, и вскоре послышалось равномерное посапывание: Диагор заснул. Снился ему Дамас, который бил его по щекам тяжелой волосатой рукой и приговаривал: "Забыл, зачем тебя посылали в Египет?! Забыл, зачем тебя посылали в Египет?!"
Устав от бесплодных хождений по городу, Демокрит вернулся домой, чтобы отдохнуть и заодно записать те сведения об Эфиопии, которые он узнал из разговоров с жителями Мероэ. С самого начала путешествия он взял себе за правило ежедневно записывать все новое, что ему удалось увидеть. В голове его уже созревал план книги, которую обязательно надо написать, чтобы опровергнуть басни, распространяемые пифагорейцами о пигмеях и эфиопах. Эту книгу он назовет "О том, что в Мероэ".
Не обратив никакого внимания на спящего Диагора, Демокрит раскрыл шкатулку.
- Что такое? - произнес он, не веря своим глазам. - Ведь утром еще были два листа. А, понимаю! Диагор опять решил дать знать моему братцу, что мы тут делаем. Ну, на этот раз это ему даром не пройдет. Мало того, что, он обманщик, он еще оставил меня без папируса. Заснул с листом в руках! Утомился, видите ли, сочиняя очередной донос. Эй, Диагор, проснись! Да проснись же ты!
Диагор открыл глаза.
- Ты зачем взял мой папирус? Из‑за тебя мне не на чем писать! А ну покажи, что это ты сочинял в мое отсутствие.
Смущенный Диагор молча протянул Демокриту исписанный папирус.
Что тебе долгая жизнь, если вскоре умрешь ты, а время
Так быстролетно. С листвой нашу природу сравню…
Тленны земля и вода… -
с удивлением прочел Демокрит строки, написанные рукой Диагора. Он ожидал увидеть совсем иное.
- Для чего ты это все записывал? Это что, твои стихи? - с интересом разглядывая своего раба, спросил Демокрит.
Диагор молча кивнул.
Демокрит внимательно прочел оба исписанных листа, а затем сказал:
- Признаю, что стихи неплохие. Это смягчает твою вину, и наказывать тебя я не стану: в конце концов, ты не израсходовал папирус бесполезно. А сейчас беги на рынок и купи еще папируса, благо он здесь дешевле, чем где бы то ни было. Купи его столько, чтобы каждый из нас мог писать сколько захочет.
Диагор со всех ног бросился вон из дома. Такого исхода он не ожидал. Он уже чувствовал, как по его спине гуляют плети, - так, без сомнения, поступили бы его прежние хозяева. А тут! Диагор почувствовал, как горячий комок подкатился к его горлу.
"Конечно, - подумал он, - Дамасу я больше не напишу ни одного письма. Какая бы причина не заставляла Демокрита путешествовать - это его тайна, и Дамасу нет до нее дела. Своего хозяина я никогда не предам больше".
Назад Диагор вернулся неожиданно быстро, сопровождаемый незнакомым человеком.
- Господин! - сказал Диагор. - Я встретил по дороге на рынок этого человека. Он расспрашивал греков, не приехал ли ты в Мероэ, и сказал, что у него есть для тебя письмо.
Демокрит взял у незнакомца сложенный лист папируса, развернул письмо и прочел:
Левкипп Демокриту желает здравствовать. У меня мало надежды, что ты получил первое мое письмо, но на всякий случай сообщаю тебе, что эфиопы не стали дожидаться, пока ты привезешь выкуп, а продали меня послу персидского царя Гидарну, который был здесь, а сейчас едет назад на родину через Пелусий. Будь здоров. Левкипп.
Получив письмо Левкиппа, Демокрит в тот же день выехал из Мероэ. За те два месяца, которые потребовались, чтобы добраться до Пелусия, Демокрит не позволил себе ни одного дня отдыха. Деньги, как водится, творили чудеса. Золотые персидские дарики, которые щедро вручал кормчим Демокрит, побуждали корабли двигаться и днем и ночью…
И все‑таки он опоздал. Примчавшись в Пелусий, Демокрит узнал, что неделю назад Гидарн отплыл в Малую Азию, в город Эфес.
Глубоко разочарованный, Демокрит возвратился в Навкратис. Здесь в доме Аркесилая он решил отдохнуть от стремительной поездки вниз по Нилу. Теперь спешить уже не имело смысла. Впереди предстоял долгий путь, перед которым надо было набраться сил, долгий путь в Эфес, где следовало возобновить поиски бедного Левкиппа.
ВСТРЕЧА С ГИППОКРАТОМ
Демокрит с Диагором сели на торговое судно, отходившее из Навкратиса в Эфес.
Было тепло, дул легкий южный ветерок. Небо было голубое и безоблачное; море гладкое, как зеркало. Не приходилось опасаться и пиратов: на общий счет навклёр (владелец корабля) и путники наняли отряд вооруженных людей, способный отразить любое нападение.
Даже те путешественники, которые обычно страдали морской болезнью, на этот раз чувствовали себя прекрасно; Демокрит сидел над своими записями, сделанными в Египте, и приводил их в порядок.
Но на исходе второго дня пути, несмотря на прекрасную погоду, у Диагора начались тошнота и непрерывная рвота. Он весь горел и на третий день стал бредить. В бреду Диагор кричал, что он великий грешник, что его постиг гнев божий и что кораблю суждено за его грехи погрузиться в морскую пучину.
Благочестивые путники с ужасом внимали этим предсказаниям. Они кричали:
- Мы не хотим все погибнуть из‑за того, что среди нас оказался один неугодный богам раб. Надо его бросить в море на съедение рыбам!
Навклер также пришел в ужас и приказал матросам избавиться от злополучного раба. Диагору связали руки, положили его в полотняный мешок и подняли уже над бортом, но тут Демокрит стал умолять их сжалиться над Диагором. Он уверял, что бред вызван просто болезнью и что она скоро пройдет. С трудом ему удалось уговорить их за большое вознаграждение высадить Диагора на северный берег острова Крита, мимо которого плыл корабль. Диагора оставили в критской гавани Амнисе; Демокрит высадился вместе с ним.
Несколько часов Диагор пролежал на берегу без движения, и Демокрит начал уже опасаться, не умер ли он, но затем сознание вернулось к больному. Оглянувшись и не найдя возле себя никого, кроме Демокрита, Диагор понял, что произошло.
- Господин! - позвал он слабым голосом. - Господин, ты сошел с корабля, чтобы не оставить меня одного?
- Тише, - сказал Демокрит. - Не волнуйся так, а то снова лишишься сознания.
- Ты хороший человек, Демокрит, - сказал Диагор. - А я великий грешник и жалкий предатель! Не спорь, ты еще ничего не знаешь обо мне. Я не был тебе верным слугой - твой брат подослал меня к тебе, чтобы я следил за тобой. Он думает, что ты разузнал каким‑то образом о богатом кладе, спрятанном в Египте, и отправился за сокровищами. Он обещал отпустить меня на свободу, если я узнаю, где богатство, которое ты ищешь. А ты знаешь, что я ведь не всегда был рабом. В моем родном городе я был поэтом и мечтал прославиться, как великий Архилох или Алкёй. Я надеялся стать свободным человеком, а теперь умираю как подлый предатель…
- Молчи, - сказал Демокрит. - Я уже давно догадывался о твоих нелепых подозрениях, но хотел, чтобы ты сам понял истину. Ты так же глуп, как мой брат, но я надеюсь, что ты еще успеешь поумнеть.
- Ты вправду не сердишься на меня, Демокрит? Тогда обещай выполнить мою последнюю просьбу. Отнеси меня в храм Элевтб - это великая богиня, и она поможет мне.
Диагор знал, что в Амнисе находятся знаменитая пещера богини Элевтии и храм при ней. Элевтия - богиня, помогающая женщинам, и, казалось бы, больному мужчине обращаться к этой богине не было смысла. Но предприимчивые жрецы Элевтии нашли, что им будет выгодней, если к богине будут обращаться также и нуждающиеся в помощи мужчины. А в Афинах и в ряде других греческих городов были храмы богини плодородия Деметры, имевшей прозвище Элевто. Деметра–Элевто была богиней умирающей и воскресающей природы; жрецы Элевтии, которая тоже имела прозвище Элевто, заявили, что Элевтия и Деметра - это одна и та же богиня, и стали во имя Деметры лечить заодно и мужчин.