Прямо перед ним округлым боком выпирал корпус судна. При желании Марат мог дотронуться до него рукой. Мог запросто перебраться на палубу. Но нельзя было. Сейчас нельзя. Вахтенные там, наверху, ничего не проморгают. Шевельнись или кашляни - немедленно заметят. И тогда весь план Марата провалится с треском.
Над ним по толстым доскам настила непрерывно сновали люди. Что-то волокли, катили, передвигали. С залихватским уханьем, подбадривающими выкриками, со скрипом и скрежетом. С неизменными и незаменимыми матросскими прибаутками.
Разгрузили транспорт быстро, часа за полтора. А на погрузку ушел почти весь скудный ноябрьский день.
Марат внимательно наблюдал за корпусом корабля. Сначала его шершавая металлическая обшивка постепенно поднималась из воды. Точнее, из ледовой шуги, скопившейся на поверхности воды. Высоко поднялась граница между серой окраской надводной части и черной - подводной. Марат знал: эта граница называется грузовой ватерлинией. При полной загрузке судна она чуть уйдет под воду, и палуба окажется совсем низко. Один прыжок - и он там.
"Главное - не упустить момент", - наставлял сам себя Марат.
Расчет у него был точный: груженый транспорт задерживаться не станет, его ждут на другом берегу. Опять же место у причала освобождать надо. Да мало ли что? "Юнкерсы" могут налететь… Значит, отойдет быстро, сразу, как загрузится. И тут - не прозевать. Только отдадут швартовы - немедленно туда. Ни раньше, ни позже.
- Раз-два, взяли! - хрипло кто-то командовал наверху. - Еще раз, взяли!
Голос показался Марату знакомым. Не тот ли это моряк, который его от причала отгонял?
Доски настила скрипели, местами прогибались.
"Что-то тяжелое волокут, - прикидывал Марат. - Может, орудие грузят. А может, "катюшу"?"
По пути на Ладогу Марат не раз был свидетелем разговоров о каких-то новых минометах - в народе их прозвали "катюшами". Фашистов будто начисто выжигают, одним залпом целую роту, а то и батальон. В Ленинграде такое оружие очень бы пригодилось. У Марата даже мысль была: не податься ли в минометчики? Но мечта стать моряком глубоко засела. И переборола.
- Вира помалу! - рокотал над головой все тот же голос. - Крепче держи, братва, чтоб не сорвалось.
Марат слышал тяжелое, прерывистое дыхание, топот кирзовых сапог, восклицания, похожие на стон: "И-эх!". И ему казалось, что конца этому не будет. Уж больно медленно погружался корпус судна. Ватерлиния упорно не уходила под воду.
Человек за бортом
Сколько часов может просидеть мальчишка на сквозном леденящем ветру? Два? Три?.. Марат сидел уже шестой час. Он точно знал: пять часов прошло. Знал, потому что на каждом корабле все подчинено строгому распорядку. А корабль - военный транспорт - находился совсем рядом. Буквально рукой подать. От него веяло теплом и уютом. И еще чем-то неуловимо притягательным, желанным, скрывающимся за металлической обшивкой борта.
А холод пронимал до костей. И голод давал о себе знать. Не помог даже сухарь, который Марат с яростью сжевал примерно в середине дня. Он с тревогой ощущал, что постепенно коченеет. Еще немного, и ему уже не удастся ни разогнуться, ни разжать пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в скобу, скреплявшую свайное основание причала.
"Ничего, выдержу, - успокаивал себя Марат. - Скоро погрузка закончится, и тогда…"
Он знал, ради чего мучается. И дождался своего.
Уже смеркалось, когда на причале и на транспорте вдруг наступило затишье. Прекратилось движение, смолкли голоса. Потом грохнули сброшенные сходни.
Марат насторожился, напрягся до предела.
"По местам стоять, со швартовов сниматься!" - послышалась команда.
Заработала машина. Корпус судна покачнулся, задрожал. Шуга вокруг него зашевелилась.
Марат разжал затвердевшие пальцы, по перекладине подвинулся к самому краю причала.
"Отдать носовой!.. Отдать кормовой!.."
Звякнул привод машинного телеграфа, и тут же заработал винт. Транспорт медленно, будто нехотя, поплыл вперед. Расстояние между его бортом и причалом стало увеличиваться.
"Пора!" - скомандовал себе Марат.
Он покрепче надвинул на лоб фуражку и опустил ремешок ее под подбородок - это чтобы не упала при резком движении. Затем выпрямился и одним махом прыгнул на транспорт. Хотел попасть прямо на палубу, но промахнулся, немного недотянул. Ухватился за верхнюю кромку металлического ограждения - фальшборта и стал подтягиваться.
"Кажется, не заметили", - мелькнула мысль.
Еще усилие, и он будет на судне.
Но что это? Онемевшие руки не слушались. Пальцы разгибались.
В школе на уроках физкультуры Марат подтягивался на турнике не менее десяти раз. А однажды на спортплощадке у дома, когда на него из окна своей квартиры смотрела Галка Одинцова, подтянулся восемнадцать раз, а потом еще сел на перекладину верхом и, кувырнувшись, лихо соскочил на землю.
А тут… Последним напряжением воли Марат пытался перебороть себя. Хотя бы удержаться, во что бы то ни стало удержаться!
Судорожными рывками старался он перебросить отяжелевшее тело на палубу.
И сорвался, упал в воду.
Шуга смягчила удар, задержала погружение.
"Все пропало!" Марат в отчаянии барахтался, кое-как удерживаясь на поверхности. И с ужасом чувствовал, как ледяная вода заполняет ботинки, подбирается к телу.
А мимо проплывал борт столь желанного транспорта.
И в тот же миг… На это Марат не рассчитывал, но это произошло. Кто-то тревожно выкрикнул:
- Человек за бортом!
Рядом плюхнулся спасательный круг. Марат ухватился за него обеими руками.
Транспорт замедлил ход.
- Полундра! Под винт не угоди! - донеслось до Марата.
Кричали с транспорта. Марату показалось, что голос был тот же, который он слышал днем, при погрузке.
"Боцман, подобрать утопающего! Быстро, черт возьми!" - гулко скомандовали в мегафон.
- Где он, братва? - беспокоился все тот же голос.
Скрываться дальше было бесполезно.
- Здесь я, здесь! - во всю глотку завопил Марат.
- Ага, вижу, - подтвердили совсем рядом. - Держи конец.
Конец троса с петлей, скользнув по плечу, повис около Марата над водой. Он отпустил круг и ухватился за петлю.
- Крепче держись! - наставлял все тот же голос. - По-о-шел!..
Через секунду Марата выдернули из воды и потащили вверх.
Чьи-то сильные руки ухватили его за ворот полушубка, кто-то поддержал за ремень. Перевалили через фальшборт и поставили на палубу.
- Ну вот и порядок! - удовлетворенно пробасил старший.
Марат без труда узнал в нем своего знакомого моряка, который вел по причалу раненого матроса. Это его голос звучал громче всех на погрузке. Значит, это и есть боцман. Интересно: узнал ли он Марата?
Вокруг него, вымокшего, ошеломленного, стояли несколько моряков и с удивлением разглядывали, как неожиданного гостя.
- Совсем малыш еще, - с жалостью сказал один.
- Скиталец морей, - насмешливо бросил другой.
Боцман строго посмотрел на них.
- Ну вот что, братва, по местам! Отбой тревоги! - сказал деловито, и матросы послушно разошлись.
- А с тобой, - он окинул Марата недоверчивым взглядом, - придется разобраться.
Угрюмый вид боцмана не предвещал ничего хорошего.
- А чего разбираться-то? - склонил голову Марат, разглядывая лужу, растекавшуюся у него под ногами. Он старался понять, будет судно идти дальше или повернет обратно.
- Так вот как получается… - Боцман продолжал сверлить Марата зрачками. - А я-то давеча… Думал, просто так, беспризорник.
Выходит, узнал-таки…
- А я ничего… - невпопад начал оправдываться Марат. - Я просто так…
- Просто так на судно бросился? На военный транспорт? - Боцман еле переводил дыхание. - Кому другому байки трави… И на жалость не нажимай, Москва слезам не верит. Вот командир вызовет - он тебе покажет "просто так".
У Марата сжалось сердце: "Неужели высадят?"
И как бы в подтверждение, мегафонный голос откуда-то сверху потребовал:
"Боцман, нарушителя на мостик!"
- Есть! - Боцман ухватил Марата за рукав. - Ну вот, пошли.
Марат, оставляя за собой мокрый след, покорно поплелся за ним.
По пути он с удовлетворением заметил, что транспорт набирает ход. "Может, и не высадят?" - мелькнула обнадеживающая мысль.
Ему очень не хотелось покидать транспорт, на который он попал ценой таких неимоверных усилий.
"Полный вперед!"
На ходовом мостике было тихо и пустынно. У ветрового стекла застыл с биноклем в руках вахтенный командир. Рулевой в привычной позе стоял у штурвального колеса. Ближе всех к входу находился среднего роста худощавый моряк в кожаном реглане с меховым воротником. Несколько продольных морщин пересекали его аскетическое лицо. На голове высилась черная фуражка с белыми кантами и вышитой золотистой эмблемой. По тому, как держался и как выглядел этот человек, Марат догадался, что это и есть командир.
Гул работающих машин почти не доходил сюда. Лишь слегка вибрировали под ногами деревянные рыбины - решетчатый настил, положенный поверх металлических листов палубы. В какой-то степени это помогло Марату скрыть охватившую его дрожь.
- Товарищ командир, нарушитель доставлен! - доложил боцман и отошел в сторону, давая возможность разглядеть Марата.
- Это он, - удивленно вскинул брови командир, - нарушитель?
После невольного купания Марат выглядел еще невзрачнее, чем обычно. Глядя на его тщедушную фигуру, командир никак не мог поверить, что такой человечишко мог причинить столько беспокойства и тревоги экипажу целого судна в ответственный момент выхода в боевой поход.
- Так точно, он, - подтвердил боцман, уловив подлинный смысл командирского недоумения.
Командир поежился, словно стряхивая с себя всякие сомнения, и подошел к Марату.
- Совсем мальчишка еще, - сказал как бы про себя и подчеркнуто строго, официально спросил: - Кто такой? Откуда?
Марат, не поднимая головы, разглядывал решетчатый настил под ногами.
- Днем все у причала околачивался, - вставил боцман. - Видел я. Думал, просто так, заблудший под ногами мешается. А оно вон как вышло. Хитрый, видать.
- Хитрый, - сурово усмехнулся командир и вдруг повернулся к вахтенному: - Следовать заданным курсом. Полный вперед! - И Марату: - Так что же, молчать будем или объяснимся? Имя у тебя есть?.. А фамилия?..
Марат ликовал: полный дали. Значит, высаживать не будут. На это он и рассчитывал. Теперь можно и раскрыться.
- Марат я… Есипов.
- Ага, Марат, - удовлетворенно подхватил командир. - Хорошее имя. А сколько тебе лет?
- Шестнадцать. - Марат солидно кашлянул и поправился: - Семнадцатый.
- А чем ты докажешь, что тебе шестнадцать и ты именно Марат Есипов?
Чем он мог доказать?
- Чего? - Марат непонимающе глянул на командира из-под бровей.
- Документы у тебя есть?
И тут документы подавай. Откуда они у него?
- Были, - смело соврал Марат и стал шарить по карманам, где хранил все свои дорожные пожитки. На всякий случай шуранул за пазухой. - Совсем недавно были… А вот нет… Наверное, утонули.
Он растерянно посмотрел вокруг, словно документы его могли оказаться и где-то здесь, на мостике.
- Ага, утонули, - с готовностью повторил командир, который, видимо, другого ответа и не ожидал. - А куда ты, если не секрет, путь держишь?
Теперь это уже был не секрет, и Марат с готовностью ответил:
- В Ленинград, на Краснознаменный Балтийский флот.
- Ого! - удивился командир. - У тебя вызов или… сам по себе?
- Вызова нет. Я добровольно. - Марат бесстрашно посмотрел в глаза командиру. - Юнгой.
- Ха, видали! - Командир гневно взмахнул рукой. - Доброволец называется. А ты знаешь, что полагается за проникновение на военный транспорт без разрешения? За срыв рейса? Трибунал!.. Кто знает, может, ты вражеский лазутчик?
У Марата вдоль спины пробежал холодок, а щеки стали пунцовыми.
- Неправда это, не лазутчик я… И рейса не сорвал… А в воду упал случайно… У меня папа в Ленинграде служит.
- Ну вот и до папы добрались, - произнес командир. - Ладно, завтра решим, что с тобой делать. А пока, - обратился он к боцману, - в машинное отделение его. Обогреть, обсушить, накормить. И уложить спать.
- Есть в машинное, - козырнул боцман.
- И глаз не спускать, - тихо, чтобы не слышал Марат, добавил командир. - Утром в Осиновце передадим в береговую охрану.
- Ясно, - с готовностью подтвердил боцман. - Разрешите идти?
- Идите.
Машинное отделение обдало Марата клубами пара и теплом. Приятно пахло горячим металлом и еще чем-то неуловимо знакомым, согревающим. И успокаивающим.
Все произошло так, как наказывал командир. Марата обсушили, накормили и, закутав в старую матросскую шинель, уложили спать у теплого трубопровода. Он быстро согрелся и, довольный таким оборотом дела, уснул, убаюканный рокотом паровой машины и мерным покачиванием судна.
Проснулся Марат от внезапно наступившей тишины. Машина не работала. Не было вибрации, характерной для движения судна. Лишь чуть покачивало.
"Прибыли в порт", - сообразил Марат.
На металлической платформе, представлявшей как бы второй этаж машинного отделения, разговаривали двое.
- Парнишку-то разбудить? - спросил один.
- Пусть спит пока, - ответил другой. - Некогда сейчас возиться с ним. Авралить надо. После разгрузки, как приказано, сдадим в охрану.
Марата будто шилом кольнуло: "В охрану".
Сон как рукой сняло.
Когда моряки ушли, он осторожно, стараясь не шуметь, встал. При свете тусклой лампочки, горевшей под самым подволоком - так на кораблях потолок называется, - торопливо оделся, обулся. Свою самодельную постель уложил так, чтобы создавалось впечатление, будто здесь спит человек.
По крутому трапу, озираясь и прислушиваясь, вылез на верхнюю палубу. И сразу окунулся в студеную мглу. В темноте едва проглядывали контуры кормовой надстройки и трубы, груды зачехленных грузов. Крупинки снежного заряда роились в воздухе - Марат ощутил на лице их торопливые уколы.
За надстройкой по левому борту слышались голоса и шум передвигаемых тяжестей.
Марат прокрался на левый борт и спрятался под брезентом между ящиками. Отсюда удобно было наблюдать за происходящим.
Транспорт стоял бортом к причалу и разгружался. Люди двумя цепочками, как тени, сновали по широкой сходне, перекинутой с палубы на берег.
Как и накануне, разгрузкой распоряжался знакомый Марату боцман. Его громоздкая фигура несколько раз мелькнула совсем рядом.
- Теперь отсюда берите, - басовито командовал он грузчикам, роль которых выполняла вся команда транспорта и десятка два портовых рабочих. - Бочки можно скатывать. А это оставим для крана.
- И-и-эх, взяли! Еще раз, взяли!.. Ходом, по-о-шел!..
- Майнай, майнай!
Марат, уже слышавший и видевший все это в новоладожском порту, быстро сориентировался в обстановке.
- Теперь можно проскользнуть, - сказал он себе, когда боцман зачем-то спустился в трюм, а у сходни стала собираться группа людей с явным намерением сойти на берег.
Никем не замеченный, Марат выбрался из-под брезента и, сделав вид, что участвует в выгрузке, сошел на причал.
Волнение сдавливало грудь. Вот она, земля, до которой он добирался столько дней и ночей. Теперь ничто не заставит его уйти отсюда.
Двигался Марат не спеша, чтобы не вызвать подозрений излишней торопливостью. Но не успел он отойти от сходни и на тридцать метров, как грозный окрик остановил его:
- А ты зачем тут трешься?
Перед Маратом стоял пожилой боец с винтовкой за плечом. За ним - второй, чуть помоложе. Оба с неприступно суровыми лицами, с повязками на рукавах.
"Патруль береговой охраны", - догадался Марат. Он остановился, соображая лихорадочно, как выкрутиться из создавшегося положения.
- Я… - Он глотнул воздуха и остался с открытым ртом, не зная, что ответить патрульному.
- "Я" - это последняя буква в алфавите, - назидательно сказал патрульный. - А что за этим "я" скрывается, еще надо посмотреть. Не видишь разве: запретная зона здесь. Значит, посторонним находиться запрещено.
Только теперь Марат разглядел неподалеку столб с прибитой к нему фанерной дощечкой, на которой было крупными буквами неровно написано: "Запретная зона, проход воспрещен".
- А я не заметил, простите, дяденька, - оторопело заговорил Марат. - Не хотел я… Ищу вот…
- Ишь ты, ищешь? - хитро прищурился патрульный. - Видали мы таких. Что потерял-то? Вчерашний день, что ли?
Марат промолчал, сказать ему действительно было нечего.
- Так я… посмотреть хотел…
- "Посмотреть", - передразнил патрульный. - Нашел театр. А ну, марш отседа!
Только этого Марату и требовалось.
- Ясно, - обрадовался он. - Ухожу.
Он сорвался с места и бегом припустился по дороге. Туда, где шли тяжело груженные машины.
- И чтоб духу твоего здесь не было! - крикнул ему вдогонку патрульный и для надежности погрозил кулаком.
Марат ликовал. "Полный вперед!" - скомандовал он себе и что есть духу, без оглядки продолжал бежать до тех пор, пока не исчезли из вида контуры портовых построек.
"Здравствуй, папа!"
К старинному, красного кирпича, дому незаметно пристроившемуся среди других домов неподалеку от площади Труда, Марат подходил с трудно сдерживаемым волнением. Короткий ленинградский день был на исходе. Ощущение тревоги и боли за судьбу родного города, нараставшее в нем на последних километрах пути, обострилось до предела. Пустынные улицы, жестокие следы войны, видимые повсюду, озабоченные взгляды редких прохожих заставляли его, несмотря на усталость, ускорять шаги.
Он вспомнил, какими были эти улицы в то, далекое теперь, довоенное время. Деловое оживление в людском потоке, звон трамваев и гудки автомобилей. А праздники! Разве можно забыть их? Как-то, когда. Марату еще и десяти лет не исполнилось, отец сводил его на морской парад. Тот день запомнился ему на всю жизнь. Марат зачарованно смотрел на строй кораблей, украшенных флагами расцвечивания. "Смотри, сынок, любуйся, - сказал отец, положив руку на плечо сына. - И знай: морская служба у нас в почете. Может, и тебе такая же дорога выпадет". Именно тогда Марат впервые ощутил желание стать моряком.
Вспомнились и напутственные слова отца при расставании почти год назад: "Поезжай, тебе надо подрасти и выучиться. Да и матери кто-то должен помочь".
И вот он вернулся. А что все же скажет отец? Обрадуется, наверное… Ну и что - без спроса? Он теперь взрослый, почти совершеннолетний.
"Лишь бы папа был на месте, он все устроит, - думал Марат. - Мой папа все может".