* * *
Шесть человек набилось в задымленный личный кабинет Корлеоне, обшитый панелями красного дерева. Майкл с Томом Хейгеном сидели за большим столом друг напротив друга. Все остальные стояли: Аль Нери за Майклом, а у двери Риччи Нобилио и Томми Нери, племянник Альберта. Нобилио говорил о достоинствах и недостатках людей, которых собирались посвятить в клан семьи Корлеоне. Репутация шла впереди них, однако представление было священной традицией, как в церкви (где Риччи, в отличие от собравшихся, часто появлялся и даже играл на органе). Если огласить новые имена на собрании Комитета, ознакомление произойдет между делом и примет вид простой формальности.
Риччи Два Ствола был пучеглаз, тощ, как гончая собака, с испещренной оспинами кожей на лице, лоснящимися черными волосами и пристрастием к кричаще-яркой одежде, в которой чувствовал себя крутым. Кожа, мохер, гладкая блестящая ткань, гуайаверы, иногда даже ковбойские сапоги. Как на него ни посмотри, страха не внушает. Зато развил редкий талант. Риччи рос неподалеку от Пита Клеменцы, в Бронксе, и мальчишкой носился вокруг толстяка подобно юркой мухе, вымаливая всякие поручения. Клеменца знал, как превратить насекомое в смертоносного шершня. Нобилио получил прозвище после одного случая, еще в юности. Он с незаряженным револьвером пошел убивать чиновника с автомагистрали, который рассматривал претензии по контрактам, мелкую сошку огромной мошеннической империи Роберта Мозеса и последний винтик в цементной монополии Нью-Йорка. Несчастный работал в офисе допоздна. Бывший капитан команды Гарварда по плаванию, он был почти в два раза крупнее Риччи. Нобилио дважды нажал на спусковой крючок "кольта" с глушителем, понял, что патронов нет, но не растерялся: вырубил чиновника и принялся рыться в столе. Когда тот поднялся на ноги, Риччи нашел в нижнем ящике, за бутылкой виски, револьвер. Разрядил его в широкую грудь и удалился. Сначала появилось прозвище Счастливчик Риччи, потом Риччи Два Ствола. Второе привязалось. Нобилио отшучивался и даже начал сам рассказывать приукрашенную самоуничижительную версию событий. И все же унижение пошло ему на пользу. Когда Фрэнки Пантанджели занял место Клеменцы, иной человек затаил бы обиду. Риччи ничего плохого не подумал. Он по-прежнему не высовывался и исправно выполнял работу, расширяя владения семьи на Род-Айленде и в Форт-Лодердейле. После того как Фрэнки сам загнал себя в могилу, очевидный выбор пал на Риччи Два Ствола, раз уж его воспитал Клеменца. Из-за убийств, предательств и судебных приговоров в организации стала ощущаться нехватка людей, и способность Нобилио находить и развивать таланты оказалась не хуже, если даже не лучше, чем у самого толстяка. После смерти Клеменцы десять лет назад легенды о нем только разрастались, но факт оставался фактом: он нашел и продвигал таких предателей, как Поли Гатто и Ник Джерачи. На улицах Гарлема Пита Клеменцу возвели в святые гангстерского мира, но в темной задымленной комнате, несмотря на всеобщую привязанность, толстяка считали слишком человечным.
- Если это все, - Майкл взглянул на часы, - то мне надо идти. - Он посмотрел на Томми Нери, также известного как Томми Скуч, который только что вернулся из долгого путешествия к Нобилио. - У тебя есть новости?
Риччи Два Ствола перехватил взгляд Томми, сморщился и покачал головой:
- Похоже, нет. Скуч, ты собираешься просветить нас?
Томми шагнул к столу Несмотря на редеющие, раньше времени поседевшие волосы, он напоминал взволнованного школьника, которого вызывали отвечать неподготовленный урок. Организация поиска Ника Джерачи была крупнейшим доверенным ему заданием. Майкл полагал, что на предателей лучше натравливать их ближайших друзей, но Дерьмовый Донни не подходил для этого физически, Кармине Марино не было в живых, Момо Бароне тогда еще не вышел из тюрьмы, а Эдди Парадиз был занят продвижением в capo. Дино Димичелли взял двоих хороших людей и полетел в Кливленд искать там следы. Когда взятая ими напрокат машина проехала ровно десять миль вдоль дороги, сработала бомба, прикрепленная к одометру. Все трое мгновенно погибли; рука Димичелли приземлилась в общественный бассейн за четверть мили. Что касается Уилли Бинаджио, так тот курил одну сигарету за другой, поэтому не исключено, что его дом действительно сгорел случайно, как заключили пожарные. Никто из работавших с Уилли Б. в это не верил. Тогда Альберт и попросил Майкла доверить дело Томми.
Скуч глубоко вдохнул и начал:
- Парадиз не пользуется услугами Дерьмового Донни как водителя, э-э, он человек предателя, поэтому я попросил отдать его мне. Кажется, он чист, но если нет, то он у меня под прицелом. - Томми ткнул пальцем в воображаемое переднее сиденье.
Майкл кивнул, впечатленный инициативой. Донни Серио - известный как Дерьмовый Донни из-за калоприемника, который ему понадобился после ранения в кишку - был для Джерачи почти братом. Это не повод называть Донни предателем, однако вполне разумно забрать его у regime и держать поближе к себе, чтобы пристрелить в любой момент, если понадобится.
- Хорошо, - кивнул Майкл.
- Остальные люди команды Ника не вызывают подозрений. Так полагали Дино и Уилли. Но я хотел убедиться в этом сам и начал все сначала.
Майкл кивнул.
На лице Томми отразилось подобие улыбки.
- Вдобавок к тому, - сказал он, - я последовал вашему совету и еще раз поговорил с отцом, Фаусто. В Аризоне. Пытался найти с ним общий язык. Но черт побери, он молчаливый сицилиец старой закалки. Coglioni quadrati, понимаете ли. Если бы мы убили его за молчание, это был бы счастливейший день в его жизни. У Фаусто новая жена, мексиканка, не говорит по-английски, так что это тупик. В любом случае они не так давно женаты. С другой стороны, у disgraziato своя жена и дочери. Если прижать их к стенке…
Майкл покачал головой. Пусть занимается Фаусто Джерачи, главным претендентом на место Винни Форленцы в Кливленде, однако остальных членов семьи Ника Джерачи трогать нельзя, только допрашивать и наблюдать.
- Да, да, конечно, - закивал Скуч. - Понимаю. И еще я проверил наводки, которые поступили из вашего источника, - добавил он, глядя на Хейгена.
Майкл с Хейгеном оживились. Это новость.
- Ты ездил туда? - спросил Хейген.
- Только что вернулся, - ответил Томми. - Разыскиваемое лицо более не живет в Такско. - Он был там, по крайней мере некоторые узнали его по фотографии. Выдавал себя за писателя. Дело в том, что он не бежал в спешке, нет, методично упаковал все вещи, и никто не видел, как он уходил. Просто исчез. Мне кажется, кто-то предупредил его. Некий Спрэтлинг, американский бизнесмен, который всех знает, сказал мне.
- Предупредили? - переспросил Хейген. - Как такое возможно?
- Этого я не знаю, - признался Скуч. - Вполне логично: если он держит с кем-то связь, значит, рискнет вернуться в Штаты. Как только он сюда сунется, мы найдем его. За семьей установлена слежка, плюс ко всему почти в любом городе у нас есть друзья, и они в курсе ситуации и понимают, как благодарны мы будем за помощь. Не может он вечно прятаться в крысиных норах или в горах к югу от границы. Это не для него. Ему придется скрывать свой недуг. Болезнь Паркинсона. От нее трясет, бывают провалы в памяти, сложно одеваться, застегивать пуговицы и тому подобное. По крайней мере, на это он жаловался своему доктору до того, как исчез.
Майкл нахмурился. У Джерачи дрожали руки, когда он последний раз его видел.
- Ты узнал так много, но не смог выяснить, где он?
- Я всего лишь пустил в ход связи и добыл его медицинскую карту, - стал защищаться Томми. - Через секретаршу. Очень милая девушка. Я переворачиваю каждый камень, так сказать.
- Так сказать? А кто скажет? - спросил Майкл.
Скуч открыл рот, но Майкл поднял руку.
- Томми, ты хорошо справляешься с задачей, - отметил он безучастным голосом, будто думал совсем обратное. - Я терпеливый человек. Главное, чтобы цель была достигнута. Уверен, ты сам это понимаешь.
Скуч кивнул.
- Мне приятно это слышать, - пробормотал он, хотя не был уверен, что ему приятно. - С полной уверенностью можно утверждать - он не в руках ФБР. И наверняка жив. Смею предположить, верьте или нет, кто бы ни давал наводки, он морочит вам голову. Точней, морочит нам голову. Сливает информацию, а затем предупреждает ублюдка.
- Кому и зачем это нужно? - спросил Том Хейген.
- Мы обсуждали этот вопрос, - вмешался Нобилио. Переполняясь благодарностью, Томми Нери сделал шаг обратно к стене. - Понятия не имею, как и откуда к вам поступают сведения, - сказал Риччи, - мне это знать и не нужно. Просто думаю, мы думаем, Томми и я, что кто бы ни сообщал вам важные факты, он хочет только навредить. Это первая теория. И вторая состоит в существовании человека, который известен вашему источнику, может, является его боссом или вроде того и заботится о том, чтобы мы не поймали предателя.
Майкл сложил губы. Повисла гробовая тишина, нагнетающая напряжение. Допустим, Джо Лукаделло поставляет искаженные данные. Джо - старый проверенный друг, что и делает его опасным: выступив против тебя, он не вызовет подозрений.
Майкл уже ничему не удивился бы. Больше всех обрадуется Хейген, который плохо знаком с Джо и смотрит на него косо. Ничто в жизни не приносит Хейгену больше удовольствия, чем подтверждение его опасений и повод заявить: "Я же говорил".
Что касается Ника Джерачи, Майклу было некуда спешить. У него целая империя подручных, тысячи людей зависят от него напрямую или косвенно, обязаны ему заработком или жизнью. Джерачи - жалкий человек. Без власти. Пусть не в бункере под озером Эри и не в Такско, он по-прежнему в какой-нибудь крысиной норе, которую и заслуживает. Каждый момент он должен шеей ощущать стальной холод меча возмездия. Более того, за семьей наблюдают, и у Ника нет никакого шанса повидаться с женой и детьми.
Можно придумать способ общения - через изощренную систему телефонов друзей или платных таксофонов и договоренностей. Здесь проколов не будет. Джерачи слишком умен, чтоб наследить. Если старый сицилийский кодекс разрешал запугивание семьи и в крайнем случае даже ее уничтожение, Вито Корлеоне испытывал особую привязанность к собственной семье и установил новый кодекс. Для него было немыслимо причинить вред близким недруга. Родители и корпус морской пехоты США научили Майкла жить по правилам. Нарушить их никак нельзя - особенно сейчас, когда его дети в Мэне, под крылом Кей.
Наконец он кивнул, распуская собрание.
- Господа, - обратился Хейген к Риччи Два Ствола и его людям, - будем надеяться, что при нашей следующей встрече мы будем обсуждать результаты, а не теории.
* * *
Наконец на крыше появился виновник торжества вместе с consigliere и самым преданным caporegime. В новой мотоциклетной куртке Риччи Нобилио напоминал продавца электроприборов, претендующего на роль в местной постановке "Вест-сайдской истории". На Хейгене был синий костюм "Брукс бразерс". Черный костюм Майкла шили на заказ в Милане. У него появилась странная подкупающая способность превращать дорогие вещи в обыкновенные.
Гости разразились бурными аплодисментами.
- Открывай подарки! - выкрикнул маленький Санни, и все покатились со смеху.
Дон пересек сад королевской походкой, сцепив руки за спиной. Гости сияли. При каждом шаге он слегка подпрыгивал - подсознательная привычка. Широкая улыбка плохо сочеталась с темными кругами под глазами и глубокой бороздой на лбу. Майкл бормотал любезности о том, что не стоило преподносить столько подарков.
Все пели "С днем рождения", и только стихли голоса, как открылась дверь лифта и выпрыгнул Джонни Фонтейн с распростертыми руками, пародируя Джолсона, и пропел: "И всего наилучшегоооооооо!"
Майкл Корлеоне закрыл глаза, загадал желание, которое удивило бы каждого из собравшихся, и задул свечу.
- Джонни! - завизжала Конни Корлеоне.
Подбежала к нему и обняла, едва не сбив с ног. Она прижалась к нему не слишком откровенно, но достаточно, чтоб скользнуть бедром по легендарному cazzo. Конни никогда его не видела, однако с первого личного подтверждения его величия, когда они танцевали на ее первой свадьбе, мысль о нем возвращалась к ней одинокими ночами.
- Эй, дорогая, - произнес Джонни, восстановив равновесие. На крыше стояли люди, которые не зашли к нему перед парадом. Фонтейн подмигнул: - Тебе бы играть в регби вместо племянника. Как он, кстати, поживает?
- Повредил колено, - ответила Конни. Фрэнки, брат близняшек, был полузащитником в университете Нотр-Дам. Не выдавшись ростом даже для команды колледжа, он поехал выступать в Канаду и неудачно упал в тренировочном лагере. - Вероятно, его футбольные дни сочтены. Сильно переживает.
Конни схватила руку Джонни, якобы сочувствуя Фрэнки, - хитрая уловка. Фонтейн был в разводе. Постоянно появлялся в колонке сплетен с разными восходящими звездами, однако большинство из этих статей, насколько знала Конни, придумывали рекламные агенты.
- Печально, - сказал Джонни. - Этот Фрэнки играл с невероятной отдачей. Как говорят, в бою размер собаки - не главное.
Конни рассеянно кивнула, и Фонтейн решил объяснить, что это значит. Хотя она слышала поговорку. Ее первый муж Карло произносил нечто подобное в постели: в бою размер собаки не главное, а в постели главное, чтобы член рвался в бой. У Карло был не член, а тявкающий карликовый пудель. Джонни предположительно обладал итальянским волкодавом. Портной, шивший костюмы для Майкла и Тома, как-то признался ей, что подгоняет Фонтейну штаны, дабы они вмещали его мужское достоинство. Конни задрожала.
- Футбол - такой грубый вид спорта, - выпалила она, чтобы завуалировать возбужденный трепет. - Страшно смотреть.
Майкл Корлеоне наклонился и шепотом разрешил маленькому Санни открыть подарки. Мальчик радостно воскликнул и тотчас сорвался с места.
Когда во все стороны полетели куски оберточной бумаги, Майкл пробормотал слова благодарности и ускользнул наверх. Хейген прошептал что-то Риччи Нобилио, но тот махнул рукой, будто вопрос давно решен. Нобилио направился к лифту со своими людьми. Хейген последовал за Майклом.
- А как дела у этих крутых парней? - спросил Фонтейн, ероша волосы сыновьям Конни. - Вижу, они бы не подкачали на футбольном поле.
Виктор и Майк тотчас полюбили Джонни.
- Позволь представить тебя старшим сестрам Фрэнки, - сказала Конни.
Джонни протер глаза:
- У меня двоится?
Кэти рассмеялась, очарованная им, как и Конни. Франческа закатила глаза от пошлости остроты и от ужасающей реакции сестры.
- Верьте или нет, - сказала она, - ничего подобного нам раньше слышать не доводилось.
Фонтейн вскинул голову.
- Я шучу, - пояснила Франческа.
- Я так и подумал, - уверил Джонни, загоревшись отнюдь не от смущения.
Конни крепко взяла его за локоть и продолжила церемонию представления.
Фонтейн высвободился из ее собственнической хватки и поцеловал ручку обеим близняшкам.
Большинство женщин привыкли к подобной галантности, но мужчины чувствуют себя в этот момент неловко, будто совершают пародию на старый ритуал. Джонни Фонтейн умел целовать ручку с достоинством и пылкостью принца Сицилии.
Кэти нервно захихикала, чего не делала с окончания школы.
У Франчески мурашки пошли по коже.
Всего один раз в жизни она встречала человека с подобным магнетизмом, и то был президент, знавший, как брать женщину за руку. Поцелуй, дрожь - простые уловки одомашненного волка. С каждой минутой становилось все холодней. Однако Франческа не пошла за свитером.
Джонни таинственным образом вспомнил (вот льстец), что Кэти - профессор, и отметил, как гордился бы ею дедушка. Кэти поблагодарила его, обрадованная, что Фонтейн знает, кто она.
- Наслышан вашим вкладом в процветание фонда, - обратился он к Франческе.
Она разгладила платье, где-то в подсознании, но очень глубоко подозревая, что он лжет.
- Спасибо, мистер Фонтейн. - Франческа самодовольно улыбнулась. - Стараемся.
- О нет, пожалуйста, - воспротивился певец. - Зовите меня Джонни, душечка.
- Ладно, Джонни Душечка, - выпалила Франческа, и рука невольно потянулась закрыть рот.
- Молодец. Вы не просто стараетесь. Вы многого добиваетесь, насколько я знаю. Вы заняты делом. - Он улыбнулся. - Вот что я уважаю. Вокруг меня много людей, которые говорят, говорят, говорят. Я и сам грешен, верно? Однако уважаю я тех, кто занят делом.
- Глубокомысленное замечание, - произнесла Франческа с сарказмом. Кэти стояла сама не своя, словно онемев. - А это уважаю я. Глубокомысленных людей.
Франческа не могла сдержаться.
Конни положила ей руку на плечо.
Однако Джонни рассмеялся от всего сердца.
У Франчески задрожали колени, и она ненавидела себя за это. Нельзя отрицать, в тот момент Джонни Фонтейн вел себя отнюдь не как звезда телеэкрана и популярнейший певец! Наслаждаясь шуткой в свой адрес, находясь в центре внимания, вульгарно очаровательный, он напоминал ей отца.
Сзади маленький Санни спрашивал, не осталось ли упакованных подарков.
- Не обращай на нее внимания, Джон. - Конни одарила Франческу неодобрительным взглядом. - Ей последнее время нездоровится. - Конни снова взяла Фонтейна за руку. - Пойдем, угощу тебя моим шоколадным тортом. Ты уже как-то его пробовал. Помнишь?
Джонни не сводил с Франчески глаз, которые по-прежнему улыбались, даже после того, как он перестал смеяться.
- Вы видите меня насквозь, верно?
Конни нахмурилась.
Франческа попробовала посмотреть сквозь него.
Если умеешь делать это правильно, то с расстояния можно добиться невероятного эффекта - с трибуны, со сцены, с экрана, с ринга, с подиума, даже с другого конца длинного семейного стола. Вблизи результат непредсказуем. Может не получиться. Или выглядеть до слез глупо. Или же, напротив, вызвать страх и благоговение.
- Попробуйте торт тетушки Конни, - нарушила молчание Кэти. - Набьете брюхо, и уже никто не увидит, что у вас внутри.
- Вот это да! - пронзительно фыркнула Конни и рассмеялась. - Несмотря на разные фигуры, они настоящие близняшки. Тут всем лишь бы критиковать, а, Джонни?
- Лучше верить.
- Извините, - сказала Кэти.
- Торт и правда очень хорош, - отметила Франческа и снова разгладила платье, не зная, как себя чувствовать: преданной или предательницей.
- Питательный, но вкусный, - добавила Кэти.
- С вашего позволения, - извинилась Франческа и направилась успокаивать сына, который танцевал на столе в халате, подаренном дяде, и кричал, что он чемпион мира.
Конни взяла Джонни под руку и последовала за ней.
- Эй, чемпион! - подмигнул Фонтейн Санни.
- Непобедимый! - произнес мальчик, торжественно всплеснув руками. - И неуловимый!
Гости наслаждались сценой, как, очевидно, и Джонни. Свободной рукой Конни принялась нарезать торт.
- Спускайся, - велела Франческа Санни. - Сейчас же.