– Я умею готовить, – сказал Романо. – Я научился у матери. Типичная тосканская кухня. Cucina casa lingua . Здесь я работаю в итальянском ресторане. Кухня не очень хорошая, очень простая, чуть-чуть немецкая, но немцы думают, что она итальянская. Но это все равно. Здесь больше денег, чем в Италии.
Герберт кивнул. Пекарь, который готовит пиццу… Это было совсем не то, о чем он мечтал для своей дочери.
– Есть две вещи, которые мы хотим вам сказать… – начала Сара.
Эльза завизжала еще сильнее и невыносимее.
– Идем, – сказал Герберт, встал и протянул Эльзе руку. – Пойдем немножко посчитаем.
Эльза просияла, схватилась за его руку, спрыгнула с дивана и с восторгом последовала за дедушкой. Герберт уселся за письменный стол в противоположном углу гостиной.
– Сегодня мы выучим числа до пятидесяти, – сказал он.
– Я их уже знаю. – Эльза сделала рукой типично итальянское движение, как будто бросая что-то через левое плечо.
– Хорошо, тогда до сотни.
– Больше всего мне нравится умножать и делить, – заявила Эльза.
Герберт улыбнулся, прижал девочку к себе и спросил:
– А что идет после сорока семи?
Эльза принялась мурлыкать следующие цифры. Похоже, она была довольна абсолютно всем.
– Хорошо бы папа послушал то, что мы хотим сказать, – заметила Сара. Ее нервировало то, что их кофейное застолье разваливалось на глазах.
– Я все слышу, – отозвался Герберт из другого угла комнаты. – Не волнуйся.
Сара глубоко вздохнула, посмотрела на Романо и взяла его за руку.
– У Романо и меня… У нас будет ребенок.
Это сообщение ни у кого не вызвало восторга. Повисла продолжительная пауза. Потом Регина сказала:
– Да, быстро получилось.
– Отлично, – сказал Герберт в своем углу, – а сколько будет тридцать три разделить на три?
У Сары моментально испортилось настроение.
– Раз вы так сильно обрадовались, сразу же скажу вторую новость: мы все вместе уезжаем в Италию. И уже скоро. Возможно, через несколько недель. Если получится, то даже в этом месяце.
Это возымело действие. Несколько долгих секунд все молчали.
– А чем вы собираетесь жить? Воздухом и любовью?
– Романо хочет открыть там тратторию.
Сара даже немного возгордилась, произнося эти слова, хотя сама еще толком не знала, как все это будет выглядеть.
– А что будет с твоей учебой? – У Герберта даже стекла очков запотели.
– Я брошу учебу. Я хочу помогать Романо в траттории.
Герберт судорожно хватал ртом воздух. Ситуация становилась чем дальше, тем веселее.
У Регины был такой вид, будто она молится, чтобы погода стала лучше.
– А для чего мы платили за твою учебу? Для того чтобы ты все бросила незадолго до окончания и осталась с пустыми руками? Ты что, с ума сошла?
– Наверное, – ответила Сара сухо.
– А дети? Как ты себе это представляешь?
– Наш ребенок родится в Италии, а Эльза, я думаю, там быстро сориентируется. Она такая умненькая, что мигом выучит язык.
Регина всхлипнула, вскочила и принялась искать носовой платок. Герберт ударил ладонью по письменному столу.
– За всю свою жизнь не слышал большей глупости! – рявкнул он.
– Дедушка! Считать! – кричала Эльза.
– Дети! В Италии! О боже мой! – охала мать.
Но Сара даже не хотела знать, что творится в голове у Регины.
– Мама, мы же переселяемся не в Тимбукту. Италия – цивилизованная страна. У Романо там родители, друзья и знакомые. Дети будут расти в чудесной семье, на природе, среди виноградников и оливковых садов, в теплом и здоровом климате…
– А у тебя здесь родители, друзья и знакомые. И ты отбираешь у нас внуков, – по-деловому подвел итог Герберт.
– Вы всегда можете приехать к нам в гости.
– На край света! Туда же просто так не приедешь. – Шок прошел, и Регина вступила в борьбу.
– Где это сказано, что нужно жить с детьми рядом с дедушкой и бабушкой?
– А что будет с нами, когда мы состаримся? А если нам понадобится помощь? У папы не совсем в порядке с сердцем.
У Регины закончились аргументы. Она замолчала и только качала головой. Романо сидел, скрестив руки и выпрямившись, и не знал, что сказать. "Это ужасно, – думал он, – они всегда будут ненавидеть меня".
Герберт написал для Эльзы несколько сложных арифметических задач и вернулся к столу.
– Я считаю, – сказал он, – это решение абсолютно необдуманным. Не могу поверить, что моя дочь будет счастлива в маленьком итальянском городке, в глуши. И еще меньше я могу себе представить, что мои внуки будут расти там в такой же безопасности, в таком же комфорте и культурном окружении, как здесь, в Германии.
Сара почувствовала, что ей становится плохо.
А Герберт продолжал:
– Конечно, я не хочу лезть в ваши дела, господин Симони…
– Симонетти, – осторожно поправил его Романо.
– Хорошо, допустим. Как уже было сказано, я не хочу лезть в ваши дела, но ни моя дочь, ни моя жена, ни я не знаем вашу семью. И конечно, у меня в этом отношении свои предрассудки. Для моей дочери, и в принципе для нас, это все равно что прыжок в ледяную воду.
– Мои родители любят детей. Сара и Эльза – желанные гости. Даже очень. – У Романо был очень грустный вид.
– Я в этом не сомневаюсь. Тем не менее здесь, у нас, совершенно другая система опеки над детьми, чем в Южной Европе. Насколько я знаю, дети там предоставлены самим себе намного больше. Здесь круглые сутки заботятся об их физическом и душевном здоровье. Там они должны заботиться о себе сами. Шансы на образование даже и близко нельзя сравнить с теми, что в Германии. И тем более в глубинке. Пятьдесят процентов итальянцев – неграмотные. В селах процветают браки между близкими родственниками, душевнобольные бегают там на свободе…
– Папа! – возмутилась Сара. – Ну что ты говоришь?
– Я беспокоюсь о своей дочери и о внуках, а ты собираешься переселиться в эту страну, так что слушай. В Италии правит мафия. Воровство там совершенно обыденное дело, а дети спят на улицах, как бродячие собаки. Что я должен думать обо всем этом?
У Регины перехватило дыхание, а Сара от злости прикусила нижнюю губу.
– Дети будут еле-еле говорить по-итальянски и не выучат хорошо немецкий язык, пусть даже их отец говорит на ломаном немецком. Это асоциально. Это начало конца. Из них ничего не получится. Это преступление по отношению к маленьким, ни в чем не повинным людям.
Сара вскочила и выбежала из комнаты. Она закрылась в ванной и умылась ледяной водой. Она видела в зеркале свое бледное лицо со впавшими щеками и думала о том, что самое лучшее – это уехать отсюда, подальше от деда-расиста и от бабушки, которая путает любовь с кормлением.
Когда она вернулась в комнату, Регина спросила:
– Тебе что, плохо?
– Немного, – сказала Сара и улыбнулась. – Но на первых месяцах беременности в этом нет ничего необычного.
Первым прошла злость у Герберта. Он носил Эльзу на руках и шептал ей в ухо задачки. Эльза в ответ шептала ему решения и хихикала каждый раз, когда ответ был верным. А считала она всегда правильно.
– Я бы посоветовал вам просто провести в Италии отпуск. Сара должна сначала познакомиться со страной, с людьми, с семьей, с домом, не знаю… Ей нужно познакомиться со всем, и тогда она сможет решить, действительно ли хочет там жить. Меня выводит из себя то, что вы принимаете такое важное решение сломя голову.
– Мы так решили, папа, и я хочу, чтобы все это произошло быстро.
– Тогда вам действительно ничем не поможешь.
Он с раздраженным видом посадил Эльзу на диван, и она тут же принялась рыдать. Романо встал и взял ее на руки. Она отбивалась, но успокоилась, как только он заговорил с ней по-итальянски.
– Ты моя милая, – шептал он, – mia cara .
– Mia сага, – повторила Эльза.
– У вас хоть денег достаточно? – спросила Регина.
– Вот в этом-то и проблема, – ответила Сара. – Мы хотели попросить у вас немного взаймы. Для начала. Когда траттория начнет работать, мы все вернем.
– Нет, – отрезал Герберт, – об этом не может быть и речи! Я не швыряю деньги на ветер. Достаточно уже того, что я без толку финансировал твою учебу.
– Пожалуйста, папа… – упрашивала Сара.
– Нет!
Сара встала.
– Пойдем, Романо. Пока, папа, до свидания, мама. Может, еще созвонимся, до того как мы уедем.
Они сели в машину. Регина стояла одна возле калитки сада и махала им рукой. Герберт не пожелал им счастья, не сказал даже "пока". Он остался в доме.
Когда машина повернула за ближайший угол и исчезла, Регина заплакала.
Тоскана, октябрь 2005 года – через сень дней после смерти Сары
25
Со дня смерти синьоры Симонетти прошла уже неделя, и комиссар Донато Нери все это время практически не спал. А потому был нервным и раздражительным.
Он сидел в кухне и читал утреннюю газету. Его жена Габриэлла взбивала молоко для капуччино. Джанни зашел в кухню и направился к холодильнику.
– Buon giomo, tesoro , – сказала Габриэлла своему шестнадцатилетнему сыну, но ответа не получила.
Джанни взял апельсиновый сок, жадно выпил несколько глотков прямо из пакета и только собрался уйти, как Нери опустил газету.
– Ты к обеду вернешься?
Джанни только хрюкнул, а это могло означать все, что угодно.
– Ты что, с нами больше не разговариваешь?
– Чао, – только и сказал Джанни, почесал под мышками и исчез.
– Я уже не помню, когда он в последний раз произнес целую фразу, – пробурчал Нери. – И приветственные слова, и слова на прощание, похоже, выходят из моды.
– Это возрастное. Оставь его в покое. – Габриэлла взяла капуччино и села за стол. – Как дела с расследованием смерти Сары Симонетти?
– Так себе.
– Звучит малообещающе.
Нери снова развернул газету.
– Пожалуйста, Габриэлла, не начинай все снова.
– Я же имею право спросить. Ты мне ничего не рассказываешь.
– Я делаю свою работу, а такое дело требует времени. Я должен изучить окружение синьоры, а люди не очень-то разговорчивы.
– Может, тебе просто нужно быть чуть полюбезнее. Ты так смотришь, что я бы тебе тоже ничего не рассказала.
Нери нервно скомкал газету и ударил ею по столу.
– Почему бы тебе не делать мою работу? Возможно, ты уже давно арестовала бы убийцу. Ты же все знаешь лучше всех!
– Вполне может быть, – въедливо ответила Габриэлла, прекрасно понимая, что снова на пустом месте, как почти ежедневно, разожгла ссору, которая, похоже, будет отравлять атмосферу в доме до завтрашнего утра. Но она ничего не могла изменить. Нери просто провоцировал ее своей пассивностью.
– Арест в любом случае произвел бы на твое начальство не самое плохое впечатление.
Пять лет назад Нери потерял должность ведущего комиссара в Риме. Расследуя исчезновение маленькой девочки, он делал запросы в центральный компьютер полиции только под ключевыми словами "детоубийцы", "маньяки", "педофилы", "насильники детей", но не использовал слова "похитители" и "эксгибиционисты". Иначе он обнаружил бы, что на улице, где жила исчезнувшая девочки, всего тремя домами дальше жил ранее судимый подсобный рабочий, который был известен как эксгибиционист. Несколько лет назад он похитил двенадцатилетнюю девочку и потребовал от ее родителей выкуп. При передаче денег он был арестован, отсидел четыре года в тюрьме и освободился условно.
По делу об исчезнувшей девочке по заявлению соседки произвели обыск в его квартире и в ящике под диваном обнаружили ее труп. Нери был поставлен перед выбором: увольнение или перевод в Монтеварки.
В маленьком городке между Сиеной и Монтеварки происходили главным образом взломы, угоны автомобилей, воровство в магазинах или драки. Изредка случались самоубийства, семейные скандалы с применением насилия или несчастные случаи на охоте со смертельным исходом.
Хотя загонщики при облаве были одеты в ярко-оранжевые светоотражающие жилеты, периодически случалось так, что один принимал другого за дикого кабана и стрелял наугад. После Нери производил расследование – чаще всего безуспешно, – было это умышленное убийство или нет.
Правда, около года назад огромное волнение вызвало дело детоубийцы из Германии, который не только у себя на родине, но и в этой местности убивал мальчиков, пока в конце концов не был арестован вблизи Амбры. Нери только слышал об этом случае, поскольку ввиду срочности и неординарности на высшем уровне было принято решение передать его непосредственно маресчиалло Альбано Лоренцо из Ареццо.
Габриэлла не могла простить ему перевод в Монтеварки. Она любила жизнь в Риме. Это был ее родной город, и она ощущала себя гордой римлянкой, а не сельской простушкой. Жизнь в провинциальном тосканском городке наскучила ей до смерти, и она лелеяла надежду, что Нери благодаря какой-то чрезвычайной заслуге получит возможность вернуться в Рим.
Убийство Сары Симонетти было шансом для Нери. Единственным и, возможно, последним шансом.
– Что ты собираешься делать сегодня? – примирительным тоном спросил Нери. Он не хотел целый день думать об утренней ссоре.
– Я с наслаждением проведу время в культурном центре этого города – на рынке. Это будет до умопомрачения волнительно, и я просто жду не дождусь, когда наконец смогу пойти купить к ужину кусок porchetta , a потом пофланировать вдоль прилавков рынка, дабы насладиться зрелищем дешевых пуловеров, пестрых одеял и розовых лифчиков, которые уже полгода ждут своего покупателя. А потом приготовлю что-нибудь расчудесное и стану ждать тебя и Джанни. И буду снова и снова разогревать еду в микроволновке, если вы опоздаете. Но я не хотела бы поменяться местом ни с одной женщиной в мире, потому что ни у кого из них нет такой волнующей жизни, как у меня.
Все обычно начиналось с въедливого сарказма, но потом она распалялась все больше и больше, а время от времени даже становилась агрессивной. Нери знал эти игры. Посему в такой ситуации вообще не имело смысла что-либо говорить.
Он молча вымыл руки, избегая смотреть на жену, которая, скрестив руки на груди, стояла перед окном.
– Ciao, bella , – сказал он негромко и вышел из кухни.
Еще в коридоре полицейского управления Нери услышал ужасную икоту своего ассистента Томмасо Гротти, которая появлялась у него при любом душевном волнении: когда он радовался, стеснялся, волновался, не знал, что делать, когда врал, когда пытался скрыть что-то… Из-за этой своей особенности Томмасо был все равно что открытая книга.
– Что случилось? – спросил Нери вместо приветствия.
– Только что поступили результаты вскрытия, – ответил Томмасо, прерывая эту довольно простую фразу двукратным иканием.
– Наконец! – сказал Нери. – Давай, я слушаю.
– Итак, во-первых, – сказал Томмасо, – горло синьоры Симонетти было перерезано длинным ножом с гладким лезвием. Возможно, большим кухонным ножом, которым пользуются в магазинах, в ресторанах и в частных домах.
– Боже мой, Томмасо, мы это знали еще неделю назад!
– Да, но сейчас это подтвердило вскрытие, – обиженно икнул Томмасо.
– Но все это вряд ли нам поможет. Пока что мы не нашли орудие убийства! – рявкнул Нери.
– А сейчас самое неожиданное, синьор Нери.
Интервалы между икотой стали короче.
– Ладно, не мучай.
– Звонила синьора Симонетти. Она утверждает, что нашла нож в траттории за посудомоечной машиной, и говорит, что он туда, наверное, упал. Коллега Марони поехал туда, привез нож, и в отделе криминалистики его сразу же обследовали.
– Что? Разве они работают и по ночам?
– Когда срочно нужно, то да.
– Черт возьми! – сказал Нери с уважением. – Ну и?…
– Это совершенно новый нож. Не хватает только наклейки с ценой. – Томмасо улыбнулся и на какой-то момент забыл про икоту. – Во всяком случае, его еще ни разу не точили. Довольно необычно для кухни ресторана. Возможно, им даже не пользовались.
Нери тяжело опустился на стул.
– Что, эта Тереза совсем с ума сошла? Она просто пошла и купила новый нож. К чему весь этот идиотизм?
– Не представляю. Но она, без сомнения, умом не блещет.
– Она хочет помочь сыну, но на самом деле втягивает его в эту истории все больше и больше. В принципе, теперь нам нужен только мотив.
– И доказательства. Это было бы неплохо.
– Да, – пробурчал Нери. – Есть что-то еще?
Томмасо заглянул в отчет.
– Разрез на шее проходит слева направо, от левого уха к правому. Убийца мог стоять как слева, так и справа от жертвы. Но возможно также, что жертва стояла или сидела на кровати. Тогда он мог подойти к ней как спереди, так и сзади, то есть мог быть как правшой, так и левшой.
– Фантастика! Значит, возможно все, что угодно.
– Да. Возможно все, – подтвердил Томмасо.
– Тогда это нам тоже не поможет.
– Жертва не сопротивлялась, – продолжал Томмасо. – Не было обнаружено никаких следов борьбы. Под ногтями ничего. Да и вообще нигде ничего.
– Следовательно, Сара знала преступника. И это снова говорит о том, что это был Романо. – Нери рисовал на листе бумаги кошачьи головы со слишком длинными усами. – Теорию относительно бедного сумасшедшего, который блуждал по лесам, случайно наткнулся на этот дом и синьору и которому внезапно пришла в голову идея перерезать ей горло, мы можем забыть.
– Кроме того, – продолжал Томмасо, – были обнаружены следы спермы. В последние двенадцать часов перед смертью у нее был половой акт.
– Дай-ка я угадаю… С Романо?
– Точно, – ухмыльнулся Томмасо.
– Ага! – сказал Нери. – Ну, во-первых, в этом нет ничего необычного. Но интересно знать, был ли у нее любовник.
Томмасо встал и включил кофеварку.