- Я - пятьсот двадцать первый, - захрипел динамик громкой связи. - Работу в зоне закончил. Иду на точку.
- Вовремя надо докладывать, пятьсот двадцать первый!.. Семьсот пятнадцатый, запуск!
- Есть запуск, семьсот пятнадцатый!
- Выруливайте, четыреста двенадцатый! - Командир положил микрофон. - Что мне с вами делать, Сергеев?
- Виноват, товарищ полковник! - отчеканил Саня, вспомнив мудрый совет Громова. - Исправлюсь!
- Вино-оват?! - насмешливо протянул Командир. - Вот послушайте. - И, сняв одну из телефонных трубок, спросил: - Гавриил Петрович, так что у тебя на полигоне случилось? Я в первый раз не совсем понял.
- Слу-у-училось?! - истерично завизжала трубка ужасным голосом руководителя стрельб. - Вы-ы спрашиваете, чего случилось, товарищ Командир?! Па-алигон выведен из строя! Этот гад, извините, товарищ Командир, этот, как его, старлей восемьсот первый - точно по пирамидам! Та-та-та-та-та… та-та-та-та-та!.. Срезал, говорю, все верхушки пира-амид! Па-алигон не в строю! Из строя выведен, говорю, па-алигон!
- Ладно, Гавриил Петрович, вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Так волноваться вредно. Я разберусь!
- Как же не волно-оваться… - ошалело взвизгнула мембрана, но Командир больше не слушал - аккуратно положил трубку на рычаг, внимательно, будто в первый раз видел, посмотрел на Сергеева.
- Ну, товарищ старший лейтенант, - наконец выдавил Командир, - как прикажете это понимать?
- Виноват, товарищ полковник! - смиренно вытянулся Санька. - Недодумал. Мишени ведь особопрочные! Из пушки их разрушить невозможно!
- Вы мне тут ягненочка не стройте! - неожиданно рассвирепел Командир. - Особопрочные… Невозможно… Противно слушать! Нет такой мишени, которую нельзя уничтожить с помощью нового самолета. И цели такой нет!
- Так точно, товарищ Командир! Нет такой мишени и цели такой нет! - приободрился Санька. - А никто в нашем полку, кроме майора Громова, в это не верит.
- Ладно, - остыл Командир. - За нарушение безопасности полета, старший лейтенант Сергеев, объявляю вам строгий выговор! За покуроченные мишени - отстраняю от полетов. Будете пять дней дежурить на СКП вне очереди. Ну, а в вопросах этики и эстетики вашего поведения, думаю, разберется замполит. Да и товарищи как следует на собрании пропесочат.
- Разрешите идти, товарищ полковник?
- Подождите, Сергеев. - Командир вдруг скривился, точно от зубной боли, пряча улыбку. - Но за то, что вы, негодник этакий, все-таки произвели точный расчет и обрезали макушку у этих хваленых пирамид, - два дежурства снимаю. Остается три. Можете быть свободны!
- Есть, товарищ Командир полка, быть свободным! - весело, на одном дыхании выпалил Санька.
Глава 5
Разбор
Комната отдыха пустовала - никто не играл в шахматы, не смотрел телевизор, не читал газет и журналов. Летчики вышли в коридор, где разрешалось курить, дружный смех горохом сыпался по всему этажу - Санька, королем восседая на подоконнике, в десятый раз повторял монолог руководителя стрельбами.
- Про строй, про строй расскажите, Александр Андреевич! - напирали молоденькие лейтенанты.
- Вы спрашиваете, товарищ Командир, чаво стряслось?! - шипел и шепелявил Санька, подражая руководителю стрельбами. - Па-алигон выведен из строю! Не в строю, гаварю, па-алигон! Не в ногу! Ремонтик требуется! А какой щас ремонт, ежели грибной сезон под носом. Грузди так и прут, так и прут!
Все знали тайную страстишку руководителя стрельбами заготавливать на зиму соленья и варенья. И поэтому при словах "не в ногу" и "грибной сезон" хохотали до слез. Но Саня уже потерял всякий интерес к подробностям вчерашнего полета и, если признаться, совсем не чувствовал себя королем. Что-то он сделал не так, чего-то не учел, недодумал. И это "что-то" - неуловимое, деликатное, тонкое - никак не давалось в руки. К тому же краем глаза Саня все время видел майора Громова. Тот изваянием сидел на табурете у стены, жадно курил, о чем-то думал и не смеялся. Почему не смеялся майор Никодим Громов?
- Товарищи офицеры! - гаркнул в конце коридора дежурный. - На разбор!
Шутки, смех разом оборвались. Летчики не спеша прошли в соседний класс, загремели стульями. Саня, чтобы быть подальше от начальства, сел не на свое место, рядом с капитаном Ропаевым, а за самый последний стол, на Камчатку. И прогадал. Теперь он видел не часть класса, а весь класс. Молчаливым укором маячили перед глазами таблицы, графики, схемы по производству полетов, развешанные на стенах и у доски. Красочные плакаты показывали, как нужно грамотно взлетать, грамотно выполнять пилотаж, грамотно работать на полигоне, что делать при отказе матчасти и в аварийных ситуациях. Таблицы расписывали буквально все случаи жизни. Не было в них только одного - схемы Санькиного полета.
- Итак, день вчерашний, - сказал Командир, и Санька, похолодев, опустил голову. - Вчера работали в две смены. Закончили точно по графику - двадцать два тридцать. Плановая таблица выполнена полностью.
Неожиданно Командир, прервав доклад, громко сказал:
- Товарищи офицеры, встать! Смирно!
Саня поднял голову. В дверях стоял незнакомый генерал, видимо, тот самый, про которого говорил постовой Миша. Генерал был молодцевато подтянут, строен, без единого седого волоска в смолистой шевелюре. Над орденскими планками - в несколько рядов - блестела Звезда Героя Советского Союза.
- Товарищ генерал! Первая и вторая эскадрильи проводят разбор полетов! - четко доложил Командир и сделал шаг в сторону, освобождая генералу дорогу.
- Здравствуйте, орлы! - как-то лихо, совсем не по-военному сказал генерал.
- Здравия желаем, товарищ генерал! - В классе задрожали стекла.
- Вольно, прошу садиться.
- Вольно, - приказал Командир. - Садитесь. - И, что-то едва слышно спросив у гостя, представил: - Генерал Матвеев. Из Москвы. В нашем полку - по делам службы.
По каким именно делам в лесную глухомань прилетел столичный генерал, Командир не сказал. Спрашивать никто не стал, - значит, так надо. Значит, Командир не может или не имеет права говорить больше. Но у Саньки от этой недомолвки засосало под ложечкой. Он вдруг понял, что тот разговор у проходной о нем, старшем лейтенанте Сергееве, и этот приход бравого генерала на разбор полетов как-то между собой связаны. Как? Неясное предчувствие, волнуя и тревожа, всколыхнулось в нем, обожгло надеждой. Дальше он почти ничего не слышал. Командир закончил доклад, похвалил отличившихся, комэски по очереди указали молодым лейтенантам на характерные ошибки, замполит, летавший на разведку погоды, сообщил о приближении грозового фронта, синоптик выдал ясный прогноз - шел обычный разбор полетов, обычная деловая подготовка к новому рабочему дню. О старлее доблестных ВВС даже никто не вспомнил.
- Перерыв, - сказал Командир. - Прошу не расходиться. Через десять минут замполит сделает сообщение о грубом нарушении безопасности полетов.
Саню оставили на десерт. Решили обсуждать не в рабочем порядке, а персонально. Ничего хорошего это не предвещало, и Сергеев окончательно опечалился. Выходя из класса, почувствовал чей-то быстрый взгляд, всей спиной почувствовал. Обернувшись, увидел, как столичный генерал с непонятным любопытством смотрит вслед, точно спрашивает: "Кто же вы на самом деле, летчик Сергеев? Что несете в себе, что можете?" Сане стало неуютно. Сам не зная зачем, он подошел к окошку, где собрались курильщики, попросил сигарету. И странно - никто не стал подшучивать над ним, подтрунивать: несколько рук одновременно протянули разноцветные пачки. Он смутился, взял из пачки майора Громова, жадно затянулся, закашлялся.
- Ты, Саня, - постучал его по спине майор Громов, - не дрейфь. Дело сделано. Правда, ты одну порядочную глупость сморозил, ну да это, если не возражаешь, я тебе потом объясню. Не за столом переговоров.
- Буду рад. - Он почувствовал, что говорит что-то не то. Совсем не то.
Майор поморщился:
- Раскис, как барышня. Держи хвост пистолетом, а нос морковкой! Ты наказание получил? Получил. Всё. Баста. В армии за один проступок дважды не наказывают. Вот если б Командир не влепил тебе вовремя на всю катушку - тогда да. Тогда неизвестно, как бы все обернулось. Могли бы и турнуть.
- Как это? - не понял Саня.
- Тю, - хохотнул Громов. - Да ты, Сань, совсем щенок! Из авиации могли турнуть!
- Из авиации?! - Побледнев, Саня вдруг представил себя без неба, без самолетов, без надежных товарищей, стоящих рядом, без всего того, что составляло его жизнь, наполняло ее смыслом. - Из авиации?! - повторил он дрогнувшим голосом.
- А ты как думал? - резко спросил майор. - За такие дела, брат, по головке не гладят. Я считал, ты все вычислил, когда шел на полигон, - уже мягче добавил он. - А оно вон как…
То, что его могли турнуть из авиации, как говорил мудрый майор Никодим Громов, для Сани было полным откровением, полной неожиданностью. Что порочащего авиацию он, летчик Сергеев, сделал? Раздолбал мишени, которые нельзя разрушить? Но ведь кто-нибудь - пусть не он - все равно бы это сделал! Ибо что-то унизительное, низкое, до смертной тоски оскорбительное было для военных летчиков в самом факте существования особопрочных исполинов. Этот факт действовал на нервы, не поднимал моральный дух, а, наоборот, разлагал его, подводил к мысли о принципиальной возможности создания таких укрытий, танков, кораблей, бронетранспортеров, которые нельзя уничтожить. Для которых их отличный самолет является не грозным оружием, а детской игрушкой. И многие начали свыкаться с такой мыслью, считая ее аксиомой. Даже расчетливый Володя Ропаев как дважды два доказал эту аксиому. А Саня не хотел, не мог мириться с непреложным. Все в нем - до костей мозга военном человеке - противилось этому. Он взбунтовался. Разрабатывал варианты, просчитывал. И вышел победителем в споре - эффективно использовал оружие, которое ему доверила страна, поднял, если так можно сказать, его производительность и огневую мощь. Так за что же его гнать из авиации? Ну нет, так просто он сдаваться не собирается - будет драться до последнего патрона! Он, старший лейтенант Сергеев, не желает быть крохотным винтиком в сложном механизме. Он хочет, чтобы в нем видели и уважали личность!
- Товарищи офицеры!
Летчики вошли в класс, расселись без обычной толкотни и шума. Замполит язвительно, как показалось Сане, сообщил о происшествии на полигоне. Подводя базу, сказал, что поступок военного летчика Сергеева граничит с воздушным хулиганством, что летчик Сергеев нарушил безопасную высоту и скорость, чем создал предпосылку к летному происшествию. Малейшая случайность - и старшего лейтенанта Сергеева в этом классе могло не быть. И дабы предотвратить подобные случаи, летчика Сергеева необходимо строго, крайне строго наказать. Потом выступали штурман полка, Санькин комэск, какой-то молоденький лейтенант, которого толком никто не знал, - в полк он прибыл неделю назад. Все дружно чехвостили летчика Сергеева - так, что перья летели, говорили про мальчишество, про разгильдяйство и что если каждый будет делать все, что вздумается, - авиация попросту перестанет существовать. Зачахнет на корню. Дело принимало серьезный оборот. Над головой старлея доблестных ВВС начали сгущаться черные тучи.
- А что? - ни к кому не обращаясь, сказал майор Громов, когда лейтенант сел на место. - Правильно. Надо Сергееву всыпать на всю катушку. За то, что нарушил безопасность полетов.
Санька похолодел - такого предательства от Громова, которого успел полюбить, как отца родного, он не ожидал.
- Согласен с вами, товарищ майор. - Замполит показал на маленькую трибуну. - Пройдите, пожалуйста.
- Если можно, я с места, - глыбой поднялся над столом вечный комэск. - Говорю, надо наказать старшего лейтенанта Сергеева за нарушение безопасности полетов. А вот за точный расчет и умелые действия на полигоне старшему лейтенанту Сергееву, военному летчику Сергееву, надо поклониться. Спасибо тебе, Саня! - В полной тишине майор Никодим Громов повернулся к нарушителю. - Спасибо тебе, светлая голова, что ты всем нам и мне в том числе, старому дураку, продемонстрировал возможности новой машины. А так чего? Сплошные ограничения. Перегрузочку больше семи - не делай! За два звука - не ходи! Ниже скольких-то метров - не рыпайся! И не дай бог, поцарапаешь эти хваленые особопрочные мишени. Ну, тут держись!
- Товарищ майор, - бросил замполит. - Вы по существу.
- А существо мое такое. - Громов обвел затихший класс тяжелым взглядом. - Простое существо. Если завтра война? Если завтра, я вас всех спрашиваю, какой-нибудь придурок за океаном нажмет кнопку?! Если завтра нам всем придется закрыть собой матушку нашу Россию?! Что тогда? - захрипел он. - А тогда, скажу я вам, придется новые машины осваивать заново. И все ограничения полетят к чертовой бабушке! Не лучше ли начать осваивать предельные режимы сейчас?
- Вы думаете, что говорите? - сухо спросил замполит. - К тому же у нас гость, - он кивнул в сторону генерала.
- Всю ночь думал, - набычился Громов. - А что у нас высокий гость, так что из того? Я по орденским планкам и Звезде Героя вижу: товарищ генерал человек бывалый. Видимо, воевал. И думаю, согласится - затягивать освоение новой техники нельзя! Не имеем мы такого права! Поэтому предлагаю не наказывать летчика Сергеева так строго, как тут высказываются некоторые, неизвестные нам личности, - он с неодобрением посмотрел в сторону лейтенанта, - а наказать за дело! Не можем мы разбрасываться такими кадрами, как Сергеев! Если на то пошло, тогда и меня заодно гоните в три шеи! Тоже пробовал раскурочить эти мишени. Да не вышло - побоялся нарушить.
И, заскрипев стулом, сел. Но то ли не рассчитал сгоряча, то ли стул оказался с дефектом - в полной тишине неожиданно раздался хруст ломающегося дерева, и под дружный хохот вечный комэск всем своим могучим телом грохнулся на пол. Обстановка разрядилась. Хохотали все. Даже замполит, поглядывая на генерала, вытирал слезы.
- Что ж, товарищи, - сказал генерал, когда майор вышел подбирать себе подходящую мебель из комнаты отдыха. - Выступающий, - замполит тихо подсказал фамилию, - выступающий майор Громов во многом прав. В той сложной международной обстановке, которая сейчас сложилась, - голос его стал суровым, - мы не имеем права затягивать освоение новой техники. Мы отстаиваем мир, боремся за мир, я бы даже сказал - сражаемся за мир всеми средствами, но порох надо держать сухим. Последние международные инциденты - вы о них хорошо знаете - это подтверждают. Думаю, в самое ближайшее время вам будет разрешено эксплуатировать новую машину на предельных режимах.
- Ура-а! - дружно рявкнула молодежь, и Саня поднял голову.
- Как поступить со старшим лейтенантом Сергеевым, решите сами, - генерал посмотрел в его сторону. - Главное: беспристрастно оценить мотивы его поведения. Цель эксперимента ясна - поразить особопрочную мишень. А вот мотив не ясен. Ну и конечно, - генерал повернулся к Командиру, - если начальство не возражает, пусть Сергеев математически изложит свой трюк. Это интересно. Я, признаться, сам до сегодняшнего дня верил, что новые мишени разрушить невозможно.
Командир посмотрел на часы.
- Старший лейтенант Сергеев, - сказал он. - К доске! Самую суть. В вашем распоряжении двенадцать минут.
Санька поднялся, сдерживая себя, ровным шагом прошел между рядами столов, взял мел.
- Товарищи офицеры, - начал он привычной фразой. - Возможности новой машины поистине фантастические!
Класс покатился со смеху.
Покраснев до корней волос, как ученик, не подготовивший домашнее задание, Саня торопливо нарисовал схему полигона, схему маневра, глиссаду захода на цель, постукивая мелком, выписал основные расчетные формулы и цифры. Обтерев руки влажной тряпкой, повернулся к классу. Все сидели молчаливые, задумчивые.
- Товарищи офицеры, - начал было Саня, но генерал махнул рукой.
- Все ясно, - сказал генерал. - С какой перегрузкой выводили машину?
- Семь "ж".
- И как?
- Нормально.
- Без противоперегрузочного костюма?
- Перегрузка была кратковременной, товарищ генерал.
- Вот где собака зарыта! - Генерал стремительно поднялся, ткнул пальцем в штурманский расчет. - Это ваша основная ошибка, Сергеев. Достичь того же результата можно и меньшими силами. С перегрузкой около пяти. Но в целом идея стоящая. Отличная идея! Как считаете, товарищи офицеры?
- Я уже произвел расчеты, - бесстрастно сказал Командир. - Пять и две десятых "ж". И никаких нарушений безопасности.
Разбор закончился. Саньке жали руку, тискали, обнимали, подбадривали. И он тоже кого-то тискал, обнимал, пока вдруг не натолкнулся взглядом на холодный взгляд Ропаева. Капитан стоял в стороне от всех, нервно курил, напряженно о чем-то думал, словно решал трудную математическую задачу. О чем думал капитан Ропаев? Еще на разборе Саня ждал, что вот сейчас поднимется его товарищ, все объяснит, коротко и ясно, как он умеет, расскажет об их давнем споре, о чувстве Ответственности и Долга, обо всем, чем жил старлей доблестных ВВС, мучительно рассчитывая сложный маневр по уничтожению пирамиды. Саня знал: Ропаев встанет на его защиту. Верил: протянет руку помощи. Но капитан почему-то угрюмо сидел, уперев глаза в стол, и даже в тот миг, когда закачалось все Санькино будущее, когда Санька висел буквально на волоске, когда все могло страшно измениться в его судьбе, - даже тогда капитан не вскочил, не поднял головы. Вместо него встал майор Громов, которому, в сущности, на Саньку наплевать - старлей не его подчиненный, знакомы они шапочно, разница в возрасте почти двадцать лет. Но майор Никодим Громов почему-то прикрыл Саньку своей могучей грудью, а не капитан Ропаев. Не капитан Ропаев, а майор Громов переломил ход собрания. Почему ничего не сказал Володя Ропаев, все умеющий точно просчитывать и наперед знающий результат?
- Товарищ капитан, - Саня вырвался из объятий летчиков, - с вас мешок трюфелей!
- Поздравляю! - Ропаев пожал ему руку, но как-то холодно, и сказал совсем не то, что хотел. Совсем не то - Саня это видел по его глазам. - Поздравляю, - повторил он. - Ты выиграл пари. Я действительно думал, что эти мишени разрушить невозможно.
- У тебя сегодня зона? - Саня попробовал переменить разговор.
- Да. И контрольный полет под шторкой.
- Пустяки. По приборам ты летаешь как зверь. А мне вот загорать целых три дня. Представляешь, Командир сначала разозлился, поставил гальюны драить. А потом передумал и отправил на СКП.
- Ты извини, - сказал Ропаев. - Мне пора.