Глава восьмая
Эмма ткнула меня локтем.
- Ну что?
- Мне нужна еще минута, - ответил я.
Бронвин поставила чемодан на платформу, и теперь я стоял на нем, возвышаясь над толпой и обшаривая взглядом подвижное море лиц. Длинная платформа кишела детьми. Они выстроились в шеренги, которые извивались, как амебы под микроскопом, скрываясь в заволакивающей вокзал дымке. Черным поездам, шипящим по обе стороны платформы, явно не терпелось заглотнуть всех этих испуганных детишек.
Я чувствовал спиной взгляды друзей, пристально наблюдавших за мной. Они считали, что я должен знать, не притаились ли в этой бескрайней людской массе охотящиеся на нас чудовища. Они считали, что для распознания их присутствия мне достаточно просто оглядеться и прислушаться к смутному ощущению в животе. Обычно приближение пуст оты сопровождалось мучительной тошнотой, но в таком гигантском пространстве предостережение могло прозвучать тихо и мимолетно, оставшись незамеченным.
- Твари знают о том, что мы идем к ним?
Бронвин произнесла это очень тихо, из опасения привлечь внимание нормальных людей или, хуже того, тварей. В городе у них повсюду были уши, во всяком случае, так нам всегда внушали.
- Мы убили всех тварей, которые могли знать о наших намерениях, - гордо заявил Хью. - А если точнее, то их убил я.
- Что означает только то, что теперь нас будут искать еще старательнее, - отозвался Миллард. - И теперь им уже мало отобрать у нас птицу. Теперь им нужно отомстить.
- Именно поэтому нам нельзя здесь задерживаться, - вмешалась Эмма, хлопая меня по ноге. - Ты скоро?
Мое внимание рассеялось, и я потерял место в толпе, до которого успел дойти. Пришлось начать сначала.
- Еще одну минуту, - попросил я.
Лично меня больше беспокоила возможность встречи с пустотами. Я убил уже двух, и каждая встреча с ними едва не стоила мне жизни. До сих пор оставаться в живых мне позволяло везение, но это не могло продолжаться бесконечно долго. Удача могла в любую минуту мне изменить. Поэтому я твердо решил не подпустить к себе больше ни одну пуст оту. Я должен был делать все от меня зависящее, чтобы издалека замечать их приближение и полностью исключать возможность столкновения. Разумеется, бегство, в отличие от драки, славы мне не прибавило бы, но я не искал славы. Я просто хотел выжить.
Настоящая опасность заключалась не в заполнивших платформу фигурах людей, но в тенях между ними, в темноте по краям перрона. Именно на них я сосредоточил свое внимание. Я впервые таким образом забрасывал свое восприятие в толпу, и мне показалось, что я отделяюсь от тела. Я ощупывал самые дальние уголки в поисках опасности и думал о том, что всего несколько дней назад это было бы мне не по силам. Моя способность управлять восприятием, как прожектором, явилась для меня полной неожиданностью.
Я задавался вопросом, что еще мне предстоит узнать о самом себе.
- Все в порядке, - произнес я, спрыгивая с чемодана. - Пустот здесь нет.
- Это я и сам мог тебе сказать, - пробурчал Енох. - Если бы они здесь были, они уже давно съели бы нас!
Эмма отвела меня в сторону.
- Чтобы дать нам шанс на победу, ты должен делать это быстрее.
Это было все равно что требовать от человека, который только что научился плавать, выступления на Олимпийских играх.
- Я делаю все, что могу, - ответил я.
Эмма кивнула.
- Я знаю. - Она обернулась к остальным и щелкнула пальцами, привлекая их внимание. - Пойдемте вон к тому телефону-автомату, - предложила она, показывая на высокую красную будку на другой стороне платформы - та едва виднелась за мечущейся вокруг толпой.
- Кому будем звонить? - поинтересовался Хью.
- Странная собака сказала, что все лондонские петли взломаны, а имбрины похищены, - пояснила Эмма. - Но мы же не можем поверить ей на слово, как ты считаешь?
- Во временную петлю можно позвонить? - ошарашенно спросил я. - По телефону?
Миллард пояснил, что Совет имбрин поддерживал телефонную связь, хотя пользоваться ею можно было только в пределах города.
- Она устроена хитро, с учетом всех временных перепадов, - усмехнулся он. - То, что мы живем во временных петлях, не означает, что мы застряли в каменном веке!
Эмма взяла меня за руку и велела всем остальным сделать то же самое.
- Сейчас нам жизненно важно держаться вместе, - напомнила она. - Лондон огромен, и здесь нет бюро находок для странных детей.
Взявшись за руки, мы начали пробираться сквозь толпу. Наша извивающаяся шеренга слегка приподнималась по центру, где, напоминая астронавта, шагающего по лунной поверхности, парила Оливия.
- Ты похудела? - спросила ее Бронвин. - Тебе нужны туфли потяжелее, птичка.
- Я становлюсь легче, если плотно не поем, - пояснила Оливия.
- Ты считаешь, что поела недостаточно плотно? Мы только что налопались от пуза!
- Только не я, - возразила Оливия. - У них не оказалось пирогов с мясом.
- Для беженки ты ужасно переборчива, - проворчал Енох. - Как бы то ни было, поскольку Гораций спустил все наши деньги, чтобы поесть, нам необходимо вначале украсть еду или найти имбрину, которая нам что-нибудь приготовит.
- Деньги у нас еще есть, - возразил Гораций, звеня монетами в кармане. - Хотя на пироги с мясом их не хватит. Но мы могли бы позволить себе картошку в мундирах.
- Если я съем еще одну картошку в мундире, я сама превращусь в картошку, - заныла Оливия.
- Милая, это невозможно, - заметила Бронвин.
- Почему? Мисс Сапсан может превращаться в птицу!
Мальчик, мимо которого мы в этот момент проходили, обернулся и изумленно уставился на нас. Бронвин возмущенно шикнула на Оливию. Правила строго запрещали упоминать о наших тайнах в присутствии нормальных людей, даже если то, о чем шла речь, звучало так фантастично, что в это никто не поверил бы.
Мы протолкались сквозь еще одну группу детей и оказались рядом с телефонной будкой. В нее могли поместиться только три человека, поэтому внутрь вошли Эмма, Миллард и Гораций, а все остальные столпились у двери. Эмма сняла трубку, а Гораций извлек из кармана последние несколько монет. Миллард принялся листать увесистую телефонную книгу, болтавшуюся на толстом шнуре.
- Вы шутите? - спросил я, заглядывая в будку. - В телефонном справочнике есть номера имбрин?
- Здесь указаны вымышленные адреса, - ответил Миллард. - Кроме того, соединения не будет, если не просвистеть правильный код. - Он вырвал листок и подал его Эмме. - Попробуй вот этот. Миллисент Дрозд.
Гораций опустил монету в щель автомата, и Эмма набрала номер. Затем Миллард взял трубку и, просвистев в нее птичью трель, снова передал Эмме. Несколько мгновений она прислушивалась, а затем нахмурилась.
- Просто идут гудки. Никто не снимает трубку.
- Ничего! - успокоил ее Миллард. - Тут еще много номеров. Сейчас я найду другой…
Толпа обтекала нас, но где-то впереди проход, видимо, был слишком узким, и люди были вынуждены остановиться. Платформа была уже забита народом. Со всех сторон нас окружали нормальные дети. Они болтали, кричали, толкались, а рядом с Оливией стояла и горько плакала девочка с косичками и распухшими от слез глазами. В одной руке она держала потертый картонный чемодан, а в другой одеяло. К ее блузке была приколота табличка, на которой крупными печатными буквами и цифрами было написано:
115–201
Лондон - Шеффилд
Оливия наблюдала за девочкой, пока ее собственные глаза не заблестели от слез. Наконец она не выдержала и спросила, что случилось. Девочка отвернулась, сделав вид, что не слышит.
Оливия намека не поняла и повторила свой вопрос.
- Ты плачешь, потому что тебя продали? - уточнила она, показывая на табличку на блузке девочки. - Это твоя цена?
Девочка попыталась убежать, но со всех сторон ее окружала стена из тел.
- Я бы тебя купила и освободила, - продолжала Оливия, - но боюсь, что мы потратили все свои деньги на билеты. У нас даже на пироги не хватает, не то что на рабыню. Мне очень жаль.
Девочка развернулась к Оливии.
- Никто меня не продает! - заявила она, топая ногой.
- Ты уверена?
- Да! - закричала девочка и в приступе отчаяния сорвала табличку с блузки. - Я просто не хочу уезжать и жить в какой-то дурацкой деревне, вот и все.
- Я тоже не хотела уезжать из дома, - ответила Оливия, - но нам пришлось это сделать, потому что в него попала бомба.
Лицо девочки смягчилось.
- В мой тоже. - Она поставила чемодан и протянула Оливии руку. - Прости, что я разозлилась. Меня зовут Джессика.
- А меня Оливия.
Две маленькие девочки пожали друг другу руки, как два джентльмена.
- Мне нравится твоя блузка, - сказала Оливия.
- Спасибо, - кивнула Джессика. - А мне нравится твоя… э-э… то, что у тебя на голове.
- Моя тиара! - Оливия подняла руку и коснулась украшения. - Но это не настоящее серебро.
- Все равно. Она красивая.
Я впервые видел, чтобы Оливия так широко улыбалась. Но тут раздался громкий свисток, и из громкоговорителя, перемежаясь треском, загремело:
- Всем детям садиться в поезда! - произнес чей-то голос. - Соблюдайте порядок!
Толпа снова пришла в движение. Некоторых детей сопровождали взрослые. Я услышал, как кто-то произнес:
- Не переживайте, вы скоро снова увидите своих мамочек и папочек!
Только сейчас я понял, почему здесь так много детей. Их эвакуировали. Из сотен детей, заполнивших сегодня утром этот вокзал, все, кроме меня и моих друзей, уезжали. Их увозили, спасая от бомбежек, и, судя по зимним пальто и раздутым чемоданам, вернуться им предстояло нескоро.
- Мне пора, - вздохнула Джессика.
Не успела Оливия попрощаться со своей новой подругой, как толпа уже увлекла ее к поезду. Вот так быстро Оливия нашла и потеряла единственную нормальную подругу, которая у нее когда-либо была.
Садясь в поезд, Джессика оглянулась. Ее угрюмое лицо, казалось, спрашивало: Что со мной будет?
Мы смотрели на нее, задаваясь тем же вопросом относительно себя.
* * *
Внутри будки хмурилась, глядя на трубку, Эмма.
- Никто не отвечает, - сообщила нам она. - Мы уже набрали все номера, но услышали только гудки.
- Остался последний, - уточнил Миллард, вручая ей очередную страницу. - Скрести пальцы.
Я смотрел, как Эмма набирает номер, и вдруг где-то позади поднялся шум. Обернувшись, я увидел, что нам машет зонтиком какой-то краснолицый гражданин.
- Что вы там ерундой занимаетесь? - кричал он. - Выйдите из будки и немедленно садитесь в поезд!
- Мы только что приехали, - сообщил ему Хью, - и пока никуда не собираемся!
- И куда вы подевали свои таблички? - брызгая слюной, продолжал кричать мужчина. - Немедленно предъявите их мне или, богом клянусь, я отправлю вас в гораздо менее приятное место, чем Уэльс.
- Немедленно отвали, - фыркнул Енох, - или мы отправим тебяпрямиком в ад!
Лицо мужчины так налилось кровью, что мне показалось, еще немного, и у него на шее лопнет сосуд. Было ясно, что он не привык к тому, чтобы дети разговаривали с ним в таком тоне.
- Я сказал, выйдите из телефонной будки! - взревел он и, вскинув над головой зонтик, как топор палача, резко ударил им по проводу, протянувшемуся между будкой и стеной.
С громким хлопком провод оборвался.
Гудки в трубке смолкли. Эмма подняла глаза на мужчину, с трудом сдерживая ярость.
- Если ему так уж нужна эта будка, - произнесла она, - давайте ему ее предоставим.
Все трое выбрались наружу, а Бронвин схватила мужчину за руки и завела их ему за спину.
- Прекрати! - взвизгнул он. - Отпусти меня!
- О, я тебя отпущу, - успокоила его Бронвин и, приподняв, сунула его в будку, после чего закрыла дверь снаружи зонтиком.
Мужчина вопил и колотил по стеклу кулаками. Он прыгал и метался, напоминая толстую муху, случайно угодившую в бутылку. Нам всем очень хотелось насладиться этим зрелищем, но мужчина привлекал к себе слишком много внимания, и к нам со всех сторон уже начинали сбегаться люди. Мы должны были как можно скорее покинуть вокзал.
Взявшись за руки, мы побежали к турникетам, расталкивая всех этих нормальных людей и оставляя их позади размахивать руками и что-то возмущенно кричать. Раздался пронзительный свисток паровоза, который эхом отозвался внутри чемодана Бронвин, где из стороны в сторону, как белье в барабане стиральной машины, швыряло мисс Сапсан. Оливия была слишком легкой, чтобы бежать, и потому просто крепко вцепилась в шею Бронвин, болтаясь у нее за спиной, как полуспущенный воздушный шарик на веревочке.
От турникетов нас отделяла группа взрослых, и, вместо того чтобы оббегать их вокруг, мы попытались пойти напролом.
Это не сработало.
Первой перехватила нас крупная женщина. Она сначала ударила Еноха по голове своей сумочкой, а затем вцепилась в его одежду. Когда Эмма попыталась оттащить ее от Еноха, двое мужчин схватили ее за руки и повалили на пол. Я бросился к ней на помощь, но тут третий мужчина схватил за руки меня.
- Сделайтеже что-нибудь! - закричала Бронвин.
Мы все понимали, что она имеет в виду, но не знали, кто из нас еще свободен и способен прийти на выручку. Тут мимо носа Еноха прожужжала пчела. Она вонзила жало в бедро женщины, которая сидела верхом на нашем товарище, и толстуха с визгом вскочила на ноги.
- Да! - закричал Енох. - Давай еще пчел!
- Они устали! - закричал в ответ Хью. - Они только что уснули после того, как спасли вас в прошлый раз!
Но он понимал, что выхода все равно нет. Руки Эммы скрутили у нее за спиной, а Бронвин отбивала чемодан и Оливию у целой троицы разгневанных кондукторов. Видя все это, Хью начал колотить себя по груди, как будто пытаясь протолкнуть застрявшую в пищеводе еду. Мгновение спустя он звучно рыгнул, и из его рта вылетело не менее десятка пчел. Сделав несколько кругов над нашими головами, они наконец сориентировались и начали жалить всех взрослых подряд.
Мужчины, державшие Эмму, выпустили ее и бросились наутек. Того, кто держал меня, пчела укусила прямо в кончик носа, и он, взревев, принялся размахивать руками, как одержимый демонами. Вскоре все взрослые бегали, прыгали и судорожно дергались, пытаясь спастись от крошечных жалящих врагов, - к восторгу всех детей, которые еще не успели сесть в поезд. Те хохотали, ликовали и вскидывали в воздух руки, подражая смехотворным ужимкам старших.
Воспользовавшись тем, что о нас все и думать забыли, мы пробежали через турникеты и выскочили в суетливый лондонский полдень.
* * *
Мы затерялись в хаосе улиц. Мне казалось, что нас погрузили в банку с какой-то жидкостью, в которой вперемешку плавали всевозможные частицы: джентльмены, дамы, рабочие, солдаты, уличная детвора и попрошайки - все целеустремленно спешили во всех направлениях одновременно. Воздух был заполнен неумолчным шумом крошечных фыркающих автомобильчиков, криками уличных торговцев, во весь голос расхваливающих свой товар, музыкой, исполняемой уличными музыкантами, и клаксонами автобусов, которые, содрогаясь всем телом, останавливались у края тротуара, чтобы вывалить на него новую толпу людей. Все это было заключено в каньон из величественных зданий, исчезающих вдали по обе стороны улицы и уже наполовину погрузившихся в тень. Полуденное солнце начало клониться к закату, и его неяркий свет еще больше приглушал дым лондонских труб, придававший светилу сходство с фонарем, проглядывающим сквозь туман.
От толчеи и шума у меня закружилась голова. Я прикрыл глаза и позволил Эмме тащить меня за собой по улице. Свободной рукой я нащупывал в кармане прохладный прямоугольник телефона. Каким-то необъяснимым образом прикосновение к его гладкому стеклу меня успокаивало. Мой телефон был бесполезной реликвией из будущего, и все же этот предмет продолжал излучать какую-то энергию, длинной тонкой нитью соединяя этот непонятный мир с тем, частью которого я некогда являлся. Всякий раз, когда я к нему прикасался, телефон сообщал мне: Ты здесь, и все это реально, тебе это не снится, и ты остаешься самим собой.Благодаря этому напоминанию все вокруг немного замедляло свое стремительное вращение.
Енох провел годы своего становления в Лондоне и утверждал, что до сих пор знает его улицы. Поэтому мы позволили ему нас вести. Мы старались выбирать боковые улочки и глухие переулки, отчего город поначалу выглядел как лабиринт серых стен и сточных канав. Его величие обрушивалось на нас лишь тогда, когда мы бегом пересекали широкие бульвары, поспешно ныряя в спасительные тени. Мы превратили это в игру, с хохотом гоняясь друг за другом по узким улочкам. Гораций сделал вид, что споткнулся о бордюр, ловко подпрыгнул и поклонился, как танцор, взмахнув цилиндром. Мы хохотали, как сумасшедшие. От осознания того, что нам удалось проделать такой путь и добраться до Лондона, переплыв море, миновав лес, прокравшись мимо кровожадных пустот и эскадронов смерти, высланных против нас тварями, - у всех шла кругом голова.
Нас отделяло от вокзала уже приличное расстояние, когда мы наконец остановились в каком-то переулке возле мусорных баков, чтобы перевести дух. Бронвин поставила чемодан на землю и извлекла из него мисс Сапсан, которая, покачиваясь, как пьяная, принялась вышагивать по булыжникам мостовой. Гораций и Миллард дружно расхохотались.
- Что смешного? - возмутилась Бронвин. - Разве мисс С. виновата, что у нее закружилась голова?
Гораций картинно взмахнул руками.
- Добро пожаловать в прекрасный Лондон, - пропел он. - Енох, он гораздо величественнее, чем ты нам рассказывал. О, как ты нам о нем рассказывал! Семьдесят пять лет подряд: Лондон, Лондон, Лондон! Лучший город на земле!
Миллард приподнял крышку бака.
- Лондон! Лучшего мусора вам не сыскать!
Гораций приподнял шляпу.
- Лондон! Тут даже крысы ходят в цилиндрах!
- О, в такиеподробности я точно не вдавался, - запротестовал Енох.
- Вдавался! - заявила Оливия. - Ты говорил: фи, в Лондонетак не делают. Или: в Лондоне еда намногоизысканнее!
- Но мы приехали сюда не на экскурсию, - принялся защищаться Енох. - Или вы предпочли бы прогуливаться по главным улицам, где нас могли бы засечь твари?
Гораций его как будто не слышал:
- Лондон, где каждый день праздник… для мусорщиков!
Он расхохотался, и его смех оказался таким заразительным, что скоро почти все, включая Еноха, смеялись, сложившись пополам.
- Пожалуй, я действительно его приукрашивал… чуть-чуть, - признал Енох.
- А я нисколечко не нахожу Лондон забавным, - вдруг нахмурилась Оливия. - Он грязный и вонючий, и в нем полно жестоких нехороших людей, которые заставляют детей плакать. Я его ненавижу! - Она сморщилась и добавила: - И я ужасно голодна, - что рассмешило нас еще больше.