Никто лучше ее не угождал больному, когда мальчик начинал хандрить и беспрестанно требовал то одного, то другого.
Девочка умела исполнять его желания со свойственной ей кротостью и спокойствием и нисколько не раздражала его. Она подавала лекарство, приносила питье, укрывала ноги, если он жаловался, что ему холодно, тихонько гладила его голову, когда он не мог заснуть, и скоро сделалась необходимой своему больному другу.
Все же остальные в доме, и в особенности шумливая Лиза, ужасно раздражали его, и мальчик был рад, когда около него оставались только бабушка и Жучок.
Теперь и Надежда Григорьевна переменила свое мнение об Иринке и сама начала просить Дарью Михайловну почаще и подольше оставлять у них девочку, а накануне Нового года было решено даже, что Иринка придет к ним с утра и останется ночевать у Субботиных.
В этот день Лева был как-то особенно раздражителен и капризен.
Мальчик страшно скучал. Вечером ожидалось много гостей, предполагалось устроить танцы, гадание, petits jeux[10], а он должен был лежать один в своей комнате и не мог даже выйти к ужину, чтобы встретить Новый год со всеми. - Мы придем в двенадцать часов поздравлять тебя с шампанским! - в виде утешения говорили ему старшие братья. - Доктор и тебе разрешил выпить один бокал!
Но это мало утешало мальчика, и он продолжал хандрить и капризничать.
В десятом часу вечера Иринку отправили спать. Ее уложили в комнате бабушки, рядом с Левиной.
- Ты только постучи немножко в стенку, если тебе что понадобится! - убеждала девочка. - А я уж услышу!
Она еще раз заботливо поправила одеяло больного и осмотрела столик около его постели, где были приготовлены на ночь питье, лекарство и коробочка с облатками от кашля.
Иринка ушла, и Лева остался один.
Спать ему не хотелось; он лежал с открытыми глазами и невольно прислушивался к оживленному говору в доме.
Прислуга гремела посудой в столовой, приготовляя все к ужину, молодежь громко болтала и смеялась в гостиной, а рядом в зале раздавались веселые звуки рояля.
Весь этот праздничный шум глухо доносился теперь по коридору в отдаленную комнату Левы, где, напротив, царила полная тишина, и сегодня, среди этой удручающей тишины, мальчик чувствовал себя почему-то особенно одиноким.
"Хоть бы кто по коридору прошел!" - думал Лева.
Словно в ответ на это желание около его двери послышались осторожные шаги…
На минуту бабушка тихонько заглянула в его комнату, но, убедившись, что мальчик лежит спокойно, она решила, что он заснул, и медленно направилась дальше.
- Бабушка! - нетерпеливо окликнул ее вслед Лева, но старушка не слыхала его голоса, и скоро шаги ее совсем затихли в конце коридора.
"Ну, шабаш, значит! Теперь до двенадцати часов уже никто больше не придет ко мне!" - печально подумал Лева, и ему стало даже немного жутко.
Засуетившаяся прислуга, должно быть, позабыла опустить у него темные шторы, и теперь в окна смотрела морозная звездная ночь, и лунный свет, проникая широкими серебристыми полосами в спальню мальчика, придавал нечто призрачное всей обстановке этой просторной комнаты.
Лева попробовал было заснуть и, закрыв глаза, повернулся даже на другой бок, но заснуть он не мог; как нарочно, сегодня ему лезли в голову самые невероятные ужасы и разные, давно позабытые, старые истории.
Мальчику почему-то все вспоминалась теперь одна сказочка бабушки, которую Прасковья Андреевна прежде часто рассказывала внуку.
"Однажды под Новый год, вот в такую же морозную, лунную ночь, к одному больному мальчику является маленькая фея… Мальчик слышит легкий шум ее шагов, слышит шелест ее одежды, но сама фея так прозрачна и так светла, что он сначала принимает ее только за бледный луч месяца. Волшебная гостья, однако, тихонько подходит к его кроватке и склоняется над изголовьем ребенка.
- Кто ты?! - спрашивает очарованный мальчик.
- Я сказка! - отвечает фея и кладет свою нежную ручку на горячий лоб больного. - Ты закрой глаза и слушай! Я буду рассказывать тебе разные чудные истории до тех пор, пока ты не уснешь, и тогда мы полетим вместе с тобою в мои волшебные страны, где зимою горит яркое солнышко, цветут фиалки и распускаются белые розы…"
"Белые розы… белые розы…" - машинально повторял про себя Лева; веки его понемногу смыкались, он начинал дремать…
Внезапно легкий шум в коридоре заставил мальчика снова очнуться. Лева быстро открыл глаза и насторожился: ему почудилось, что он слышит чьи-то осторожные шаги…
Затаив дыхание, мальчик неподвижно смотрел на белую дверь своей комнаты, освещенную луною, и ему казалось, кто-то стоит за нею и тихонько дергает ее ручку…
"Тьфу ты, Господи, неужели у меня опять лихорадка начинается и я брежу?" - подумал Лева и приподнялся на подушке.
В эту минуту дверь действительно неслышно отворилась и на пороге показалась маленькая фигурка, вся в белом…
- Лева, Лева, ты спишь? - послышался тихий, нерешительный шепот. Маленькая фигурка в белом стояла теперь в полосе лунного света и походила на волшебную героиню бабушкиной сказки.
- Ах, Иринка, как ты напугала меня! - с облегчением вздохнул Лева, и ему стало ужасно смешно. "Какой же я дурак, однако!" - подумал он и вдруг весело расхохотался. - Ну иди, иди сюда, Черный Жук, побудь со мною! - Мальчик был очень доволен, что теперь не один. - Только как же это ты не спишь, ведь уже поздно, должно быть? Верно, и тебе немножко страшно одной в комнате, Жучок, так, что ли, признавайся?
- Нет, мне не было страшно, я нарочно не спала! - проговорила девочка. - В мою комнату тоже светила луна, и окна казались совсем-совсем голубыми, а стекла замерзли, знаешь, и на них такие странные, такие чудные рисунки! Ну вот, я смотрела да смотрела и длинные сказки про себя сочиняла. Хочешь, расскажу тебе?
- Ну полно, Иринка, какие теперь сказки, тебе спать пора!
- Нет-нет, я уже сказала, что нарочно не спала. Я все ждала, когда в коридоре станет совсем тихо и все уйдут к гостям; у них там весело, музыка, - верно, танцевать будут… а ты тут один, Левочка… Я и решила, что приду к тебе и мы будем вместе Новый год встречать! Хочешь?!
- Ах ты мой славный, добрый Жучок! - Мальчик был искренно тронут. - Ну давай вместе встречать Новый год тогда; не беда, если ты один день ляжешь немного позднее, а мне, признаться, тоже не спалось, да такая скука, такая тоска брала!.. Я рад, что ты пришла, Иришка, спасибо тебе! Полезай скорей на кровать, тут холодно в комнате! Однако в чем это мы, матушка? Никак босиком? Ах, глупая, глупая девчонка, долго ли простудиться!
- Да ты не бойся! успокаивала Иринка. - Самой-то мне не холодно, разве только ногам немножко… Я, видишь, закуталась в свой белый пуховый халат, а вот туфель-то я никак и не могла найти в темноте!
- Ну, скорей, скорей полезай сюда! - торопил Лева, приподымая девочку с пола.
Он усадил ее к себе на кровать и укрыл ноги краем одеяла.
Иринка, все еще под впечатлением своих сказок, глядела вокруг широко раскрытыми глазами, и в воображении ее вставали все новые чудные картины.
- Вон и у тебя на окнах такие же красивые узоры, - задумчиво проговорила девочка. - Точно кружево тонкое. Ты разве никогда не сочиняешь сказок?
- Ну вот еще что выдумала, конечно, никогда! - засмеялся Лева. - И что тут хорошего в замерзлых стеклах? Даже и смотреть-то на них холодно!
- Ах какой ты смешной! - удивлялась Иринка. - Да смотри же, смотри, что за прелесть, и как блестит все! Точно замок серебряный! А вон там, на горе, видишь? - указывала девочка. - Видишь, там Снегурочка стоит, и она плачет горько, горько плачет! Дед Мороз ее домой не пускает… - таинственно и почти шепотом проговорила Иринка, низко склоняясь над Левой. - Но ты не бойся, не бойся! - все так же тихо продолжала девочка, - У Снегурочки есть жених, прекрасный молодой принц, и он приедет за ней на белом коне, и кафтан на принце будет тоже белый. Но по дороге перед ним вырастет хорошенькая белая елочка, и принц захочет сначала объехать ее, но вдруг окажется… это уже вовсе и не елочка, а…
- А мой Черный Жук дорогой! - весело засмеялся Лева и, обхватив девочку обеими руками, крепко прижал к себе.
С минуту дети сидели молча.
Тихо было в их комнате. Только из столовой по-прежнему доносился отдаленный говор гостей да звуки вальса…
Но вот звуки замолкли… казалось, в столовой вдруг наступила полная тишина…
"Бум, бум, бум!.." - торжественно и протяжно раздался бой старинных больших часов…
- Десять, одиннадцать, двенадцать!.. - медленно считал про себя Лева. И вдруг громкое, радостное "ура" огласило весь дом и понеслось по коридору в их комнату, зазвенели бокалы, задвигались стулья, и снова заиграла музыка, но на этот раз еще торжественнее, еще веселее…
- Новый год!.. - тихонько прошептала Иринка, быстро приподнимая голову. - Они там чокаются теперь, и нам пора с тобой! - Девочка быстро достала из кармана своего халата небольшой белый узелок. - Ты не думай, я ведь не с пустыми руками к тебе пришла, - проговорила она с таинственной и немного лукавой улыбкой. - Смотри-ка, это я еще с елки для тебя берегла! - Иринка с гордостью принялась развязывать узелок, где у нее бережно сохранялись с десяток золотых орехов, несколько пряников и немного пастилы и мармеладу.
Девочка очень аккуратно разложила все эти сокровища на постели перед собою и теперь с торжествующим видом глядела на Леву.
- Ну, давай есть, Левочка! - весело предложила она, поудобнее усаживаясь на кровати. - Ты что хочешь? Выбирай сам! Или нет, постой, я лучше попробую раньше и скажу тебе, что вкуснее.
Девочка откусила маленький кусочек мятного пряника и немного пастилы.
- Пастила лучше! - решила она. - Мягче, ты бери пастилу, а я буду есть пряники!
Леве стало совсем весело, и он теперь послушно исполнял все, что ему приказывала девочка. Она ужасно занимала его.
"Этакий смешной Жучок, право! - внутренне потешался мальчик. - Чего-чего не придумает только!"
- А ты знаешь, я ведь уже гадала в этом году! - не без важности проговорила Иринка. - И представь, как странно, все совпало, как взаправду, все верно мне вышло!
- Вот как, и что же вышло-то? - еле удерживаясь от смеха, спросил Лева.
- А вот, видишь ли, няня моя имена спрашивала у извозчиков, ну и я тоже спросила у одного, и представь, он мне сказал: "Лева!"
- Как, неужели "Лева", так прямо и сказал: "Лева"?! - удивился мальчик.
- Нет, не совсем так, он не сказал прямо "Лева", а сказал "Леонтий", но няня говорит, что это то же самое и все равно что Лева!
- А ты разве так убеждена, что твой жених будет непременно называться Леонтием? - весело расхохотался мальчик.
- Ну конечно же, я ведь на тебе женюсь! - совершенно спокойно и с полной уверенностью проговорила Иринка.
- А, вот как, на мне?! - засмеялся Лева. - Ну что ж, на мне так на мне, будем знать! Решено, значит, моя невеста! - И он церемонно поднес к губам ее маленькую смуглую ручку. - А теперь, Черный Жук, - шутливо продолжал мальчик, - для такого торжественного момента следовало бы нам и чокнуться с тобою; как жаль, право, что у нас тут шампанского нет!
- Ах, Господи, да что ж это я! - спохватилась Иринка. - Чуть не позабыла совсем! Погоди, погоди, Левочка, ведь и у нас есть шампанское, ты увидишь! - И девочка принялась озабоченно шарить в карманах своего халата.
Оказалось, что она действительно захватила с собою два небольших игрушечных бокала и такой же маленький граненый графинчик с настоящим сладким белым вином, которое она выпросила у бабушки.
Иринка осторожно разлила вино по бокалам, и оба, жених и невеста, преважно чокнулись теперь, поздравляя друг друга с Новым годом.
- Однако что же нам пожелать себе в будущем Новом году? - спросил Лева.
- А пожелай, чтобы я поскорее на тебе женилась! - серьезно проговорила Иринка.
В эту минуту в противоположном конце коридора послышались торопливые шаги и сдержанный говор приближающихся молодых людей.
Братья сдержали слово и с бокалами в руках спешили в комнату Левы, чтобы поздравить его с Новым годом.
- Сюда идут! - тихонько шепнула Иринка. - Прощай, я теперь побегу к себе, а то меня забранят, что я так долго не сплю да еще без туфель, босиком бегаю!
Девочка снова обняла Леву и, быстро соскользнув на пол, скрылась неслышно за дверью, как настоящая маленькая волшебница.
- Покойной ночи, мой Жучок! - ласково прошептал ей вслед мальчик и, повернувшись на бок, спиною к двери, сделал вид, что спит.
Лева уже встретил свой Новый год и больше не хотел ни с кем чокаться!
V
Прошло два года.
Казалось бы, два года - не ахти какой долгий срок, а между тем много воды утекло за это время и в семье Субботиных произошли серьезные перемены.
Старое бабушкино гнездо почти совсем опустело.
Трое сыновей Надежды Григорьевны окончили гимназию и укатили в Петербург, чтобы поступить в университет, две старшие дочери вышли замуж, и дома оставались только Лиза да Лева.
Лева, впрочем, также кончал гимназию в этом году и также, разумеется, стремился в университет.
Надежда Григорьевна все чаще и чаще поговаривала теперь о том, чтобы к осени всей семьей перебраться в Петербург, и Лиза горячо поддерживала ее в этом намерении.
- Господи! - вздыхала девушка. - Скоро ли мы наконец выберемся из этого захолустья; мне просто до смерти надоел наш противный муравейник!
Но Лева не разделял мнения сестры; ему жаль было расставаться со своим маленьким родным городком, где прошло его счастливое детство, и сердце мальчика каждый раз болезненно сжималось, когда Лиза нарочно принималась с восторгом говорить при нем об их скором отъезде в Петербург.
Лева знал, что, уезжая из Вельска, они покинут на долгие годы не только родные места, но также и самых дорогих, самых близких ему людей.
Бабушка и Дарья Михайловна с Иринкой не могли следовать за ними в Петербург.
Бабушку не пускал доктор, уверяя, что петербургский климат будет для нее вреден, а Дарья Михайловна не имела материальной возможности оставить тот город, где с годами у нее сложился довольно большой круг учеников.
Однако более самого Левы сожалела об этом отъезде маленькая Иринка.
С течением времени дружба девочки и Левы не только не остыла, но стала еще глубже, еще горячее.
Благодаря расположению бабушки Иринка теперь постоянно бывала в семье Субботиных, считаясь у них почти родною, и посторонние нередко действительно принимали ее за младшую сестру Левы.
В свою очередь и юноша очень искренно привязался к ней.
Сильный и мужественный по натуре, он в то же время обладал очень нежной душою.
Лева любил детей, как любил вообще все маленькое, слабое, все, что нуждалось в его покровительстве, защите.
Несмотря на внешность почти взрослого молодого человека, Лева оставался в душе все тем же наивным, добродушным мальчиком, в сердце которого старая бабушка и маленькая Иринка по-прежнему занимали самое первое место.
Иринка почти не изменилась за эти два года; она осталась такою же хрупкой и маленькой. Короткие волнистые волосы девочки по-прежнему ниспадали беспорядочными прядями на смуглый лоб, и темные глаза казались по-прежнему чересчур большими для ее худенького и тонкого личика.
- Не черный, а пучеглазый твой Жук! - нарочно говорила Лиза, чтобы позлить Леву, и искренне удивлялась, как это он мог находить прелестной эту Чернушку, если у них постоянно бывала в доме хорошенькая Милочка Назимова.
Милочке минуло шестнадцать лет, она уже перешла в седьмой класс гимназии и, нужно сознаться, действительно очень похорошела за последние два года.
Золотистая коса ее стала еще гуще, еще красивее. Девочка сильно похудела, отчего казалась теперь гораздо выше и стройнее, и, к великой радости своей, начала носить платья почти длинные и высокую модную прическу, как у взрослых барышень.
Милочка слыла первою красавицей в их маленьком городке, она по-прежнему оставалась неравнодушной к Леве и искренне ненавидела пучеглазую Чернушку, так привязавшую к себе мальчика.
Все это, разумеется, нисколько не занимало Леву, да вряд ли он даже и замечал улыбки и красноречивые взгляды хорошенькой Милочки.
Серьезный и искренний по натуре, он предпочитал иметь дело с такими же простыми и искренними людьми, как и он сам, и неестественная, изломанная Назимова вызывала у него всегда только презрительную улыбку.
Впрочем, за последнее время Лева, кроме своих домашних и Иринки, вообще никого не видел и нигде не бывал.
Сейчас же после Пасхи у гимназистов начались выпускные экзамены, и юноша более, нежели когда-нибудь, прилежно готовился в своем кабинете, выходя оттуда только к завтраку и к обеду.
В первых числах мая как Субботины, так и Назимовы обыкновенно переезжали на дачу, в село Муриловку, живописное маленькое местечко неподалеку от города. Обе семьи имели там свои собственные большие, удобные дачи, и, к немалому удовольствию Лизы, Милочка могла летом почти все время проводить у них.
Дарья Михайловна также перебиралась весною за город, и также в Муриловку, но только немного позднее, когда оканчивались ее занятия.
У нее, конечно, не было своей дачи, и она занимала только маленький крестьянский домик в конце села, над оврагом, почти у самой опушки леса.
Домик этот стоял совсем одиноко, и Дарья Михайловна, избегавшая всякого шума и суеты, очень любила свой тихий, заброшенный уголок.
В глубине оврага струилась небольшая, но очень быстрая речка Черная.
Извилистые берега ее почти сплошь заросли высокой травой и густыми плакучими ивами, отчего вода в ней казалась всегда совсем темной.
В жаркую летнюю пору тут было хорошо и прохладно.
Тяжелые зеленые ветви, точно в истоме, низко склонялись над водой, а под ними тихо шумела осока, и пели кузнечики, и весело журчала темная речка…
Маленькая Иринка, сидя наверху в своем палисаднике, иногда часами прислушивалась к этим звукам, и ей казалось, что трава и плакучие ивы тихонько переговариваются с речкою и рассказывают друг другу длинные чудные сказки.
Впрочем, и над оврагом, около самой хатки Дарьи Михайловны, было также очень хорошо.
Небольшой палисадник у крыльца оканчивался за домом зеленой лужайкой, откуда узенькая тропинка вела прямо вниз к речке.
Посреди этой лужайки стояла обособленно группа из трех молодых березок, а под ними Лева сам пристроил для Иринки низенькую скамейку из зеленого дерна.
Кусты высокого белого тмина окружали эту скамейку почти со всех сторон и окончательно скрывали собою Иринку, когда девочка играла там со своею куклой или усаживалась плести венки.
Вся лужайка была усеяна полевыми цветами, и у ног Иринки всюду пестрели одуванчики, анютины глазки, желтый цикорий, колокольчики, дикая гвоздика, незабудки… но больше всего тут было ромашки и белого тмина, отчего вся лужайка казалась тоже белой. Это особенно нравилось Иринке.
- Смотри, Лева! - говорила она юноше, слегка прищуривая глаза. - Смотри, точно мы с тобою в саду у Снегурочки, а вокруг нас все снег, снег, снег!.. Правда?
- Да, да, правда!.. - машинально соглашался Лева, зачастую не отрываясь даже от своей книги и еле слушая, что болтала около него Чернушка.