"Когда я был мальчишкой, школьником, рассказывает автор этой книги Сергей Вольф, я был очень застенчивым и тихим. Может быть, самым застенчивым и тихим в классе. Наверное, поэтому я так завидовал ребятам, которые, в отличие от меня, были бойкими и весёлыми, выдумщиками и проказниками. Если бы не они, я так и остался бы застенчивым и тихим…
Вот почему я написал про них рассказы".
Содержание:
-
Воробей 1
-
Грибы 1
-
На самокате вдоль нашего дома 2
-
Коровий доктор 2
-
Чудесный голос 3
-
Большая рыба отсюда и до школы 3
-
Я человек настоящий 3
-
Уборка дождя 4
-
Как я лишился богатства 4
-
Отойди от моей лошади 5
-
Озарена весёлым треском 5
-
Великий талант 5
-
Господь бог, чёрт или акробат 6
-
Это будет сюрприз 6
-
Глупо как-то получилось 7
-
Федоро и Алехуано 8
-
Случай в песках 9
-
Айда, в Боливию! 9
-
Хочется петь вместе с ним 10
-
Мы поедем на рыжем коне 11
-
Мои друзья Джимми и Василий 11
-
Вот вам стакан воды 12
Сергей Евгениевич Вольф
Отойди от моей лошади
Воробей
Утром мы с папой идём на работу. Он - на работу. Я - в детский сад. Я довожу его за руку до детского сада, а дальше он уже один идёт.
Сначала мы по бульвару вышагиваем. Там цветы растут, похожие на укроп, деревья и второй день мяукает кошка, которую я никак не могу выследить.
Потом мы пьём кофе и едим слоёные пирожки. Там, на бульваре, домик такой стеклянный стоит, с пирожками, а рядом длинный стол под навесом, за которым все стоя кушают. Нет, мама нас кормит, но уж очень вкусные пирожки! Мы всегда берём десять пирожков и четыре кофе.
Вот стоим мы сегодня, едим, пьём, и вдруг я увидел совсем странную картину: воробей разогнался по воздуху и ка-ак сядет с размаху на ветку - и ветка стала раскачиваться вместе с ним. Туда-сюда, туда-сюда. А он сидит, важный такой, толстый и подбавляет жару. Раскачивается. Как на качелях. И тут же к нему ещё трое подсели. Качаются. Сами. Ничего подобного я ни разу в жизни не видел и сказал об этом папе.
- Правда?! - сказал папа. - Занятно.
Кто-то говорит:
- Это их ветер раскачивает. Не иначе.
- Неправда, - сказал я. - Они сами.
Папа говорит:
- Всякое бывает.
Некоторые, кто ели пирожки, заспорили, а я смотрел, как воробьи раскачиваются, и к кофе даже не притронулся.
Вдруг я увидел ещё воробья. Одного. Он сидел, совсем один на толстой ветке и не раскачивался. У всех воробьёв головки были серые, я заметил, а у этого совсем чёрная с пёстрым пятнышком на маковке. Грустный такой воробей. Мне так жалко его стало, что я отошёл в сторону и стал опять смотреть на тех, которые раскачивались. Народу смотреть довольно много собралось.
Кто-то сказал:
- Если ветру нет, то тогда всё неправильно. Сами они не могут.
- Но вы же видите - раскачиваются.
- Значит, есть ветер.
- Так где он?
- Всюду, вот где!
Вдруг тётенька - продавщица пирожков - как закричит:
- Птица! Пошла вон, противная птица!
Все посмотрели туда, куда она бросила вилку, и я увидел воробышка с чёрной головкой. Он сидел на краю моего стакана и пил кофе.
Я заорал на весь бульвар:
- Пусть! Пусть пьёт кофе! Не трогайте его!
Я так орал, что сам напугал его. Потому что он сразу улетел к себе на дерево.
- Может, ему ещё чёрного кофе подавай, без молока, а? - сказал кто-то.
Одна старушка говорит:
- У нас рыбки жили. Так мы их кормили огурцами.
- Заметили, целый стакан кофе хотел выпить? Остатки его не устраивают.
- А как он, по-вашему, будет остатки пить? Поперёк он в стакан не влезет, а вниз головой - боится.
- Сами вы боитесь!
- Пошли, - сказал папа. - Пора на службу. Ты извини, я твои пирожки тоже съел.
- На здоровье, - сказал я. - Пошли. На тебе руку. Держись.
Грибы
Однажды утром я встал, сделал зарядку на вдох-выдох, почистил зубы, помылся, оделся, позавтракал, доломал свой конструктор, и тут мама мне и говорит:
- Мне нужна твоя помощь.
- Разве не папина? - удивился я.
- Нет. Твоя. Папа рано-рано уехал за грибами. Сегодня ведь суббота.
- А нас бросил? - говорю.
- Нет. Он очень далеко поехал, туда, где не ступала нога человека. Нам с тобой такой дороги не выдержать. К тому же, у меня сегодня уборочный день. С этими уборками не знаешь, когда жить начнёшь.
- Ладно, - говорю. - Что помогать? Ты покажи.
Мама говорит:
- Вот маленький спортивный чемоданчик. Там наволочки. Отнесёшь их в прачечную. Вот деньги. Наш адрес ты знаешь. Фамилию ты помнишь. Понял?
- Ох ты, мама моя, мама! - завопил я. - Ты меня одного посылаешь?
- Да, - сказала она. - Учись. Скоро ведь в школу.
На улице мы взялись за руки и дошли до парка. Возле ворот в парк мама сказала:
- Вот главная аллея. Иди по ней, никуда не сворачивая. Пройдёшь весь парк - будет улица. Ты её не переходи один, так всякий может. Ты стой и жди и как увидишь, что дорогу собирается перейти старушка, подойди к ней, возьмись за руку и переведи её, помоги ей. На той стороне и будет приёмный пункт белья, да ты и сам, наверное, помнишь. Привыкай. На обратном пути - то же самое. Как переход через дорогу - жди сначала старушку. Или старичка. Ну, беги!
Наш большой парк я хорошо знаю, и главную аллею, и аллеи по бокам, и площадки для игр - всё-всё. Но теперь я был один, без мамы и скоро догадался, что уж что-нибудь в нашем парке я не знаю, где-нибудь не был. Я свернул налево и пошёл мимо качелей куда глаза глядят.
Я шёл долго, люди вообще перестали мне попадаться, и тогда я свернул вбок и пошёл дальше просто по траве, среди деревьев. И вдруг увидел… гриб. Настоящий! На длинной ножке! Я бросил на траву свой чемодан и помчался к грибу. Я сорвал его и начал гладить, разглядывать и нюхать. Куда же я положу его? О! В чемодан! Где мой чемодан? Вон он! А это ещё что такое?! Грибы?! Ещё грибы?! Грибов было полно, штук пять. Я носился между деревьями и срывал их и засовывал в чемодан.
Скоро я набил грибами целый чемодан, а они всё попадались и попадались. Тогда я высыпал из чемодана все грибы, вынул наволочки, а грибы положил обратно - получилось ещё много свободного места в чемодане. Но скоро я набил чемодан до отказа. Что делать?! И тогда я решил собирать грибы в наволочку. В наволочку? А где она? Где все наволочки? Я стал их искать. Я их долго искал, долго. И вдруг ка-ак заревел не своим голосом и помчался сломя голову в неизвестном направлении, потому что понял: наволочки я потерял и найти не могу, а время идёт, и мама волнуется, и ещё - дорогу-то я на главную аллею не знаю.
Сколько времени я её искал и как нашёл, я и сам не помню. Я вылетел из ворот парка и остановился на переходе через улицу, чтобы помочь какой-нибудь старушке, и страшно нервничал. Вдруг кто-то схватил меня за руку, я оглянулся - старушка.
- Быстрее! - крикнула она. - Куда ты запропастился?! - и потащила меня через дорогу.
- Кто вы такая?! - крикнул я сам.
Она наклонилась ко мне, сняла очки, потом снова их надела…
- Не тот, - сказала она. - Не тот мальчик. А где мой? Иди! - и она легонько подтолкнула меня в затылок.
Я помчался к нашему дому. Мама стояла бледная возле нашей парадной.
- Пошли, мама, - сказал я и всхлипнул.
Дома я открыл чемодан, показал грибы и всё рассказал ей.
- Это подберёзовики, съедобные грибы, - сказала она. - Наволочки нужно будет купить, а тебя никуда не пускать.
До самого вечера она не разговаривала со мной. Вечером приехал папа. На дне его большой корзины перекатывалось несколько грибков.
- Маслята, - сказал он. - Мы слишком далеко заехали на нашей заводской машине.
- Твой сын набрал чемодан подберёзовиков в нашем парке, - сказала мама.
Папа пощёлкал себя по носу и сказал:
- В жизни ещё много чего неясно. Это хорошо!
- Это прекрасно, - сказала мама. - Идите мойтесь, грибы готовы.
На самокате вдоль нашего дома
Я поеду после уроков на самокате вдоль нашего дома от угла и до угла.
Я повидаю разных людей и поговорю с ними обо всём на свете.
- Здравствуйте, тётя Нюша, дворник, - скажу я. - Как поживаете? Не надо ли чего сделать?
- Поживаем неплохо, - скажет тётя Нюша. - Сделать кое-чего надо. Рано утром поэт с шестого этажа выкинул из окна много листочков со стихами, и мне до сих пор никак не убрать.
И мы вместе уберём эти листочки.
- Здравствуй, Леночка, - скажу я двухлетней Леночке из тридцатой квартиры. - Как поживаешь?
- Хорошо, - скажет Леночка.
- А как тебя зовут? - спрошу я.
- Неня, - скажет она.
- Молодец, - скажу я. - Живи на здоровье, - и добавлю её бабушке: Отлично растёт ребёнок.
Я поеду дальше и встречу милиционера.
- Эй, милиционер! - скажу я. - Я не нарушаю правила, ступай себе мимо. Желаю тебе всего хорошего.
И поеду дальше.
- Привет, Коля, - скажу я Коле-строителю. - Как дела? Как идёт строительство?
- Забежал перекусить в перерыв, - скажет Коля. - А строительство идёт как надо. Завтра кончаем.
И я поеду дальше.
- Здоро́во, ребята! - скажу я. - Когда футболисты из двадцатого дома будут плакать, поражённые нами?
- В понедельник! - скажут ребята.
- Здоро́во, девочки! - скажу я.
- Здравствуй, - скажут девочки и пригласят меня поиграть в "классы".
Но я поеду дальше.
Я побеседую с управхозом и со штангистом Васей.
Я переброшусь словом с профессором из четвёртой квартиры и узнаю, как дела у девушки Нины, бухгалтера.
Я потолкую ещё с разными людьми и, когда доеду до второго угла, встречу маму.
Солнце уже будет низко, мама будет идти с работы, и будет уже полседьмого вечера.
Наш новый дом такой большой, что от угла до угла раньше и не доедешь.
Коровий доктор
Ни за что вам не угадать, какие звери жили у нас с братом Павкой в комнате. Думаете, кошки там или щенки? Хо-хо! Два ежа, вот кто у нас жили, два ежа, черепаха Лиза, три белки и попугай. Я уж не говорю о разных рыбах, птицах и белых мышах. Этих было полно. Постоянно в нашей комнате что-нибудь пело, шуршало, пищало и щёлкало. Все говорили, что к нам войти нельзя, но мы с братом Павкой были счастливы. Своих зверей мы кормили и лечили.
- Ты кем будешь, когда совсем вырастешь? - спрашивали мальчишки во дворе.
- Трактористом.
- Ого! Здо́рово! А ты?
- Как и папка, на завод пойду, слесарем.
- Тоже не худо. Без слесарей какая жизнь. А ты?
- Бухгалтером.
- Кем, кем? Бухгалтером?!
- Да нет. Я пошутил. Корабли буду строить.
- Молодец, если не врёшь. Строй лучше прежних.
- А я буду учителем физики и рисования.
И только у меня мальчишки ничего не спрашивали. "Этот будет коровьим доктором, - говорили они небрежно. - Коровий доктор "номер два". Лечит своих мышей и овец".
- Врёте вы всё, нет у меня овец, - говорил я.
- А какое это имеет значение? - говорили мальчишки.
Они много ещё говорили разной ерунды, но в одном они были правы: и я, и мой старший брат Павка - я был "номер два", потому что он был "номер один" - собирались стать ветеринарами, то есть вырасти и стать докторами у животных. Не разводить их, не охотиться - а лечить.
- Учителем физики и рисования нельзя стать одновременно, - как-то сказал я Генке, - а мы с Павкой вырастем и станем ветеринарами.
- Если захочешь, всё можно, - сказал Генка.
- А мы с Павкой, когда вырастем, станем ветеринарами, - повторил я.
- Один уже вырос, - сказал Генка, - худой, длинный и слабый, только всё равно коровьего доктора из него не получилось.
Это тоже была правда. От первого до последнего слова.
Я ещё ничего не рассказал о Павке. Павка был мой старший брат, он был старше меня на целых семь лет. Он собирался стать ветеринаром, закончил десять классов и подал заявление в ветеринарный институт. Он был - Генка не врал - длинный, худой и слабый, и в институт его не приняли. Он получил две тройки на экзаменах. Все мы очень расстроились и стали думать, что делать Павке дальше: то ли идти работать на завод, то ли в зоосад - сторожем или научным сотрудником, кем удастся.
Папа сказал, что на завод, - пусть парень потрудится своими руками и узнает жизнь.
Мама сказала - в зоосад, поближе к любимому делу.
Я колебался, склоняясь в то же время к тому, что сказала мама. Пока мы все думали, Павке пришла повестка, что его призывают в армию. И через некоторое время мы узнали, что Павка будет моряком. Не слесарем, не ветеринаром - а моряком.
Папа был доволен, хотя и говорил, что будет скучать. Мама плакала, расставаясь с Павкой, и говорила, что будет скучать, но чтобы Павка был всем примером во флоте. Я не плакал, глядя на худого, длинного и слабого моего брата Павку, я думал. Я думал, что вот уезжает Павка, будет у него другая жизнь, прощай дорогие животные, и белую мышку Веру, которая вчера чем-то захворала, я буду лечить один.
Павка уехал.
Я продолжал учиться в школе, ухаживать за больной мышкой Верой и готовить себя в ветеринары.
Прошло много времени, и вот однажды, в начале лета, утром, когда папа и мама были на работе, а я вколачивал гвоздь в новую клетку для белок, дверь отворилась - и вошёл длинный моряк с большим чемоданом в руке. У него были мускулистые руки и широкая грудь.
- Не может быть! - закричал я, а потом добавил: - Что вы хотели? Вам кого?
- Не валяй дурака, - сказал моряк, ставя чемодан на пол, - родного брата на "вы" называть.
- Не может быть! - закричал я от такой неожиданности. - Вы не мой брат, вы другой моряк, вы вообще другой человек, с сильными мускулами и широкой грудью! У моего брата не так!
Конечно же, я узнал его, это я так кричал, от восхищения. Все звери зашевелились и запели, потому что они тоже узнали его. Черепаха Лиза - та прямо бежала к нему навстречу.
- Здоро́во, - сказал моряк и поцеловал меня. - Ну, как дела? Новая клетка? А как зверюшки живут? Я в отпуск приехал.
- Ой, Павка, - сказал я, - какой же ты стал замечательный парень!
- Ну-ну, ладно, - сказал Павка, - пока старики на работе, пойдём гулять, побродим по городу, я соскучился.
И мы пошли. И Генка с нами пошёл. Он сидел во дворе и ничего не делал, так просто, стругал чего-то. От нашего дома на улице Чайковского до самого Невского я всё боялся, что Генка упадёт от удивления. Он всё смотрел на брата и никак не мог поверить. Павка сказал, что он давно не пил газированную воду, что он соскучился, и на каждом углу покупал себе стаканчик газированной воды. Потом мы втроём съели килограмм пломбира, и когда вышли, стояла уже такая жара, что мы решили покататься на лодке. Мы проплыли почти всю Фонтанку и очутились на Неве, поближе к морю, как сказал Павка. Никогда я ещё не плавал на лодке так быстро и красиво. Павка сидел на вёслах, болтал с нами о всякой всячине и грёб совсем без напряжения, будто и не замечал, что у него вёсла в руках.
- Замечательно быть моряком! - воскликнул я.
- Хочу во флот! - воскликнул Генка.
- Эх ты, - сказал мне Павка, - а сам-то мне всё время твердил: "Буду ветеринаром, животных лечить".
- "Эх ты"? Я - "эх ты"?! - обиделся я. - Это ты "эх" и Генка "эх", а я просто сказал, что замечательно быть моряком, просто сказал, и ничего такого, а ты - уже моряк и лечить не будешь!
Павка рассмеялся.
- Да здравствует морская жизнь! - закричал Генка, щупая Павкины мускулы. - Да здравствует голубой простор без конца и края! Да здравствуют тельняшки и походные песни! И сильным мускулам тоже - ур-ра! А кому охота иметь хилый вид и скучную жизнь, пусть лечит своих коз и мышей, пусть будет коровьим доктором, пусть…
- Но-но, малёк, - остановил его Павка. - Смени направление. Полегче насчёт коровьего доктора.
- Можешь не защищать меня, - продолжал я сердиться на Павку. - Не больно-то хотелось.
- Ты меня не понял, - сказал Павка задумчиво. - И зря ты меня "эх" назвал. Не думай, что я забыл, что хотел стать ветеринаром. Не забыл я. Вот отслужу на флоте…
- Павка, - сказал я.
- …и снова подам заявление в ветеринарный институт…
- Дорогой Павка! - обрадовался я.
- … и стану ветеринаром. Обязательно. Мне без этого никак. Так уж я решил… давно ещё…
- Ура! Ура! Ура! - закричал я.
Генка раскрыл рот и ничего не понял.
- А химии и физики я не боюсь, - сказал Павка. - Тогда мне по ним тройки поставили, а теперь будет по-другому. Первую буду учить изо всех сил, а вторую я и так уже назубок знаю. Ведь я не просто моряк, я моряк-радист.
- Вот это я понимаю! - сказал Генка. - Моряк-радист! А то коровий доктор, тьфу…
- Ладно, парень, - сказал Павка. - Брось.
- Не серди ты его, - посоветовал я Генке. - Не забывай, что у него теперь всё по-другому: мускулистые руки и широкая грудь.
- Да уж, - сказал Генка.
Он так ничего и не понял.