Выровняв дрожащий луч, я заставил себя не отводить глаз, продолжая монотонно вести отсчет: шестьдесят один, шестьдесят два, шестьдесят три… Я с ужасом понял, что чувствую запах, и он казался гораздо хуже, чем запах свиней, потому что был более свежим. И тут до меня вдруг дошло, что же это за звук. Никакая это не вода. Очень медленно я поднял луч фонарика вверх.
Церковь была полна человеческих тел, свисающих со стен и осветительной арматуры. На каменный пол капала не вода, а кровь. Я стоял неподвижно, как оловянный солдатик, словно штык выставив перед собой фонарик, и молча смотрел на все это, а в висках стучало: бам-бам-бам. На спинке одной из скамей виднелось нечто похожее на лицо, содранное и брошенное, словно часы Сальвадора Дали. Я никогда не подозревал, что кожа может так себя вести - что можно оторвать лицо, будто резину. Это лицо все еще преследует меня во сне - даже сегодня.
Когда подобные вещи проникают вам в сознание, вы либо начинаете возводить вокруг них стену, либо пытаетесь умалить их значение. Все очень просто. Когда я стоял там, у меня внезапно потекли эти гребаные слезы. Вытерев глаза рукавом, я несколько секунд подождал, потом посмотрел на фонарик и тянул волынку еще несколько минут, делая вид, будто разглаживаю резиновую оболочку на рукоятке. Я не плакал уже много лет, и нынешнее ощущение было очень странным - я не трясся, слезы меня не душили. Все было очень спокойно, словно где-то внутри меня просто открыли кран. Выключив фонарик, я остался стоять в темноте, все еще продолжая считать, чтобы успокоиться. Досчитав до двухсот двадцати, я остановился, поняв, насколько это бессмысленно, и, повернувшись, поплелся назад в трапезную. Черт его знает, почему я пошел именно туда, - возможно, потому, что там был Блейк.
- Не знаю, что я могу сделать для тебя, старина, - сказал я, стоя в темноте и глядя на его неподвижное тело. Внезапно страх меня покинул. Я знал, что скоро умру. - Прости. - Затем, решив, что могу снова заплакать, я прошел на кухню и открыл кухонный шкаф с ножами и тяжелой скалкой. Поставив кусачки в угол, я окружил себя своего рода барьером - стол, стальной мусорный контейнер с педалью - и стал ждать.
Я не знал точно, чего именно дожидаюсь. Наступления утра? Нет. Только не утра. Об этом я и не думал. Я ждал, когда наступит смерть.
13
Сразу после полуночи я кое-что услышал. Когда это случилось, я уже четыре часа следил за движущимися за окном звездами, прислушивался к бьющимся о берег волнам и размышлял над всеми теми верованиями, над которыми многие годы смеялся.
Вот оно - справа от меня из трапезной донесся какой-то щелчок или шорох. Я тут же вышел из транса и выпрямился. Нож едва не выскользнул из моих вспотевших рук, но я успел его поймать, поспешно подхватил кусачки, сдвинул в сторону мусорный контейнер и с бьющимся сердцем тихо подошел к двери. Стараясь не шуметь, приложил к ней ухо. Я представил себе Блейка, сидящего на стуле: глаза широко открыты, руки лежат на столе. Я представил рядом с ним зверя, задравшего хвост почти до потолка и царапающего лапой пол, и покрылся холодным потом. Послышался другой приглушенный звук, словно кто-то отодвигал стул. "Ладно, ладно, - сказал я себе. - Ничего страшного. Все естественно. Блейк мертв. Это, наверное, просто свинья. Просто свинья".
Не считая того… что ты закрыл за собой… эту гребаную дверь…
Я покачал головой так, словно что-то цеплялось мне за волосы, глубоко вдохнул и вышел в столовую, подняв над головой кусачки.
- Приди и получи свое, Малачи! - оскалившись, крикнул я. - Приди получи свое!
Я остановился. Раздвижная дверь была приоткрыта, за ней в свете звезд серела полоска травы. Блейк оставался там, где и был, в полной неподвижности, но теперь над ним склонился кто-то высокий и сгорбленный, стоявший ко мне спиной. На незнакомце было старое грязное мужское пальто и тяжелые ботинки, а из-под пальто, когда он оторвался от окровавленных останков Блейка, показался хвост. В голове мелькнула мысль: "Он ест, я прервал его трапезу", - но тут существо метнулось к двери и исчезло в ночи.
Я простоял так, парализованный, с отвисшей челюстью, почти минуту, держа руки над головой, не дыша, не двигаясь и не моргая, и только смотрел туда, куда исчезло страшное видение. Это не был Малачи. Это не был Малачи с привязанным хвостом. Существо было слишком высоким и мускулистым. Мое сердце готово было разорваться. Резко выдохнув, я опустил кусачки и устремился за зверем.
На краю склона я остановился и вгляделся в лежавший впереди лес. Я прекрасно понимал, что погоня должна привести меня обратно к ущелью. Еще до того, как я увидел удаляющуюся от меня фигуру, быстро пробирающуюся среди деревьев и направляющуюся к обрыву, я уже знал, что ночь закончится для меня на руднике. Если бы я обладал хоть каплей здравого смысла, я бы повернул назад и заперся в трапезной. В конце концов Лекси или хозяин лодки подняли бы тревогу. Но во мне есть что-то такое, что Лекси назвала бы глупостью. И я пошел вперед.
Зацепившись за валун, я соскользнул на проходившую ниже тропинку и плюхнулся прямо в гравий. Последив, чтобы вновь обрести равновесие, я двинулся дальше. Существо явно знало дорогу: время от времени я видел его впереди, оно решительно двигалось между деревьями, скользя между стволами, словно привидение. Я шумно шлепал вслед за ним, ломая по дороге ветки. Я двигался быстро - миновал горгулью и внезапно, совершенно неожиданно для себя, вырвался к ущелью, застыв на самом краю обрыва.
Я стоял, тяжело дыша и обшаривая взглядом ущелье, думая о том, что упустил его, но тут увидел смутное пятно внизу, двигающееся по ущелью скалы чуть светлее остальных.
- Стой, мерзавец! - крикнул я, надев себе на шею кусачки так, что их лезвия тесно обхватили мое горло, а ручки поднялись над плечами словно крылья. Я не стал терять времени на то, чтобы добраться до ложа пересохшего ручья, и начал спускаться. Повернувшись спиной, я опустился на колени и свесил ноги в темноту. Закрыв глаза, немного подождал, думая об обрыве внизу и чувствуя, как от адреналина слабеют пальцы. Ничего страшного…
И я свалился в темноту. Я то полз, как паук, то скользил и падал, футболка задралась, в живот и бедра впивались камни и ветви можжевельника. К тому времени, когда я достиг дна ущелья, я был весь в крови, но и не подумал останавливаться. Вскочив, я помчался по ущелью вслед за молчавшей впереди фигурой, на бегу уворачиваясь от бочек. Сердце готово было выскочить из груди, в горле пересохло, язык распух. Но я ни за что не отказался бы сейчас от погони. Я мчался вперед и вперед, и моя тень бежала со мною рядом.
Прошла целая вечность, прежде чем я добрался до противоположной стороны и стал карабкаться вверх по склону, двигаясь, словно ящерица. Каждые несколько метров я соскальзывал вниз, но снова упорно лез наверх, цепляясь за ветви вереска и можжевельника. Добравшись до верха, я позволил себе отдохнуть ровно одну минуту - лежа на спине, тяжело дыша и потея, отсчитывая эти шестьдесят секунд с безжалостностью метронома. Я обессилел, но голова работала четко, мысли были ясными. Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят - и вот я уже встал и пошел, сначала слегка подволакивая ноги, немного согнувшись и свесив руки, но постепенно набирая скорость, пока не выпрямился полностью. Когда я проскочил в открытые ворота, впереди между деревьями снова что-то мелькнуло. Значит, я на верном пути. Деревья и воздух хлестали меня по лицу. "Вперед! - кричал я своим ногам. - Не останавливаться!"
Внезапно я оказался рядом с коттеджем и успел увидеть, как зверь исчезает за углом, и услышать, как хлопнула дверь и задвинули засов.
Я опустил голову и уперся руками в бедра. Покачивая головой и сплевывая, я ждал, когда сердце станет биться ровнее, а легкие перестанут гореть огнем. Бежать дальше было незачем. Мерзавец теперь был мой - запертый в коттедже. Когда мои ноги наконец перестали дрожать, я поднял голову и увидел, что окно тихо закрывается, а призрачная фигура тянет руку к кружевной занавеске.
- Нет! - проревел я и бросился к дому. - Нет! - Я ухватился за окно, но было уже поздно - оно было плотно закрыто. В бешенстве я отпрыгнул назад, пританцовывая на месте от ярости, взмахнул кусачками и, словно игрок в гольф, шарахнул ими по стеклу. Стекло треснуло, образовав дыру в форме звезды, отбитые куски со звоном полетели в гостиную. Быстро стянув с себя фуфайку, я обмотал ею кулак, выбил остатки стекла и открыл шпингалет. Через несколько секунд я уже был внутри, протиснувшись в окно, словно червь. Упав на плечо, я по битому стеклу перекатился на бок, неуклюже поднялся на корточки и стал настороженно водить головой из стороны в сторону. Но в гостиной, кроме меня, никого не было.
Детская ветряная мельница со скрипом вращалась, словно была рада меня видеть. Медленно и очень осторожно я подтянул к себе валявшиеся на полу кусачки и выпрямился. В коттедже царила полная тишина.
Тихо подойдя к стене, я включил свет и замер посредине комнаты, пытаясь ощутить движение воздуха. Ничего - ни движения, ни звука. Повернувшись, я склонил голову набок - кожа зудела от напряжения. Медленно приподняв подбородок, посмотрел на потолок. Там, всего в метре над моей головой, что-то двигалось, половица едва слышно скрипела. Улыбнувшись, я сделал выдох и тихо прошептал:
- Ах, вот ты где! Ну, теперь ты от меня не уйдешь, красавчик.
Крадучись, держа наготове кусачки, я направился к лестнице. Ночь была совершенно тихой, лишь в вышине медленно плыла паутина облаков. Положив руку на перила, я медленно, ощупывая каждую ступеньку, двинулся вверх. Дойдя до конца лестницы, я остановился. Передо мной были три двери - две оказались открыты и одна, та, что слева, закрыта.
В мозгу снова зазвучало слово "ловушка". Давая волю эмоциям, я скрипнул зубами и медленно двинулся по коридору, остановившись у закрытой двери, - я был готов к тому, что оттуда в любую секунду кто-то выскочит и набросится на меня.
Я сделал несколько глубоких вдохов. "Ты все еще можешь уйти, приятель…" Подняв кусачки над головой, я резко ударил ногой в дверь. Дверь распахнулась, обдав меня потоком затхлого воздуха, и я тут же увидел своего противника. Существо сидело в углу, прижавшись спиной к стене, плача и бешено колотя ногами. Я сразу понял, что "оно" - это на самом деле "она", женщина примерно лет двадцати. Руки ее были подняты над головой, из горла вырывался испуганный визг.
- Кто вы, черт побери? - Я держал кусачки перед собой, словно меч, намереваясь пустить их в ход, если она хотя бы на дюйм сдвинется в мою сторону. Дыхание мое было таким частым, что я вынужден был останавливаться после каждого слова. - Я сказал - кто вы, черт побери? - Когда она не ответила, я сделал ложный выпад, подняв кусачки так, будто собирался атаковать ее. - Скажите мне - сейчас же, - кто вы такая. Кто вы такая?
- Не надо! - Она прижималась к стене, выставив вперед руки, по ее лицу текли кровь и слезы. Вероятно, она была почти подростком: черные волосы подстрижены так коротко, что местами сквозь них проглядывала кожа. У нее был тусклый, голодный взгляд тринадцатилетнего мальчишки-наркомана. Что касается хвоста, она то ли избавилась от него, то ли аккуратно подоткнула под себя. Все, что я мог видеть, - это ее голые колени, покрытые загрубевшей белой кожей. - Пожалуйста, не надо!
- Встать!
- Я не могу!
- Я сказал, - я сделал еще один ложный выпад, - встать!
- Нет! - зарыдала она. - Нет. Я не могу встать.
- Встань, или я тебя покалечу.
Она покачала головой и зарыдала еще громче. Я подошел поближе и, не сводя глаз с ее рук, осторожно нагнулся. Ногти были обгрызены, кончики пальцев красные и покрыты ранками. Прежде чем она успела понять, что я хочу сделать, я схватил ее за правую руку и дернул так быстро и резко, что она потеряла равновесие.
- Нет! Нет, пожалуйста! - Она молотила в воздухе левой рукой, пытаясь дотянуться до меня ею, но я бросил кусачки, перехватил ее вторую руку и потянул вверх.
- Нет! Не трогайте меня! Пожалуйста, не надо! Отпустите меня!
- Заткнись! - Я прижал ее руки к стене. - А теперь ты… - Она пыталась ударить меня ногой, пыталась вырвать руки. - Прекрати! А теперь просто перестань дергаться и встань.
- Я не могу.
- Можешь. Давай, твою мать!
Я снова прижал ее руки к стене, на этот раз сильнее, и тогда она перестала сопротивляться. Она подняла на меня взгляд, и мы молча смотрели друг на друга, оба тяжело дыша. У нее были воспаленные глаза цвета черного кофе и вызывающе вздернутый нос.
- Ну? - Я дрожал так сильно, что зубы выбивали дробь. - Встанешь ты наконец? - Ее губы дернулись, но никаких внятных звуков не последовало - только скрипучее бормотание. Я снова ее встряхнул. - Ну?
- Я… я встану. Я встану, если вы не сделаете мне больно.
- Я не сделаю тебе больно.
Она опустила глаза - все ее тело трепетало - и свела ноги вместе, подобрав их под себя. Наклонив голову вперед, она медленно, неловко стала выпрямляться. Я потянул ее за руки и стал тащить вверх. Она была высокая - пожалуй, около метра восьмидесяти, - и когда она выпрямилась, мне показалось, что какая-то ее часть тяжело шлепнулась на пол. Я видел это в свете, просачивавшемся из коридора. Отпустив незнакомку, я снова поднял с пола кусачки и отступил назад, чтобы как следует ее разглядеть.
- Не двигайся, - сказал я и выставил вперед свое оружие.
Закрыв лицо руками, она с жалким видом стояла посередине комнаты, плечи ее поникли.
- Не убивайте меня! Пожалуйста, не убивайте меня!
- Я и не собираюсь тебя убивать, черт побери! - Я облизал губы. - Сделай шаг вперед.
Она подчинилась, не отрывая рук от лица, - просто двинулась вперед.
- Вот так. Стой. А теперь… сними пальто.
Она расстегнула пальто, которое тут же упало на пол. На ней была доходившая до колен мужская рубашка, руки и грудь казались худыми, как у мальчика, на голых мускулистых ногах - зашнурованные ботинки. Сделав шаг в сторону, я обошел ее кругом, молча глядя на то, что свешивалось из-под рубашки, - бесстыдное мясистое разрастание с бледной, местами желтоватой кожей. Эта штука свободно болталась у нее между ног, доходя до самого пола, и заканчивалась странным расширением, похожим на лопаточку. Я сразу понял, что это не трюк. Это действительно было частью ее тела. Вверху просматривалась вена, пульсирующая после погони.
- Пожалуйста! - взмолилась она и схватилась за вырост, пытаясь его скрыть. - Пожалуйста, не смотрите!
Но я смотрел долго-долго, не зная, что сказать. Наконец я понял, что почти перестал дышать, и испустил долгий вздох.
- Боже мой! - покачав головой, пробормотал я и отвел кусачки в сторону. - Что за чертовщина здесь творится?
- Я не знаю - не знаю! Пожалуйста, разрешите мне сесть - ну пожалуйста!
Кивком головы я указал на постель:
- Садись.
Натянув на себя пальто, она упала на кровать; вырост скрылся за левой ногой, заставив ее немного склониться набок. Я смотрел на нее, и в голове у меня царил полный хаос. Она же смотрела на меня с таким видом, словно хотела сказать: "Я не могу ничего с этим поделать. Это не моя вина".
- О Боже! - произнес я, и меня вдруг охватила смертельная усталость. Потирая глаза, я с шумом опустился на пол. - Что происходит? Кто ты такая?
- Анджелина, - сказала она. - Анджелина. Я не могу ничего с этим поделать.
- Анджелина? - переспросил я с таким видом, будто это было самое странное имя из всех, что мне довелось услышать. - Анджелина? - Я нахмурился.
Голос ее звучал странно - согласные она растягивала так, словно не привыкла говорить.
- Анджелина!
- Да?
- Ты глухая, Анджелина?
Она покачала головой.
- Не глухая?
- Нет. Я вас слышу.
Я прищурился.
- И что ты натворила сегодня? А? - Я кивнул в сторону окна. - Что ты сделала с Соверен? И с Блейком? Зачем все это?
Она опустила руки и часто-часто заморгала.
- Что я натворила? - вытирая нос, спросила она. - Нет, это не я. Я ничего не сделала.
- Но кто-то же сделал.
- Это папа, - ответила она, поспешно вытирая на щеках слезы. - Мой папа. Он сошел с ума. Там был взрыв и…
- Папа?
- Я следила за ним. Он дождался, пока они соберутся в церкви, а потом… - Она вытерла нос рукавом рубашки. - Он накрыл их там внутри. Он разбирается во взрывчатке. Он всегда знал, как нужно взрывать. Я это видела. Я все видела.
- А кто же твой… Господи! - Я недоверчиво опустил руки. Теперь все стало понятно. Что за жуткая, отвратительная правда! - Не может быть, - пробормотал я. - Не может быть. Малачи? Он твой отец?
Она смотрела на меня затравленно.
- Они не смогли выйти. Неужели теперь подумают, что это я?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СЕНТЯБРЬ В ДУМБАРТОНЕ
ЛЕКСИ
1
Уважаемый г-н Тараничи!
Я искренне надеюсь, что вы поймете, почему на прошлой неделе мне пришлось все отменить. Разумеется, вы сказали, что я не дала вам достаточно времени, чтобы отказаться от вознаграждения, и конечно, я виновата, но я все же полагаю, что вы, как профессионал, попытаетесь понять, что здесь творится. Дела здесь обстоят настолько… я даже не знаю, как это выразить… настолько ужасно, что я абсолютно не имею представления, когда вернусь в Лондон. Поэтому, возможно, вы поймете, почему одна отмененная встреча не кажется мне такой катастрофой (кстати, просто для сведения, - не стоит напускать на меня Вашего секретаря. Я хочу сказать, что, как ни странно, я знаю, что должна вам заплатить. Разве я когда-нибудь не платила вовремя? И разве вы не помните, зачем, собственно, я поехала в Шотландию? Чтобы найти способ рассказать Оукси обо всем - о моей работе и всем остальном. Я уже говорила вам, что хочу сделать так, чтобы он помог мне со счетами, но Ваш секретарь преподносит дело так, будто у меня вообще нет денег, и одно это во сто раз усиливает мое беспокойство).
Помните, вы как-то говорили, что если я достигну предела беспокойства, лучший способ психологической адаптации - это все подробно записать? Помните? Чтобы успокоиться. Ну так вот, именно это я сейчас и делаю. Все записываю. Может, будем рассматривать это письмо как лечебный сеанс? Тогда мне не придется ни за что платить, и мы оба останемся довольны. Еще я сейчас занимаюсь тем, что читаю таблицу, которую вы мне дали (и каждый день заполняю ее с религиозным рвением), пытаясь определить ту "жизнь/ситуацию/отношение/практическую проблему", которая вызывает у меня беспокойство. И что же я обнаружила? Это настоящий сюрприз! В основе всего лежит вполне обычная вещь - Вы сами знаете, о ком я говорю, - его работа и полная неспособность относиться ко мне серьезно или хотя бы замечать меня. Один Бог знает, как я смогу заговорить с ним относительно денег. Особенно после того, что произошло с ним.
Помните, я говорила вам, что мы поехали с ним, чтобы он занялся историей с Куагач-Эйлеан? Островом Свиней? Ну конечно, я сейчас прямо-таки вижу ваше лицо, так как вы, должно быть, слышали это название в новостях. Полагаю, вы уже все поняли и догадались, кто ухитрился вляпаться в эту ужасную вещь. А теперь он находится в центре внимания, и меня не слушают, на меня не смотрят.