"Я, Николай Рогов, готов к смерти, – негромким голосом читал он, – алкоголь и жизненные обстоятельства завершили свое дело. Это произойдет по моему гороскопу в ночь с 24 на 25 июня. И тот, кто найдет мою голову, увы, с чужим черепом, тот, может быть, узнает тайну сокровища. Надо зажечь свечи и поднести к моему рту зеркальце. Я скажу, где спрятаны фамильные драгоценности графа Калиостро"…
Неожиданный звонок в дверь прервал его чтение. Он с трудом оторвался от листка. Звонок повторился. Длинный, требовательный, нетерпеливый. Это не Света.
Что делать? Поставить голову на место? Теперь не успеет. Он уже ругал себя за то, что полез в темную комнату. Схватил газеты, закрутил в них голову, затиснул ее в глубь шкафа. Сказать Свете о своей находке или промолчать? Он вышел в коридор, посмотрел в глазок и не поверил своим глазам. На лестничной площадке стояла Вероника. Открывать? Света ничего ему не говорила, как поступать в таком случае. Он неторопливо отодвинул засов, повернул замок.
– Привет, – с легкой улыбкой сказала ему Вероника и прошла мимо него. – А Светы нет дома?
– Нет, – не очень уверенно произнес он. Впервые Джон почувствовал себя неловко. Он не знал, что ему делать, сестры ведь в ссоре. Или уже помирились? Этих русских не поймешь, вечером готовы убить друг друга, а с утра неразлучные друзья. У них все по принципу: либо плюс, либо минус. Пока он запирал дверь, неторопливо шел в гостиную, Вероника прошла в гостиную и села за стол.
– Жаль, что нет Светы, – сказала она по-английски и повернулась в его сторону.
– Она придет к двум часам. У тебя к ней дело?
– Конечно.
– Подожди ее, я приготовлю кофе.
– Ты милый, Джон, – Вероника улыбнулась. – У тебя выходит самый прекрасный кофе, который я пила. Мне надо забрать кое-что из своих вещей.
– А что ты хочешь взять? – небрежно сказал Джон.
– Чемодан.
– Чемодан? – дернулся Джон. – Какой?
– Старый. Он лежит в темной комнате.
– А что в нем?
– Ах, всякое барахло, мои учебники, дневники, фотографии. Старые книги отца.
Джон через силу улыбнулся.
– А где он?
– Я же сказала, в темной комнате.
Джон провел рукой по лбу.
– Хочешь, я его тебе принесу?
– Сделай одолжение, он ужасно тяжелый, – лицо у Вероники посерьезнело. – К тому же там нет света, а у меня с глазами что-то плохо стало.
– Что у тебя с глазами? – не понял Джон.
– Денег совсем не вижу, – ухмыльнулась Вероника и чуть подтолкнула Джона. – Давай вперед, маэстро. Мне скоро уходить.
– А как же ты понесешь его?
– За мной заедет один художник, он хочет написать мой портрет. Вот он и понесет его, – она погладила Джона по плечу.
Джон смело вошел в темную комнату. У него с души спало. Значит, голова останется на месте, он сможет дочитать тестамент. Он с большим трудом поднял чемодан. Реликвия? Такие делали в Британии. Он знал это точно, видел в частном музее. Как оказался такой у Светы? И почему Вероника хранила в нем свои учебники? Он поставил его перед Вероникой.
– Кстати, в нем есть интересные вещицы, – словно угадав его мысли, сказала Вероника и тряпкой стерла пыль.
– Какие? – негромко спросил Джон.
– Художник хочет, чтобы я продала их ему, – Вероника вздохнула. – Там есть книги по истории преступлений, а мне они не нужны.
Джон принес кофе, налил в бокалы виски.
– Слушай, Джон, – голос у Вероники был серьезный. – А ты не хочешь купить его у меня?
– Купить чемодан? – удивился Джон.
– Да, этот чемодан, – повторила Вероника. – Я прошу за него немного. Это же английская работа. Девятнадцатый век. У него есть монограмма. Принадлежал какому-то лорду.
– Ты хочешь его продать? Какому лорду он принадлежал?
– Там снаружи есть две буквы "W. G.". И потом на замках написано: Графство "Йоркшир". Представляешь?
Джон замотал головой.
– Оставь его себе.
– Но мне нужны деньги, Джон. Срочно, понимаешь, – Вероника обиженно надула губы. – Я после окончания школы не заглядывала в него и ключи потеряла.
– Света знает о нем?
– Конечно, знает, но он ее не интересует. Я прошу за него недорого, – сказала Вероника и чуть отпила.
– Но он мне не нужен, – Джон был ошарашен ее настойчивостью.
– Как это, не нужен? – не сдавалась Вероника. – Это же английская работа. Да в Лондоне, в любом антикварном все лопнут от зависти. Такой чемодан привезти из России, представляешь?
– Сколько ты за него хочешь? – не выдержал Джон.
– Тысячу долларов, – Вероника нежно улыбнулась.
Джон чуть не подпрыгнул в кресле.
– За такие деньги его никто не купит. Это совсем не смешно. Никто не знает, что в нем!
– А давай мы с тобой сыграем в русскую рулетку – пан или пропал?
– Что это? – не понял он.
– Это когда в револьвер вставляется один боевой патрон, прокручивается барабан…
– А, слышал, слышал, – замахал Джон руками.
– Вот ты можешь теперь испытать это острое чувство неизвестности и опасности.
– Зачем это мне? – он поднял на нее глаза.
– Джон, – Вероника вздохнула. – Ты берешь кота в мешке. Понимаешь? Когда приедешь в Лондон и вскроешь чемодан, то считай, что ты пан.
– А если на таможне его вскроют?
– Тогда ты пропал, – она заливисто засмеялась.
– Нет, в такие игры я не играю, – он хотел встать, но снова опустился в кресло. Эта шутка пришлась ему не по вкусу. – У меня Света обязательно спросит, куда делся этот чемодан…
При этих словах Вероника едва не подскочила.
– Ну вот, заладил, как попугай, Света, Света. А ты ничего ей не рассказывай. Пусть это будет наша с тобой тайна. Понял! Ты любишь ведь тайны. У нас в России все любят тайны.
– Не надо мне никаких тайн, – он взял бокал с виски и опрокинул его в рот.
– Эх ты, чучело, – с досадой по-русски произнесла Вероника и махнула рукой.
– А что это? – не понял Джон.
– А это вопрос, нравлюсь я тебе или нет, – с ехидством в голосе произнесла Вероника. – Помоги мне, дружочек, – голосок у нее стал тонким, просящим, она стала набирать номер на мобильнике.
– В чем? – он не понял ее.
– Сейчас художник придет и заберет его. Вынеси его в коридор, – Вероника убрала мобильник.
Джон поднялся, взял чемодан, он показался теперь еще тяжелее.
– Что мне сказать Свете?
– Ничего не говори, – лицо у Вероники посуровело, и пухлые губы стали твердыми. – Я сама ей все скажу, понял. Все скажу сама. Она моя сестра.
Он пожал плечами. Пусть сестры разбираются между собой сами.
В этот момент в двери раздался звонок.
– Это мой художник, не волнуйся, – произнесла Вероника, – он пришел за чемоданом. Открывай дверь.
На пороге появился высокий плечистый парень в кожаной куртке и с бритым затылком. Он едва произнес "здрасте", молча поднял чемодан, развернулся, Вероника вышла вместе с ним. Дверь захлопнулась.
Джон вернулся в комнату, допил виски, посидел, размышляя о загадочности русской души, пытаясь понять смысл разговора, потом направился в темную комнату. Ему надо снова посмотреть на эту голову. У него возникли подозрения. Всю ли правду говорила ему Вероника? Записка, обнаруженная в голове, не давала ему покоя. И еще ему показалось, что в облике Вероники было что-то похожее на эту голову: курносый нос, пухлые губы. Ему надо дочитать тестамент до конца. Только тогда он поймет эту семью.
Он достал голову из шкафа, подошел к окну. Интеллектуальный лоб, чуть оттопыренные уши, пухлые губы и коротковатый нос. Это не Декарта. Но кто этот Рогов? Ученый? Значит, если при свечах в ночь на 25 июня к его губам поднести зеркальце и подождать… И если на нем появятся капельки испарения. И голова заговорит… И скажет, куда подевались сокровища. Но это все русская мистика, болезненное воображение. Джон перевел дух, вытер лоб платком. Нельзя доверять эмоциям.
Развернул листок и принялся переводить дальше:
"По воле случая одно время они были у меня в руках. До меня ими владела служительница Эрмитажа Елена Сомова. Она утверждала, что унаследовала их от своих родителей, а те – от далеких родственников, прислуживавших самой Екатерине Великой. Калиостро с кем-то из них проводил спиритические сеансы в царском дворце, вызывал духи умерших богачей, и те указывали, где хранили свои сокровища. В качестве награды за успешные сеансы Калиостро подарил ей бронзовую шкатулку с кольцами и брошами. Я видел ту шкатулку, кольца, служительница все показывала мне. Потом она сказала, что убрала ее в чемодан. Чемодан я сам относил Ледич. Но в нем шкатулки не обнаружили. Больше ничего не знаю. Меня после гибели обоих Ледич просили вернуть чемодан наследным владельцам, оставшейся дочери. Я приехал в Москву, но, к сожалению, потерял адрес. В чемодане некоторое время хранил свои книги. Эти книги, я надеюсь, останутся моей единственной дочери в наследство"…
На этом запись обрывалась. Внизу была приписка: "Экспонат из музея криминалистики. Дневник Рогова и его завещание – сплошная мистификация. Он придумал всю эту историю с сокровищами графа Калиостро. В действительности ничего этого не было. Проверено мной на основании агентурных сведений. Прокурор К. Жиров, 25 июня 19… года". Прочитать точную дату никак не удавалось, цифры все стерлись.
Джон всунул конверт с завещанием в горловину. "Всевышний, – едва слышно произнес он, – что за дела творятся в этом доме? Прокурор Жиров – это же отец Светы и Вероники! А кто этот Рогов? Не его ли это голова? И где тело? Может быть, его замуровали в стену? Если это Рогов, не он ли отец Вероники? А кто отец Светы? Тогда получается, что Света и Вероника не родные сестры?
Бр-р, ну и дела. Теперь ему понятно, почему Света не хотела, чтобы он входил в темную комнату. Скрывала от него какую-то семейную драму. Значит, ее отец взял эту голову из музея криминалистики. Он же конфисковал вещи Рогова, его книги. Все спрятал у себя дома. Голову замуровал в вентиляционную решетку, не знал, что в ней хранилось завещание".
От размышлений его оторвал звонок. Он поставил голову в шкаф, вышел в коридор, открыл дверь. На пороге стояла Света. Она его ни о чем не расспрашивала. А он ничего ей не сказал. Но с того дня Света как-то косо стала смотреть на него.
От Фэрри Рита вышла ровно в половине первого. Они уговаривали ее остаться, поезд отправлялся в двенадцать, для сна времени достаточно, еще можно посидеть, какой смысл ей возвращаться домой?
Но она отказалась. Ночевать в чужом доме не в ее правилах. Ей требовалось принять душ, надеть уютный халатик, посидеть перед зеркалом, потом полежать на диване, почитать. Это она могла сделать только в привычной домашней обстановке. А на вокзал обязательно приедет. Она все помнит и номер поезда и вагона. Обязательно приедет. В половине двенадцатого появится на перроне.
Света протянула ей связку ключей в кошельке.
– Вот возьми. Тут все. От входной двери и от каждой комнаты. Пусть побудут у тебя до нашего возвращения.
– Квартира на охране? – Рита повертела кошелек. Ей не очень хотелось оказаться в роли присматривающего.
– Да. Умеешь обращаться с ней?
– Обычная милицейская? Опустить рычажок, позвонить на пульт?
– Именно.
– А у новых хозяев есть ключи?
Света замялась.
– Есть. Но… Хозяйка вступит в свои права, когда из Лондона приедет Джон, когда все оформят у нотариуса. Такое условие.
– А Вероника?
– Что Вероника? – глаза у Светы сузились. Вопрос ей не понравился. – Чего ты о ней вспомнила? Ее ноги в этом доме больше не будет.
– Что-нибудь случилось? – Рита сделала вид, что не поняла.
– Не спрашивай меня о ней! – Света стиснула зубы, лицо у нее внезапно покраснело.
– А это ты видела? – Рита сунула руку за зеркало, достала оттуда фотографию и протянула ее Свете.
– Что это? – Света взяла фотографию, внимательно посмотрела на нее, потом перевернула. – Откуда она здесь? Наверняка Вероника, дурище, засунула и забыла.
– Ты знаешь эту женщину? – спросила Рита.
– Да, – кратко ответила Света.
– Кто она?
Света отвела глаза в сторону.
– Поставь ее обратно, – она нахмурила брови.
– А кто она? – повторила свой вопрос Рита.
– Ты эту картину помнишь? – Света указала на полотно возле зеркала.
Рита ничего не ответила.
– Это ее работа? – спросила она и откашлялась. В горле у нее запершило.
– Да.
– Она художница?
Света не ответила, а только кивнула.
– Та, с Набережной?
– Да. Она – будущая хозяйка моей квартиры.
– Ты шутишь? – удивилась Рита и резко обернулась к ней.
– Нет.
– Ты ей продала? – Она не сводила изумленного взгляда с бледного лица Светы.
– Да. Она хочет ее купить, и Джон дал согласие.
– Как ее зовут?
– Екатерина Ледич.
– Она цыганка?
– Возможно, не знаю. Чем она тебя заинтересовала?
Рита вспомнила то странное письмо, которое еще до развода получила от ворожеи, живущей на Малой Ордынке. Ее звали Екатерина Ледич. Она предлагала Рите свою бескорыстную помощь, назойливо лезла в душу. Риту воротило от таких людей. Она не стала ей отвечать. Незачем заводить дружбу с незнакомой женщиной. Впусти в свой дом чужака, а потом от него не избавишься.
– Я бы эту фотографию убрала подальше, – неторопливо произнесла она. – Вынесла бы из дома.
– Почему? – В голосе Светы звучало откровенное раздражение.
– Глаз у нее нехороший.
– Ах, оставь, – недовольно произнесла она. – Все это наветы.
– Поверь мне, – Рита рассматривала фотографию женщины.
– Дай ее сюда, – Света выхватила у нее фотографию и поставила снова за зеркало.
Рита пожала плечами, положила ключи в сумку и направилась к двери. Джон стал открывать замки.
Ее действительно не стоит провожать? Она отрицательно замотала головой. Тверская в двух шагах, она возьмет машину и спокойно доедет до дома. От приставаний у нее есть свое средство, она вытащила из сумки миниатюрный восьмизарядный браунинг-компакт. От изумления Джон вскинул обе руки вверх. Света криво усмехнулась. Рита убрала браунинг.
Она спускалась по ступенькам, стараясь не стучать каблуками и думала о сестрах. Почему они разругались? Из-за квартиры? Но это более чем странно. Еще недавно были лучшими подругами. Ни одна не таила секрета от другой. Строили совместные планы. Света думала найти для Вероники в Лондоне работу, хотела вытащить ее из Москвы, оторвать от бездельной богемной среды. Двадцать девять лет – самый волшебный возраст, правда, ничем не интересуется, кроме денег. Зато она умеет готовить, вязать. Хотела избавить ее от этого дебильного парня с бритым затылком и сережками в ушах. Он не отходил от Вероники ни на шаг. Наверное, из-за него и произошел разрыв. И, судя по всему, серьезный.
Потом эта история с пропавшим чемоданом. Что хранилось в нем ценного? Понятно если бы столовое серебро? А то какие-то рукописи, книги. Кому он мог понадобиться?
Она открыла дверь во двор и несколько секунд прислушивалась. В редких окнах дома напротив горел свет. В этот поздний час все прильнули к голубым экранам. В тишине неожиданно раздалось завывание автомобильной охранной сигнализации. Она вздрогнула. Хлопнула дверца, и воющие звуки смолкли.
Быстрым шагом двинулась к Дегтярному переулку. Сзади раздался звон разбитого стекла, глухой хлопок, как будто вылетела пробка из бутылки с шампанским. Она ускорила шаги. Зацепилась сумкой за какой-то крюк, нервно дернула ее к себе.
На Тверской напротив театра Станиславского стояла группа мужчин. Они о чем-то переговаривались, потом исчезли за стеклянными дверями. Часы показывали без четверти час. Самый длинный в году день закончился сорок пять минут назад. Улица была пуста. Только у края тротуара бродили одинокие проститутки.
Она прошла мимо витрин магазинов. За гигантским стеклом "Стильной мужской одежды" красовалась новая реклама – "Демонстрируем настоящий мужской стиль – коллекция мадам де Стайн, мужские костюмы из Великобритании. Наденете костюм, станете джентльменом". Она подняла глаза и удивилась – за стеклом… стоял Джон. Сходство необыкновенное. Не живой человек, а манекен. Стройный блондин шести футов роста с голубыми глазами. Затылок вытянутый, волосы расчесаны на строгий косой пробор. Белая рубашка в полоску, серые брюки со стрелками, блестящие комбинированные ботиночки. Образец англосакса. Какая встреча, жаль не успеет показать Свете. А рядом на черном бархате стоял кожаный чемодан в латунных заклепках и с двумя круглыми замками, как два будильника.
Ей показалось, что от дома Фэрри за ней шел кто-то следом. Это ее нервировало. Она его не видела. Только чуткое ухо уловило легкое шарканье кроссовок по асфальту. Все началось после захлопывания автомобильной дверцы. В вечернем воздухе до нее долетал резкий запах сигаретного дыма, свежей кожи и мужского пота. Обернулась. Никого. Ни сзади, ни спереди.
Она отошла от витрины. Повернула назад. Теперь можно не торопиться. Но вместо этого только ускорила шаги. Почти бежала. Сердце забилось почему-то учащенно. Такого с ней еще не случалось. Тверская была залита мертвенным светом, горели витрины магазинов, а она неслась от страха как загнанная лошадь. Не заметила, как оказалась у памятника Маяковскому. Хотела успокоиться. Грудь у нее вздымалась. Сердце колотилось исступленно. Вокруг ни души.
Несколько увядших роз лежали на постаменте. Мимо стремительно пролетали иномарки. Кто-то тормозил, кто-то кричал ей вслед. Она не реагировала. Взяла себя в руки, спустилась в подземный переход. Здесь было светло, как днем, навстречу двигались люди. Она вздохнула свободнее. Страхи улетучились.
Подошла к краю тротуара, подняла руку, хотела махнуть проезжавшей мимо "Волге", как неожиданно почувствовала резкую боль в спине. Сзади ей в спину уперся острый предмет. Она хотела обернуться, но не смогла. У нее перехватило дыхание. Она чуть вскрикнула от усиливающейся боли. В этот момент тяжелая рука в кожаной вонючей перчатке зажала ей рот. И тотчас ее руки разом вывернули назад. В нос шибанул запах сигаретного дыма, мужского пота и свежей крови. Сквозь черные пальцы она увидела у края тротуара темно-серую "девятку". Задняя дверца у машины распахнулась. Сильные руки подхватили ее, стали тянуть. Она сопротивлялась, хотела закричать, но челюсти ей сдавили, она не могла раскрыть рот. Ноги у нее подкосились, голова задралась вверх, и на лицо ей опустилась черная повязка.