- Я боюсь только больницы, - неожиданно сказала Нина и рассмеялась. - Правда, правда! Раз я целый месяц гриппом болела. Дома здоровая, а как приду к врачу, увижу там больных - и сразу тридцать семь и одна. Ходила, ходила, папа и говорит: "Плохи наши дела, Нина. Ты давай больше в больницу не заявляйся. А маме надо сообщить. Давай пошлем ей телеграмму". Послали, она приехала, а я опять здоровая. Но папа меня все же уложил в постель. "Притворись, - говорит, - так надо". Только мама сразу заметила, что ничего у меня не болит. Говорит папе: "Зачем обманул? Нечестно с твоей стороны. Заставил такую дорогу выдержать". А папа ей ласково отвечает: "Почему же, нечестно, в самом деле болела Нинка, клянусь".
Утром я проснулась - ее уже нет. Папа сидит хмурый. Спрашиваю; "Где мама?" Говорит: "Уехала. Не вини ее. Она хорошая. Только ей некогда, да и неинтересно, наверно, с нами".
Нина поднялась с лавочки, поправила волосы и грустно спросила:
- Наверно, нехорошо, что я тебе рассказываю, да?
Она мне показалась робкой и совсем маленькой девочкой, такой понятной и близкой. Я прикоснулся к ее волосам. Она вздрогнула.
- Ты что, Сема?
Не знаю, как это у меня вышло.
Опять корпус. Опять в коридоре шум и запах прелого. Бегают ребятишки. Я жду Пашку.
Стою с Витькой Голубиным. Он удивляется, почему я вчера не пришел в учительскую. Страхи мои были напрасны. Просто Валентин Петрович просил помочь ему запаковать комнатные цветы, которые стоят в биологическом кабинете. Их надо отправить на городскую выставку. А я испугался.
Витька рассказывает, что вчера к Пашке приходили два милиционера.
- Сразу к нему. Говорят: "Ты человек без определенных занятий, а попросту - паразит на теле здорового общества. Поступай, - говорят, - на работу, нечего охламонничать". А Пашка им: "Дудки! Восемнадцать лет стукнет - тогда пойду. Я, - говорит, - законы лучше вас знаю. Не имеете права заставлять работать несовершеннолетнего". Бились, бились с ним, да так и ушли. Нет вещественных доказательств, а то бы забрали.
Витькины слова врезаются в память, хотя я его почти не слушаю. Это, наверно, оттого, что речь идет о Пашке, которого я ненавижу до омерзения.
Как взять у него чижа? Весь день этот вопрос не выходит у меня из головы. Хорошо, что у Валентина Петровича не было сегодня уроков.
Если бы у меня был старший брат!.. Живут же на свете счастливчики, у которых есть братья. И посоветуют, и в обиду не дадут, а если когда съездят слегка по макушке, - значит, заслужил. А что толку от сестры? Сама ничего не может. Сначала у меня мелькнула мысль: признаться Николаю. Но вспомнилось его довольное, широкое лицо, сжатые красные губы… Нет, кому другому, только не ему…
В конце коридора показался Пашка. Нарочно постоял, посмотрел по сторонам и неторопливо направился ко мне.
- Деньги принесли? Здравствуйте, значит. Сюда давайте, живо.
Он и верно стал разговаривать со мной на "вы".
- Деньги я, Пашка, немного позднее отдам. Сейчас у меня нет…
- Когда же вы позднее отдадите? На тот год? Или когда будете работать? Слышал, вы на завод собираетесь?
Он кривлялся, гримасничал. Я растерялся и замолчал. А ведь придумывал, что буду говорить. С каким бы наслаждением я стукнул его по мясистой роже, по его подслеповатым глазкам! Но что изменит это? Нахватаю синяков, а чижа не достану.
- Сестра скоро получит деньги, у нее попрошу.
Пашка впился в меня глазами, проверял, правду ли говорю. Ноздри у него раздулись.
- Деньги мне не к спеху, - вкрадчиво заявил он. - Не особенно и нужны. Будут - отдашь, не обманешь. Ну конечно! Значит, снова друзья? Идет? Молчание - знак согласия… Ты держись за меня. Мы с тобой крепкой ниточкой связаны. Не разорвешь. Я уже тут подумал: напрасно тебя обидел. Хотел идти извиняться, а ты сам пришел. Значит, сейчас вместе пойдем. Дельце есть.
- Пашка! А чиж?
- Что чиж? Живет, хлеб жует. Ты не беспокойся, я его отдал в надежные руки.
- Как отдал?
- Так и отдал. Да ты не бойся, никуда птичка не денется, вернется к тебе. Парень ты хороший, обижать не стоит… Значит, поедем!
- Куда поедем?
- Там увидишь. Раньше батьки в петлю не лезь. Тетку встречать поедем. Корешка вот только захватим.
- Пашка, мне нужен чиж. Я от тебя не отстану, пока не получу обратно. Кому ты его отдал?
- Надежно отдал. Что ты волнуешься? Ну, не сегодня - завтра получишь. Если успеем тетку встретить, - может, и сегодня. Не будем же опять ссориться!
Ради чижа я готов был на все. Не надо злить Пашку, подобру лучше отдаст.
Мы зашли за Корешком и отправились встречать Пашкину тетку.
По лицу Пашки было видно, что мы опаздываем. До станции почти все время пришлось бежать. Миновали мост через реку, пролезли под вагонами и внезапно очутились на перроне. Как раз подходил поезд. Всего шесть вагончиков тащил измятый паровозик с осипшим гудком. Я думал, что это и есть тот самый поезд, на котором должна была она приехать. Но Пашка не бросился вперед, не проявил родственного беспокойства. Он прислонился к тумбе и внимательно приглядывался к пассажирам. И только когда народ вышел из вагона, а кому надо - вошли, Пашка кивнул нам. Вскоре и мы сидели в вагоне. Поезд направился в сторону Московского вокзала.
- Пашка, а тетя? Где мы ее будем встречать?
Он посмотрел на меня с недоумением, потом вспомнил, осклабился.
- Видишь, не приехала, поедем к ней сами.
Все это было очень странно.
Пассажиры - все больше колхозницы с бидонами и мешками - негромко разговаривали. Пашка осматривал каждую женщину, словно проверял еще раз, нет ли среди них его тетки. Видимо, он уверился, что в этом вагоне ее нет, позвал нас в следующий. Здесь и разыгралась комедия, в которой я не сразу разобрался. Пашка вдруг подмигнул нам и быстро пробрался в конец вагона. Я хотел направиться за ним, но Корешок задержал меня в проходе и заорал:
- Я тебе сколько раз говорил: "Сиди! Сиди!" А ты не слушаешь, знай свое!.. Теперь мамка придет, а ключи где? Забрал?.. И что всегда вяжешься за взрослыми?..
Я вытаращил на него глаза, потом оглянулся - сзади никого не было. Значит, Корешок орал на меня.
- Дома бы сидел! - продолжал он. - Избаловался, совсем не слушает никого.
Последние слова он произнес, как бы обращаясь к пассажирам. В вагоне сразу стихло, все повернулись в нашу сторону. Старик в полушубке заметил:
- Ты бы спокойнее, старший брат! О ключах самому надо заботиться, нечего на мальчишку сваливать.
И в вагоне сразу заговорили о неправильном воспитании.
- Куда только школа смотрит! - заявил старик в полушубке.
Однако Корешок мало прислушивался к рассуждениям пассажиров. Едва только я открывал рот, чтобы выяснить явное недоразумение, он распалялся еще пуще:
- Еще возьмусь за тебя! Вот погодь, дома будем! Ты у меня узнаешь!
В то же время он незаметно подталкивал меня к выходу. Я прижался к стене, со страхом глядя на него. Что у него на уме? И вообще не спятил ли он?
- Беги, дура-а! - прошипел он вдруг мне на ухо и тут же выскользнул за дверь.
Ошеломленный, ничего не понимающий, я бросился за ним.
Когда мы очутились на площадке, он торопливо оглянулся на подножку и, приготовившись к прыжку, крикнул раздраженно:
- Раззява! Чего стоишь? Махай за мной!
Он оттолкнулся и полетел под откос в мягкий глубокий снег. Плохо соображая, что делаю и зачем, я прыгнул за ним. В глаза брызнул снежный фонтан, в ступнях заныло, куда-то отлетела шапка…
- Жив ли? Ну поднимайся быстрее, идем!
Передо мной стоял Корешок. Метрах в пятидесяти от нас отряхивался от снега Пашка. В руках у него была хозяйственная сумка.
- Да пошевеливайся ты, дьявол! - орал Корешок.
Обратно к мосту мы опять бежали. Ноги еще ныли от прыжка, в голове шумело. И только когда выбрались на дорогу, пошли потише.
- Пашка, ты украл сумку?
- Откуда ты взял? - зло спросил он. - Мне тетка дала. Ты что, не видел?
Никакой тетки не было. Пашка обманывал. Это было заметно по его глазам, по всему виду.
- Тогда зачем Корешок орал в вагоне?
Пашка повернулся ко мне, замедлил шаги.
- Знаешь что? Помолчи лучше! - сказал он с ленивой выразительностью. - А то таких вопросов наставлю - не обрадуешься!
Всю остальную дорогу я молчал. В голове неразбериха, на душе противно, нет сил уйти, забыть все: и чижа, и Пашку с сухопарым Корешком.
В сумке оказались желтые полуботинки с фабричным клеймом, детская погремушка и кулек с мукой.
- Не густо, - сказал Пашка.
Он отдал сумку Корешку и объяснил:
- Сейчас прямо к моей матке, толкнем ей муку.
- А ты-то пойдешь? - спросил Корешок.
- Если можешь уговорить, иди без меня.
- Нет, уж лучше всем вместе.
В корпусе мы сразу направились к Пашкиной матери. Они долго уговаривали ее купить муку, она упорно не соглашалась.
- Бери, мамка, - убеждал Пашка. - По дешевке человек отдает. - И он кивал на Корешка.
- Получка у вас не ахти какая, - вторил Корешок. - А я отдаю дешевле. Кабы на муке было написано, откуда она, другое дело. Бери, тетка Настя. Дешевле же.
- Ну только разве что дешевле, - согласилась наконец она. Со вздохом отсчитала деньги и стала торопливо выпроваживать Корешка. Причем, она то и дело поглядывала на меня, и в глазах ее было осуждение.
Обрадованный Корешок совал ей в руки погремушку.
- Бери, бери, тетка Настя! В хозяйстве все пригодится.
Тетка Настя растерянно повертела яркую игрушку, не зная, что с ней делать. Наконец, сунула за зеркало.
- Я провожу ребят, - не своим, упрашивающим голосом сказал Пашка и, когда очутился в коридоре, шепнул нам: - Теперь сплавим полуботинки. Еще успеем.
"Пашкина мать, видимо, совсем не знает своего сына", - подумал я.
Мы проехали, несколько остановок на трамвае и скоро стояли перед чистильщиком сапог. Тот встретил нас замечательно:
- Приветствуем молодежь! И еще приветствуем всех: дедушку, бабушку и прочих родственников! Орлы ребята! - восхищенно заключил он.
- Какие мы орлы? - сказал Корешок. - У нас, видишь, крыльев нема.
Но чистильщик не унимался.
- Орлы без крыльев - еще лучше орлы!
- Хватит! - грубо оборвал его Пашка. - Заладил, как попугай! Возьми лучше полуботинки в чистку, хорошие ботиночки…
Воровато оглянувшись по сторонам, чистильщик щелкнул почерневшим пальцем по крепкой кожаной подошве, довольно причмокнул и быстро убрал полуботинки в ящик, на котором сидел. Почти в тот же момент к нему подошел гражданин в серой шляпе. Съежившись, как для прыжка, чистильщик хрипло спросил:
- Что хотите?
"Вот где попались! - решил я. - Ну, так и надо…" Лицо у Пашки стало белое, Корешок тоже нервно оглянулся по сторонам, готовясь бежать. Но тревога оказалась напрасной. Гражданин добродушно сказал:
- Что я хочу? Почистить ботинки.
- Плати, - заявил чистильщик, показав пятерню.
- Почему так? Дорого! - сказал гражданин.
- Мы - частная лавочка, - объяснил ему чистильщик. - Пожалуйста, напротив - артель. Идите, обращайтесь. И погляжу я, как вам вычистят. Все носки замажут. Они это умеют. А мы - частная лавочка. Плати.
- Дорого, - опять сказал гражданин и пошел к артельной будочке.
Чистильщик облегченно вздохнул. Он отсчитал Пашке деньги, и мы пошли. А сзади неслось:
- Орлы без крыльев - еще лучше орлы.
Остаток дня я шатался по улицам, пытаясь понять, как так получилось, что я попал в воровскую компанию. Я представлял день, проведенный у Валентина Петровича, вечер на катке, сцену в вагоне и распродажу вещей. Все это никак не вязалось одно с другим.
Когда я вернулся домой и, быстро раздевшись, юркнул в постель, Вера сказала:
- Приходил учитель.
- Кто?
- Ваш учитель, Валентин Петрович. Спрашивал, где ты можешь быть.
Этого еще не хватало!
- Что ты ему сказала?
- То и сказала, что тебя в последнее время никогда не бывает дома. Совсем от рук отбился. - Потом она подошла к кровати и, пытаясь заглянуть мне в глаза, спросила: - Ты очень изменился за последние дни. Если что случилось, почему ты не скажешь мне? Я же тебе родная сестра.
- Ничего, - с трудом выдавил я. - Ничего не случилось…
Я не мог рассказать ей, как не смог бы сказать никому другому, кроме, может, мамы. Сам попал в беду, сам и буду выпутываться. Но какими глазами я стану теперь смотреть на Валентина Петровича?
Глава десятая
Суд
Все больше стало греть солнце. С крыш на тротуары полетели хрустящие сосульки. Дохнула первым теплом ранняя весна. Посмотришь - радость на лицах, ожидание чего-то хорошего. И только у меня беспокойная жизнь…
Я прихожу к Пашке. Он встречает меня любезно.
- Появился на нашем горизонте? Молодец, что пришел. Поди, худо живете? Что сестра? Все работает? Танька в садик ходит? Значит, ничего, крепитесь, пока?.. И доктора опять видел. Это тот самый доктор, который в собственном доме живет? Ну как же, помню, говорил ты… Мать твою лечил… Когда ты его последний раз видел? Вечером? Он что, до семи работает? И все в одно время возвращается? Совсем хорошо… Чего ты редко заходишь? Ты заходи чаще.
- Пашка, я за чижом.
- Чую, догадался. Приходи завтра, сходим к тому товарищу. У него чиж живет. Отдаст. Понял? Запросто отдаст. А сейчас хочешь с нами? Айда!
- Нет, Пашка, с вами я не хочу. И не зови.
- Почему так? - У Пашки удивленно вытянулось лицо, рыжие брови полезли вверх. - Напрасно чуждаешься. Я тебе хорошего хочу. Впрочем, смотри, не неволю.
Я приходил "завтра". Но Пашки не было. Я ждал его по нескольку часов, и все напрасно. А когда встречались, снова слышал:
- Приходи завтра. Обязательно завтра сходим.
Однажды я застал Пашку с Корешком. При моем появлении они замолкли. На этот раз Пашка не очень любезничал.
- Вот что, - сказал он. - Помнишь, тетку встречали? Ты правильно тогда угадал: никакая не тетка, украл я сумку, а вы мне помогали. Если дознаются об этом деле, сгоришь и ты. За соучастие привлекут, не отвертишься. Через пункт 17 будут судить. За соучастие дают еще больше сроку. Понял?.. Но мы тебе плохого не хотим, не пугайся, не выдадим. Может, скажешь, что ты тогда не знал? А кто же верить будет? Байки любой может рассказывать… Ты держись около нас, не пропадешь. И жратва будет, и все. Что там сеструха зарабатывает! Знаю, как живете. За квартиру, за Таньку в детский садик - и половины получки нет. Наберешься с нами ума - жить станешь и сестре поможешь.
Я никак не мог догадаться, что он еще задумал. Одно я твердо знал: мне с ними не по пути, жуликом я не стану. Как только заполучу чижа, ноги моей здесь не будет.
- Вот ты собираешься работать. Так? А какой толк? Ломай горбушку за здорово живешь.
- Зато честным человеком буду, по крайней мере…
- Заткнись! Кому нужна твоя честность? И ты никому не нужен. Живете и ладно. Каждый заботится о себе…
Ой врешь, Пашка! Люди заботятся и о других - это я точно знаю.
На днях появился дядя Ваня, посидел, поговорил и собрался уже уходить. "Сверточек забыли", - напомнила ему Вера. "Какой? Ах, да это Танюшке платьишко. Видать, в пору будет". "Не возьму, - сердито сказала Вера. - Оставите - навек обижусь". "Что ты расшумелась? - укорил ее дядя Ваня. - Я еще давно Катерине был должен. Вот и возвращаю долг". "Должен? - удивилась Вера. - А она мне ничего не говорила".
Платье взяла, но все же не была уверена в том, что дядя Ваня возвращал старый долг.
Врешь, Пашка, заботятся люди о других. Но он продолжал свое:
- Я к тебе хорошо отношусь, полюбил, потому так и говорю. Держись возле, и все будет честь честью. Со мной не пропадешь. Ну, а пока ладно. Сколько сейчас? Шесть уже? Пора… Пошли за твоим чижом. И помни, что я тебе говорил. Будешь дураком - пропадешь. Не сладко придется в тюрьме… А если что не так, тюрьмой обеспечу, это я тебе обещаю.
И почему он так уверенно говорит? Как разобраться, где главное? Я хочу работать, чтобы было интересно, чтобы всегда чувствовать себя нужным, необходимым. Мне кажется, в этом настоящая жизнь. А Пашка уверяет - в другом. Причем, говорит не просто, что попало, а продуманно: убежден, что он прав. Я чувствую, что и Николай понимает жизнь по-другому.
Я перебираю в памяти знакомых, стараюсь определить, чем живет каждый из них.
Много хорошего у Алексея Ивановича Уткина. Ом заставляет себя уважать, потому что уверен во всем, что делает, уверен в себе.
Но мне больше по душе дядя Ваня Филосопов. Он знает, что нужен на работе, к его словам прислушиваются. Понадобится - отдаст с себя последнюю рубашку. Но ему не везет, и от этого он часто бывает недоволен и временами как будто обижен. В такие минуты ему кажется, что вокруг полно несправедливости.
Стремиться быть как Валентин Петрович? Но я его мало знаю, и мне трудно разобраться, что он за человек. Одно чувствую, что он очень добрый.
Раздумывая обо всем, я шагал за Пашкой и Корешком к тому товарищу, у которого был чиж. Давно за крышами домов спряталось солнце, там светлело небо с вытянутыми розоватыми облаками. По тротуару неторопливо разгуливали люди с беззаботными, оживленными лицами - радовались весне.
Мы свернули около школы и попали в глухую улочку. Это меня несколько удивило. Улочку я знал хорошо: тут живет доктор.
- Пашка, а он здесь? - спросил я с удивлением.
- Кто "он"?
- Ну, тот… твой товарищ?
- Здесь. Что, думаешь, просто так я тебя привел? Подождать немного придется.
Было не так холодно, но Пашка и Корешок подняли воротники, съежились. Мы отошли к дому, что стоял по соседству с докторским, и там сели на лавочку.
- Он еще с работы не пришел, скоро появится.
- Пашка, ты не спрашивал, чем он его кормит?
- Кого?
- Кого? Чижа, конечно! Мне даже не верится, что я сегодня возьму его обратно. Ты волынку тянул-тянул. Я уж думал, совсем зажилил.
- Сейчас тресну, если не замолчишь, - раздраженно сказал Пашка.
Я обиделся и замолчал. Но сидеть спокойно не мог: во всем теле чувствовалось напряжение. "Получить бы обратно, взять бы чижа, - вертелось у меня в голове. - Тогда я со спокойной совестью могу смотреть в глаза учителю".
- Сядь ты, раззява! - прошипел Корешок. По его голосу можно было понять, что он тоже возбужден.
В конце улицы показался человек. Он шел в нашу сторону, тяжело опираясь на палку.
- Вот, кажется, и товарищ, - взглянув на меня, сказал Пашка.
Я получше всмотрелся в прохожего, узнал. Да и как не узнать доктора, если он почти два месяца лечил маму!
- Ты ошибся, Пашка. Это доктор. Точно…
Едва успел я договорить, Пашка и Корешок встали.
- Сиди, а увидишь, побежим - тикай за нами.
Пашкины слова меня ошарашили. Зачем? Куда бежать? Что еще они выдумали? Все это мне хотелось спросить, но язык словно прилип. А они уже торопливо уходили от меня. Вот поравнялись с доктором, заговорили…
В следующую минуту я кричал, кричал долго и что - не помню. Я видел, как Пашка обхватил доктора сзади за плечи и стал валить на землю.