- Я ничего не говорила о предназначении, - повторила она. - Я верю в то, что, когда речь идет о важных событиях, случайностям места нет и быть не может. Всему есть свои причины. И тому, что ты находишься здесь, тоже. Тыявился сюда не для того, чтобы потерпеть неудачу и погибнуть.
У меня больше не было сил и желания спорить.
- Ладно, - вздохнул я. - Я думаю, что ты ошибаешься, но очень надеюсь,что ты права.
Я испытывал стыд за те резкости, которые успел ей наговорить, но ведь мне было холодно и страшно, и потому я невольно начал защищаться. У меня бывали моменты слабости, когда уверенность в собственных силах сменялась страхом, и в настоящий момент соотношение страха и уверенности было явно не в пользу последней. Я бы оценил его как три к одному. В те моменты, когда меня охватывал ужас, мне казалось, что меня принуждают к тому, на что я не соглашался. Я не вызывался на передовую в той войне, истинных масштабов которой никто из нас еще осознать не успел. В слове "предназначение" мне чудилось принуждение, а ведь, если мне предстояло шагнуть в гущу битвы с легионом кошмарных созданий, я должен был сделать это по доброй воле.
Хотя в каком-то смысле я уже сделал этот выбор, согласившись отплыть с этими странными детьми навстречу неизведанному. И, если начистоту, неправдой было бы сказать, что я сделал это неохотно. На самом деле я чуть ли не с младенческого возраста мечтал о подобных приключениях. В раннем детстве я верил в предназначение, причем верил безоговорочно, всеми фибрами своей крохотной детской души. Слушая необыкновенные рассказы деда, я ощущал его подобно какому-то необычному зуду в груди. Когда-нибудь его место займу я.То, что сейчас казалось мне принуждением, тогда было обязательством. Обещанием, которое я давал самому себе. Я всерьез намеревался покинуть свой городишко и вести такую же исполненную невероятных приключений жизнь, какую вел мой дед. Я собирался последовать по стопам дедушки Портмана и подобно ему совершить что-то значительное. Он часто говорил мне: "Ты будешь великим человеком. Очень великим человеком". - "Как ты?" - спрашивал я его. "Лучше", - неизменно звучало в ответ.
Я верил ему тогда и хотел верить сейчас. Но чем больше я о нем узнавал, тем более длинную тень отбрасывал его образ. И тем сложнее мне становилось представить себе, что я когда-либо смогу с ним сравняться. Мне начинало казаться, что даже стремление к этому означает самое настоящее самоубийство. Когда я представлял себе попытки встать на тот путь, которым когда-то шел он, перед моим мысленным взором тут же возникал отец, мой бедный, доведенный до отчаяния отец. И прежде чем я успевал избавиться от мыслей о нем, мне приходил в голову вопрос - как великий человек может так ужасно поступить по отношению к тем, кто его любит.
Я начал дрожать.
- Ты замерз! - воскликнула Эмма. - Позволь, я закончу начатое.
Она взяла мою вторую руку и дыханием согрела ее по всей длине - это было нечто невообразимое. Затем Эмма обвила ею свою шею. Я поднял другую руку, соединив ее с первой, и она тоже обвила меня руками. Наши лбы соприкоснулись.
Эмма почти шепотом произнесла:
- Я надеюсь, что ты не жалеешь о своем выборе. Я так рада, что ты здесь, с нами. Я не знаю, что бы я делала, если бы ты ушел. Боюсь, что мне было бы очень плохо.
Я подумывал о том, чтобы вернуться. Какое-то мгновение я действительно пытался представить себе, как бы все было, если бы мне каким-то образом удалось вернуться домой.
Но у меня ничего не вышло. Я был не в силах этого представить.
- Я не смог бы уйти, - прошептал я.
- Когда мисс Сапсан снова превратится в человека, она сможет отправить тебя обратно. Если ты захочешь.
Я не имел в виду способы возвращения. Все, что я хотел сказать, это: Я не смог бы уйти от тебя.Но произнести эти слова было невозможно. Они отказывались срываться с моих губ. Поэтому я оставил их в себе и просто поцеловал ее.
На этот раз дыхание сбилось у Эммы. Ее ладони взлетели к моим щекам, но замерли на полдороге. От них волнами исходило тепло.
- Прикоснись ко мне, - попросил я.
- Я не хочу тебя обжечь, - отозвалась она.
Но внезапный вихрь искр в моей груди сказал: Мне все равно,и я взял ее пальцы и провел ими по своей щеке. Мы оба ахнули. Ее пальцы были горячими, но я не отстранился. Я боялся, что она больше не захочет ко мне прикасаться. А потом наши губы снова встретились, мы долго целовались, и ее необычайное тепло струилось по моему телу.
Мои глаза закрылись, и окружающий мир померк.
Если моему телу было холодно в ночном тумане, я этого не ощущал. Если море ревело в моих ушах, я его не слышал. Если камень, на котором я сидел, был острым и твердым, я этого не заметил. Все за пределами наших объятий утратило смысл.
Вдруг в темноте раздался грохот, но я также не обратил на него внимания, будучи не в силах оторваться от Эммы. Но звук повторился, к нему присоединился ужасающий скрежет металла, и по нам скользнул луч ослепительного света. И закрыться от него уже было невозможно.
Маяк, - подумал я. - Маяк падает в море.Но маяк был крошечной булавочной головкой света вдалеке, а вовсе не слепящей вспышкой, похожей на упавшее в воду солнце. Кроме того, луч маяка устремлялся лишь в одном направлении, а не блуждал из стороны в сторону, обшаривая берег.
Это был вовсе не маяк. Это был прожектор, неуклонно приближающийся к берегу со стороны моря.
Это был прожектор подлодки.
* * *
Последовало мгновение парализующего ужаса, разъединившего мысли с телом. Мои глаза и уши засекли приближение субмарины: металлическое чудовище поднималось на поверхность моря, вода с шумом лилась с его боков, а из открытых люков на верхнюю палубу выскакивали люди. Они что-то кричали и обрушивали на нас снопы света. А затем импульс к действию наконец достиг моих ног, и мы соскользнули с камней, скатившись вниз, и бросились бежать, как будто за нами гнались все чудовища ада.
Прожектор светил нам в спину, и наши дергающиеся тени рассекали пляж жутковатыми десятифутовыми монстрами. Пули засвистели в воздухе и изрешетили песок.
Из громкоговорителей загремел голос:
- ОСТАНОВИТЕСЬ! НЕ БЕГИТЕ!
Мы ворвались в пещеру с криками:
- Они нас догнали, они здесь, вставайте, вставайте!
Но дети слышали шум и были уже на ногах. Все, кроме Бронвин, которая так устала в море, что крепко уснула, прислонившись к стене пещеры, и разбудить ее никак не удавалось. Мы трясли ее и кричали ей в лицо, но она только стонала и отмахивалась от нас неуклюжими взмахами рук. В конце концов нам пришлось обхватить ее за талию и поставить на ноги. Мне почудилось, что мы пытаемся поднять гору кирпичей, но как только стопы Бронвин уперлись в землю, ее воспаленные веки распахнулись, и она встала на ноги сама.
Мы сгребли свои вещи, радуясь тому, что их так мало. Эмма подхватила на руки мисс Сапсан. Все выбежали наружу и ринулись к дюнам. На бегу я слышал плеск воды и видел черные силуэты людей, преодолевающих последние футы до берега. В высоко поднятых над головой руках они держали автоматы.
Миновав редкую рощицу раскачивающихся на ветру деревьев, мы оказались в непроходимом лесу. Нас окутал непроглядный мрак. Луну, которую уже и без того начинали заслонять облака, окончательно скрыли стволы деревьев, и ее бледное зарево было не в состоянии пробиться сквозь сплетение ветвей. У нас не было времени привыкать к этой темноте или выбирать дорогу. У нас вообще ни на что не было времени, и нам оставалось только бежать, задыхаясь и вытянув руки, спотыкаясь и с трудом уворачиваясь от внезапно вырастающих на нашем пути стволов.
Спустя несколько минут мы остановились и, тяжело дыша, прислушались. Откуда-то сзади до нас по-прежнему доносились голоса. Только теперь к ним добавились и другие звуки. Лай собак.
Мы снова бросились бежать.
Глава третья
Мне показалось, что мы бежали по черному лесу несколько часов. Я не видел ни луны, ни звезд, которые помогли бы нам определить ход времени. Крики людей и лай собак окружали нас, угрожая непонятно откуда - со всех сторон. Чтобы сбить собак со следа, мы вошли в ледяной ручей и шли по нему, пока наши ноги не занемели от холода. Когда мы выскочили на берег, нам показалось, что мы бредем на обрубках ног, и каждый шаг причинял мучительную колющую боль.
Наши силы были на исходе. Кто-то застонал в темноте. Оливия и Клэр не успевали за остальными, и Бронвин подхватила их на руки. Но после этого начала отставать уже она. Наконец, когда Гораций споткнулся о торчащий из-под земли корень и растянулся на земле, моля о передышке, мы все остановились.
- Эй ты, ленивый придурок, хватит валяться! - зашипел на него Енох.
Но сам он тоже задыхался и был вынужден прислониться к стволу, чтобы восстановить дыхание. Сил на то, чтобы ссориться с Горацием, у него явно не осталось.
Впрочем, сил на дальнейшее бегство не осталось ни у кого. Мы дошли до предела и нуждались в отдыхе.
- Смысла бегать кругами в этой темноте все равно нет, - прошептала Эмма. - Мы вполне можем прибежать туда, откуда выбежали.
- Когда рассветет, нам будет легче найти дорогу в этом лесу, - поддержал ее Миллард.
- При условии, что мы доживем до рассвета, - буркнул Енох.
Уже некоторое время накрапывал небольшой дождик. Фиона соорудила для нас укрытие, убедив окружающие деревья соединить над нами нижние ветви. Она поглаживала их кору и что-то нашептывала стволам, пока ветви не переплелись, образовав непроницаемый покров на высоте, достаточной для того, чтобы сидеть под ним. Мы заползли в этот шалаш и легли на землю, прислушиваясь к шороху дождя и отдаленному лаю собак. Где-то в лесу на нас продолжали охотиться вооруженные люди.
Я не сомневался в том, что, оставшись наедине со своими мыслями, каждый из нас задавался вопросом: что случится с нами, если нас поймают.
Клэр начала плакать. Вначале ее всхлипывания были совсем тихими, но постепенно становились все громче, пока оба ее рта не взревели во весь голос.
- Возьми себя в руки! - шикнул на нее Енох. - Они тебя услышат, и тогда причины плакать появятся у всех нас!
Бронвин подползла к ней и сгребла малышку в медвежьи объятия.
- Прошу тебя, Клэр! Подумай о чем-нибудь хорошем!
- Я пы-пытаюсь! - причитала Клэр.
- Пытайся лучше!
Клэр крепко зажмурилась, сделала глубокий вдох и сдерживала дыхание, пока не стала похожей на раздувшийся воздушный шар, готовый лопнуть. Выдохнув, она зашлась в приступе рыданий вперемешку с кашлем, который оказался еще громче недавнего плача.
Енох зажал ладонями ее рты.
- Ш-ш-ш-ш-ш! - зашипел он.
- Пра-пра-простите! - икала и всхлипывала Клэр. - Мо-может, если бы мне рассказали сказку… одну из наших "И-историй"…
- Только не это! - запротестовал Миллард. - Я начинаю жалеть, что мы не потеряли эти чертовы книги в море вместе со всем остальным!
Но тут вмешалась мисс Сапсан - насколько она могла это сделать - запрыгнув на сундук Бронвин и постучав по нему клювом. В чемодане, вместе с нашими скудными пожитками, лежали "Истории".
- Я поддерживаю мисс С., - заявил Енох. - Думаю, стоит попробовать. Я готов на все, лишь бы прекратить этот рев!
- Ну хорошо, малышка, - согласилась Бронвин. - Но только одну сказку. И ты должна пообещать, что перестанешь плакать!
- Я о-о-обещаю! - шмыгнула носом Клэр.
Бронвин открыла чемодан и извлекла из него раскисший том "Историй о странном и неизведанном". Эмма подобралась поближе и зажгла крохотный язычок пламени на кончике пальца. Мисс Сапсан, которой, видимо, не терпелось утихомирить Клэр, клювом раскрыла книгу на будто бы первой попавшейся главе. Бронвин начала негромко читать:
- "Много странных лет тому назад в дремучем древнем лесу жили-были животные. Их было очень много, и среди них, как и в любом другом лесу, были кролики, олени и лисы. Но также были среди них и довольно редкие звери, такие как свирепые ходулелапые медведи, двухголовые рыси и говорящие эму-рафы. Эти странные животные были излюбленной мишенью для охотников, которые обожали отстреливать их, развешивать на стенах их шкуры и хвастаться ими перед своими друзьями-охотниками. Но еще больше им нравилось продавать их содержателям зоопарков, которые запирали зверей в клетки и за деньги позволяли глазеть на них всем желающим. Вам может показаться, что гораздо лучше быть запертым в клетке, чем застреленным и повешенным на стену, но странные создания не могут быть счастливы в неволе. Очень скоро они падают духом и начинают завидовать тем из своих друзей, кто угодил на стену".
- Это грустная история, - зароптала Клэр. - Читай другую.
- Мне она нравится, - заявил Енох. - Хочу еще послушать об убитых животных на стенах.
Не обращая на них внимания, Бронвин продолжала читать:
- "Тогда, как и в незапамятные времена, по земле все еще бродили великаны, хотя их численность сократилась, а размеры неуклонно уменьшались. И так уж вышло, что один из этих великанов жил неподалеку от нашего леса. Он был очень добрым и воспитанным и питался только растениями. Его звали Кутберт. Однажды Кутберт пошел в лес за ягодами и увидел охотника, преследующего эму-рафа. По доброте душевной Кутберт поднял эму-рафа за загривок и, выпрямившись во весь рост и даже привстав на цыпочки, что делал крайне редко, потому что от этого у него хрустели все его старые кости, поставил нашего эму-рафа на вершину горы, где тому больше не угрожала опасность. Этого ему показалось недостаточно, и он растер охотника между пальцами ног.
Слава о доброте Кутберта разнеслась по лесу, и скоро к нему повадились ходить странные животные, осаждавшие его просьбами поднять их на вершину горы подальше от опасности. И Кутберт отвечал им:
- Я спасу вас, мои маленькие братья и сестры. Все, о чем я прошу взамен, это чтобы вы разговаривали со мной и дружили со мной. В мире осталось очень мало великанов, и я часто чувствую себя одиноко.
- Конечно, Кутберт, мы так и сделаем, - отвечали ему странные звери.
Итак, Кутберт каждый день спасал все новых и новых странных зверей, поднимая их на вершину горы, пока там не образовался целый странный зверинец. Животные были счастливы, потому что наконец-то могли жить в мире и покое. Кутберт тоже был счастлив, потому что мог, привстав на цыпочки и опершись подбородком о вершину горы, беседовать со своими новыми друзьями сколько ему вздумается. Но однажды утром к великану явилась ведьма. Кутберт купался в озере в тени горы, когда она заявила:
- Прости, но я должна превратить тебя в камень.
- Зачем тебе это понадобилось? - спросил великан. - Я очень добрый. Я великан-помощник.
И она ему ответила:
- Меня наняла семья раздавленного тобой охотника.
- А-а, - отозвался Кутберт, - а я о нем и забыл.
- Мне очень жаль, - повторила ведьма, взмахнула березовой веткой, и добрый великан начал превращаться в камень.
Кутберт стал очень тяжелым. Таким тяжелым, что стал погружаться в озеро. Он погружался и погружался, пока вода не достигла его подбородка. Его друзья-животные видели все, что происходит. Они пришли в ужас, но решили, что ничем не могут ему помочь.
- Я знаю, что вы не можете меня спасти, - закричал Кутберт своим друзьям, - но вы могли бы прийти и поговорить со мной! Я застрял тут внизу, и мне очень одиноко!
- Но если мы спустимся, охотники нас перестреляют! - крикнули в ответ они.
Кутберт понимал, что они правы, но все равно продолжал умолять их спуститься.
- Поговорите со мной! - кричал он. - Прошу вас, придите и поговорите со мной!
Но они так и не пришли. И он все еще плакал, когда его горло окаменело, как и все остальное тело". Конец истории.
Бронвин закрыла книгу.
Клэр испуганно посмотрела на нее.
- И это все?
Енох засмеялся.
- Это все, - ответила Бронвин.
- Это ужаснаяистория, - заявила Клэр. - Расскажи мне другую!
- Какая есть, - ответила Эмма. - А сейчас пора спать.
Клэр надулась, но плакать перестала, так что цель была достигнута.
- Вряд ли завтра нам будет легче, чем сегодня, - заметил Миллард. - Нам необходимо набраться сил.
Мы нащипали пучков пружинистого мха вместо подушек. Прежде чем позволить нам сунуть их себе под головы, Эмма высушила их ладонями. Одеял у нас не было, и, чтобы согреться, мы прижались друг к другу. Бронвин обняла малышек, Фиона переплелась с Хью, из открытого рта которого все время вылетали пчелы, даже ночью охранявшие своего спящего хозяина. Гораций и Енох отвернулись в разные стороны, едва соприкасаясь спинами, - дрожа от холода, они так и не сумели превозмочь гордость, не позволявшую им прижаться друг к другу теснее. Я лежал на спине, а Эмма легла на бок, устроив голову у меня на груди. Она была так близко, что я мог поцеловать ее лоб в любую секунду. И я обязательно сделал бы это, если бы не убийственная усталость. Эмма была горячей, как электрическое одеяло, и я стремительно провалился в сон, исполненный приятных незапоминающихся сновидений.
Я никогда не запоминаю хорошие сны, зато плохие долго не могу выбросить из головы.
Однако с учетом всех обстоятельств, чудом было уже то, что мне вообще удалось уснуть. Мы были вынуждены спасаться бегством, спать на земле в лесу, где нам со всех сторон грозила смерть, и тем не менее в объятиях Эммы я смог обрести покой.
Наш сон охраняла мисс Сапсан, и ее черные глаза поблескивали в темноте. Травмированная и крохотная, она все равно оставалась нашим опекуном.
Сильно похолодало, и Клэр начала дрожать и кашлять. Бронвин растолкала Эмму и прошептала:
- Мисс Блум, вы нужны этой малышке. Боюсь, что она заболела.
Эмма шепотом извинилась передо мной и, выскользнув из моих объятий, поспешила на помощь Клэр. Я ощутил укол ревности, и мне тут же стало стыдно за то, что я ревную к заболевшему другу. Я лежал в одиночестве, борясь с неоправданным чувством брошенности и глядя куда-то в кромешную тьму. Еще никогда в жизни я не испытывал такой усталости, но уснуть мне больше не удавалось. Вокруг меня ворочались и постанывали дети. Им снились кошмары, но настоящий кошмар ожидал нас по пробуждении. Постепенно мрак начал отступать, как будто кто-то слой за слоем снимал с окружающего мира черную краску, и совершенно незаметно небо окрасилось в нежно-голубой цвет.