Звери на улице - Ефетов Марк Семенович 7 стр.


- Вы разве не из газеты? Мне звонили ещё вчера, что на сегодняшнем представлении будет корреспондент детской газеты. Юный корреспондент-, юнкор, одним словом.

Слава помолчал ещё с полминуты, а потом тихо так сказал:

- Это не я.

- Так кто же вы?

- Я - Слава.

- Слава?! Что значит - Слава? При чём тут Слава?

Снова было молчание - тягостное и неприятное. Потом Булатов вскочил, шумно отбросив стул.

- Значит, вы, молодой человек, обманули меня.

- Нет, я никого не обманывал.

- А почему вы здесь?

- Я ищу моего Мишку!

- Вашего?!

- Да, моего.

- Здесь ваших медведей нет, - строго сказал Булатов. - Понятно?

- Понятно. До свиданья. Я пошёл…

Слава сказал это, когда был уже в дверях.

Как же он рвался попасть в цирк!.. И вот попал - и в цирк, и к самому профессору Булатову. А на душе ничего, кроме огорчения, не осталось.

В БЕРЛИНЕ

Как в кино

Когда оказалось, что цирковой медвежонок не Славин Мишка, Слава отправился снова в Зооцентр к той самой Марии Петровне, которая водила его в звериный паспортный отдел и сказала, что медведей из Валдая было два: один - в цирке, другой пока на проверке в больнице, а потом поедет в ГДР.

Ведь Слава условился с Марией Петровной, что приедет к ней на следующий день; пришёл и узнал: точно! Мишку-валдайца проверили - он ел и пил всё с большим аппетитом, шалил и проказничал, как никто из медвежат, и потому врачи сказали в один голос: "Здоров. Можно отправлять в Берлин".

Вот туда-то Мишку и отправили. Теперь его адрес был точно известен и остановка была, казалось, за маленьким - сесть Славе в поезд и отправиться в Берлин.

Да, мечтать Слава мог теперь вовсю. Ведь он участвовал в игре-лотерее немецкого журнала.

Слава мечтал.

И вдруг!..

Наверное, многое в жизни бывает так - вдруг. Раньше Слава думал, что так только в книжках бывает и в кино. Нет, оказывается, и писателям такое не выдумать, что случается в жизни.

Он сидел на уроке и решал задачу. Было это в декабре, но лил дождь. И всё окно закрылось в противном таком тумане. Задача не решалась. В окне ничего нельзя было разглядеть, будто весь мир вокруг был наполнен чаем с молоком. Знаете, таким серо-белым. От всего этого настроение у него было - жуть.

И вдруг открылась дверь, и вошла директор школы. В своём знаменитом чёрном костюме, треугольником белая блузочка, и на ней маленький такой чёрный бантик. Этот костюм директор только в праздники надевала и ещё на родительские собрания.

Ну, школьники, как положено, застучав партами, встали. И каждый из них, наверно, вспомнил, где, когда и чего нашкодил. Так ведь всегда бывает, когда директор приходит вдруг. Обычно это не к добру.

А тут она как раз вызвала Славу, назвав его по имени потому, что он был один Слава на весь класс:

- Слава, пойди-ка сюда. Дети, садитесь.

Они сели, а мальчик вышел из-за парты. Ещё раз посмотрел в серо-белое окно, и не знаю, где было туманнее - там или у него на душе…

Слава вышел в коридор, и директор спросила его:

- Ты что, переписываешься с немецкими ребятами? У нас, кажется, только чехам писали письмо.

- Писали, Софья Петровна.

- А немецким ребятам?

- Немецким не писали…

Тут они вошли в её кабинет, где, по правде говоря, Слава не любил бывать. С комнатой этой у него были связаны очень уж какие-то неприятные воспоминания…

- Садись, Славик.

- Ничего.

- Да садись же, садись. Значит, ребята в ГДР не писали?

- Наш класс не писал. Но я…

- Что - ты?

В это время ему стало как-то нехорошо. Язык во рту стал вдруг как напильник, а щёки и лоб - будто он наклонился к горячей плите. И мысли побежали одна за другой, одна за другой: "ГДР… викторина… лотерея… выигрыш… Миша, Мишенька…"

Слава сел в большое кресло и как бы утонул в нём. И ему показалось, что он слышит голос Софьи Петровны издалека:

- На твоё имя пришло письмо из ГДР.

Слава молчал.

- Что же ты молчишь, Славик?

- Миша, - тихо произнёс Слава, - Мишенька…

Ну конечно, всё тут же и выяснилось.

Директор разорвала конверт и дала Славе прочитать письмо. Угадать не трудно - там был выигрыш по лотерее: его поездка в ГДР, Берлин, зоопарк, Мишка. То есть прямо в конверте медведь не сидел. Но все бумажки, которые были в конверте, говорили о том, что всё, о чём Слава мечтал, - реально, реально, совсем реально! И с Мишкой он обязательно встретится.

Вот так всё случилось - вдруг.

Слава, конечно, обрадовался, а через полчаса огорчился. Пришёл домой и прямо с порога:

- Мама, я еду в ГДР.

- Куда?

- В Германию. В Германскую Демократическую Республику.

- Глупые шутки, Слава. Садись обедать.

- Мамочка, так правда же еду. Еду, еду, еду…

- А я говорю - садись обедать.

- Мамочка…

- Хватит.

- Ну хорошо - раз так, я расскажу тебе всё по порядку…

И он всё рассказал маме.

А она:

- Не реально.

- Как же, мамочка, не реально, когда совсем-совсем реально. Вот письмо, которое дала мне наша Софья Петровна. И ещё она просила тебя к ней зайти, и просила не так, как всегда: "Пусть зайдёт кто-нибудь из твоих родителей в шесть часов. Точно. Так и передай. У меня и другие дела есть". А тут она сказала: "Пусть зайдёт в удобное для твоей мамы время". И была такая ласковая-ласковая, и в белой блузочке, как тогда, когда школе вручали знамя, помнишь?

Тут мама не села, а прямо-таки упала в кресло:

- Господи, что ж это такое? С каких пор дети стали по заграницам ездить? Нет, нет, никуда я тебя не пущу. И не выдумывай, пожалуйста. Слышишь?

И в это время зазвонил телефон. В тот день всё было как в кино. А вы разве не заметили, что в кино всегда так: вот что-то должно случиться, и в это самое время звонит телефон или на экране кто-нибудь появляется, и всё случается совсем не так, как все ждали. Ох и дразнит же вас такое кино! Слава это страшно любил: ждёшь одно, а случается совсем другое. Так было и в тот день: жарко - холодно, холодно - жарко. У Софьи Петровны в кабинете Слава решил: еду! Поговорил с мамой - вышло, что не едет!

Зазвонил телефон…

Нет, тут надо рассказать по порядку. Ведь весь сыр-бор с поездкой загорелся из-за Мишки. А Мишку этого добыл Яков Павлович Федотов, знаменитый герой Великой Отечественной войны. Это целая история, как Яков Павлович был на охоте в Валдае, как он там убил опасного зверя - разозлённую медведицу - и взял её двух детёнышей: мишку Мишку и мишку Машку, и как потом этот самый мишка Мишка, с которым Слава подружился, попал в Берлинский зоопарк.

И надо же было такому случиться, чтобы в ту самую минуту, когда Слава говорил с мамой о поездке в Берлин, к ним позвонил тот самый Яков Павлович. Конечно, позванивал он и раньше: каждый раз, когда бывал в Москве. Федотов ведь не только Мишку нашёл, но и Славу, когда тот отправился к Мишке и заблудился в лесу. Тогда Федотов и со Славиной мамой познакомился и с тех пор бывал у них в Москве, а жена Федотова - Рита Павловна - даже лечила как-то Славу. Она - доктор.

Но это всё к Мишке и к Берлину не относится. А относится то, что Яков Павлович, узнав тогда по телефону от Славиной мамы, что Слава может поехать в Берлин к Мишке, сказал, что сегодня же к ним придёт. И пришёл.

А потом такие были две недели у Славы, что никому не пожелать. Каждый день по тысяче раз: едет - не едет, едет - не едет.

А дело-то было всё в том, что Якову Павловичу тоже захотелось с Мишкой встретиться, может быть, не столько с Мишкой, сколько с Берлином, в котором он был в мае сорок пятого года. Но "хотеть", как сказал Федотов, "это ещё не значит - мочь".

Мама заявила сыну: "Поедет Яков Павлович - поедешь и ты. А без него и думать не смей".

И тут Слава почувствовал - никаких поблажек ему не будет. А Яков Павлович - человек занятой. У него была опять же, как он говорил, "задача со многими неизвестными".

Вот так две недели Слава гадал: чётный номер автомобиля - того, что первый встретится, - поеду; нечётный - не поеду. Или: зазвонит в течение часа телефон - поеду, не зазвонит - не поеду. Честно говоря, он иногда хитрил: знал, например, что Глебка должен ему позвонить, - значит, телефон зазвонит. И знаете, как получалось: как раз, когда хитрил, не выходило. Глебка должен был позвонить, но вот не звонил. И телефон молчал как мёртвый не час, не два, а до самого позднего вечера, пока Слава не ложился и не засыпал. "Значит, - решал он, - не поеду, совсем не поеду".

Поехал! Поехал же! Яков Павлович позвонил из Валдая, когда Слава на поездку совсем уже надежду потерял и на телефон совсем не загадывал. Федотов вдруг позвонил и сказал:

- Передай маме, что я получил отпуск, оформляюсь, завтра буду в Москве. В общем, складывай чемодан.

Вот как оно получилось.

"Полундра"

Накануне отъезда пришёл Глебка и сказал:

- Хочешь, я помогу тебе вещи укладывать?

Слава не успел ему ответить, а только успел подумать. С ним такое часто бывает. А подумал он: "Какие там вещи? Рюкзачок, как в пионерлагерь, и чемоданчик маленький такой". Он об этом только подумал, а Глебка, не дождавшись ответа, попрыгал вокруг Славы и запел:

Тру-ля-ля! Тру-ля-ля!
Едем за границу.
Нам это не снится,
Айн, цвай, драй,
Айн, цвай, драй,
Поскорее приезжай!..

- Ну, чего складывать? - спросил он.

Глебка был из тех, что радуются счастью другого. И как же Слава его за это любил!

Только Глеб подлавливал очень сильно. Тут он пощады не давал. Пришёл как-то с трещоткой, ну, штука не хитрая: шершавое такое колёсико из дерева и дощечка к нему привязана. Он колёсико покрутил, и сразу же зашумело, прямо как пулемёт затакал. Даже в ушах у Славы стало нехорошо. Тут Глебка и спросил:

- Что это за шорох?

- Хорош шорох, - сказал Слава, - оглохнуть можно.

Глебка запрыгал на одной ноге и закричал, как индеец:

- Полундра! Один - ноль! Один - ноль!

Ох и подлавливал он Славу в тот день перед отъездом - жуть!

Вы уже разгадали, что это за игра у них была в слова-перевёртыши: "Полундра"?

Если не разгадали, слушайте дальше, и вам всё станет понятным.

Только они с Глебкой из дому вышли, он Славе и говорит:

- Почему за тобой такая длинная тень?

Слава повернулся:

- Где?! Тени нет!

И снова одно очко проиграл. Не верите, проверьте. Напишите: "тени нет" - и прочтите с конца. Ну как, теперь поняли? Сколько раз Глебка выигрывал по одному очку, этого и сосчитать нельзя. В тот раз, например, попросил Славу показать ему какой-нибудь вид Берлина. А Слава что? Показал такую рекламную картинку: "Посетите ГДР". Глебка прищурился, потом отошёл и посмотрел на картинку сквозь кулак, как в подзорную трубу. Можно было подумать, что он рассматривает какое-то там особенное произведение искусства.

- Ты что, - сказал Слава, - цирк устраиваешь?

А Глебка сделал такое лицо, как будто он какой-то там миллиардер и вот пришёл к знаменитому художнику покупать его картину:

- О, вид - диво!

Но в тот раз номер, как говорится, не удался. Уж очень это его восклицание показалось Славе странным. Особенно "о". Слава быстренько перевернул эти слова в уме и сказал:

- Полундра! Глебка горит. Перевёртыш.

Но что хвастать?! Слава смог получить только одно очко, потому что вовремя разгадал один перевёртыш. Но в тот же день Глебка снова подловил Славу. И как обидно подловил.

- Ну, давай адрес - куда тебе писать в ГДР?

- Как - куда? - сказал Слава. - Никуда. Нет у меня пока никакого адреса. Пиши: в зоопарк Мишке-валдайцу, как, знаешь, Ванька Жуков писал: "На деревню дедушке".

- "Ванька Жуков, Ванька Жуков"! Ты мне Ваньку не валяй. Ты мне давай выкладывай, как писать: что по-русски, что по-немецки. - Глеб вынул блокнот и карандаш: - Ну, диктуй, что знаешь.

- А что я знаю? Пиши по-русски: "ГДР". А потом по-немецки: "Берлин".

Глебка стал тщательно выводить буквы и при этом шипеть: "Ш… ш… ш…"

Слава спросил:

- Ты что шипишь?

А он:

- Я пишу, шипя.

- Вот ещё глупости. На уроке, я думаю, ты не шипишь. Учительница тебе пошипела бы. Опять ты цирк устраиваешь!

- Цирк не цирк, а очко моё. Полундра.

Слава проверил это его "я пишу, шипя" и понял, что Глебка снова его подловил.

"Тре-пуш-шиш"

Наконец пришёл день отъезда. В ночь перед этим Слава просыпался раз десять, а может быть, двадцать. И ночь казалась ему бесконечной.

Но всё это неинтересно, как он там переживал, не спал, волновался и всякое такое. Про это рассказывать не стоит, а вот на вокзале произошло интересное.

Славина мама, как только попадала на вокзал, сразу же начинала суетиться. Может быть, оттого, что на вокзале много людей и все спешат.

Так было и в тот раз.

Мама сказала Славе:

- Запомни: поезд девятый, с третьего пути, вагон десять. Я обязательно перепутаю.

Но перепутал Слава. Он спросил у носильщика:

- Скажите, пожалуйста, где поезд десятый, вагон девять?

Носильщик прогромыхал уже мимо железной тачкой с багажом и прокричал, не обернувшись:

- Десятый давно был.

- Как - был?! - крикнула мама. - Ушёл, значит?!

Носильщика уже не было, и некому было объяснить Славе и его маме, что все поезда, которые уходят из Москвы, имеют только нечётные номера.

Нет, ни Слава, ни его мама этого правила не знали и потому страшно взволновались.

А Слава от неожиданности сел на чемодан и подумал: "Всё! Вот тебе и поехал в Берлин…"

Они с мамой были теперь на самом, можно сказать, ходу: мама стояла, Слава сидел - как Минин и Пожарский, если вы видели этот памятник. Их обтекали с двух сторон спешащие люди с чемоданами.

Слава посмотрел на большие вокзальные часы и подумал: "Не может же такого быть, чтобы поезд ушёл раньше времени". Пока он так думал, мимо них проходила девочка с живой собачкой на руках.

- Девочка, ты не знаешь, где третий путь? - спросил Слава.

В это самое время носильщик снова прогромыхал мимо них со своей гремучей тачкой, а девочка ответила как-то так, что Слава только расслышал:

- Тре-пуш-шиш!

Что-то в этом роде.

- Ну, чего вы её спрашиваете? У неё же каша во рту. - Это сказала женщина в красивом плаще, который переливался всеми цветами радуги. А сама она была полная, щёки румяные, глаза такие большие и вроде бы смеющиеся.

- Вы за границу? - спросила женщина.

- Угу, - сказал Слава.

- Туристы? В ГДР?

- Да, да! - радостно воскликнула мама, так, будто они со Славой заблудились в лесу и вот нашёлся человек, который выведет их на дорогу. Но это известно, что на вокзале Славина мама всегда терялась.

Женщина эта понравилась Славе с первого взгляда. Такая она оказалась внимательная и приветливая. И главное - вот повезло! - из Славиной же туристической группы. Потом все втроём отправились на третий путь. При этом Славина мама несколько раз повторяла, как бы про себя: "А мой-то, можно сказать, один едет". В голосе мамы было что-то жалкое, что должно было вызывать сочувствие. Славу это раздражало, но он помалкивал.

"Огонь на меня!"

А потом произошло то, что бывает со многими и миллион раз уже было описано: последние минуты прощания. Вы и без моего рассказа знаете, что мама махала Славе одной рукой, а второй вытирала щёки, что Слава тоже…

Поезд промчался мимо дачных платформ, на которых Слава был сто раз; поезд Москва - Берлин обгонял подмосковные электрички и товарные поезда, и Славе было как-то странно, что он едет за границу, а начинается это путешествие, будто он едет в пионерлагерь: за окном вагона те же заводы, те же станции, переезды, то же шоссе.

Смотреть на всё это было совсем неинтересно, и потому Слава ни капельки не пожалел, когда эта румяная женщина, которую он и мама встретили на вокзале, сказала:

- А ну, молодой человек, заходи-ка в купе знакомиться с попутчиками. Ты Слава? Я слышала - мама тебя так называла. Да?

- Да, - сказал Слава. - А вас как зовут?

Женщина протянула Славе руку ладонью кверху, потом быстро перевернула - здорово так! - и хлопнула по его руке.

- Ася Сергеевна! Будем знакомы.

- Будем, - сказал Слава и подумал: "Мировая тётка".

Тут Ася Сергеевна шепнула ему на ухо:

- С нами едет знаменитый Федотов. Герой Советского Союза. Берлин брал. Слышал?

- Слышал, - сказал Слава, как будто всё это его ни капельки не касалось, как будто он сто раз, а может, тысячу раз не видел Якова Павловича.

А, что хвастать: Федотов ведь тоже держал себя так, как будто они почти незнакомы. И маме сказал: "Что мне за Славкой приглядывать? Он уже большой парень. Ему нянька ни к чему. Он едет сам по себе, а я сам по себе".

И на вокзале Яков Павлович быстренько так попрощался со Славиной мамой, и она поняла и ни о чём его больше не просила в смысле: "Присмотрите там за ним, а то я волноваться буду". "Да, Федотов, - подумал Слава, - это такой мужчина, что даже маме моей мужественность передал. Недаром в войну он гремел на весь мир и фашисты за него огромные деньги давали, только бы его убить или хотя бы изловить. Однако не вышло у них, не получилось".

Итак, с Федотовым Славе знакомиться было ни к чему, с Асей Сергеевной он уже познакомился. Четвёртой была в их купе румяная, но седая женщина. Её звали Ольгой Игнатьевной, или, как она сама сказала, тётей Олей. Тётю Олю Слава заприметил ещё в Москве, как только вошёл в вагон. Она сидела у окна как-то так, что занимала очень мало места. Да, Слава уже давно стал замечать, что одни люди занимают мало места, а другие могут войти в самую большую комнату, и сразу станет тесно. А эта Ольга Игнатьевна была какой-то такой совсем незаметной, как будто и не было её совсем. И всё время сидела она в одном положении, не повернувшись даже, никому не сказав: "Подвиньтесь" или там "Помогите положить чемодан".

И вот теперь Слава узнал, что она одна из всего вагона ехала не в туристическую поездку, а по специальному приглашению.

- Дочка у неё там… - сказала Ася Сергеевна.

Что делает дочка тёти Оли за границей, Слава не узнал - он с Асей Сергеевной вошёл в купе и говорить об этом уже было неудобно.

Назад Дальше