Колокольчик над входной дверью проиграл первые четыре такта протестантской молитвы. Я бросилась к двери. Холод мраморного пола в холле пробрал меня до костей. Бедра покрылись гусиной кожей. Я схватила из шкафа одну из дорогих непромокаемых шинелей фирмы Барберри, купленных Ричи еще в пору его первого припадка англофилии, и включила освещение у входа в дом. Шесть полицейских в форме стояли под тремя арками, составляющими парадный вход в Галле Хэвен. Когда я открыла дверь, самый старший из них, с уныло висящими усами, шагнул вперед и спросил:
- Миссис Мейерс?
Я впустила их в дом и включила свет в холле. Медленно, оценивающе они обвели взглядом светильники, каждый выступ лепных украшений, мрамор, подобранный, как на шахматной доске, зелеными и белыми клетками.
- Миссис Мейерс?
Полицейский был значительно выше меня и стоял так близко, что, посмотрев на него снизу вверх, я увидела, что торчавшие из носа волосы, лежали прямо поверх его усов.
- Миссис Мейерс, мы получили звонок относительно вашего мужа. Покажите нам, где он.
Я заметила, что кровь на рубашке Ричи стала коричневой и запеклась вокруг лезвия ножа.
- Миссис Мейерс, мы здесь, чтобы помочь вам.
Внезапно мне на память пришли несколько строк из "Отелло". Я декламировала их как-то Ричи, после того как мы целую ночь занимались любовью. И, когда обнаружили, что наступил день, оба были и удивлены, и недовольны одновременно. "Пусть суждена мне гибель, скрыть не в силах: Люблю тебя, - а если разлюблю, Наступит хаос".
- Миссис Мейерс… - голос полицейского прозвучал как раз в тот момент, когда я почти теряла сознание.
Глава 2
Сержант Карл Гевински из отдела по расследованию убийств округа Нассау выглядел не слишком привлекательным: пышные седеющие светлые волосы были зачесаны назад, оставляя лоб открытым; слегка прищуренные глаза и довольно большой живот. Круглое лицо с большим носом, на который так и хотелось нажать, как на клаксон автомобиля. То ли в результате несчастного случая, то ли драки он был расплющен так сильно, что едва выступал на лице. В самом деле, если вы смотрели на лицо сержанта прямо, оно казалось плоским, имевшим только два измерения, похожим на луну.
- Вы в порядке? - спросил он.
- В порядке. У меня на секунду потемнело в глазах.
Кое-как полицейские провели или, скорее, спровадили меня в библиотеку. Еще несколько полицейских машин подъехало к дому. Через двадцать минут прибыли помощники Гевински из отдела по расследованию убийств. Я хотела снять шинель Ричи. Но, как только я подумала, что надо найти удобный предлог, чтобы переодеться, как мои ноги начали дрожать, будто одна нога умышленно била коленом о другую, как в некоторых отчаянных упражнениях Джейн Фонды. Я ухватилась за ближайшее ко мне кресло у письменного стола и опустилась в него. Этот стол и кресла были первыми из английского антиквариата, приобретенного Ричи. Ящики стола были инкрустированы бронзовыми буквами алфавита. Ричи часто говорил гостям: "Забавно, не правда ли? Мы купили этот стол на аукционе английской мебели". Но, когда его кузина Сильвия, славившаяся своим умением прижать человека к стенке, рассмеялась ему в лицо, он заменил "забавно" на "интересно". Конечно, кузина Сильвия после этого навсегда была вычеркнута из списка наших гостей.
Гевински сел напротив меня.
- Я не хочу давить на вас, но время имеет очень большое значение.
- Я знаю. Но я хочу сказать вам, прежде чем мы начнем беседовать, что я допустила оплошность.
Он ободряюще кивнул головой.
- Расскажите мне обо всем, - мягко и снисходительно, словно священник, готовящийся выслушать ужасную исповедь, сказал он.
- Вы неправильно меня поняли, - поспешила я разочаровать его. - Я имела в виду, что вмешалась в ваше расследование.
- Что же вы сделали?
- На секунду мне показалось, что Ричи, может быть, жив, и я…
- И вы, что?..
- Я попыталась вытащить нож из его груди.
Он не удивился, даже не заворчал на меня. Он просто промолчал.
- Я знаю, мне не следовало этого делать, но я ничего не соображала. Я подумала: он так спокоен, может, он еще жив. Если я сейчас же вытащу нож, он почувствует облегчение. Мне очень жаль, сержант Гевински. Мне, действительно, очень жаль.
- Так что же в конце концов убедило вас, что он действительно мертв?
- Не знаю. Я должна была понять это сразу, но в тот безумный момент надеялась…
- Понимаю. Можете вы ответить еще на несколько вопросов?
- Конечно.
Мои мысли были ясными. Я не нервничала, не сходила с ума от горя. Руки не дрожали, но, когда я попыталась положить ногу на ногу, силы изменили мне.
Гевински уставился на часы. Его широкое лицо не выражало ничего. Я читала про полицейские правила, время - важный фактор - и я знала правило семидесяти двух часов. Если полицейские не найдут преступника в течение трех суток, их шансы падают до нуля.
- Назовите ваше полное имя, - Гевински заговорил так внезапно, что я вздрогнула.
- Роза…
Боже, как я смогу сообщить это Бену? А Алексу? Они с Ричи были в ссоре. А как я смогу объяснить все это своей матери?
- Имя умершего, пожалуйста.
- Ричард Эллиот Мейерс.
Он совсем не похож на детективов, равнодушных к печальным обстоятельствам, которых мы привыкли видеть на экране в исполнении Дана Эндрюса или Тома Беренджера. Нет, суть его характера в другом - он мягкий, как бы бесполый, любит мягкие булочки.
- Род занятий?
- Президент компании Дейта Ассошиэйтед.
Гевински оглядел библиотеку. Это была огромная комната, отделанная деревянными панелями, с тремя диванами и невероятным количеством кресел, кушеток и столиков. Пальма, которую мой сосед вырастил в своей оранжерее. Два канделябра. И, конечно, книги. Когда Ричи окончательно остановил свой выбор на Галле Хэвен, я поддела его: "Это место не для нас, Ричи. Ты знаешь, почему". На его лице появилось такое выражение, будто он ожидал от меня чего-то подобного. А я продолжила: "Мы будем целую вечность искать дорогу из винного погреба. А библиотека? Чем, черт возьми, мы заполним эту библиотеку? Твоим "Введением в дифференциальный анализ"? Или моим однотомником Шекспира? Моими детективами в бумажных обложках? А может, твоя мать собирается подарить нам свою подшивку журналов с рецензиями на книги?" Ричи ответил: "По крайней мере, моя мать читает хоть что-то".
Но владелец Галле Хэвен, исполнительный продюсер одной несостоявшейся "мыльной оперы", который приобрел имение у внука какого-то горнорудного магната, жаждал продать Ричи и книги, находящиеся в библиотеке. Это, естественно, привело к ссоре. Возможно, я и начала ее, назвав Ричи выскочкой. Он побагровел и закричал, что я не имею права обвинять его в стремлении к показухе, потому что он истинно способен понимать прекрасное.
Вот так он приобрел поместье, для которого не был рожден. А я получила коллекцию книг в дорогих кожаных переплетах: историю аэронавтики, летописи католических святых, историю Испании на испанском языке, каталог нумизматики и многое, многое другое. Только самое поверхностное дыхание не почувствует запах плесени, который источали эти переплеты, но, впрочем, если вдруг захочется почитать, библиотека была достаточно обширной.
- Ваше состояние - это результат успехов в бизнесе или оно получено по наследству? - спросил Гевински.
- Ричи и его партнер основали компанию. Я надеялась, что, если дела пойдут успешно, мы сможем отдать мальчиков в хороший колледж, и, может быть, перестроить кухню. Кто мог предположить, что дело примет такой оборот?
- Чем занималась компания?
- Сбором и анализом информации. Они изучают, какие предметы, проблемы представляют сейчас наибольший интерес. Их девиз: "Знание - сила". Этот девиз украшает все их канцелярские принадлежности.
Гевински молчал. Я решила, что его не волнуют мелкие детали, но добавила:
- Фрэнсис Бэкон. Meditationes Sacrae.
- Они выполняли секретную работу?
- Нет. Не очень понятные исследования. Они начинали как компания компьютерного анализа, а затем начали расширяться. Сейчас в их распоряжении четыреста специалистов, работающих в различных библиотеках по всему миру, и около сотни операторов.
- Они зарабатывают на исследованиях?
- В числе их клиентов более пятисот состоятельных компаний, адвокатские конторы, политики, просто образованные люди.
Внезапно мой локоть соскользнул с ручки кресла, и я чуть не упала. Я опять почувствовала озноб: мои руки и ноги дрожали.
- Мне нужно что-нибудь принять.
Лицо Гевински было бесстрастным.
- Еще один вопрос, миссис Мейерс. Вы не спали всю ночь?
- Нет. Я как раз проснулась и спустилась вниз. Я захотела есть.
- Когда вы легли спать?
- Рано. Я устала. Думаю, в половине десятого или в десять.
- А проснулись?
- Около половины четвертого.
- Вы слышали что-нибудь?
Я отрицательно помотала головой.
- Может, вы услышали что-то, что разбудило вас?
- Не думаю. Но не утверждаю.
- Может, вы слышали шум драки. На кухне разбита посуда.
- Нет. Это тоже моя вина. Извините, я забыла сказать вам об этом. Как только я увидела его, я будто сошла с ума. Я куда-то рванулась, не зная, что предпринять, и налетела на кухонный стол. Тарелка и суповая миска упали и разбились.
- Был кто-нибудь еще в доме?
- Нет. Наши дети уже взрослые. Нам помогала по хозяйству одна пара, которая здесь и жила, но сейчас они работают у моего мужа в городе.
Он кивнул.
- Два раза в неделю ко мне приходит женщина убирать дом.
Я ждала, что он отпустит какую-нибудь полицейскую остроту, типа: "Держу пари, что вам не понадобится и двух дней, чтобы забыть об одиночестве". Но он промолчал.
- Сигнализация была отключена, - продолжила я.
Гевински сидел и слушал, изредка поглаживая галстук темно-серого цвета с маленькими желтыми кленовыми листочками.
- Я включила сигнализацию, когда пошла спать. Это я хорошо помню. Но Ричи знал код.
- А почему бы ему не знать?
- Он здесь больше не жил.
- А где он жил?
- В городе.
- Вы разведены?
- Мы расстались. Собирались разводиться. Адвокаты заканчивают сейчас работу над договором о разделе имущества, но уехал он в конце июня.
Гевински по пальцам посчитал время; один, два, три, четыре. Октябрь.
- Вы вышвырнули его отсюда? - его голос звучал так сочувственно, что я сказала: "Да".
- И правильно сделали.
- Нет. Он оставил меня. Ради другой женщины.
Он полез во внутренний карман пиджака и достал блокнот.
- Полагаю, это старая история, - мягко сказал он.
- Верно.
- Вы знаете, кто она?
Я назвала фамилию Джессики, ее адрес и номер телефона, Я знала все это, потому что там жил Ричи, подыскивая им жилье, где, как он говорил, они могли бы развернуться. Ради полной ясности я также сказала, что Ричи планирует жениться на ней, как только закончится наш бракоразводный процесс. И хотя меня не спрашивали, сообщила ему свою фамилию, возраст и род занятий. Поблагодарив меня, он записал все это к себе в блокнот.
- Можете подождать здесь буквально минуту? - спросил Гевински.
Я утвердительно кивнула.
- Очень признателен вам за содействие.
Он вышел.
Я забарабанила пальцами по столу, но старое полированное дерево заглушало звук. Я прошлась по комнате. Пушистый персидский ковер поглощал звук моих шагов. Убранство каждой комнаты в Галле Хэвен делало более утонченным все, что в них находилось. Это был пунктик Ричи. Помню, как он увлекся, когда декоратор говорила ему гнусавым, сварливым голосом, что структуру драпировочной ткани, будь то шелк или ситец, можно состарить. Она обычным способом окрашивается в баке с чаем, после чего выглядит пожелтевшей и совсем древней. Как старая монета.
Но, когда Ричи получил материал, он уже успел в нем разочароваться. Разочаровался он и в декораторе и сказал мне, что ее стремление сделать новую монету старой соответствует вкусам нуворишей. "Эта шлюха не заслуживает снисхождения. Уволь ее", - сказал он мне. Я бы сделала это с удовольствием, но она так раздувала ноздри, что я побаивалась ее. "Сделай это сам", - попросила я его. "С удовольствием", - ответил Ричи. Удалось ему это не сразу, и мы еще некоторое время испытывали судьбу с шелковой узорчатой тканью для портьер и облицовкой камина, пока она не исчезла окончательно.
"Наплевать на все это, - подумала я. - Мне надо одеться и принять успокоительное". Я подошла к двери, но, как только я переступила порог, полицейский в форме поднял руку в знаке: "Стоп! Дети переходят улицу".
- Я должна переодеться, - объяснила я. Он отрицательно покачал головой.
- Почему?
Он пожал плечами. Лицо его было совершенно бесстрастным.
- Пожалуйста, я только поднимусь наверх.
- Я должен спросить разрешения сержанта Гевински, - он продолжал стоять на месте.
Я вернулась в библиотеку и попыталась не думать о Ричи, но это было выше моих сил, Ведь кто-то же убил его. Встретился ли он с глазами убийцы в последний момент? Чувствовал ли он боль? Ведь нож рассек кожу, прорезал мышцы, задел кость. Или все это произошло очень быстро? Было ли время у Ричи понять, что он умирает? Мое безумно бившееся сердце подскочило к горлу. Почему полицейский был так груб, а сержант Гевински так хладнокровно принял известие, что я хваталась за ручку ножа? Я не могла больше оставаться в шинели Ричи ни одной минуты. Я сделала шаг к двери.
- Вы спросили сержанта Гевински, могу ли я подняться наверх?
- Еще нет. Он сказал, что скоро вернется. А пока вы можете расслабиться и отдохнуть.
Я сдалась и не стала поднимать шум, защищая свои права. Зачем мне этот шум? Мой муж мертв, он лежит с ножом для нарезания мяса в груди. Нож мой или почти мой. В соответствии с договором о разделе имущества - адвокаты обещали нам подготовить его к подписанию в конце этой недели. - Ричи и я должны будем поделить деньги от продажи Галле Хэвен. Я получаю все, что находится в доме, включая и огромный комплект ножей. И еще. Как компенсацию за моральный ущерб я должна была получить два миллиона долларов. Хони сообщила мне, что она рассмеялась адвокату Ричи в лицо и заявила, что меньше, чем на восемь, мы не согласны. Это значит, объяснила она, что к пятнице они сойдутся на половине суммы.
Последний раз мы говорили с Ричи два дня назад.
- Джессика не может поверить, сколько просит твой адвокат, - орал он мне по телефону. - Хочешь знать, что она думает по этому поводу?
Конечно, я не хотела знать, но он тем не менее заявил:
- Ее восхищает твое самодовольство.
- Успокойся, Ричи.
- Кто ты такая, черт возьми, чтобы указывать, что мне делать? - его крик переходил на визг. - Что ты такого сделала, хотя бы на миллион долларов?
Это были его последние слова. Теперь он лежит на кухонном полу, а несколько государственных служащих округа Нассау обмеряют его, фотографируют, берут пинцетом пробу из-под его ногтей.
Что же на самом деле происходит? Что это за полицейские такие? Гевински видел, что меня трясет. Мог бы хотя бы мне посочувствовать. Мог бы сразу приказать: "Эй, кто-нибудь, быстро позвонить ее лечащему врачу. Бедная женщина, ей следовало быть более уравновешенной". Вместо этого он был безразлично вежлив.
Гевински вернулся, бесшумно ступая в черных ортопедических ботинках. Они были особые, выполненные по спецзаказу.
- Извините, я должен был побеседовать по этому вопросу с представителем Дейта Ассошиэйтед.
- И что? Есть какие-нибудь новости?
- Какие могут быть новости, - он взглянул на часы. - Скажите, мистер Мейерс имел врагов?
Похоже, он не ожидал каких-либо откровений, так как не вынимал блокнота.
- Нет.
- Вы не слышали, чтобы он в последнее время сердился на кого-нибудь или с кем-нибудь ссорился?
- Мы особенно не разговаривали. Насколько я знаю, единственным человеком, раздражавшим его, была я.
Брови Гевински начинались пучком волос с каждой стороны переносицы и шли резко вверх. Он чуть приподнял их.
- И как сильно вы его раздражали?
Гевински, решила я, не обманывался в тонкостях человеческих отношений. Ричи, лежавший на полу в кухне, и мое прикосновение к ножу давали мне понять, что необходимо внести в мой ответ некоторую ясность.
- Он был раздражен, но это естественное раздражение перед разводом. Наши адвокаты еще не закончили обсуждение финансовой стороны договора, а это, естественно, не всегда приходит гладко и безоблачно, - я изобразила тусклую вдовью улыбку. - Я не знаю, злился ли он на кого-нибудь еще - это касается только его одного. Он давно перестал говорить со мной откровенно.
На лице Гевински промелькнула мимолетная улыбка, но меня взволновало то, что он совершенно не замечал меня. Я попыталась найти точное слово. Симпатичная? Привлекательная? Точно: он не находил меня ни симпатичной, ни привлекательной. Более того. Он принял все, что я ему рассказала. Верно. "Я слышу вас". Но, похоже, он не поверил ни одному моему слову.
Сильный стресс, испытанный мною, и присутствие офицера полиции, вызвали естественное следствие климакса. Я почувствовала страшный жар, а мгновение спустя, только я успела опереться о спинку кресла, облилась потом. Рукавом я вытерла пот со лба, и тут же поняла, что это был не мой рукав - на мне была шинель Ричи от Барберри. Гевински внимательно посмотрел на меня.
- Дайте подумать… Были ли у Ричи враги?.. - начала я, пытаясь привлечь внимание к интересовавшей его теме. - Ричи был обаятельным. О нем всегда говорили, что он славный парень. Очаровательный человек. Не имеет врагов…
Но и друзей тоже. Даже в наши первые годы в Кейп Код, где дома стояли так близко, что через окна соседней кухни можно было видеть, какие вафли подавали там к завтраку, а соседи без проблем заходили одолжить горчицу и эстрагон, или снегоочиститель. Ричи не был таким, как все. Нет, он не замыкался в себе. К нему можно было зайти, чтобы, скажем, вместе посчитать, сколько квадратных футов мексиканского кафеля требуется для перестройки ванной комнаты в нижнем этаже. С ним можно было поговорить о спорте, в котором он прекрасно разбирался. Все говорили, какой он хороший учитель. Но он не был ни прекрасным математиком, ни общительным человеком. Думаю, ни одному из наших соседей не приходило в голову пригласить его в гости, поговорить о семейных делах, о сварливой жене или трудном ребенке.
В те дни, еще до того, как "великий теннисист" Картер Тиллотсон поприветствовал его на выставке режущих металлических изделий в скобяном магазине, у него было мало партнеров по теннису. На общественных кортах в парке Шорхэвена он постоянно мучился от тоски и ущербности. Иногда, наблюдая за ним, когда он мыл машину или косил газон, я испытывала беспокойство: почему он не такой, как другие. Но потом мне стало стыдно за то, что я захотела, чтобы Ричи, как и другие мужчины нашего квартала, напялил на себя большой заляпанный дурацкими наклейками фартук, чтобы готовить вместе со всеми барбекю.
Однажды я спросила его, кто его лучший друг.
- Ты, - бросил он в ответ.
- Хватит, Ричи, - сказала я. - А если у тебя будет серьезная проблема со мной? С кем ты поговоришь об этом?