- Ща расскажу, - тихо говорит он и шумно выдыхает. - Звонят мне пару часов назад из прокуратуры. Кроули собственной персоной. И просит оказать ему услугу. Говорит, что знает этих людей, это, мол, его друзья, и они утверждают, будто их шестнадцатилетнюю дочку в конце февраля изнасиловал врач.
Он молчит, ожидая реакции, но Мэдден на этот раз волнения своего ничем не выдает.
- Так это я уже слышал.
- Ну, короче, он мне говорит, что сюда поехали копы снимать показания, и просит проследить, чтоб все было как надо. Казалось бы, что такого? Только когда я приезжаю, этот парень, Кройтер, тут же начинает нагнетать. Типа, у него охренеть какие связи и вообще большой опыт общения с полицией. Он в какой-то страховой вкалывает. Расследует мошенничества со страховками. Отсюда и знакомство с Кроули.
Мэддену плевать на всю эту политику. Ему важно одно: есть ли труп. Но своего шефа Хэнк знает давно, и раз Пасторини рассказывает историю в такой последовательности, значит, это важно. Может, ему так легче.
- А чего он целый месяц молчал? - спрашивает Мэдден.
- Сейчас объясню.
Пасторини отпивает из банки, переворачивает ее, трясет, пытаясь добыть последние капли диетической колы.
- Девчонка вела дневник, - продолжает он. - Она стала хуже учиться, и мамаша пару дней назад решила покопаться в ее комнате, выяснить, в чем дело. Ну и нашла блокнот.
- Она написала в дневнике и никому не сказала.
- Не совсем. Она написала, что занималась с врачом сексом, про изнасилование ни слова.
Вот теперь Мэдден окончательно запутался.
- Фишка в том, что она была пьяная, - говорит Пасторини. - Родители считают, он воспользовался ситуацией. Может, так, а может, нет. Я им объяснил, что мы по-любому заводим дело об изнасиловании.
В Калифорнии половая связь с несовершеннолетними запрещена законом и автоматически рассматривается как изнасилование.
- А до этого она половой жизнью жила?
- Нет. И Кройтеры получили справку, что она лишилась девственности.
- Красота! И что, они в больнице развлекались?
- Нет, у него дома.
Пасторини снова пытается сделать глоток из пустой банки.
- Ну вот. В общем, опросили мы родителей, надо за девчонку браться, чтобы она все подтвердила. Отец пошел наверх за ней, а она не выходит. Поначалу Кройтер, Билл его зовут, пытался ее уговорить открыть дверь. Выходи, мол, солнышко, с тобой поговорят дяди полицейские, они хорошие. Короче, обычная бредятина. Она не отвечает, папаша начинает злиться. И давай орать, что он сыт ее фокусами по уши, чтобы она вырубала музыку и выходила. Мне надоело, и я решил сам попробовать, какой-никакой опыт у меня есть, две дочери все-таки, обе подростки. Все равно не выходит. И тут я понял, что дело плохо, и велел патрульному ломать замок.
Заходим. В комнате - никого. Колонки компьютера аж трясутся, а самой девчонки не видать. Ну, мы было решили, что она дала деру, вылезла в окно или еще как смылась. А потом один из копов заглянул в ванную. И когда он сказал "господи боже", то я понял, что дело совсем плохо.
- Совсем?
- Хэнк, она повесилась на кронштейне для душа.
- Мамочки мои!
Пасторини качает головой, тупо глядя в пространство, и делает еще один воображаемый глоток.
- Ей пару недель назад семнадцать исполнилось…
Мэдден оборачивается. Ватага тех самых ребятишек внимательно их разглядывает. Они больше не торчат на въезде в тупик, а слоняются по улице и неубедительно притворяются, будто им нет до происходящего никакого дела.
- Слушай, Пит…
- Чего тебе?
- Она хоть записку оставила? Объяснила, что случилось?
Пасторини рассеянно кивает. Он почти не слушает Хэнка.
- На столе. Что-то я там видел такое. Стишок какой-то, по-моему.
- Стихи?
- Ага. На компьютере распечатала. И что-то еще снизу от руки приписала.
- Что?
Пасторини поднимает голову и горько усмехается.
- Тебе понравится, - говорит он.
- Ну?
- Она написала: "Я не буду жертвой".
5
Харизма Киану Ривза
10 ноября 2006 года, 5.45
Утро началось не с рассвета, а с телефонного звонка. В комнате было всегда темно, и потому он обычно не знал, день теперь или ночь, проспал он пятнадцать минут или три часа. Поэтому, сняв трубку, Коган первым делом спросил:
- Который час?
- Без четверти шесть утра. Пора вставать и радоваться жизни! - Слава богу, это оказалась Джули, а не дежурная медсестра с послеоперационного этажа.
- Погоди, только глаза разлеплю. - Глаза у Когана ну никак не открывались.
- Точно тебе говорю, Коган, тебе обязательно надо сходить в спа-салон.
- Найдешь такой, где тебя купают в кофе, и я сам прибегу.
- А вот у меня отличное настроение.
- Приятно слышать, что хоть у кого-то отличное настроение.
- Вставай давай. Я и так дала тебе лишних пятнадцать минут поспать.
- Как это мило!
Коган повесил трубку, подошел к окну и поднял жалюзи. На улице только-только начало светать. Еще один унылый серый день. Хотя как знать, в Северной Калифорнии погода меняется быстро. Может, еще разгуляется. А к полудню и солнышко выглянет, и потеплеет. Коган принял душ и побрился. На все про все - двадцать минут.
- Тебя Беклер искала, - сообщила Джули, едва он вошел в ординаторскую.
- А ей чего надо?
- Она не сказала. Слушай, ты не в курсе, что люди по утрам причесываются? Есть такая штука, расческа называется.
- Это такой хирургический инструмент?
- Да, новейшая разработка. Резко улучшает внешний вид, и никаких побочных эффектов.
- Здорово. Надо будет попробовать. Я сейчас вернусь, только на девочку взгляну.
Он прошел в послеоперационную палату, располагавшуюся напротив ординаторской. Да… вот это ночка была! В палате оказалось пятеро больных, включая ту самую толстуху, размерами превосходящую пациентку Когана раза в три. Их койки стояли рядом, отделенные друг от друга ширмой.
И толстуха, и девушка крепко спали. Коган взял с подставки карту Кристен. Проверил жизненные показатели. Давление 110 на 60, пульс 80. Моча и баланс жидкости в норме. Все хорошо.
- Привет, Тед! - В палату зашла дежурная медсестра, Джози Линг.
- Доброе утро, Джози!
Джози - китаянка, ужасно серьезная коротышка, и с чувством юмора у нее плоховато.
- Похоже, ты легко отделался, а? Всего одна пострадавшая.
Одной, с его точки зрения, было более чем достаточно. Даже многовато.
- Что с анализами?
- Сразу после операции гемоглобин 13, последний результат 13,6.
- Отлично.
Коган нагнулся и осторожно стянул с девушки одеяло. Однако недостаточно осторожно - девушка пошевелилась.
- Доброе утро, Кристен, это снова я, доктор Коган. Как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь?
Она сонно приоткрыла и тут же снова закрыла глаза.
- Кристен, у тебя ничего не болит?
- Вроде ничего, - ответила она.
- Ты помнишь, что случилось и куда тебя привезли?
- Я попала в аварию, и меня привезли в больницу.
- А сам момент аварии ты помнишь?
- Ага.
- И что же произошло?
- Кто-то повернул прямо передо мной.
- Тебя подрезали?
Кристен кивнула. Она уже совсем проснулась. Ее слегка подташнивало, но в голове прояснилось. Коган объяснил ей, что она перенесла операцию. Что операция необходима была потому, что у Кристен было внутреннее кровотечение, а это очень опасно. Что пришлось удалить селезенку, которая разорвалась во время аварии.
Кристен спросила, можно ли жить без селезенки.
- Ну, могло быть и хуже. Можно вполне, но ты должна понимать: операция есть операция, это дело серьезное. Нам придется несколько дней тебя тут подержать, посмотреть, как пойдут дела. Поэтому здесь дежурит Джози. Мы с Джози друзья. Она за тобой приглядит пару часов, а потом переведем тебя в палату.
Девушка взглянула на медсестру, потом снова на Когана.
- Твои родители приезжали, - сказал он. - Заходили к тебе сразу после операции. Я им сказал, чтобы они ехали домой, потому что ты точно проспишь до утра.
- Они сильно разозлились?
- Да нет. Огорчились, конечно, но не разозлились.
Она отвернулась и расстроенно пробормотала:
- Теперь они мне машину ни в жизнь не дадут.
- По-моему, сейчас это не главная из твоих проблем.
- Просто вы папу не знаете.
- Давай я проверю повязку - и спи дальше, - предложил Коган.
- Ладно.
Доктор еще немного стянул одеяло, приподнял пижаму. Бинты были чистыми и сухими. Коган аккуратно надавил на живот.
- Отлично! - сказал он, снова укрывая Кристен.
- А шрам большой останется?
- Нет, небольшой. Сантиметров восемь. И совсем тоненький. Киану Ривза знаешь?
- Лично нет. А в кино видела.
- И как он тебе? - Коган улыбнулся.
- Ничего.
- Ну вот, он как-то попал в аварию на мотоцикле, и ему удалили селезенку. Так же, как и тебе. По-моему, он неплохо смотрится в плавках, а?
- Наверное. - Она закрыла глаза, потом снова открыла и сказала: - Только это неважно. Он ведь звезда. У него харизма. Тут хоть пять шрамов, его ничего не испортит.
Коган рассмеялся:
- Ну так, может, у тебя тоже харизма есть, только ты об этом еще не знаешь.
- Надеюсь, - ответила Кристен. - Она мне понадобится, потому что машины у меня теперь точно не будет.
6
Роковой порыв
31 марта 2007 года, 16.57
Девушка висела на кожаном ремне, спиной касаясь кафеля. Пасторини поразило, как близко были ноги от пола душевой кабинки. Сантиметров пять, не больше. Девушка залезла туда в сандалиях на высоченной платформе, а потом просто сбросила их. Одна сандалия валялась в углу, другая лежала прямо под телом. Оранжевые хипповые сандалии в цветочек.
Пасторини поначалу ничего этого не видел. Он смотрел на пальцы, почти достававшие до поддона, и единственной его мыслью было: "Может, еще не поздно спасти?" Он кинулся вперед и попытался отцепить петлю ремня от кронштейна. Росту в Пасторини метр семьдесят, так что дотянуться и приподнять девушку достаточно высоко никак не получалось. Пришлось подключиться патрульному, он повыше.
Девушку перетащили в комнату, положили на пол и начали делать искусственное дыхание. Минут десять старались завести сердце, хоть Пасторини и понял сразу же, как только коснулся ее губ, что все напрасно. Она была еще теплая, но умерла минут пятнадцать назад, не меньше. Родители кричали: "Господи, нет, нет, ну пожалуйста!" Наконец стало ясно, что тут уже ничего не поделаешь. Все будто замерло. Пасторини, стоя на коленях рядом с девушкой, поднял голову и посмотрел на Билла Кройтера. Тот прижимал к груди жену, тщетно надеясь защитить ее от невообразимого кошмара. Что тут скажешь?
Пасторини дал им попрощаться, и патрульные отвели их вниз. Он поднял тело девушки, уложил на кровать и накрыл одеялом, которое нашел в шкафу. Теперь он сожалел, что сдвинул труп с места, сказал он Мэддену. Но смотреть, как она вот так просто валяется на полу, он тоже не мог. Раз уж все равно с крюка снял, можно и на кровать переложить, чего уж там.
- Не в чем его винить, - говорит судмедэксперт Грег Лайонс. - Я сам бы так же поступил.
Судмедэксперт стоит у кровати и натягивает резиновые перчатки. За его спиной монотонно щелкает вспышкой фотограф-криминалист Винсент Ли.
- Здорово его проняло, - говорит Мэдден, успевший натянуть перчатки. - Он уже десять минут пустую банку колы сосет.
- Все лучше, чем полную бутылку вискаря.
- Тоже правда.
Длинные светлые волосы Лайонс собирает в хвост, бородка аккуратно подстрижена, очки круглые и очень дорогие. В жизни не догадаешься, что он судмедэксперт. Больше всего Грег Лайонс похож на художника. Он отстегивает от кармана фонарик на прищепке и приступает к изучению тела. Лицо девушки совсем серое, губы посинели. Глаза закрыты, а рот слегка приоткрыт. Мэддену от этого не по себе. Лайонс - в прошлом врач "скорой помощи" - начинает осмотр с шеи. Классическая странгуляционная борозда, прямо над гортанью. Света от окна в комнате немного, но Мэддену все равно хорошо видно этот след. И все же Лайонс внимательно ведет фонариком вдоль линии, вглядываясь в каждый сантиметр. Прикасается к подбородку, закрывает девушке рот. Убирает руку - и рот немедленно открывается снова.
- Уже коченеть начинает, - говорит Лайонс. - Ты давно тут?
- Минут двадцать, двадцать пять, не больше.
- А Бернс где? - Это Лайонс о напарнике Мэддена. Напарник на выходные уехал на озеро Тахо.
- Он в Скво, на лыжах катается, - отвечает Мэдден.
- Не знал, что он лыжник. Он же холод терпеть не может!
- Это девушка его затащила. Но он согласен на такие подвиги только весной, когда на улице уже градусов десять тепла и под ногами каша.
Лайонс кивает, приподнимает веки девушки и по очереди светит в каждый зрачок фонариком. Так и есть, рядом с радужкой красные сгустки, явный признак странгуляции. Лайонс осматривает щеки, носовые проходы, рот в поисках таких же кровоизлияний. Откидывает одеяло и внимательно изучает тело, вернее, те его части, которые не закрыты одеждой.
Потом обводит лучом пятно в районе бицепса на правой руке - это синяк.
- Кто-то ее хватал. Гематома свежая. - Он освещает фонариком кисть. - Никаких признаков того, что она сама нанесла себе повреждения. Руки чистые.
Мэдден кивает:
- Давай заканчивай, и я их пакетами оберну.
Он натягивает на руки девушки пакеты, чтобы сохранить в неприкосновенности любые следы, если они там есть. Если была борьба, это часто можно определить по рукам жертвы. Может, даже пару волосков найти. Хотя вряд ли - руки у Кристен чистые, ногти ухоженные, разве что светлый лак немного облез. Когда тело привезут в лабораторию, судмедэксперт возьмет пробы из-под ногтей, потом острижет их и сложит в отдельный пакетик.
Лайонс переворачивает девушку на бок, осматривает шею и руки сзади, особенно внимательно вглядываясь в то место, где остался синяк, охватывающий руку практически по кругу. Это единственное свидетельство борьбы. Это, да еще синяки на правой пятке.
- Она могла лягнуть стену в душе, - говорит Лайонс, вытаскивая из кармана ректальный термометр, чтобы измерить температуру тела и попытаться определить время смерти. Он стаскивает с девушки голубые тренировочные штаны.
Мэдден останавливает его:
- Погоди, давай сначала убедимся, что следов насилия нет. Время смерти мы и так примерно знаем.
Лайонс кивает.
- А они могут быть?
- Да не, это я так, перестраховываюсь. Смущает меня кое-что.
Мэдден задумчиво поворачивается к окну и смотрит на улицу. К дому подъехала еще одна полицейская машина. На тротуаре собираются зеваки. Пасторини старается их отогнать, чтобы не расстраивать родителей, а главное, чтобы следы не затоптали. И у него это даже получается. Народ отступает. Пасторини велел патрульным воздержаться от переговоров по радио. Необходимый минимум экспертов он сам вызвал по мобильному. Если бы тут произошло убийство, Пасторини пригнал бы четырех специалистов по особо тяжким, да еще тех, кто обычно занимается наркотиками и организованной преступностью, но умеет работать и с убийствами. Может, даже начальник отдела по борьбе с наркотиками приехал бы за компанию. Но здесь совсем другое дело. Им нужно по возможности избежать огласки, так что чем меньше людей шатается вокруг дома, тем лучше. Еще повезло, что Старые Дубы - закрытый поселок. Чужих сюда не пускают.
- Ну что, кто там приехал? Есть начальство? - спрашивает Лайонс, не отрываясь от записей в блокноте.
- Нету. "Скорая" будет минут через пятнадцать.
Винсент Ли выходит из ванной. Росту он совсем небольшого, метр шестьдесят, пострижен под ноль, в левом ухе сережка с бриллиантом. Они с Мэдденом ходили в одну школу, только в разное время. "На краю леса" она называется. А они ее звали "На краю света". Это в семидесятые. Ли сейчас около тридцати, значит, он учился там лет на двадцать пять позже Мэддена.
- Привет, Хэнк! В ванной я закончил. Вы как? Можно мне уже приступать?
Мэдден кивает:
- Давай! У нас тут пара синяков обнаружилась. И раз уж тело переместили, давай сделаем несколько снимков, где ремень и линия на шее рядом. Я хочу убедиться, что все совпадает. Да, слушай. Не забудь отдать мне парочку полароидных снимков этих синяков. Как можно более крупно, ладно?
- Подождите, мне тоже надо сфотографировать ее, - говорит Лайонс и достает фотоаппарат.
Все-таки цифровые камеры очень облегчают жизнь. Снимай что хочешь и сколько хочешь. Каждый уголок места преступления можно запечатлеть. И у всех теперь есть приличные фотоаппараты, даже у Мэддена "Кэнон" в машине валяется, так, на всякий случай.
Ли заканчивает съемку тела и переходит к мебели в комнате. Особенно Мэддена интересует стол, на котором слева от компьютера лежит бумажка со стихотворением и девушкин мобильный. В принципе, комната вполне типичная для девочки-подростка из пригорода. Вот только общее впечатление создается чуть более взрослое. Может, это оттого, что на стене висит большой, почти в человеческий рост, французский плакат с портретом Рене Зельвегер в черных сапогах и мини-юбке. Рене здесь в роли Бриджит Джонс. По-французски фильм называется "Le Journal de Bridget Jones". Слева - колонка из дневника Бриджит, список из семи зароков на новый год. Последний: "J’arrête de faire de listes" - "Не составлять никаких списков". Это Винсент Ли так перевел Мэддену. Винсент в школе четыре года французский учил.
Нет, конечно, девчачьих финтифлюшек тоже хватает - несколько кукол и мягких игрушек на полке, огромное плюшевое чудовище из "Корпорации монстров" в углу, несколько самодельных коллажей с фотографиями друзей, покрывало в цветочек, сиреневая подушечка под цвет чудовища. Чистенько, опрятно. На полках три ряда книжек и диски, похоже расставленные в алфавитном порядке. На столе почти ничего нет, только "мак" с плоским экраном, айпод, принтер, DVD-плеер, несколько дисков аккуратной стопкой и фотографии в рамочках.
- Жалко-то как! - Ли закончил фотографировать и теперь разглядывает один из коллажей. - Симпатичная девчонка, и снимала неплохо.
Мэдден недовольно оглядывается. Ему всегда не по себе, когда при нем обсуждают внешность погибшего, а уж если тело в комнате лежит, то и подавно.
- Что? - спрашивает Ли. - Я что-то не так сказал? - Он поворачивается к Лайонсу, который как раз убирает в сумку камеру: - Грег, ну скажи, я прав?
- Прав, прав, - отвечает Лайонс.
Прав, конечно. Мэдден печенкой чувствует, что девочка хоть и симпатичная, но не оторва. Никого она не соблазняла. Он немало повидал пигалиц лет по тринадцать или, может, пятнадцать, которые усядутся напротив тебя и ухмыляются призывно. Знают, что мальчишки от них голову теряют, так нет, им подавай взрослых мужиков. В каком-то смысле они и не дети вовсе. Но только отчасти. Кристен Кройтер, судя по фотографиям на столе и стенах, совсем не такая. Была. Была совсем не такая.
- Знаешь, что я скажу, - Лайонс подходит поближе к Мэддену, - не из тех она, которые руки на себя накладывают.