– Мы много разговаривали. Ежедневно. Собственно говоря, постоянно.
– О чем?
– Обо всем. – Энцо впервые за все время улыбнулся. – О жизни и о любви, о заботах, о маленьких радостях… Она рассказывала мне обо всем, что ее волновало.
И в тот момент, когда он это произнес, в его голове мелькнула мысль, что такая откровенность, возможно, была ошибкой.
Нери тут же ухватился за его слова.
– Значит, вы можете нам помочь. Скажите, у синьоры Симонетти был любовник?
От страха Энцо перестал дышать.
– Вы можете дать мне еще воды?
Томмасо взял пустой стакан и вышел.
– Спросите мою жену, – пробормотал Энцо. – Она знает лучше, чем я.
– Она ответила отрицательно. Она сказала, что у Сары не было любовника.
– Значит, так оно и есть.
– Синьор, я занимаюсь этим уже двадцать шесть лет. Я немного разбираюсь в людях и понял, что она лжет. Что знаете вы? Мы не хотим лишних разговоров, не хотим никого стереть в порошок, мы просто хотим знать правду и раскрыть убийство. Такт и деликатность в данной ситуации неуместны.
Нери встал и подошел к окну.
Энцо воспользовался небольшой паузой, чтобы подумать. Рано или поздно, но они все равно докопаются до правды. Если сейчас он скажет "нет", а потом полицейские узнают, что он, как и Тереза, соврал, то снова придут, чтобы спросить его, почему он это сделал. И кого теперь защищать? Этот вопрос он сейчас задавал себе.
Даже если он будет молчать, Саре это уже не поможет и только осложнит расследование. Может быть, ее убийство связано с любовником. В глубине души Энцо был убежден в этом. Неужели он должен покрывать убийцу, который забрал у него самое дорогое? Он не видел причин для этого. Он скажет то, что знает, а выводы пусть делает полиция. Сара была мертва. Он уже не мог предать ее. Он мог только помочь найти убийцу, которого возненавидел с тех пор, как узнал, что случилось.
Томмасо вернулся со стаканом воды.
– Ну? – спросил Нери. – Вы можете ответить на мой вопрос?
– Да. – Энцо запрокинул голову и посмотрел в потолок. – Антонио Грациани из Сиены. У него писчебумажный магазин на улице Виа ди Читта. Антонио был ее любовником. Уже приблизительно полтора года. Антонио на тринадцать лет моложе Сары, и она была полностью в его власти. Но семью она не хотела бросать. Она не хотела отказываться от Романо, она хотела, чтобы у нее был и тот и другой.
– А они знали друг о друге?
Энцо кивнул:
– Оба знали. Больше я ничего не могу вам сказать.
– А Романо? – Нери нагнулся и заглянул Энцо в глаза. – Как он это переносил?
– Больше я ничего не могу вам сказать, – повторил Энцо и закрыл глаза.
28
Донато Нери очень редко ездил в Сиену. Все необходимое он предпочитал покупать в Монтеварки, в Сан Джованни или в Террануова Браччиолини. Это была не красивая местность, а промышленный район, тем не менее там можно было найти все, что понадобится. Хотя довольно утомительно выискивать нужные вещи в разных магазинах.
Для повседневных закупок существовал хороший супермаркет в Монтеварки и намного больший из той же сети – в Ареццо. Нери этого вполне хватало. Он не любил ходить за покупками, считал это время потерянным и каждый раз, возвращаясь домой, был в состоянии стресса.
Таким образом, жизнь Нери проходила между Монтеварки и Ареццо. Поездка в Сиену каждый раз была для него путешествием в другой мир. Соответственно, Нери плохо ориентировался там. От Томмасо, который во время поездки был даже не в состоянии посмотреть на карту, чтобы его при этом не стошнило, толку было мало.
Нери проехал первые городские ворота, и ему понадобилось еще добрых полчаса, чтобы сориентироваться в путанице маленьких переулков, зачастую внезапно заканчивающихся лестницей, найти улицу Виа ди Читта и маленький магазин канцелярских принадлежностей.
Нери припарковал машину прямо перед дверью, и они с Томмасо вошли.
Мужчине за прилавком было примерно лет тридцать. Он был высоким, очень худым, но мускулистым. Его темные волосы, разделенные пробором, были строго и очень прилично уложены с помощью геля. Костюм цвета антрацита сидел на нем великолепно, галстук благородного бежево-зеленоватого тона был сдержанным и со вкусом подобранным. Внимание сразу привлекали его светло-голубые глаза, являющие собой резкий контраст с темными волосами и коричневатым загаром. Голубые, как вода, светлые глаза, какие редко встречаются в Италии.
Поначалу Нери собирался незаметно осмотреть магазин и его хозяина, а заодно купить авторучку с чернилами или красивую шариковую ручку для Габриэллы, которая любила такие вещи, а в следующем месяце у нее как раз был день рождения, но потом изменил свой план и направился к мужчине за прилавком.
– Извините, – начал он осторожно. – Это вы Антонио Грациани, владелец магазина?
Глубокая складка разрезала лоб Антонио пополам.
– Да, – ответил он подчеркнуто спокойно. – Это я. Позволите узнать, кто вы?
– Естественно. – Нери с наигранной рассеянностью начал искать свой бумажник. – Извините, что не представился. Я комиссар Донато Нери из Монтеварки. Это мой коллега Томмасо Гротти. У вас найдется место, где мы могли бы поговорить без помех?
– Можно здесь, – сказал Антонио, закрыл входную дверь и повесил на окно табличку "Ritorno subito" .
– Va bene. – Нери улыбнулся. – Я вас не задержу.
Нери и Антонио уселись на плетеные стулья, стоявшие за высоким прилавком.
– Синьор Грациани, как вы узнали, что синьора Симонетти убита?
– Мне позвонил один друг из Бадия а Риотти. Сразу после того, как ее нашли.
– Какой друг?
– Массимилиано Бинди. Архитектор.
– Вы были на похоронах синьоры?
Антонио кивнул.
– Вы на кладбище говорили с Романо Симонетти или с кем-то из семьи? Может быть, с матерью Романо, Терезой?
– Нет, ни с кем. Я не думаю, что кому-то хотелось, чтобы я с ними заговорил.
– У вас была любовная связь с Сарой Симонетти?
– Да.
– Тереза Симонетти знала об этом?
– Да.
"С ума сойти, – подумал Нери. – Эта женщина врет, как только открывает рот".
– Когда вы видели синьору в последний раз?
– Той ночью, когда ее убили.
Нери онемел. Он ожидал чего угодно, но только не этого ответа. Антонио же сидел совершенно спокойно, небрежно закинув ногу на ногу и сложив руки на коленях. Нери смотрел в его ясные голубые глаза и пытался найти в них хотя бы след неуверенности или страха, но там ничего этого не было. Ему даже показалось, что на губах Антонио промелькнула улыбка.
Томмасо стоял в стороне и внимательно их слушал, пытаясь подавить начинающуюся икоту.
– Расскажите, что произошло в ту ночь.
– Я приехал около двадцати трех часов к Саре. Она открыла бутылку красного вина, но сама пила только воду. Когда я спросил почему, она сказала, что чувствует себя не очень хорошо. Потом мы пошли наверх, в спальню. Около часа мы заснули, а в половине второго проснулись, потому что зазвонил телефон. Это был Романо. Он часто звонил, чтобы проконтролировать ее. Но в тот вечер она была неразговорчивой и быстро отшила его. Может быть, потому что еще толком нe проснулась. Возможно, из-за этого у него и зародилось подозрение.
– Что значит "подозрение"? Вы сказали, что Романо знал о вашей связи?
– Да, это так. Но она обещала ему, что будет встречаться со мной как можно реже и предупреждать о каждой такой встрече. Чего она, конечно, не делала. Мы встречались чаще, чем думал Романо.
– Почему она пообещала это?
– Потому что Романо угрожал ей. – Антонио улыбнулся, и это показалось Нери совершенно неуместным. – Он инсценировал нервные приступы, хотел бросить ее или заявлял, что что-нибудь сделает с собой и с детьми. Каждый раз это было в высшей мере драматично. Наконец она не выдержала и дала ему это обещание, чтобы успокоить.
– Хорошо. И что той ночью было дальше?
– В четверть третьего Романо позвонил еще раз. Похоже, он был абсолютно пьян. Он ругался, плакал и орал в телефон, что она его обманула, он чувствует, что она не одна, что он приедет и заберет ее домой. Но сначала он хотел поджечь дом.
Томмасо делал пометки в блокноте. Нери спрашивал дальше.
– Как она на это отреагировала?
– Спокойно. Как я уже говорил, она привыкла к угрозам. Но мне это надоело. Мне надоел весь этот театр, я оделся и ушел. У меня не было ни малейшего желания встречаться с Романо, и я хотел поспать хотя бы пару часов.
– Когда вы покинули дом?
– В половине третьего.
– А когда вы были у себя?
– Где-то в четверть четвертого. Может быть, в половине четвертого.
– Это кто-нибудь может подтвердить?
Антонио пожал плечами.
– Нет, я живу один. Может быть, моя кошка, но вам это вряд ли поможет.
– Как же вы правы!
Утонченная манера поведения Антонио и его высокомерие начинали действовать Нери на нервы. "Он скользкий как угорь, – подумал Нери, – и холодный как рыба. И вообще это не тот мужчина, который нужен зрелой, страстной женщине, какой была Сара Симонетти".
– Большое спасибо, – сказал Нери и встал.
Томмасо тоже поднялся и захлопнул свой блокнот.
– Для начала хватит, – заявил Нери. – Но в ближайшие дни у меня будут к вам еще вопросы.
– Никаких проблем.
Антонио подошел к двери, чтобы открыть ее.
– Вы можете завтра в десять приехать в полицейское управление в Монтеварки? Нам нужен образец вашей ДНК.
– Разумеется, – Антонио улыбнулся, показав свои безупречные зубы. – Arividerci, comissario, buona sera .
Нери сухо попрощался и вместе с Томмасо вышел.
– Что это за тип? – садясь в машину и запуская двигатель, спросил он больше себя, чем ассистента.
Томмасо ухмыльнулся:
– Артист. Вся его жизнь – сплошная эффектная инсценировка. А за аплодисменты он продаст даже родную бабушку.
– В этом что-то есть, – ответил Нери, медленно и осторожно ведя машину мимо многочисленных прохожих на Виа ди Читта. – Действительно, в этом что-то есть.
– И вот что еще, шеф…
– Да?
– Почему он свидетельствует против себя? Я этого не понимаю. Получается, он был последним, кто видел синьору незадолго до ее смерти. И никто не может подтвердить, что он в половине третьего уехал домой. Если бы он сам не сказал, мы, скорее всего, никогда бы этого не узнали.
– Наверное, у него есть на то причина, потому что дураком он мне не показался. Возможно, он рассказал нам все это лишь потому, что хочет свидетельствовать против Романо. Может быть и такое. – Нери сделал важное лицо.
– В любом случае он был у синьоры той ночью. Иначе бы не знал о звонке Романо.
– Правильно.
Нери благодарно кивнул, наконец-то выехал к городским воротам и облегченно вздохнул. Потом посмотрел на Томмасо:
– Ты подозреваешь Антонио?
– Нет. Вовсе нет. – Томмасо громко высморкался. – У него нет ни малейшего мотива, чтобы убивать свою любовницу. К тому же, если нож из траттории является орудием убийства, для него было бы проблематично раздобыть его.
– Да, я тоже так считаю.
– Но почему Романо, – спросил Томмасо, приоткрывая окно, – если это был действительно он, просто не вымыл нож и не поставил его на место?
Нери даже вспотел. Вот об этом он как раз и не подумал. Все складывалось как нельзя лучше: у Романо был побудительный мотив и никакого намека на алиби, сперма была его, а не какого-то другого человека, да и орудие преступления, похоже, было из его дома. Правда, оно до сегодняшнего дня так и не было найдено.
Он уже заранее радовался, что отпразднует с Габриэллой разгадку этого дела, и тут Томмасо некстати задал такой идиотский вопрос.
29
Романо, заспанный и небритый, стоял в кухне и готовил для Эди мюсли, что было делом сложным. Эди любил овсяные хлопья, но не любил отрубей. Он любил орехи, но не миндаль. Он с удовольствием ел яблоки, но не ел бананы. Он любил все, что было похоже на апельсины, но ненавидел лимоны. Запеченные сливы он считал отвратительными и без всякого предупреждения выплевывал их на стол, зато изюм был его страстью. Он мог поглощать его в огромных количествах. Так что с Эди все обстояло не так-то просто, и его темные глаза, окруженные призрачными веками без ресниц, очень внимательно следили за тем, что Романо накладывал в тарелку. Но, как обычно, он молчал, и только по мимике можно было понять, доволен он или нет.
На Романо был серо-черно-синий полосатый купальный халат, который Сара подарила ему десять лет назад. У нее была собственная философия в отношении купальных халатов.
– Одноцветные халаты скучны, – заявила она. – Хуже всего белые: я тут же вижу санатории и восьмидесятилетних стариков и старух, которые с открытыми язвами на ногах лезут в термальные ванны. Купальные халаты с цветами, орнаментом, в клеточку или с какими-нибудь другими узорами годятся для обезьян, для гомосексуалистов, для много о себе мнящих аристократов, которые делают из этого культ и целый день ходят в халате. А вот полосатые купальные халаты ужасно сексуальны. Но они не должны быть слишком пестрыми. Этот то, что надо.
Романо сразу же позволил убедить себя и носил этот халат каждый день. Он чувствовал себя в нем как дома, а когда халат стирали и он два дня висел на веревке, Романо казался себе беззащитным. За годы рукава поистрепались, на спине появилась пара дырочек, кое-где повытягивались нитки. Романо уже несколько лет пытался подобрать ему в магазине достойную замену, но не находил ничего похожего, такого же красивого. Теперь, когда Сара была мертва, он еще больше любил свой халат и вспоминал, что всегда надевал его, когда она выходила из душа. Она прижималась к нему и обнимала его. Он распахивал халат так, чтобы полы прикрывали ей спину, а места в халате хватало на двоих…
Донато Нери не позвонил в дверь. Просто внезапно появился в кухне, где Эди, чавкая, поглощал мюсли.
– Сожалею, – сказал Нери, – но вы арестованы, господин Симонетти. До тех пор, пока однозначно не будут выяснены некоторые нестыковки. А пока вынужден просить вас следовать за мной.
Романо сразу понял, что это надолго.
– Я могу хотя бы одеться и умыться? – спросил он.
Нери кивнул.
– Да. И соберите самое необходимое. Предметы личной гигиены, которые вам могут понадобиться. Но, пожалуйста, поторопитесь.
Романо встал.
– Я могу взять с собой купальный халат? – Он, словно защищаясь, положил руку на грудь и сильнее запахнул халат.
– Нет. – Нери с выражением сожаления поджал губы. – Извините, но одежду вам выдадут в тюрьме.
"Это кошмарный сон, – думал Романо, одеваясь в спальне так поспешно, словно боялся опоздать на самолет. – Кошмар, который никак не закончится. Все нагромождается больше и больше, я попадаю из одной катастрофы в другую, падаю в пропасть и нет возможности уцепиться за что-нибудь, чтобы замедлить падение".
Когда он вернулся в кухню с небольшой сумкой в руке, Эди уже закончил есть и ковырялся в зубах. Нери, заложив руки за спину и раскачиваясь взад-вперед, стоял возле стола и смотрел на него.
– Вверх и вниз – всегда бодрись, – сказал Эди и расплылся в широкой ухмылке.
– Я буду бороться за тебя, – со слезами в голосе сказала Тереза, стоя в дверях. – Я вытащу тебя оттуда, обещаю. Если ты думаешь, что я не переверну небо и землю, то плохо знаешь свою мать! – добавила она совсем уже некстати и погладила его по голове, как ребенка. – И я, конечно, позабочусь об Эльзе и Эди. Ты можешь положиться на меня.
Романо кивнул:
– Спасибо, мама.
Он подошел к Эди, обнял его и поцеловал в безволосую розовую голову.
– Я должен ненадолго уехать, – прошептал он. – Не волнуйся, я скоро вернусь, и тогда мы пойдем на рыбалку.
Эди кивнул.
– Не забывай, что я люблю тебя, – быстро сказал Романо и отвернулся, потому что чувствовал, что вот-вот потеряет самообладание.
– Не ау – только чао, – сказал Эди.
Нери надел на Романо наручники, что тот воспринял как чудовищное унижение. Он знал, что в Монтефиере не только Энцо наблюдал за этой сценой из окна.
До того как Романо сел в машину карабинеров, он увидел Эди, стоящего у окна. Он изо всех сил махал ему рукой, которая болталась так, словно в ней не было костей.
Часть вторая
La colpa – Вина
Тоскана, 22 сентября 1988 года – за семнадцать лет до смерти Сары
30
Острая боль пронзила ее так внезапно, что у Сары подкосились ноги. Она оперлась на кухонный стол, глубоко дыша и ожидая, пока пройдет схватка. Потом спокойно домыла посуду, пошла в спальню и упаковала сумку. Из суеверного страха, что ребенок может родиться раньше времени, она не стала заранее укладывать вещи, которые могли ей понадобиться. Но сейчас оставалось всего лишь три дня до назначенного срока родов, и Сара была рада, что на этот раз ей удалось справиться с беременностью без проблем и осложнений.
Она чуть-чуть подкрасилась и пошла вниз, чтобы предупредить Терезу и передать Эльзу под ее опеку.
Романо работал за домом вместе с Энцо. Пескоструйной машиной они очищали старые mattoni от остатков краски и цемента.
– Пора, – сказала она Романо. – Поедем в Монтеварки, в больницу.
Романо побледнел и уронил на землю все, что держал в руках. Энцо по-дружески похлопал его по плечу.
– Ничего, справитесь. Каждый день рождаются тысячи здоровых детей, почему бы вашему не быть одним из них? У вас родится чудесный ребенок, я в этом абсолютно уверен.
Энцо обнял Романо и Сару на прощание и проводил их до машины. Тереза, перебирая четки, стояла перед домом. Саре показалось, что она молится быстрее, чем обычно. Но, возможно, ей это только показалось, потому что Тереза дрожала всем телом и у нее были слезы на глазах, когда они уезжали.
– Мать очень растрогалась, – сказал Романо, когда они ехали вниз по извилистой дороге. – Этого я никак не ожидал. Когда родится ребенок, то да, но сейчас…
Сара воздержалась от комментариев. Она, в отличие от Романо, опасалась, что предубеждение Терезы станет сильнее, когда все внимание семьи будет приковано к ребенку и Тереза отодвинется на задний план еще дальше.
Между Бучине и Леване им пришлось ехать за седельным тягачом, и у них не было никаких шансов обогнать его. Сара больше не разговаривала. Она закрыла глаза и глубоко дышала, чтобы выдержать схватки, которые следовали все чаще. Романо бросило в пот.
– Accidenti! Madonna mia! Vai! – кричал он и бил рукой по рулю. – Что за stronzo! Maledetto! Я сейчас с ума сойду! Как ты, Сара?
– Все хорошо. Не волнуйся.