Действительно, о чем же все-таки говорят названия растений? Почему они названы так, а не иначе? И вообще, откуда взялись их имена? Вопросы эти отнюдь не праздные. Ведь народные местные названия и строго научные латинские или латинизированные, старые, уходящие корнями в глубокую древность, и новые, присвоенные сравнительно недавно, - все они несут интереснейшую информацию, которая позволяет нам лучше узнать удивительный мир растений, научиться разумно использовать и бережно охранять зеленый покров планеты.
Книга рассчитана на массового читателя.
Содержание:
-
От автора 1
-
Вавилонская башня ботаников 2
-
Ручаемся за древность 4
-
Загадки прошлого 7
-
Почему настурция зовется настурцией 8
-
Яблоки бывают разные 11
-
Лес из хлебных деревьев 13
-
В поисках сравнения 17
-
Названия-гибриды 20
-
Семейства Зевса и Юпитера 21
-
Короли и капуста 25
-
Учителя и ученики, друзья и враги Линнея 28
-
К неизведанным землям 30
-
Зеленый пантеон 33
-
Послесловие 35
-
Иллюстрации 35
Борис Николаевич Головкин
О чем говорят названия растений
От автора
Идея этой книги возникла случайно, родилась внезапно - во время одного разговора. Шел он о работах известного специалиста по флоре Тянь-Шаня. Мой собеседник, человек в общем далекий от ботаники, с удивлением узнал, что и в наши дни в самых разных районах Земли, в том числе и на Тянь-Шане, открывают новые, неизвестные ранее растения, которые дополняют, и порой довольно существенно, флористические списки, эти своего рода "инвентаризационные книги" зеленого покрова планеты. Но не это больше всего заинтересовало его. "Ну, хорошо, - сказал он мне. - Ботанику повезло: открыл новый вид или даже новый род, описал его, назвал, опубликовал. Можно, значит, считать этого первооткрывателя "крестным отцом" растения. А вот как происходят сами "крестины"? Откуда берутся названия растений? Может быть, есть какие-нибудь списки рекомендуемых имен и правила их "присвоения"? Или все зависит от фантазии их автора?"
Тогда я кратко ответил ему на эти вопросы. Но многое все-таки оказалось недоговоренным, и естественная неудовлетворенность осталась и у него, и у меня. И я решил написать познавательную книжку, где можно было бы более подробно рассказать о происхождении названий диких и культурных растений. Но на практике все получилось иначе. Те главы, которые посвящены правилам ботанической номенклатуры, по существу своему, формальным, обросли маленькими неформальными открытиями, которые я сделал для самого себя при подготовке книги. Они были вызваны неожиданными параллелями, связями ботаники со смежными ей и нередко довольно далекими от нее отраслями науки, такими, скажем, как география, древняя и новая история, фармакология, этнография, лингвистика. Порой знакомые всем и каждому сведения о растениях представали совсем в ином свете, приобретали другое значение.
Тому, кто изучает ботанику вдумчиво и пытливо, кто любознателен и постоянно стремится докопаться до сути предметов и явлений, часто приходится сталкиваться с интереснейшими загадками, ответы на которые способны дать очень многое для расширения кругозора. На этом пути каждого ждут свои открытия, потому что внимательный, свежий взгляд распознает истинное, глубинное родство между, казалось бы, совершенно разными понятиями. Ботаническая информация, заключенная в названиях растений, позволяет нам еще полнее осознать безграничную ширь и мощь русского языка, еще острее почувствовать трогательную любовь народа к природе, к деревьям, травам, цветам, везде и всегда служившим человеку, сопровождавшим его по жизни.
В сущности, эта книга мозаична, она вся состоит из фрагментов, примеров. Не удержусь привести один и здесь. Такой вот занимательный случай рассказал студентам на лекции известный советский ученый профессор С. С. Станков. Речь шла об экспедиции двадцатых годов по реке Ветлуге. Уставшие после трудного перехода ботаники под вечер набрели на избушку лесника. Отдохнув и подкрепившись, они принялись за разборку растений, найденных днем. Лесник с интересом наблюдал за гостями, время от времени называя те виды, которые были ему известны. Очередь дошла до красивого и редкого растения, прозванного Венериным башмачком, - изящной лесной орхидеи, чей цветок с крупной желтой губой и более мелкими удлиненными пурпурно-бурыми боковыми лепестками действительно напоминает женскую туфельку (рис. 1). Cypripedium calceolus называют его ученые, дважды подчеркивая подобное сходство; родовое Cypripedium происходит от греческого cypripedilum - "башмачок Киприды (Венеры)", а латинское calceolus означает тоже "маленький башмак".
Рис. 1. Орхидея Венерин башмачок.
"Эта трава мне знакома, - уверенно сказал хозяин. - Мы зовем ее драповой галошей". Сама "галоша" не удивила ботаников. Все-таки между башмачком, пусть маленьким, и галошей сходство, как ни говорите, есть. А вот почему "драпова"? "Драпова - значит, очень хорошая, добротная", - объяснил лесник. И все стало на свои места, потому что здесь смысловая связь виделась уже, например, с дорогим в то время и практичным драповым пальто. Драп потерял свое первоначальное значение ткани, материала и превратился в некую меру качества.
А если уж зашла речь о Венерином башмачке, то следует сказать, что это растение имеет еще по меньшей мере два обиходных прозвища: Марьин башмачок и кукушкины сапожки.
Рис. 2. Марьины башмачки.
Народные названия растений сплошь и рядом поражают своей необычностью, меткостью, неожиданными ассоциациями, поэтичностью. Вспомните, например, растение под названием Иван-да-Марья ( Melampyrum nemorosum ). Желтые или красновато-желтые венчики цветка контрастно выделяются на фоне синеватых или лиловатых прицветных листьев. Он и она, Иван и Марья, неразделимые и в то же время такие разные. Символ неразлучности заключен и в других, более ранних, более редких и ныне, по-видимому, исчезнувших местных названиях этого растения: брат и сестра, брат с сестрой, Иоаким и Анна, Адриан и Мария.
А мать-и-мачеха! Теплая на ощупь, мягкая, словно бы ласкающая нижняя поверхность листьев - "мать" противопоставляется у этого растения холодной гладкой и голой верхней стороне - "мачехе". По-английски же оно зовется иначе: Son-before-father, что значит "сын-раньше-отца". Объясняется это, вероятно, еще одной особенностью растения: весной на пригретых солнцем склонах, с которых только-только сошел снег, сначала появляются желтые соцветия-корзинки ("сын"), а потом, значительно позже, разворачиваются округло-сердцевидные листья с крупными зубцами по краю ("отец").
У каждого из нас наверняка есть растения, с которыми связаны милые сердцу воспоминания. Я хорошо помню один из ранних майских дней моего детства. Стройные сосновые леса взбегают над Окой на пологие террасы, а одна из них почему-то называется Турецким валом. Весна в этом году запоздала. Нежаркие лучи весеннего солнца, пронизывая ажурные кроны, еще не успели подсушить землю. Ноги поминутно скользят по прелой мокрой хвое. Подлесок, и летом-то не очень богатый красками, сейчас выглядит хмуровато, только кое-где проглядывают изумрудно-зеленые пятна мха, белые подушки лишайников да перезимовавшие, будто потускневшие под снегом, листья осоки.
Мы с приятелем спускаемся ниже, туда, где за деревьями видны в легкой дымке заливные приокские луга, а дальше - гладь спокойной реки. И вдруг - небольшая поляна, а на ней - куртинка растений в густой седоватой шубе из длинных волосков. Лиловые, слегка напоминающие колокольчики цветки сонно склонились вниз, и среди них один-два, словно очнувшись от дремоты, подняли головы к свету, обнаружив желтые зернышки пыльников в самом центре пятилепестковой звезды. А солнце миллионами искр разбивается в каплях росы, усеявших длинноворсистые стебли и листья. Настоящий хрустальный цветок из сказки, из мечты!
Потом, позднее, я узнал, что его называют сон-травой. Название необычное и немного загадочное, как и само растение. Подумалось, что скорее всего тому, кто первый придумал это имя, бросился в глаза склоненный, словно задремавший цветок.
Однако вот передо мной "Ботанический словарь" Н. И. Анненкова - книга удивительная по своей полноте, составленная чрезвычайно скрупулезно на основе различных литературных и фольклорных источников. В ней описан случай, которому будто бы и обязана своим названием сон-трава. Однажды охотник подглядел, как медведь в лесу выкапывал и лизал корни этого растения. Такое лакомство странным образом подействовало на зверя: он размеренно, без всякой опаски разлегся на земле. Охотник решил сам попробовать это снадобье и тоже полизал корень. Вскоре и его охватил глубокий сон.
В этом рассказе прежде всего бросается в глаза безыскусность и легкая наивность ситуации, свойственная многим легендам. Поэтому первый порыв - отнестись к нему, как к сказке, на худой конец, как к традиционной охотничьей бывальщине. Но тут в дополнение к "Ботаническому словарю" на стол ложатся справочники по фармакогнозии и из них выясняется, что сон-трава, или иначе прострел (Pulsatilla patens), обладает седативным действием. А ведь седативные, успокаивающие средства в повышенных дозах - то же снотворное! Правда, подобными свойствами, судя по справочникам, обладает не корень, а трава прострела, но это даже больше соответствует его редкостному названию - сон-трава, трава из сна-сказки, дремлющая трава, трава-целитель…
Вот такими маленькими открытиями я и хочу поделиться с читателем, тайно надеясь вызвать в нем сходные с моими чувства.
Вавилонская башня ботаников
Всем известен древний миф о том, как люди, стремясь достигнуть неба, вознамерились возвести высочайшую Вавилонскую башню. Они были наказаны необычным, но весьма действенным образом - "смешением языков". Народы перестали понимать друг друга, и Вавилонская башня так и осталась недостроенной.
Легенда легендой, а различие языков, действительно, издавна служило серьезной помехой общению. История, однако, полна примеров, свидетельствующих о постоянных попытках людей преодолеть языковые барьеры, создать понятный всем язык-посредник. Было предложено более двухсот проектов такого рода, а иногда подобные "наречия" возникали стихийно.
Наибольшей известностью пользуется язык эсперанто, основу которого в 1887 году заложил польский врач Людвик Заменгоф. В этом языке, имеющем очень простую грамматику, словарный состав лексически близок многим языкам народов Европы. Еще одним посредником в общении претендует стать интерлингва - язык, созданный из живых латинских корней, бытующих в настоящее время в основных европейских языках.
Создали свой "профессиональный" язык и ботаники, тоже взяв за основу латынь - классический язык науки средневековья, использование которого было в то время непременным условием каждого научного трактата или диспута. Считалось, что четкие и звучные формулировки этого мертвого языка, нейтрального для всех, одновременно явятся и наиболее приемлемыми и понятными ботаникам разных стран. Однако главное здесь было прежде всего в традициях: естествоиспытатели средневековья, как и ранние систематики растений, своими настольными книгами считали классические сочинения древних римских и греческих авторов - Диоскорида, Плиния, Галена. Многие названия растений, упомянутые в этих фолиантах, перешли в современную номенклатуру.
Итак, латынь - универсальный ботанический язык. На нем составляются диагнозы (описания) новых видов растений, даются им имена. Однако чем ближе знакомишься с ботанической латынью, тем более поражаешься ее несходством с латынью классической. Язык ботаников, особенно в приложении к названиям растений, скорее сродни эсперанто, потому что эти названия, так сказать, латинизированы, сконструированы с помощью латинских приставок, суффиксов, окончаний, то есть с помощью чисто морфологического аппарата. В основе же многих терминов, особенно родовых названий, но также и видовых эпитетов, лежат слова из многоликого "вавилонского смешения языков", которые раскрывают перед нами интереснейшую историю изучения растений.
Прежде всего следует отметить обилие греческих слов и корней. И это вполне объяснимо, поскольку именно древнегреческие трактаты по медицине и лекарственным растениям легли в основу более поздних сочинений римских авторов. Точные описания внешнего вида растений, мест их произрастания и применения позволяли в целом ряде случаев достаточно четко определять многие упомянутые в греческих книгах виды.
Вот некоторые из таких наиболее популярных названий. Широко известна канна - мощное садовое растение с яркими красными или желтыми цветками и темно-зелеными или красноватыми крупными листьями. И на первый взгляд кажется странным происхождение его имени, ведь словом "kanna" древние греки называли… тростник. Современная канна была им не знакома, поскольку появилась в Европе из тропической Америки лишь в самом конце XVI века. Тем более удивительно, что это название не без помощи ботаников перешло с тростника на совершенно другое растение. Однако сходство между канной и тростником все же есть. Это сразу бросающиеся в глаза хорошо развитые влагалища листьев, которые длинной трубкой опоясывают цветоносный стебель. Видимо, это и определило судьбу греческого названия, сохраняющегося за новым растением.
Название "мимоза" произошло от греческого mimos - мим, мимика. Настоящая мимоза (не путать с серебристой акацией, цветы которой так радуют наших женщин в день 8 марта) - нежное тропическое растение, способное складывать свои перистые листья при малейшем прикосновении к ним. При этом словно бы меняется и цвет листьев: вместо ярко-зеленой верхней части они показывают нам свою красноватую нижнюю. Чем не мим из царства растений?
Чудесные лечебные свойства знаменитого женьшеня были издавна известны не только китайцам, хотя именно оттуда дошли до европейцев сведения о чудесном растении, способном исцелять от многих болезней, прекращать кровотечения, активизировать обмен веществ, снимать усталость и вообще продлевать жизнь. Миссионеры, побывавшие в Китае, донесли сведения о необычных, похожих на фигурку человека, корнях до европейских столиц и тамошних ботаников. Описавший это растение Линней дал ему название "Panax" от греческих слов "pan" - все, "ake" - исцелять, то есть средство от всех болезней, панацея. Кстати, Панакеей звали одну из дочерей древнегреческого бога-целителя Асклепия, иначе Эскулапа.
Мирт (Myrtus) - невысокое средиземноморское дерево носит свое имя неизменным на протяжении многих столетий. Такое постоянство можно объяснить тем, что во все времена существовали влюбленные. В Древней Греции миртовое дерево было посвящено богине любви - Афродите. Из его ветвей плели венки для новобрачных, а также для победителей спортивных игр. От греков же ботаническая номенклатура унаследовала, например, цикламен (Cyclamen) и флокс (Phlox). А латинское название едкого стручкового перца (Capsicum) обязано греческому kapto, что значит кусать. Похоже, дополнительного разъяснения тут не требуется.
Арабская культура в своем развитии также испытала влияние Греции. Около 900 года новой эры все основные греческие работы по медицине, а следовательно, и по лекарственным растениям были переведены в Багдаде, Каире и Дамаске на арабский язык. Великий ученый Востока Абу Али ибн Сина (Авиценна) в своем "Каноне медицины" свел воедино тогдашние знания о растениях. Его сочинения были учебными пособиями медиков вплоть до XVI века. И неудивительно, что ботаническая латынь испытала на себе заметное влияние арабского языка.
В XI веке в Италии монах Константин Африканский из бенедиктинского монастыря Монте-Касино, прекрасно знавший арабский язык, открыл для европейцев ряд восточных философских и медицинских трактатов.
А век спустя в Толедо (Испания) образовалась целая школа перевода научных трудов с арабского на старо-французский, с которого они впоследствии переводились уже на латынь.
В то же время Геральд Кремонский из Монпелье (Франция) перевел и знаменитый "Канон медицины".
Считается, что из арабского языка пришло к нам слово "алоэ" (Aloe), обозначающее многолетние суккулентные растения, обладающие мясистыми листьями и стеблями и способные переносить длительную засуху. Древним ботаникам не было известно популярное сейчас алоэ древовидное (Aloe arborescens), поскольку оно родом из южноафриканских земель, ставших известными европейцам лишь в конце XV века благодаря путешествиям португальского мореплавателя Бартоломеу Диаша. Зато греки, а за ними и арабы выделяли три других вида алоэ: сокотранское, арабское и обыкновенное. Первое их описание встречается еще у Диоскорида (I век нашей эры). Характерным признаком тут служил оттенок сока - от почти бесцветного до красноватого. Сок являлся основным лечебным продуктом, получаемым из алоэ, и носил название сабр. Оно сохранилось в современном его наименовании - сабур. Сгущенный сок-сабур включен в Государственную Фармакопею СССР и применяется как слабительное.
Арабским по происхождению является слово "кофе". Оно ведет родословную от арабского кава - напитка, приготовляемого из семян. Арабы издавна знали это невысокое вечнозеленое дерево или крупный кустарник, дикорастущий в тропиках Африки и на Аравийском полуострове и разводимый сейчас во многих районах мира. Предполагают, что употребление кофе в качестве напитка арабы переняли у жителей Эфиопии, которые использовали для этого не только семена, но и листья кофейного дерева. Первым же европейским ботаником, познакомившимся с кофе, был, по-видимому, Раувольф, путешествовавший в 1573 году по территории современного Ливана. Но как напиток кофе получил известность в Европе значительно позднее: в начале XVII века его впервые стали подавать в знатных домах Венеции.