На первой же остановке Джонни Джек вручил ей маску, чтобы она действительно выглядела как член их группы. Это была маска лисы – легкая, дырочки для глаз забраны цветным стеклом, так что серебристые, как у всех эльфов, глаза Мэнди не могли ее выдать. Когда она попыталась скрепя сердце отказаться от таких подарков, Джонни сказал, что маска все равно уже давно валяется без дела. Мэнди не знала, правду он говорит или нет, но предпочла поверить и радостно завладела этой чудесной вещью.
В лисьей маске и в украшенной лентами куртке, с бубенчиками, позвякивающими на щиколотках, Мэнди лихо, прыгая с ноги на ногу, отплясывала вместе с остальными в импровизированном шоу на углу Хо-стрит и Брюс-стрит под аккомпанемент Колючки, которая на старом, видавшем виды аккордеоне наяривала старинный английский танец хорнпайп. Потом все снова оседлали мотоциклы и понеслись дальше – цепочка пестрых цыганистых байкеров; в глаза тем, кто видел, как они мчатся мимо, только искры летели, словно волшебная эльфийская пыль.
В этот вечер группа выступала в клубе "Сердце кувырком", расположенном в большом, похожем на амбар складском помещении на окраине Скандального предместья. Играть Мэнди постеснялась, но с удовольствием, стоя в своем новом костюме у самой сцены, наблюдала за выступающими. Да и на зрителей стоило посмотреть. Их было ровно две половины – панки и публика постарше, первые прыгали и скакали, вторые отплясывали народные танцы. Но к концу второго отделения уже панки с их торчащими вихрами и кожаными куртками пустились выписывать затейливые коленца хорнпайпа, а пожилые принялись прыгать и скакать. Ясно было, что и тем и другим прежде всего хотелось повеселиться.
К началу третьего отделения Мэнди все еще тушевалась, но у нее руки чесались взяться за гитару. С ней всегда так бывало, когда она слушала хорошую игру. Пальцы сами подхватывали ритм, постукивая по бедру. Когда Колючка подошла к ней и спросила, не присоединится ли она к исполнению некоторых номеров, Мэнди поняла, что сопротивляться не в силах.
"Дорога к границе", "Вверх по Хелли-О", "Яблочная страна", "Томми, ты связался с дураками"…
Мелодии сменяли друг друга, а Мэнди за своей лисьей маской широко улыбалась и продолжала подпевать, даже когда группа затянула незнакомую мелодию. Вслушиваясь в слова, Мэнди подумала, что эта песня как раз о группе "Оленьи пляски".
Своих рогов не презирай, Ты с ними был рожден. Твой дед носил их и отец, Гордился ими он.
Хэлло-вей, джелли-вей! Мы встали до рассвета, эге-гей, Приветствуем мы лето, эгей! Здравствуй, светлый май, А ты, зима, прощай! Эгей!
"Но песня совсем не о смене времен года", – размышляла Мэнди, подпевая хору. Неважно, что сейчас на дворе. В песне поется о том, что на смену дню всегда приходит ночь, на смену веселым временам – мрачные, но вдалеке тебя всегда ждет свет – надо только стремиться к нему, а не копаться в своих неудачах. Под аккомпанемент отбивающих жесткий ритм электронных ударных Колючка громыхала на синтезаторе. Йохо играл на контрабасе, Задира прыгал на авансцене, вертя своим шутовским жезлом, остальные толпились у двух микрофонов. Гуд запевал. Мэнди улыбнулась, когда он начал третий куплет:
Поехал на ярмарку Робин Гуд, А с ним и Маленький Джон, А мы в их лесу охотимся тут на зайца, ведь лакомый он!
Музыка звучала резко и залихватски, но это нимало не портило красоту самой мелодии. Голоса поднимались и сливались в поразительной гармонии. Мэнди поймала себя на том, что, играя на врученной ей гитаре, отплясывает джигу. Эта гитара была такая же канареечно-желтая, как ее собственная, что, несомненно, сулило ей удачу.
Пусть Бог вас всех благословит – И бедных, и богатых, Пусть днем и ночью мир дарит, Пусть брат возлюбит брата!
Финал вылился в такое мощное громыхание, что было страшно, как бы у клуба не слетела крыша. И панки, и пожилые крутились, как дервиши, выделывая коленца не менее затейливые, чем мелодия песни. Когда синтезатор издал последний громоподобный аккорд, на какое-то время наступила мертвая тишина. Потом толпа восторженно захлопала и зашумела почти так же оглушительно, как электронные инструменты.
– Я знала, что ты заразишься, – сказала Колючка, спускаясь с Мэнди со сцены. – Правда, здорово?
Мэнди кивнула и налетела на Задиру, сунувшего ей в лицо свой шутовской жезл.
– А Том-Дурак ей сказал – я на тебя запал, – пропел он и умчался, скрипя кожей и тряся лентами.
Девушки прошли в комнатку, отведенную клубом для артистов, где те могли передохнуть между отделениями. Мэнди плюхнулась на скамейку и старалась согнать с лица улыбку. Она сняла лисью маску и положила рядом с собой, ее серебристые глаза ярко блестели.
– Понимаешь, мы же не умеем творить волшебство, как эльфы, – пояснила Колючка, усаживаясь рядом с Мэнди, – вот нам и приходится стараться, чтобы у нас было не хуже.
– И это у вас получается на все сто!
– Хочешь пива?
– Давай, спасибо.
– Я поговорила с нашими насчет тебя, – сказала Колючка, – они и сразу были согласны принять тебя к нам, просто с моих слов, ну а теперь, когда они тебя послушали, ты уже твердо наша. Хочешь выступать с нами?
Мэнди выпрямилась. Она растерянно закусила нижнюю губу и вглядывалась в Колючку, не веря, что та не шутит.
– Честно! – добавила Колючка.
– Но я же не… – "не совсем человек", хотела предостеречь она. – Не такая, как вы. Из-за этого вы можете схлопотать какие-нибудь неприятности.
– Что ты хочешь сказать?
Но Мэнди не успела ответить. В дверь просунул голову хозяин клуба.
– Эй вы, не знаете, где Тоби? Там какой-то парень его спрашивает. – Увидев Мэнди, он вздрогнул. – А ты что тут делаешь?
– Она со мной, – объяснила Колючка.
– Так-так. Но в моем клубе я полукровок не потерплю. Эй ты, убирайся!
– Перестань, Джордж! Говорю тебе, она наша.
– Нет! Слушай меня! У Чистокровок есть свои места, а здесь я их видеть не желаю. У меня клуб чистый. Если б я хотел иметь дело со всем барахлом, из-за которого шайки дерутся, я бы открыл клуб в Сохо. Так что пусть убирается или уберетесь вы все!
– Да ты просто расист! Если не сказать – задница! – окрысилась Колючка.
Но Мэнди схватила ее за руку.
– Все в порядке, – сказала она. – Я и так хотела сейчас уйти.
– Мэнди! Мы это уладим…
Мэнди потрясла головой. Как же она раньше не почувствовала – уж больно счастливым выдался день! С чего бы это все шло так здорово? Под злобным взглядом хозяина клуба она сняла украшенную лентами куртку и положила ее на скамейку рядом с маской.
– Еще увидимся, – сказала она Колючке.
– Подожди, дай я хоть найду Гуда.
Мэнди снова покачала головой. Глотая слезы, она надела очки и боком протиснулась мимо хозяина клуба.
– Мэнди!
Оказавшись в танцевальном зале, Мэнди бегом бросилась к дверям. К тому времени, как Колючке удалось найти кого-то из группы, чтобы вместе поспешить за ней вдогонку, Мэнди была уже далеко.
– Вот пакость! – выругалась Колючка. – Я пошла!
– Что значит – пошла? – возмутился Гуд. – Нам еще целое отделение играть!
– Для таких слизняков я играть не собираюсь!
– Колючка, он имеет право устанавливать в своем клубе такие порядки, какие хочет.
– Правильно, а я имею право сказать ему, чтобы он сунул голову в помойку. Считается же, что мы должны разбрасывать кругом добрые семена, верно? Мы же "приносим городу радость" и все такое, да? Так вот, Гуд, мне нравится эта девчонка, и я не хочу иметь дело с теми, кто, кроме серебра в глазах, ничего не замечает.
– Но послушай!
– Завтра я заберу от вас свое барахло.
– И куда же ты пойдешь? – спросила Мэри.
– Попытаюсь найти ее.
– Я с тобой, – сказал Джонни Джек. Но Колючка не согласилась.
– Нет, вы, ребята, продолжайте концерт, раз вы решили доиграть до конца. А мне еще надо подумать хорошенько.
– Я догадываюсь, куда она могла пойти, – сказала Мэри.
– Куда?
– Туда, где живет Штырь.
– А, отлично! Не хватало только разозлить еще и его!
– Колючка, послушай! – снова схватил ее за руку Гуд.
Колючка вырвала руку.
– Нет, это ты послушай! Разве ты сам не видел, как эта Мэнди сразу вошла в нашу струю! Будто всегда была с нами! Я чувствую, что ее упускать нельзя! Из нее может кое-что получиться, и я хочу дать ей шанс.
– Ну ладно, – сказал Гуд. – Иди, ищи ее. Но только с нами не рви. Подожди хоть до завтра, тогда и потолкуем.
Колючка задумалась.
– Ладно. Если я ее найду, я появлюсь завтра.
– А выступать здесь мы обязаны. У нас контракт. По крайней мере на сегодня. Больше можем здесь не бывать.
– Да нам и сразу нечего было сюда соваться, – бормотала Колючка, направляясь к своему мотоциклу. – Это же гнездо вонючих расистов!
Мэнди не ожидала, что ей будет так тошно. Ну с чего она расстраивается? Много ли времени она провела с "Оленями"? Ну и что, если ей было с ними так здорово? Она знает, что ни с кем никогда не сойдется. Ни со своими ровесниками, ни с друзьями сестры, ни с кем! Так уж некоторым суждено – ни с кем не состыковаться. И тут ничего не поделаешь. Угораздило же ее родиться с этими паршивыми серебристыми глазами, при виде которых все шарахаются! Ну что ж, в жизни всякое бывает, так ведь?
Конечно, всякое! Еще бы! Да наплевать на них на всех, надо идти своей дорогой! С ней всегда так кончается…
Живи одиночкой! Ничего, выживешь! Не так уж это трудно!
В памяти Мэнди всплыло коричневое лицо, окруженное косичками-дредами. Живет же в одиночку Штырь, и ничего. Факт! Ну почему ей-то так больно? Интересно, а ему тоже больно? Чувствует он себя одиноким?
Она ревела навзрыд, так что даже не видела, куда идет. Стащив очки, она сунула их в карман и вытерла рукавом слезы, катившиеся из глаз.
Может, стоит зайти к Штырю и спросить, как он выдерживает в одиночку? Да она ведь еще так и не поблагодарила его.
Всхлипывая, она направилась к музею у парка "Счастливого пути".
Примерно в то же самое время, когда группа "Оленьи пляски" уходила из клуба "Сердце кувырком", Штырь остановил свой "харлей" перед музеем. Выключив мотор, он повертел затекшей шеей и поставил мотоцикл на место.
– Приехали, – сказал он.
Лабби выскочил из корзинки и устроился на сиденье. Сморщив нос, он издал тихое горловое ворчание.
– Понимаю, понимаю. Давно пора ужинать.
"Ну и вечерок", – подумал Штырь.
Спрятав в карман волшебную батарейку, он прикрепил мотоцикл цепью к железной решетке у входа в музей и поднялся по широким ступеням. Лабби взлетел по лестнице перед ним, и когда Штырь дошел до дверей, Лабби уже приготовился встречать хозяина внутри, проскользнув в свою персональную щель.
– Вытаскивай еду! – крикнул ему Штырь, роясь в кармане в поисках ключа.
Он как раз вставил ключ в замок, когда услышал насторожившие его звуки.
"О дьявол! – подумал он. – Неужели опять?"
Повернувшись, он попытался установить, откуда доносится чей-то молодой голос, кто так громко кричит от боли. Кто же это был так глуп, чтобы затеять подобную заваруху у самого его логова? Хватит того, что он по наущению Фаррела Дина весь день и часть вечера напрасно рыскал по городу в поисках револьвера, так теперь еще и это!
Шум драки доносился из переулка по другую сторону улицы. Штырь вынул дубинку и, переходя через улицу, развернул ее во всю длину. Сейчас он раскроит кому-то башку, будь то Чистокровки или Пэки, сегодня он с хулиганьем миндальничать не расположен.
Ко входу в переулок он бесшумно подкрался на цыпочках. Оттолкнувшись от стены, проскользнул в переулок. Чистокровки! Лупят какого-то юнца.
Он даже не разглядел, кого – мальчишку или девчонку, беглого или кого-нибудь из Пэков. Штырь не стал терять времени. Дубинка, вращаясь, взметнулась, сразив ближайшего из Чистокровок, которые еще не заметили, что он рядом.
Тот, кого он ударил, со стуком упал. Остальные бросились вглубь переулка.
Штырь угрюмо усмехнулся. Видно, им невдомек, что это не переулок, а тупик.
Он двинулся за ними, кинув беглый взгляд на их жертву. Вроде тоже из Чистокровок – маленький, но явно эльф. Что странно…
– Эй, Штырь! Как делишки? Штырь поднял глаза.
Чистокровки выстроились перед ним в ряд. Ну что ж! Ему все равно. Их было семь, нет, восемь. Он потверже расставил ноги и взял дубинку наперевес. Когда он стал осторожно приближаться к ним, передний ряд раздвинулся, и Штырь сразу узнал того, кто выступил ему навстречу. Финнеган.
– Видно, времена настали плохие? – ухмыльнулся Штырь. – Что-то не помню, чтобы ты раньше сам руки марал. Такими делами всегда занимались твои подручные.
– У меня с тобой свои счеты, – ответил Финнеган.
Штырь улыбнулся, не разжимая губ.
– Польщен!
– Ой ли? – отозвался Финнеган; вынув из кармана руку, вожак Чистокровок навел на Штыря краденый револьвер 38-го калибра. – Прощевай, Шоколадина!
Вот так! Он влип, как плюгавый, ничего не соображающий молокосос.
Крутя дубинкой так, что воздух засвистел, Штырь ринулся на Финнегана, но было уже поздно.
Выстрел эхом раскатился по переулку. Пуля попала Штырю в плечо, его отбросило назад, и он ударился о кирпичную стену. Дубинка выпала из онемевших пальцев, но он пытался устоять на ногах. Вторая пуля угодила чуть выше колена, порвав связки и мышцы. Нога подогнулась, и Штырь рухнул на землю.
– Уж слишком ты всегда был добренький, – елейным голосом заметил Финнеган. Он лягнул дубинку Штыря, и она откатилась, так что Штырь теперь напрасно тянулся к ней сведенными пальцами. Финнеган присел на корточки рядом с ним, злорадно глядя на лежащего врага блестящими от удовольствия глазами. – С тобой никогда нельзя было сладить, не то что с другими. Так что пора тебя кончать, старая Шоколадина, сам понимаешь, выхода нет! Нам тоже надо поддерживать свою репутацию! – Он язвительно хихикнул. – И ничего личного, ни-ни, так ведь?
Штырь затаил дыхание, стараясь собраться с силами для последнего рывка, но сил не было. Режущая, кромсающая на куски боль, шок, парализовавший нервы, лишили его последних остатков энергии. Он не отводил взгляда от глаз главаря Чистокровок, но видел при этом, что тот тянет палец к спусковому крючку. Штырь различал каждую пору на бледной коже эльфа. Видел серебряную серьгу в форме черепа в его ухе. Злобный смех, плескавшийся в глазах…
Как Штырь ни держал себя в руках, он все же дернулся, когда снова прогремел выстрел.
Мэнди, встретившая одного из друзей своей сестры, проехала часть пути на мотоцикле и добралась до музея как раз в тот момент, когда Штырь завернул в переулок. Мэнди, сошедшая с мотоцикла в дальнем конце улицы, остановилась в нерешительности, не зная, как поступить. Она тоже слышала шум драки. Штырю не понравится, если она будет путаться у него под ногами. Но, услышав первый выстрел, она помчалась на помощь, а услыщав второй, неслась уже не помня себя.
Но ее опередил Лабби. Стрелой метнувшись через улицу, он исчез в переулке.
Когда туда прибежала Мэнди, она успела увидеть распростертого Штыря, окруживших его Чистокровок и Финнегана с револьвером…
Только он собрался выстрелить в третий раз, как в локоть ему впился хорек. Острые зубы Лабби прокусили руку эльфа до кости, и пуля не попала в цель. Она ударилась в стену, обсыпав Штыря осколками кирпича. Револьвер вылетел из разогнувшихся пальцев Финнегана, описал в воздухе дугу и, взметнув искры, брякнулся на тротуар недалеко от Мэнди. Вряд ли понимая, что делает, Мэнди подскочила к револьверу и схватила его.
Финнеган с проклятиями пытался отодрать хорька от руки. Только когда одному из его дружков удалось сдернуть Лабби, тот выпустил локоть эльфа и прикрыл собой Штыря. Финнеган потянулся пнуть его.
– Н-не с-смей! – испуганно крикнула Мэнди. Револьвер в руке казался ей неимоверно тяжелым и холодным, но она целилась в переулок.
Чистокровки повернулись к ней.
Финнеган прищурился. Он сжимал запястье, кровь текла между пальцами, но никаких признаков того, что ему больно, он не выказывал.
– Эй, бэби! – крикнул он. – Не лучше ли тебе отдать револьверчик мне – может, тогда мы тебя пожалеем.
Мэнди замотала головой. Финнеган пожал плечами:
– Сама себя хоронишь!
Когда он направился к ней, Мэнди зажмурилась и нажала на спусковой крючок. Револьвер как будто норовил вырваться у нее из рук, и Мэнди чуть его не выронила, а когда раздался выстрел, девушка от удивления судорожно сжала оружие еще крепче. Только поэтому револьвер и не выпал у нее из пальцев. Конечно, пуля полетела в воздух, но у Чистокровок явно поубавилось охоты хватать Мэнди.
– Пошли лучше, – сказал один из них Фин-негану. – Надо выметаться отсюда.
Этого эльфа поддержал Билли-пуговица:
– Нэббер прав. Мы свое дело сделали. Пора сматываться.
– Хочешь оставить ей этот ствол? – повернулся к нему Финнеган.
– Хочу унести отсюда ноги!
Мэнди, закусив нижнюю губу, слушала эту перепалку. Она не представляла, что будет, если они на нее накинутся. Сколько еще пуль в этой штуке? Хотя она не была уверена, что, сколько бы их там ни было, она сумеет кого-нибудь застрелить.
Финнеган свирепо глянул на Билли, на припавшего к Штырю хорька, на Мэнди.
– Ладно, – сказал он наконец. – Уходим.
Мэнди метнулась вон из переулка, стараясь быть подальше от выходящих на улицу Чистокровок.
– А тебе я этого не забуду! – ткнул в ее сторону пальцем Финнеган. – Я ничего не забываю!
– Пошли, пошли, – поторопил его Билли. – Надо заняться твоей рукой.
– Черт с ней, с рукой! Ты меня слышала, детка? Финнеган тебя запомнил! Тебе не слишком понравится, что я с тобой сделаю, когда мы встретимся.
– Да пошел… ты… – Мэнди так тряслась от страха, что слова застревали у нее в горле.
– Сейчас вспорю тебе… – шагнул к ней Финнеган и остановился.
Мэнди вскинула револьвер. Она молила небо, чтобы никто не понял, как сильно на самом деле у нее трясутся руки.
Финнеган зловеще хмыкнул.
– Скоро встретимся! Ты и я.
Он круто повернулся и повел своих дружков за собой.
Мэнди подождала, пока они повернут за угол, и кинулась обратно в переулок.
– Тише, тише! – успокаивала она хорька. – Вот умница! Смотри не кусайся. Я хочу помочь.
Помочь! Да уж! Ее чуть не вырвало, когда она увидела, что наделали пули. Крутом растекались красные лужи. А Штырь стал таким бледным от шока и потери крови, что захоти он выдать себя за белого, никто бы не усомнился в его словах. Глаза у него потускнели.
– Ты… здесь… вот смеху-то… – пробормотал он.
Мэнди хрипло вздохнула.
– Постарайся не разговаривать, – сказала она.
Положив револьвер на землю, она опустилась на колени рядом со Штырем. Лабби встревожено зарычал и стал к ней принюхиваться, но потом медленно отполз в сторону, тихо ворча. Мэнди закрыла глаза и набрала полные легкие воздуха. Наклонившись над Штырем, не раскрывая глаз, она начала монотонно напевать. Тихий напев помогал ей самой очистить голову от мыслей, чтобы выполнить то, что ей предстояло.