Содержание виллы взял на себя Ставрос, местный агент по недвижимости. Делярош сказал, что уезжает, но виллой время от времени может пользоваться его друг. Ставрос предложил устроить в таверне прощальный ужин, но Делярош вежливо отказался.
Весь последний день на Миконосе он писал: площадь в Ано Мера, террасу своей виллы, скалы в Линосе. Он работал с рассвета до заката, пока не начала болеть простреленная рука.
Вечером Делярош сидел на террасе, попивая вино, наблюдая, как опускающееся в море солнце окрашивает выбеленные стены в тот удивительный охряный цвет, который ему так и не удалось воспроизвести на холсте.
Потом он встал, подбросил в камин поленьев и двинулся по вилле с последним обходом, проверяя комнаты, открывая ящики и шкафы и сжигая все, что свидетельствовало о его пребывании здесь.
- Как жаль, что нам придется испортить столь прекрасное лицо, - говорил Морис Леру. Они сидели перед большим, ярко освещенным зеркалом в афинской квартире, снятой Директором для Деляроша на время операции и последующего восстановления.
Хирург осторожно провел тонким пальцем по щеке пациента.
- Вы не француз, - торжественно, словно эта новость могла бы оскорбить кого-то из его соотечественников, провозгласил он. - Я бы сказал, что вы славянин, возможно даже русский.
Делярош промолчал, а Леру продолжал лекцию.
- Люди моей профессии без труда определяют этническую принадлежность. В вашем случае, например, я вижу широкие скулы, плоский лоб и угловатый подбородок. И глаза. Посмотрите на ваши глаза. Они голубые и имеют миндалевидную форму. Нет, нет, вы можете носить какое угодно имя, даже французское, но в ваших венах течет славянская кровь. Отмечу, очень хорошая славянская кровь.
Делярош наблюдал за Леру в зеркале. Маленький, хилый человечек с большим носом, скошенным подбородком и не вызывающими ничего, кроме усмешки, слишком черными волосами. Хирург снова принялся ощупывать его лицо. У него были руки старухи - бледные, мягкие, с проступающими под кожей толстыми синими венами, - но душился он молодежным одеколоном.
- Иногда пластическая операция помогает человеку получить более симпатичное лицо. Несколько лет назад я работал с одним палестинцем, его звали Мухаммед Авад.
При упоминании имени Авада Делярош вздрогнул. Леру совершил тягчайший для человека своей профессии грех, раскрыв личность предыдущего клиента.
- Сейчас его уже нет в живых, но после операции он был очень красив. В вашем случае, боюсь, нам придется прибегнуть к обратному, то есть сделать ваше лицо менее привлекательным. Вас не страшит такая перспектива?
Леру был безобразен, и внешность для него значила многое. Делярош был красив, и для него внешность не значила почти ничего. Некоторые женщины находили его привлекательным, даже красивым, но сам он никогда не придавал такому пустяку большого значения. Сейчас его волновало только одно. Его лицо стало угрозой ему самому, а он привык избавляться от угроз одним верным способом: уничтожать ее.
- Делайте то, что считаете нужным, - сказал Делярош.
- Хорошо. Лицо у вас угловатое, с резкими чертами. Углы мы превратим в округлости, а резкость сгладим. Я удалю вам часть скул, чтобы они стали глаже и ровнее. Введу коллаген в ткани щек - лицо будет тяжелее. Тонкий подбородок мы сделаем квадратным. Ваш нос - подлинный шедевр, но с ним придется расстаться. Я сплющу его и расширю переносицу. С глазами, к сожалению, ничего поделать нельзя, разве что вы измените их цвет с помощью контактных линз.
- Это поможет? - спросил Делярош.
- Когда мы закончим, вы сами себя не узнаете. - Леру в нерешительности пожевал губу. - Уверены, что хотите пройти через все это?
Делярош кивнул.
- Хорошо. - Хирург с сожалением покачал головой. - И все-таки я чувствую себя дикарем, замахивающимся молотком на Пьету.
Он достал из кармана маркер и начал размечать лицо клиента.
Глава двадцать первая
Лондон
Престон Макдэниелс был карьерным дипломатом и состоял в штате отдела по связям с общественностью американского посольства в Лондоне. Представительный, хотя и не очень привлекательный в привычном понимании этого слова, сорокапятилетний мужчина и пожизненный холостяк, он не имел за спиной большого опыта по женской части и практически не встречался с женщинами, что давало коллегам повод для подозрения его в гомосексуализме. Престон Макдэниелс не был гомосексуалистом, он просто испытывал затруднения в общении с представительницами прекрасного пола. До последнего времени.
Часы показывали шесть, и Макдэниелс, перед тем как уйти, приводил в порядок свой маленький кабинет. Закончив с делами, он подошел к окну, из которого открывался вид на Гросвенор-сквер. Прежде чем получить место в Лондоне, ему пришлось провести немало лет в таких неспокойных местах, как Лагос, Мехико, Каир и Исламабад. Теперь Престон был счастлив. Он любил театр, музеи, ему нравилось ходить по магазинам, а в выходные посещать интересные места за пределами столицы. Жил он в небольшой квартире в южном Кенсингтоне и на работу по утрам добирался на метро. Саму работу трудно было назвать захватывающей - регулярный выпуск пресс-релизов, составление для посла ежедневных подборок по материалам британских газет, сотрудничество с прессой по вопросам освещения публичной деятельности посла, - но жизнь в Лондоне помогала ему находить удовольствие даже в самой скучной рутине.
Захватив со стола стопку папок, Макдэниелс положил их в кожаный портфель, снял с вешалки за дверью плащ и вышел из кабинета. По пути он заглянул в туалет, чтобы посмотреть на себя в зеркало.
Иногда Престон спрашивал себя, что такого она увидела в нем. Он попытался причесаться иначе, чтобы скрыть проплешину, но сделал только хуже. Однажды она сказала, что ей нравятся лысоватые мужчины, что они выглядят умнее и более зрелыми. Она слишком молода для меня, подумал он, слишком молода и слишком красива. Но отказаться от нее было выше его сил. Престон не мог ничего с собой поделать. Впервые в жизни у него случился такой потрясающий роман, впервые он переживал настоящую страсть. И не мог остановиться.
Шел дождь, и на Гросвенор-сквер уже опустились сумерки. Макдэниелс раскрыл зонт и зашагал по заполненному пешеходами тротуару вдоль Парк-лейн. Он остановился у ресторана и секунду-другую наблюдал за ней через стекло. Высокая, с отличной фигурой, густыми черными волосами, овальным лицом и серыми глазами, она шла между столиками. Под белой блузкой колыхались большие упругие груди. Она была идеальной любовницей, знавшей, казалось, все его сексуальные фантазии. В своем кабинете Престон то и дело поглядывал на часы, предвкушая миг, когда снова увидит ее.
Он вошел в ресторан и сел за столик в баре. Заметив его, она подмигнула и одними губами прошептала: "Сейчас подойду".
Не прошло и минуты, как она принесла ему бокал белого вина. Он погладил ее по руке.
- Ужасно по тебе соскучился, дорогая.
- А я думала, ты уже не придешь. Но извини, не могу долго задерживаться - Рикардо сегодня просто не в себе. Увидит, что мы разговариваем - выгонит.
- Ты же ничего такого не делаешь, просто проявляешь любезность к постоянному клиенту.
Она соблазнительно улыбнулась.
- Ты называешь это простой любезностью?
- Нам нужно увидеться.
- Я заканчиваю в десять.
- Не могу так долго ждать.
- Боюсь, ничего другого не остается.
Она снова улыбнулась и отошла. Потягивая вино, Макдэниелс смотрел, как она ходит от столика к столику, принимает заказы, ставит подносы, разговаривает с клиентами. Мужчины обращали на нее внимание. Он знал - такая женщина слишком хороша, чтобы работать в ресторане. Он знал - рано или поздно она найдет свое место в мире и тогда уйдет от него.
Макдэниелс допил вино, оставил на столе десятифунтовую бумажку и вышел. Уже на улице ему в голову пришло, что десять фунтов слишком много за бокал вина. Еще подумает, что я считаю ее шлюхой. Он уже хотел вернуться и исправить ошибку, но в последний момент решил, что это будет уж совсем глупо. Макдэниелс повернулся и пошел к метро, думая, что если она когда-нибудь бросит его, ему, вполне возможно, не останется ничего другого, как покончить с собой.
Спешить было некуда. Дождь почти перестал, и Макдэниелс шел неспешно, любуясь городом и наслаждаясь воспоминанием о проведенных рядом с Рэчел минутах. Никогда в жизни он не испытывал того, что можно было бы назвать одержимостью, но понимал, что наконец-то познал страсть. Думая только о ней, он стал рассеянным, невнимательным, несобранным, а в разговоре иногда, начав предложение, не мог его закончить. Это сказывалось на работе. Коллеги обращали внимание, задавали вопросы, бросали сочувственные взгляды. По большому счету ему было наплевать. Он прожил без любви всю жизнь и теперь собирался наслаждаться обретенным счастьем до самого конца.
Макдэниелс поужинал в пабе на Бромптон-роуд и, углубившись в газету, даже забыл на несколько минут о Рэчел. Но через какое-то время она опять возникла в мыслях, как полюбившаяся мелодия, которая снова и снова прокручивается в голове, даже если ее долго не слышишь. Он представил ее в постели - с раскрытыми, жаждущими наслаждения губами и закрытыми глазами. Глупые, беспочвенные фантазии уносили его все дальше: свадебная церемония в сельской церкви, коттедж в Котсуолде, дети… Пустые, нелепые мечты, но он не спешил их прогонять. Любовь вцепилась в него мертвой хваткой, но, к сожалению, Рэчел была не из тех, кто мечтает о браке. Она хотела писа́ть и тщательно оберегала свою свободу, как интеллектуальную, так и сексуальную. Престон знал, что стоит завести речь о браке, как она тут же сбежит от него.
Дорога привела его на тихие улочки южного Кенсингтона. Здесь у него была уютная квартира на первом этаже. Войдя, Престон в первую очередь просмотрел почту. Потом принял души и переоделся.
Вторая спальня служила ему кабинетом. Разбирая захваченные с работы бумаги, Макдэниелс посмотрел "Девятичасовые новости". Завтра послу Дугласу Кэннону предстоял напряженный день: встреча с министром иностранных дел, ланч с группой английских бизнесменов, интервью репортеру "Таймс". Закончив с документами, он сложил их в папку, а папку убрал в портфель.
Около половины одиннадцатого зазвонил интерком. Макдэниелс нажал кнопку и шутливо спросил:
- Кто там?
- Я, дорогой. А ты ждешь кого-то еще?
Невинная игра - шутки насчет других любовниц и любовников, притворная ревность. Их отношения развивались на удивление быстро.
- Ты - моя единственная женщина, других не было и не будет.
- Лгунишка.
- Я открываю.
Он поднялся и поправил волосы. С лестницы уже донеслись ее шаги, но Престон заставил себя подождать, пока она постучит. Дверь открылась, он отступил в сторону, и Рэчел, шагнув в объятия, крепко поцеловала его в губы. Губы ее раздвинулись, и влажный язык проскользнул внутрь. В следующий момент она слегка отстранилась.
- Я так спешила. Боже, у нас впереди вся ночь.
Престон улыбнулся.
- Мне жутко повезло встретить такую, как ты.
- Это мне повезло.
- Выпьешь что-нибудь? Я приготовлю.
- Вообще-то у меня очень серьезная проблема, и помочь можешь только ты.
Она взяла его за руку и повела в спальню, на ходу расстегивая блузку. Потом усадила на край кровати и, взяв за плечи, прижала к груди.
- О, Боже, - застонал Престон Макдэниелс.
- Побыстрее, дорогой. Пожалуйста, побыстрее.
Ребекка Уэллс проснулась в три часа ночи. Несколько минут она лежала неподвижно, прислушиваясь к его дыханию. Обычно он спал очень крепко, тем более, что они уже дважды занимались любовью. Она села, спустила ноги с кровати и поднялась. Блузка лежала на полу, там, где Ребекка ее и оставила. Она подняла ее, накинула на плечи и осторожно вышла из спальни.
Пройдя через прихожую, она открыла дверь кабинета. Вошла. Закрыла дверь. Села за стол. Портфель, как всегда, стоял у стола. Ребекка достала папку, просмотрела содержимое и нашла то, что надо: два скрепленных листа с подробным расписанием рабочего дня посла Дугласа Кэннона.
Она взяла со стола блокнот и начала торопливо переписывать расписание. Здесь было все: время каждой встречи, способ передвижения, маршрут. Закончив, Ребекка перелистала остальные документы в надежде обнаружить что-нибудь интересное. Ничего не найдя, она положила папку в портфель и выключила свет.
Прежде чем вернуться в спальню, Ребекка заглянула в ванную. Включила свет. Ополоснула лицо. И посмотрела на себя в зеркало.
Она пообещала это себе, когда ИРА убила Ронни: я никогда не выйду замуж; я никогда не лягу в постель с другим мужчиной. Тогда казалось, что сдержать слово будет трудно, но ненависть, заполнившая сердце после гибели мужа, не оставила места для других эмоций. Мужчины в Портадауне пытались ухаживать за ней, но ей не был нужен никто. В Бригаде, где ее знали лучше, желающих тратить время зря не нашлось.
Надо было возвращаться, но при мысли о Престоне Макдэниелсе ее едва не вырвало. Пришлось напоминать себе о важности порученного дела, о его значении для победы протестантского образа жизни в Северной Ирландии. Иногда ей становилось жаль американца. Он был неплохой человек, добрый и мягкий, но попался на самый незамысловатый трюк. Сегодня он сказал, что любит ее. Ей не хотелось думать о том, что станется с ним, когда обман вскроется.
Она выпила стакан воды, выключила свет и вернулась в спальню.
- Я уж думал, что ты не придешь, - тихо сказал Макдэниелс.
Ребекка едва не вскрикнула, но все же сохранила самообладание.
- Что-то в горле пересохло.
- А мне не принесла?
- Извини, милый.
- Вообще-то я хочу кое-чего еще.
Он подмял ее под себя.
- Тебя.
- А сможешь?
Престон предъявил доказательства.
- Ну и ну, с этим надо что-то делать.
Он вошел в нее одним сильным движением.
Ребекка Уэллс закрыла глаза и подумала о погибшем муже.
Глава двадцать вторая
Графство Тирон, Северная Ирландия
Вскоре после того, как в 1969 Северную Ирландию захлестнула очередная волна насилия, британские спецслужбы решили, что наилучший способ борьбы с терроризмом это непрерывное отслеживание передвижений отдельных террористов. Известные члены полувоенных организаций постоянно находятся под наблюдением как британцев, так и Е4, специального подразделения королевской полиции Ольстера. Информация поступает на компьютер в штаб армейской разведки в Белфасте. Если террорист внезапно исчезает, компьютер автоматически отмечает его красным флажком, и у спецслужб появляется основание считать, что он, возможно, участвует в той или иной операции.
Столь крупномасштабное наблюдение требует привлечения огромных человеческих ресурсов и передовых технологий. В наиболее "горячих" местах, таких, как Фоллз-роуд в Белфасте, установлены десятки видеокамер. Армейские посты устроены на крышах Дивис-Флэт. В дневное время солдаты просматривают через мощные бинокли, отыскивая известных членов ИРА; с наступлением темноты им на помощь приходят приборы ночного видения. Службы безопасности устанавливают на машинах специальные маячки. Подслушивающие устройства и миниатюрные видеокамеры помещают в домах, пабах, автомобилях и на сеновалах. Телефоны прослушиваются. "Жучки" прячутся даже в оружии, перемещение которого по провинции отслеживают спецслужбы. Даже небо патрулируют специальные летательные аппараты, настроенные на обнаружение человеческой активности там, где ее не должно быть. Разведку на меньшей высоте ведут беспилотные самолеты. Деревья нашпигованы детекторами движения.
И все же, несмотря на все достижения передовой научно-технической мысли, основная работа делается по-старинке: человек следит за человеком. Работа эта опасная, иногда смертельно опасная. Агенты под прикрытием постоянно патрулируют Фоллз-роуд. Сутками прячутся они на чердаках и крышах, питаясь всухомятку и фотографируя каждую подозрительную личность. В сельской местности эти смельчаки скрываются в ямах, за кустами и на деревьях. На языке северо-ирландских спецслужб это называется "окопаться". Именно такой метод избрали для наблюдения за фермой, расположенной неподалеку от деревни Крана в Сперрин-Маунтинс.
Грэм Сеймур прибыл туда из Лондона на шестой день операции. Пост наблюдения устроили за кустом дрока в буковой рощице на склоне холма в полумиле от дома. На вооружении пары агентов Е4 имелись специальные микрофоны направленного действия и видеокамеры, работающие в инфракрасном диапазоне. Сеймуру парни представились Марксом и Спарксом.
За годы противостояния ИРА заманила в ловушку и убила десятки разведчиков, поэтому специалистов прикрывали два десантника из частей особого назначения, САС, которые окружили Маркса, Спаркса и Грэма защитным периметром. В камуфляже, с раскрашенными гримом физиономиями, спецназовцы выглядели весьма устрашающе. Сеймур дважды едва не споткнулся о них, когда ходил в рощу облегчиться. Организм требовал сигареты, но курить на посту запрещалось. Продержавшись три дня исключительно на высококалорийной жвачке, он понял, что готов отведать даже отвратительной стряпни Хелен. Ночью, лежа на сыром, промерзшем склоне, Грэм Сеймур посылал молчаливые проклятия в адрес Майкла Осборна.
С самого начала стало ясно, что с фермой в маленькой долине внизу не все в порядке. Ею владели два брата по фамилии Далтон. Они держали с десяток тощих овец и пару дюжин кур. Каждый день, рано утром и на закате, братья обходили владения, явно выискивая следы вторжения чужаков.
Первый посетитель появился у них только на десятую ночь.
Он приехал на стареньком "ниссане". Маркс и Спаркс засуетились у камер, Грэм Сеймур схватился за ночной бинокль. Он увидел высокого, плотного сложения мужчину с копной растрепанных темных волос. На правом плече у него висела теннисная сумка.
- Что думаете? - спросил Грэм, не выпуская незнакомца из виду.
- Пытается сделать вид, что сумка легкая, - сказал Маркс, - но посмотрите, как натянут ремень.
- Держу пари, ни ракеток, ни мячей там нет, - добавил Спаркс.
Сеймур взял рацию и связался с полицейским участком в Кукстоне, городке в пятнадцати милях к юго-востоку.
- У нас гости. Будьте на связи и ждите инструкций.
Незнакомец задержался на ферме недолго, минут двадцать. Маркс и Спаркс пытались подслушать, о чем говорят в доме, но из динамиков доносились только звуки музыки.
- Узнаешь? - спросил Маркс у напарника.
- Конечно. Бах. Концерт номер пять ре-мажор, - ответил Спаркс.
- Мило, да?
- Согласен.
- Он уходит, - бросил Грэм.
- Такой короткий визит в такое позднее время, - заметил Маркс.
- Может, ему надо было облегчиться, - пожал плечами Спаркс.
- Я бы сказал, что он облегчился на десяток автоматов. Тебе не кажется, что сумка выглядит по-другому?
Грэм снова вызвал Кукстон.
- Объект направляется на восток, в сторону Маунт-Гамильтон. Задержите его и осмотрите машину. Только пусть это выглядит как рутинная проверка. Пусть по радио объявят о полицейской операции в этом районе. Поручите дело толковым ребятам, чтобы он ничего не заподозрил. Я скоро буду.