- Вы умный человек. Не думаю, что вы верите в то, что органическая еда и автомобили с гибридным двигателем способны решить проблему. Или, может быть, решение в том, чтобы покупать экологически чистые продукты? Что вообще это такое? Почему маркетологи вдруг заговорили на языке советских времен? Это все равно что разглагольствовать об освобождении через коммунизм. Вы понимаете меня, Тапани? Мы жили в условиях диктатуры. А разве не следует сопротивляться диктаторам?
Теперь Таркиайнен стоял возле самого последнего пути. Я смотрел на него и молча слушал. Земля вдруг задрожала, и я оглянулся. От вокзала отходил очередной поезд. Он должен был приблизиться к нам примерно через минуту.
- Мы - в свободном падении, Тапани. Все, что мы можем делать, - это следовать тому, что подскажет сердце. Постараться защитить хорошее, даже если сознаем, что уже поздно.
Звуки приближавшегося поезда сотрясали воздух. Я слышал удары металла по металлу, это колеса вагонов с грохотом катились по рельсам.
- Я на стороне добра, Тапани. Были времена, когда я мечтал спасти весь мир, и никак не меньше. Теперь, когда мир спасти невозможно, мне остается только сделать все, чтобы добро продолжало жить, как живут зло и эгоизм. Может быть, справедливость и не восторжествует, но она не исчезнет совсем.
Поезд издал длинный низкий предупреждающий сигнал. Я поднял пистолет. Поезд почти настиг нас. Сделав пару шагов назад, я посмотрел на Таркиайнена. Он стоял прямо перед поездом посреди пути, освещенный прожектором локомотива. Низкий гул гудка отражался от окружающих скал. Потом поезд промчался в двух метрах от меня, и Таркиайнен исчез. Я опустил пистолет.
Когда поезд прогрохотал мимо и стало тихо, я с беспокойством посмотрел на пути. Мой взгляд был прикован к тому месту, где я только что видел Таркиайнена. Я был готов увидеть… Что? Куски человеческого тела, белеющие кости и разбросанные повсюду внутренние органы?
Но я видел перед собой только грубую гальку насыпи, шпалы и сиявшие в ночи рельсы. Подняв глаза чуть выше, я заметил высокий забор, а дальше - еще более высокую каменную стену, блестевшую от дождя. Я огляделся. Был виден лишь удалявшийся хвост поезда, который вскоре тоже исчез. Все, что осталось, - это только рельсы, уходившие куда-то в бесконечность.
Я посмотрел в другую сторону и увидел все те же рельсы, раскинувшиеся подобно гигантской паутине, и ярко светившийся вокзал на горизонте. И никаких следов Паси Таркиайнена.
Несколько раз я повернулся вокруг себя. Но не увидел ничего нового - только холодный дождь перед глазами. Холод снова сжал мое тело в стальных объятиях. Я сунул пистолет в карман куртки и побрел обратно к станции.
Кто-то спрыгнул с платформы на рельсы и быстро шагал, почти бежал в мою сторону, спотыкаясь через каждые три-четыре шага. Я узнал эту решительную походку любителя прогуляться пешком. Мне были знакомы и несколько криво сидевшая серо-голубая куртка, и мешковатые черные джинсы. Что-то странное было только в руках, которые человек держал вдоль тела, не пытаясь балансировать ими при ходьбе. Еще до того, как мне стали видны волосы и лицо, я уже понял, кто это. Волосы были грязными и спутанными, а лицо бледным и мокрым. Когда человек приблизился ко мне, я смог разглядеть кровоточившую царапину на правой щеке, темное пятно на подбородке, сухие и потрескавшиеся губы. Теперь мне было видно, что пояс человека затянут пластиковой лентой, а в его глазах я разглядел признаки смертельной усталости и одновременно упрямой решимости и силы.
Йоханна наткнулась на меня. Я поцеловал ее волосы и прижал голову к груди. Йоханна тыкалась мне в грудь, в лицо, руки. По глазам жены я понял, что ее накачали наркотиками, ей трудно было говорить. Слова вырывались наружу, короткие и резкие, и я почти не понимал их. Но это было не важно. Я обнимал ее и шептал в ухо нежные слова. Наверное, я тысячу раз сказал, как люблю ее.
Затем я обернулся и увидел Яатинена. Он сидел на багажной тележке, на которой его везли к другому краю платформы. Сидя на ней под дождем, он был похож на капитана корабля, несущего вахту. Инспектор тянул ко мне руки, и я знал, что он спрашивает про Таркиайнена. Я покачал головой.
Его руки тут же опустились, и он стал просто смотреть на нас с Йоханной. На лице было выражение то ли непонимания, то ли разочарования. Меня это не волновало. Я закрыл глаза и сосредоточился на лучшем, что мог чувствовать в своих руках.
Я повел Йоханну обратно к зданию вокзала. Ее шаг был неуверенным, но мы шли в верном направлении.
Утро Страстной пятницы
Любой скрип в доме, постукивание птичьих лапок по жести подоконника или шум ветра в кронах сосен, склонившихся к окну нашей спальни, заставляли Йоханну вздрагивать. Но она тут же засыпала снова.
Это было яркое весеннее утро в конце апреля. Солнце встало рано и заливало все вокруг ровным и мощным светом.
Я старался не прикасаться к Йоханне. Малейшее прикосновение могло ее разбудить. Одеяло намоталось вокруг моей жены, как бандаж. Щека глубоко утонула в подушке, и мне было слышно, как спокойно и ровно посапывает Йоханна во сне.
Я бесшумно выбрался из кровати, закрыл за собой дверь в спальню и прошел на кухню. Сварив кофе, я встал у окна. Залив Ванханкаупунки манил ярко-голубой поверхностью, по которой бежала чуть заметная рябь от дуновения ветра. Повсюду на деревьях были заметны многочисленные признаки прихода весны с ее переходом от бледных почек к настоящей глубокой зелени.
О прошлом Рождестве мне уже почти ничего не напоминало. Йоханна, конечно, давно уже восстановилась физически. Хотя у нее все еще бывают иногда ночные кошмары, бессонница, боязнь некоторых мест и некоторого времени суток, в чем она, впрочем, не любит признаваться даже самой себе.
Я налил себе кофе, сел за компьютер, открыл почту и стал читать новости. Почему-то они больше меня не расстраивают, несмотря на то что с каждым днем жизнь вокруг становится все хуже. Когда вчера я разговаривал об этом с Яатиненом, он заметил, что причина состоит в том, что теперь я смотрю на жизнь так же, как и он, реалистично, без бессмысленных надежд, не оглядываясь назад. Наверное, он имеет в виду, что теперь я каждый день проживаю новую жизнь. Что ж, я не возражаю.
Инспектор приходил к нам совсем не для того, чтобы поинтересоваться моим отношением к жизни. Яатинен объявил, что расследование закончено: было установлено, что Вэнтинен убил десятки людей, что Громов был с ним в сговоре и что он шантажировал Ласси Утелу.
Я попытался объяснить Яатинену, что все это мне уже известно, но, судя по всему, он просто не слышал, что я говорю. Поэтому я решил, что будет лучше, если он повторит все еще раз. Помимо всего прочего, мы еще раз поговорили о тех минутах, проведенных мной на железнодорожных путях, но не сказали друг другу ничего нового. Когда он уходил, на лице сыщика было такое же разочарованное выражение, как и в то Рождество.
Я не понимал, зачем Яатинен снова прокручивал все это в уме. И вдруг мой взгляд упал на неожиданно появившийся на экране значок о том, что мне пришло новое сообщение, которое я без долгих раздумий раскрыл.
Сам заголовок говорил о многом: "Борьба за добро продолжается".
Я прочитал сообщение. Оно было написано грамотно, ясно аргументировано и совершенно лишило меня присутствия духа.
Встав, я прошел в кабинет, достал тот самый рюкзак, который отправил в дальний угол кладовки после того Рождества. Внутри я нашел то, что искал.
Открывая дверь спальни, я вспомнил те безумные мысли, что одолевали меня, когда исчезла Йоханна. Я вспоминал, как размышлял: что хуже, полная уверенность, что худшее уже произошло, или страх, усиливающийся с каждой минутой. Внезапная мгновенная катастрофа или медленное, трещина за трещиной, разрушение.
Наверное, теперь я мог быть доволен тем, что знал ответ.
Веки Йоханны дрогнули под безжалостными весенними солнечными лучами, которые просочились сквозь шторы и вскоре заполнили всю комнату.
Когда я лег рядом, Йоханна не проснулась, только еще глубже зарылась головой в подушку.
Я не смог устоять от искушения потрогать ее пальцы. Когда я легонько коснулся их, жена сначала вздрогнула и попыталась отдернуть руку, но вскоре мне было позволено сплести мои пальцы с ее. Когда я прикоснулся к Йоханне, внутри меня что-то произошло. Что-то в моем сердце дрогнуло, подтвердив, что я все задумал правильно.
Действительно, все правильно. Я - часть ее, а она - часть меня. И мы счастливы, как только могут быть счастливы двое в этом мире. Что бы ни случилось, я буду любить Йоханну.
Я терпеливо ждал, когда она проснется. И тогда я расскажу ей, почему в моей руке пистолет.